Я люблю вас, Юлия Олеговна!

Утром просыпаюсь рано, сначала не понимаю, где я. Потом в голову резко стреляет мысль о том, что я в фонде. Часы показывают семь утра, слышу приглушенные голоса в холле. Эти фразы разрывает какой-то громкий крик младенца. Лиза. Быстро натягиваю шмотки, и высовываюсь из комнаты. Лиза смотрит на меня каким-то приглушенным взглядом. — А, ты куда с ним? — это первый вопрос, который я смогла сформулировать. — Тут одна знает, что с ним делать, — она машинально стучится в какую-то дверь. — Посиди с ним. — Лиза, семь утра? Ты охуела? Я вчера чуть не сдохла от этой ебанной ломки, иди нахуй, сама с ним сиди, — слышится голос какой-то слишком взрослый голос. Лиза тяжело вздыхает, молча возвращается в свою комнату и кладет там ребенка. — Пусть сама успокаивается, не знаю, когда-то ведь он замолчит, или я сделаю так, чтобы замолчал, — усмехается и спускается на завтрак, я охреневающим взглядом смотрю на неё, черт. Быстро шагом иду в её комнату. Только сейчас понимаю, что в первые вижу его так близко. Такой маленький, светлые волосы, голубые глаза, безумно похожий на Лизу. Осторожно беру его на руки, кричать он продолжает, но теперь смотрит на меня, осторожно касаюсь его щеки, и улыбаюсь ему. — Эй, ну ты чего, раскричался-то? Совсем никого не жалеешь, ну подумай о маме, — он неожиданно замолкает, осторожно кладу его в кроватку. — Все, и не кричи больше, — очень тихо выхожу, нужна Оля, кажется в центре бывает не каждый день, пару дней в центре, когда съемок нет, все остальные дни там. На завтраки уже сидят множество девочек. В очереди быстро получаю свой завтрак. Сажусь за самый дальний столик, краем уха слышу разговоры, но все они одинаковы никто не говорит о чем-то хорошим, лишь о прошлом и том треше, что все пережили параллельно делясь какими-то советами, которой каждой в своё время хоть как-то минимально помогли. — Не, смотри, знаешь, как клиента проверять? Короче, никогда не садись к тачку прям к пиздец богатым, знаешь на самой крутой тачке в самом классном костюме, не надо, у него больше всего своих тараканов. Это пиздец, к ним не надо. — Да я вообще чуть по этапу не пошла, понимаешь, отчим сначала меня изнасиловал, а потом я увидела, как он хочет тоже самое с младшей сестрой сделать, я прям в этот момент застала его из школы пришла и там он, почти, я сковородку схватила и бить начала. Спасибо, Оле, что здесь, иначе, тюрьма. Ваще не жалею, что забила эту суку плешивую. — С мефедрона пиздец слезать сложно, я же принимать не хотела изначально, а потом с клиентом нюхнула и все, пиздец, понеслось. Он там в этот день еще жестко упоролся, когда я с ним в первый раз нюхала, так за волосы схватил и сбрил мне их, они длинные до задницы были, после этого вообще волос не хочется. Чувствую, как мне становится жутко не по себе от всех этих фраз. У меня кажется все не так плохо еще. В столовой пытаюсь найти Лизу, быстро пересаживаюсь к ней. — Я кажется его успокоила, он спит наверно сейчас, — Лиза сидит с девчонками из детского дома. — Спасибо, а то эта сучка Марина делать не хочет. Ну короче, вообще пиздец, у меня вопрос, вам клеймо прижигали? — становится еще более стремно, быстро выскакиваю из столовой. Тут же вижу, как двери открывается и заходит Оля с Ангелиной. — Мелита! — она прыгает ко мне, пытаясь достать до моих волос. — Мам, я тоже хочу пушистой! — Ангелина, ну ты хоть с девочки слезь, — смеётся Оля. — Привет, съемки вчера закончились, пару дней с вами побуду, потом новые у меня контракты мне кажется на годы вперед. А ты, почему не на завтраке? — Так, я вроде поела, — прячу глаза. — Лиза