Никто

      Назавтра Елена Александровна действительно приходит в консерваторию. У музыканта нет выходных! Виолетта встречает её у входа. Выглядит она как вчера и позавчера, как неделей ранее и как в день их знакомства; так же, как на всех фотографиях, где её можно увидеть; на ней всегда одинаковая одежда, а волосы она всегда собирает так, чтобы лицо было полностью открыто перед миром, учениками и музыкой, и чтобы не выбивалась ни одна прядь. Тонкими руками она держит толстую пачку нот.       В голове она держит больше. Кажется, наизусть она помнит всё, что только может войти в программу всех её пяти курсов.       — Доброе утро, — дежурно приветствует она Виолетту.       Она дежурно приветствует всех, кого сегодня не видела. Её губы при этом почти не двигаются. Толпа, забившая с утра коридоры, расступается перед ней, потому что не может не расступиться.       Перед Виолеттой не расступается никто. Виолетта — часть этого разнородного, дикого, не способного даже не толкаться в коридоре оркестра. Елена Александровна быстро и уверенно идёт вперёд. Её силуэт в извечной классической юбке чуть ниже колен элегантен и гармоничен, как прижатая к её груди музыка. Рыжая макушка не достаёт и до плеч многим студентам, тем не менее, кроме роста, их разделяет непостижимая гора мастерства, куда удалось вскарабкаться только Елене Александровне. Все, кто ниже, то есть вообще все, должны постараться, чтобы обойти гору, с которой взирает на них Елена Александровна Гассион.       Им с Виолеттой по пути. Виолетта спешит в библиотеку. Светлая блуза Елены Александровны подчёркивает чистоту её намерений, а также узкие плечи и прямую спину. Разумеется, Виолетта идёт не за ней, но одновременно с ней — с её скоростью, как будто могла бы хоть в чём-то на неё походить.       Она так увлекается этим образом, что чуть не врезается в студента с огромной балалайкой-контрабасом, который и не подумал отойти в сторону.       — Извините, — бормочет она, обращаясь скорее к Елене Александровне.       Та её, конечно, не слышит. На втором этаже Елена Александровна задерживается, чтобы расставить по местам парочку, решившую в коридоре поцеловаться — прямо у всех на виду! Господа, вы забыли, где вы находитесь!.. Студент со студенткой быстро отрываются друг от друга. Им смешно. Какая пошлость!.. От возмущения Елена Александровна повышает голос. Устраивают здесь бордель!.. Девушка (кажется, Виолетта видела её на концерте с треугольником), покраснев, ретируется на лестницу. Её друг остаётся. С глупой улыбкой он клянётся, что больше не будет. Никогда в жизни, нигде.       — Если не прекратите, я больше на вашего… родственника не посмотрю! Поставлю вопрос об отчислении.       От ледяного тона Елены Александровны даже Виолетте, случайной свидетельнице, делается не по себе. Искоса наблюдая, она делает вид, будто ей позарез нужно найти что-то в сумке. Пока она разыгрывает этот никому не интересный спектакль, Елена Александровна уходит. Студент, у которого, судя по всему, в противовес дурному воспитанию есть уважаемый родственник, хохочет с друзьями. Они кривляются, передразнивая Елену Александровну и предполагая её сексуальную неудовлетворённость.       Виолетта бросает на них презрительный взгляд и, повесив сумку, в которой ничего не нашла, на плечо, отправляется в библиотеку.

***

      Урок затягивается, но пролетает, как всегда, незаметно. На этот раз Виолетта болеет своей обычной рассеянностью. Елену Александровну это не удивляет и не злит. У её студентов разные интеллектуальные возможности. За роялем Виолетта показывает, что отлично позанималась дома.       Солнце стучит в окно и отвергается плотной зелёной шторой. Такая же штора отделяет Виолетту от гордого титула пианистки, но сквозь ткань уже что-то просвечивает. Не помешает заменить её на более плотную. Елена Александровна садится рядом, на край банкетки, чтобы потыкать карандашом в текст. Она здесь хозяйка; она — а не тот, кто этот текст создал или кто издал на бумаге; она говорит, что это плохая редакция, в самом деле какая-то несуразная, и добавляет, что лучше ничего не нашла. Ни в библиотеке, ни в интернете. Может, Виолетта бы лучше неё справилась? Виолетта опять теряется.       Почти как вчера. От Елены Александровны пахнет духами, и Виолетта находит этот запах приятным.       Она находит этот запах приятным вслух.       — Вкус у вас есть, — усмехается Елена Александровна.       Теперь Виолетта окончательно сбита с толку. Лишнего себе в этом классе она не позволяла до сего дня. Класс, как и всё здание консерватории, нужен только для дела. Время всегда ограничено. Каждый раз нужно много успеть. Да и можно ли это — вести праздные беседы с Е. А. Гассион! Пожалуй, к беседам она располагает здесь меньше всех; однако Виолетта упоминает духи, и это будто бы делается допустимым.       Занятие подошло к концу. Елена Александровна складывает ноты в ровную стопку и вручает, как приз за успех, Виолетте. Потом она закрывает рояль.       — У вас дома кошка? Или собака? Ваше платье, на нём… шерсть.              Елена Александровна произносит это так неожиданно и так же не к месту, как Виолетта высказалась минуту назад про духи. К тёмному рукаву платья в самом деле прилипло несколько светлых шерстинок кота Амадея. Когда Елена Александровна отворачивается, чтобы засунуть в сумку ноутбук, прежде стоявший на столе, она быстро стряхивает их на пол.       — Кошка. Если точнее — двое котов. Они настолько пушистые, что и шерсть везде… А у вас есть кошка, Елена Александровна?       — У меня? Нет, у меня на них аллергия. Когда мой муж притащил одну с улицы, я думала, что умру от анафилактического шока.       — Он что же, не знал?       — Знал, только не подумал. Как это обычно у всех бывает? Идёмте, Виолетта, — она вешает сумку с ноутбуком на плечо, — я закрою кабинет.       Но стоит ей повернуть в замке ключ, как что-то идёт не так.       Сумка со стуком падает. Компьютер, похоже, в ней тяжёлый. Елена Александровна замирает у не до конца запертой двери и кривится от боли.       — Вы чего? — пугается Виолетта.       — Спину прихватило.       — Помочь?       — Вы не врач, чем вы поможете?       Где-то на втором этаже есть медпункт, но вместо того, чтобы позвать специалиста или музыканта, выдающего себя за него, Виолетта поднимает сумку и говорит, что поможет донести — если, конечно, идти Елена Александровна в состоянии.       Сломанное не всегда восстанавливается, не всегда начинает работать вновь.       — Если вы никуда не опаздываете, Виолетта.       Елена Александровна идти может, но медленно и неловко. Только что она свалилась со своего постамента и показала студентке болезнь, а значит — несовершенство; она упала так, что теперь двигается с трудом. Она — не памятник, которому место на постаменте, но хрупкая фарфоровая статуэтка. Виолетта приходит к выводу, что фарфоровой статуэтке не подходит грубый каменный постамент. Теперь она на земле, какая досада! Может быть, именно поэтому Виолетта несёт две тяжёлые сумки. Елена Александровна извиняется за отнятое у Виолетты время. Она выглядит растерянной.       Она впервые выглядит растерянной.