с утра с ребенком носилась, не знала, кому его отдать. — Снова, — Оля поджала губы. — Марине отдать хотела? — Наверно, — снова поджимаю губы. — Так, девочки, давайте-ка в мой кабинет, Ангелиша, раздевайся, — она быстро скидывает фиолетовую курточку и такие же ботинки, да с цветом определились, какой у нее любимый. В кабинете Оля быстро достает ей какую-то книжку, мельком смотрю на нее, красивая кажется «Алиса в стране Чудес», замечаю, что книга не прилично толстая, Ангелина быстро отлепляет персонажей из сказки и меняет их, понятно, типа напиши свою историю, в моем детстве такого не было. — Лиза, всегда такая? — спрашиваю я. — Ты, про то что она попыталась отдать ребенку Марине? Обычно, да, но Марину порой и саму нормально так клинит, она не тот человек, который может присмотреть за ребенком. Наркоманка в завязке, порой её просто срывает, не всегда есть люди рядом с Лизой, которые готовы присмотреть за ним. Я опускаю глаза, чувствую себя чертовски лишней здесь. Все эти девочки они так сломаны, у каждой своя жуткая история. А я что здесь делаю? Я мне кажется некуда не попадаю, потому что я уже давно не ребенок, которые сидят за своим столом, я не проститутка, я не те девочки из детского дома, которых освободили из сексуального рабства, и я не взрослые проститутки, с зависимостями. Мне кажется даже здесь места нет мне, я некуда не попадаю. У всех их такие жуткие страшные истории, а что здесь делаю я? Мне всего один раз изнасиловали и я залетела от насильника. А тут все с трешовыми историями, некоторые переживали изнасилование не раз. Вот, че я ною? Что мне тяжело, мне плохо, им тут всем хуже, чем мне. Я не понимаю. Мне кажется я тут лишняя. Я не понимаю, почему я здесь, типа все девочки с проблемами в психике, а я просто беременная малолетка, который сбежала из школы, где все травят, только мне кажется мне и тут не рады. Я не чувствую группу, в которую могу вписаться, в группу детей, которые просто в ахере от того, что с ними произошло, нет я понимаю все, может не до конца, но понимаю, типа это пиздец, то что произошло. В группу девчонок моего возраста, но я ведь не проститутка, они обсуждают клиентов, как они их избивали и насиловали, а у меня такого не было, я даже между собой и Лизой, чувствовала пропасть, вроде бы мы были подругами, я твою мать, столько сил бросила, чтобы найти, мне самой за это прилетело, я чуть не поехала к ней, а теперь между нами такая огромная пропасть, которую я не знаю, как преодолеть. Нет, я не жду от нее благодарности за какое-то мнимое спасение, просто она сильно отдалилась, хотя мы вроде бы в одинаковом положении я тоже буду рожать ребенка от насильника, но я понимаю, что Лизу не волнуют мои проблемы, потому что он не знает, что делать с ребенком, она общается только с теми, кто был в рабстве, а на меня даже не смотрит. Ну не общаться мне с теми, кому под сорок и они решили завязать с дорогой и наркотиками. Твою мать, я везде лишняя! Чувствую слезы на своих щеках и кажется я уже не сдерживаясь всхлипываю. — Эй, эй, ты чего? Мелита, тише, что такое? Что такое случилось? — Оля крепко обнимает меня. — Я здесь лишняя, Оль, зачем я здесь? У всех у них такие трешовые истории, а я, ну меня изнасиловали и все, а они все по группам, а я не вписываюсь некуда, я лишняя, Оль, я не понимаю, что я здесь забыла. Я сюда сбежала от школы и чтобы спокойно прошли девять месяцев, Оль, мне не нужна помощь, Оль, — всхлипываю я. — Что ты такое говоришь? Конечно, нужна, не смей себя обесценивать слышишь? Не смей. Нельзя никого из вас обесценивать. Мелита, даже не думай смотреть на других. У каждой из вас жесткая история, но ты не в коем случаи не должна думать, её изнасиловали пять раз, а меня всего один. Нет, вам каждой нужна помощь, и все ваши истории страшные и их нельзя сравнивать, они страшны по своему. И тебе нужна помощь. И даже ты ушла из школы, потому тебя просто начали травить за то, в чем ты не виновата, и да ты выбрала остаться здесь, потому что понимаешь, что лично тебе здесь безопаснее. Мелита, посмотри на меня. Твоя история ценна, каждая из вас прошла очень многое, но вас никогда нельзя сравнивать. Никогда, — крепко прижимает меня к себе. Чувствую, как моих волос касается Ангелина, а потом как-то залезает ко мне на колени. — Пушистые не должны плакать. А, кто тебе обидел? Мам, а почему она плачет? — она дергает Олю за руку. — Держи, — она вытаскивает из кармана своей юбки, большую шоколадку. — Это Степа мне дал, а я тебе, чтобы ты больше не плакала, — улыбаюсь сквозь слезы, но шоколадку беру. — Спасибо, — Оля садится на корточки рядом со мной и осторожно вытирает слезы, а потом слышу шепот на ухо. — Мелита, я хотела сказать тебе это в другой обстановке, но сегодня вечером ставка, пожалуйста просто потерпи эти сорок минут, хорошо, пожалуйста, я обо всем договорилась мама и психолог и я будем рядом, только потерпи прошу тебя, — киваю, выбора все равно нет. Выхожу направляюсь к комнате Лизы. Открываю комнату, Лиза сидит на кровати, рядом лежит ребенок она мертвыми глазами смотрит с стену. — Наконец-то тишина, — она прикладывает палец к губам. — Заебал так, лучше бы он сдох при родах, я была бы рада, да и самой сдохнуть тоже неплохо. Ты ведь тоже теперь такая, да? Подумай лучше перед этим, я дуррой была оставила, а у тебя вроде еще есть шанс избавиться от него. Жалко, что я уже не могу. — Лиз, но с тобой ведь работают, — тихо говорю я. — Разгружают. — Нихуя не помогает, заебали все. Просто заберите его и все. А хочешь прикол, я его даже по имени не называю. Для меня его нет. Просто безымянный. Мелита, может ты на нем пока потренируешься, а? А я посплю, возьми его себе, хорошо, — я осторожно беру его на руки. — Все, я спать, — она быстро выпроваживает меня. — Мелита, к тебе Юля пришла, а что, — Оля резко спотыкается. — Лиза попросила. — Давай мне, вам надо обсудить вчерашний поцелуй, — хитро улыбается, я смотрю на неё непонимающим взглядом. — Мелита, мне тридцать лет, я понимаю, как люди реагируют после различных событий. Кинотеатр свободен, если что, — улыбается. — Привет, — я неловко обнимаю Юлю. — Привет, мы кажется можем спокойно посидеть одни и все обсудить. — Типа. Мы заходим в кинотеатр. Юля садится и прижимает меня к себе, сморит на меня, ласково улыбается и убирает челку с лица. — Ты решила остаться здесь, не ходить в школу? — Я тут до конца одиннадцатого наверно, не хочу там быть. Там страшно и никто не любит. — Это правильно на самом деле и не смей думать, что ты слабая, раз ушла, важнее самой себе сохранить, чем думать о том, слабая ты или нет. Мама твоя такая молодец, что согласилась на это, хоть и в депрессии, но пытается прям тебя поддерживать. — Юля, слушай тут такая новость я не знаю, как тебе сказать и вообще, что между нами? — поднимаю глаза на неё. — Между нами, — она улыбается. — Кажется мы все поняли, любовь, — снова улыбается. Я бы никогда не подумала, что так долго смогу думать о ком-то, особенно о девушке, но ты мне не безразлична, Мелита, я правда хочу, чтобы у нас что-то вышло. — Юль, я беременна от насильника, я оставить решила, — я смотрю прямо ей в глаза, жду реакции. — Я приму твое любое решение, — Юля крепко меня обнимает. — Я некуда не уйду от тебя, мы будем вместе, как бы не было, не за что тебя не брошу, не за что вас не брошу. Я чувствую, как она гладит меня по спине, кладу голову ей на плечо, чувствую, как она гладит мой живот. Она готова принять ребенка от этого мудака, я тоже готова, но мне страшно за нашей с ней будущее. Анита тоже говорила, что у нас все будет хорошо, и она всегда будет со мной, что она никогда меня не бросит, что я у нее единственная, это было самым важным, но одновременно мерзким фактором. Юля тоже говорит, что готова, но на словах все всегда хорошо, а в реальности такого никогда не будет. И я не могу доверять её словам на все сто процентов, потому что принять меня малолетку, так еще и с ребенком от насильника, она ведь понимает, что на нее тоже ляжет какая-то часть обязанностей, что это не только я буду с ним возиться, это же как-то отразится на ней и на быте, и захочет ли ей молодой девушке двадцати трех лет, терпеть нас. Потому что ребенка наверно будет легче терпеть, но мне страшно, что мне начнет рвать крышу, как и Лизе, и Юля просто не выдержит уйдет поняв, что ей не нужен этот дурдом ей не нужен мой ребенок, ей не нужна даже я. И я останусь одна с ним, в двушке вместе с мамой, двое не совсем здоровых женщин и младенец, мама в депрессии, она до сих пор не знает не о чем, что будет, если Юля все-таки бросит, она птица вольная захотела ушла, захотела вернулась, только я наверно потом ребенка отдам не смогу я так, мы не сможем так, мы просто коллективно с ума сойдем, ребенок должен жить в хороших условиях, пусть государство о нем если что думает оно же так не хочет, чтобы я рожала. Вы возможно думаете, что я как-то слишком депрессивна настроена и надо быть реалистом, и в реальности все не так плохо, но нет, в реальности все так и есть, в моей реальности. И сейчас смотрю на Юлю я понимаю, как хрупко и ненадежно мое дальнейшее будущее. — Очная ставка окончена, — эти слова прозвучали эхом в моих ушах. — Я хочу с ним поговорить, без мамы и психолога это возможно? — тихо спрашиваю, чувствую, как они все переглядываются, но кивают. — У тебя ребенок будет, — говорю я, и тяжело вздыхаю. — Рассчитываешь, что я буду тем самым радостным отцом? — он мерзко усмехается. — Я не на что не рассчитываю, я хочу, чтобы ты знал это, — сглатываю. — Ты хоть знаешь, сколько я до тебя перетрахал, может у меня блять целая огромная семья, о которой я не знаю, — он мерзко смеётся. — Не льсти себе, — смотрю на него в упор. — Слушай, а нахуя ты мне это говоришь? Думаешь какую-то вину вызовешь, типа я тебе пожалеть должен, как страшно, сломал жизнь маленькой девочки, только вот аборт вроде делать можно, не в древней Руси живем, — улыбается. — Я его оставить решила. — Только потом не приходи ко мне и не тычь им, думая, что вызовешь во мне какие-то чувства. — Я не собираюсь, просто я хочу знал, что все имеет последствия и… Я не знаю. Какой смысл доказывать тебе, что ты сломал мне жизнь?! Что я блять буду рожать того, кого не люблю?! Потому что блять аборт мне сказали, что нельзя делать! Я уже так всем заебалась об этом говорить! Я уже не верю, что его можно сделать спокойно! Я тебя ненавижу! Чтобы ты сдох! Ненавижу тебя, мразь, ненавижу, сука! — хватаю стакан с водой и запускаю в него, он видимо не ожидал такого, и не успевает отвернуться, стакан попадает прямо в лицо и его глаз начинает кровоточить. — Только там я могу сделать тебе также больно, как мне! Мне похуй, что ты сядешь, я хочу, чтобы тебе было больно! Я хочу тебе больно! Пустите меня! — кричу я, когда мент скручивает и силой вытаскивает из комнаты. Я слышу голос Оли. — Поехали к нам.