Тень президента

      Говорят, что мечты сбываются, и в этом нет ни малейшего преувеличения. Ким Тэхён чуть ли не с рождения — или, вернее, с момента, как только стала доступна его краткосрочная память — мечтал о том, чтобы встретить «того самого», свою «вторую половинку». Эта вера была не просто укреплена, но и выдолблена в его сознании, пока он поглощал вдохновляющие сказки и живописные романы о рыцарях в доспехах, озарённых боевой славой. «Однажды и я встречу своего рыцаря», — так в мозаике мыслей прокладывал Тэхён свою судьбу.       Скрывшись в покровах утра, этот особенный день начался для двадцатилетнего Тэхёна столь же непримечательно, как и каждый другой. Он проснулся в пять часов, чтобы помочь дедуле Пьеру с открытием «Bonbon». На завтрак придут постоянные клиенты, такие как Жан-Люк Дюпон, пятидесятилетний барон винодельческого Шато, или Антуан Леман, этот раздражающе навязчивый начинающий юрист, который бегал за Тэ. Антуан был старше на целых четыре года — поразительная вечность в молодых глазах Тэхёна. Альфа приходил по будням только на завтраки и не досаждал своей настойчивостью целыми днями — лишь это радовало.       Конечно же, Антуан в очередной раз приглашал на свидание, принёс цветы, сорванные из сада одной местной старушки по имени Софи. Он Тэхёну не нравился, ни своей слащавой внешностью, ни короткостриженной причёской, ни неуместным юмором, ни своей скучной профессией, ни, самое главное, запахом. А запах Тэхён считал важным атрибутом для создания отношений. Это ведь природа. Если и встречаться с кем-то, то только с тем, с кем приятно обниматься.       Не то чтобы Антуан вонял — он был даже довольно чистоплотным альфой, просто его запах не resonait с душой Тэ. Дедушка Пьер упрашивал Тэхёна сходить хотя бы на одно свидание, но тот всегда оправдывался, воротя нос от толпы поклонников.       Тэхён не был и чудаком-одиночкой. У него были романы, едва ли не невидимые миражи своего рода. Один из них уехал в Париж воплощать свою мечту, так и не дождавшись, пока Тэ сможет накопить денег. Второй просто не был достаточно интересным, не хватало того особого алхимического соединения, которое делает отношения стойкими и непреложными.       Камиль, лучший друг Тэхёна со школьных дней и адепт восточной культуры, уговаривал его присоединиться к миру социальных сетей для международных романтических поисков, но Тэ не находил для этого времени, забитого рабочими часами и ответственностью по уходу за бизнесом Пьера.       Когда настал обед, Камиль смог вырваться из единственного в их городке банка, куда устроился стажёром на полставки. Он занимал его разговорами о том, как его личная жизнь складывается в этой калейдоскопической панораме чувств и переживаний, пока Тэ занимался своим родным делом — обслуживанием столиков.       — Тебе всего двадцать, а ты скоро станешь как дедуля Пьер, — проговорил Камиль, антропоморфизируя яблоко, что он грыз. Яблоко, утренним солнцем одаренное Антуаном, улетало в его ротовую бездну, как комета в черную дыру. — Хватит уже мыть полы и таскать всем еду. Давай потратим сбережения и поедем в Канны, найдём там какого-нибудь богатого продюсера, который сделает тебя звездой.       — Я коплю деньги на Париж. К тому же я кореец, а французы не снимают в кино азиатов. — Тэхён присел за столик, так как появилось свободное время.       — Значит, надо встретить корейского продюсера, — улыбнулся Камиль, оставляя огрызок яблока на столе. — Сейчас Корея снимает очень крутые фильмы. Станешь знаменитым, и я буду всем хвастаться, что ты мой друг.       — Я лучше стану знаменитым кондитером, чем знаменитым актёром. И вообще, я хочу выйти замуж по любви, а не ради денег.       — Ты не встретишь свою любовь, пока тут работаешь. У нас деревня маленькая, мы всех знаем, а те, кто приезжает из других городов, обычно либо старпёры, либо… — оглядел Камиль гостей из Парижа, убеждаясь в своей теории, — старпёры.       — А вот и нет! — уверял Тэхён. — К нам приходил молодой и симпатичный альфа из Америки, совсем недавно…       — Да, да, в прошлом веке.       — Всего-то полгода назад. Он оставил мне большие чаевые, между прочим, и даже свой номер мне записал.       — И ты выбросил его записочку в мусорку.       — У него запах был не очень, — оправдывался Тэхён.       — Запах? Пóтом и деньгами должен пахнуть настоящий альфа, мой милый друг.       Возможно, Камиль был прав в своём видении мира. Тэхён искал недостатки, точно ботаник, коллекционирующий ошибки природы в виде редких экземпляров растений. То возраст не по калькулятору, то профессия не из списка интересных, то запах не из парфюмерного бутика, то характер скверный, то… Он просто верил, что узнает своего человека сразу, как только его увидит.       Камилю нужно было идти на стажировку, а работа не собиралась ждать, посетителей в дневное время не так много, но к вечеру столики всегда забиты, особенно в те дни, которые Пьер называл «живая музыка». Тэхён не прочь выступить с парочкой песен, если нужно, гостям нравилось, да и подзаработать в такие вечера можно больше, чем в обычные.       Когда в пространстве заведения материализовался кореец, Тэхён почувствовал себя так, словно был магически транспортирован на родину. Нечасто встретишь в такой европейской глуши людей, внешностью похожих на себя.       Не сказать, что Юнги сразу же понравился — нет, Тэхён относился к нему с бóльшей доброжелательностью только из-за национальности, и лишь по этой причине. Хотелось получить побольше чаевых, вот и всё, но Тэ заметил, что стал всё чаще оборачиваться, чтобы проверить, не ушёл ли он. Юнги приходил на завтрак, обед и ужин, а три дня спустя Тэхён поймал себя на мысли, что был бы невероятно счастлив, если бы Юнги оказался не просто туристом, а новым жителем этой деревни.       Когда последний посетитель покинул «Bonbon» и даже Пьер, хранитель этого заведения, удалился в мир снов, Юнги всё ещё сидел, уткнувшись в экран своего телефона. Он выглядел очень серьёзным, хоть и одет был не в костюм. «А он бы очень привлекательно выглядел в костюме», — подумал Тэхён.       — Мы уже давно закрылись. — Тэ подошёл к столику, хотя любоваться этим приятным альфой хотелось дальше.       — Ох, я и не заметил, — замешкался Юнги.       — Вы сюда переехали? — решил спросить Тэ, в глубине души надеясь, что услышит желанный ответ. — Я вижу вас здесь каждый день.       — Нет, я здесь отдыхаю.       Ах, в этот момент Тэхён пережил нечто гораздо большее, чем простое разочарование. Он испытал сложную палитру эмоций, будто смотрел на разноцветное стекло церковного витража. Этот альфа, иллюзорный силуэт с неопределёнными намерениями, был для него и загадкой, и ответом одновременно. В голове кружились мысли: почему этот человек здесь бывает так часто? Из-за пустыни недостойных забегаловок в этой глухой деревне или же просто ради его, Тэхёна, присутствия? О, как он хотел, чтобы ответ был вторым, хотя все прежние поклонники, добивавшиеся его внимания, просто уходили в тень.       Первое, что Тэхён точно определил, — это возраст гостя, чьё имя пока оставалось загадкой. То, что он был старше, становилось ясно не по лицу, а по глазам. Второе — этот альфа ему понравился. Очень. Его внешность была красивой, а голос внушал и покой, и волнение одновременно. Его поведение было достойным: он не бросал пошлые фразы или развратные шутки. Но, возможно, самой поразительной характеристикой этого альфы был его аромат — волшебный, завораживающий, будто нечто редкое и драгоценное, как оазис в бескрайней пустыне.       Тэхён не относил себя к той категории омег, которые следуют традиционному правилу: «Альфы должны сделать первый шаг». Он был прост в своей сложности, исключительно искренний в своей доступности, поэтому с лёгкостью умел проявлять симпатию и инициативу, хоть и случалось такое крайне редко. Да, с одной стороны, было страшно, но с другой — если вдруг ему откажут, то долго чувствовать себя неловко не придётся, ведь этот альфа просто приезжий, который тут не задержится.       — Хотите познакомиться? — Тэ решительно протянул руку. — Меня зовут Ким Тэхён. Мне двадцать… семь.       Эта ложь была необдуманной, как запятая, поставленная в неподходящем месте, — неверно, но прощаемо.       — Меня зовут Мин Юнги, мне тридцать.       Юнги представился и принял рукопожатие, явно ничего не подозревая, по крайней мере, Тэ был в этом уверен. Его рука была тёплой, как первый глоток ароматного какао в холодный зимний вечер, этот момент медленно расплывался внутри, наполняя умиротворением и ощущением полной безопасности.       — У вас красивое имя, — заметил Тэ, ловя себя на том, что на губах появился лёгкий намёк на улыбку.       Щёки покраснели, а сердце так стучало, будто это оно лично сделало комплимент, а не Тэхён. О, если бы он только предвидел встречу с загадочным Мин Юнги, он бы наверняка избрал что-то другое, а не эту нелепую футболку с принтом тигра. Этот детский узор на одежде казался неуместным, словно случайно вставленный кадр из мультфильма в серьезном драматическом фильме. Он больше подходил для подросткового настроения, нежели для глубоко романтической встречи двух взрослых.       — Тебя проводить, Тигрёнок? — сказал вдруг Юнги так, будто это был не вопрос, а утверждение.       В ушах Тэхёна раздался взрыв ядерной бомбы, пронзая воздух как молния. В душе же кипел вулкан эмоций, рассыпая по всему телу звёздные искры. В эту секунду, когда слово «Тигрёнок» оставило губы Юнги, ему хотелось взмыть в небеса и налить свою радость в каждую звезду. Старая футболка с тигровым принтом, казалось, вдруг стала символом космической синхронности. Тэхён хотел её расцеловать в благодарность за этот неповторимый момент. Хотя его душа плескалась волнами эмоций, всё, что он смог выдавить, было…       — Да, спасибо, ходить одному иногда страшно.       Не теряя времени, Юнги дождался, пока Тэхён закончит с забегаловкой, и, будучи джентльменом, взял его рюкзак, и они вышли на тропу, усыпанную мелодиями молчания. Этот космический покой не ощущался неловким; он был идеально уместным.       Звёзды оставались их единственными свидетелями, а луна играла роль лампы, нежно освещая тропу. В этой деревне фонари, если и были, лишь редко срабатывали, но никто и не жаловался: тут вряд ли кто-то решится пройтись слишком далеко, а уж опасности тем более не было.       — Ты здорово поёшь, — внезапно нарушил молчание Юнги, его руки были сложены за спиной. — Ты увлекаешься пением?       — Не особо, у меня просто хорошие вокальные данные. От папы. А вы здесь надолго?       — Должен улетать через пару дней, но могу и задержаться.       Тэхён вновь начал кусать губы от волнения. Слова Юнги были точно сказаны с намёком на то, что он может остаться ещё на какое-то время из-за Тэ, специально ради него.       — Вы живёте в Корее?       — Да, в Сеуле. Там и работаю.       — А кем? Вы похожи на музыканта.       Юнги засмеялся так, как будто никогда ранее не слышал подобной гипотезы. И всё же, его внешность не уступала этому предположению: длинные, непослушные волосы непринужденно скользили по лбу; его широкая одежда была как канвас для души художника; а комплимент о вокальных способностях Тэхёна как бы намекал, что музыка для него — не просто хобби, а что-то гораздо большее.       — Я далёк от этого, очень далёк. Большую часть жизни я был бизнесменом, но потом подался в политику, как мой отец.       — Хотите стать президентом? — с невинным любопытством спросил Тэхён.       — Так ты меня знаешь? — Взгляд Юнги стал каким-то предостерегающим, осторожным.       — Нет, все госслужащие хотят стать президентом. А вас, что ли, показывают в новостях?       — Немного… — вновь расслабился Юнги. — Интересно, почему кореец, который без акцента говорит на родном языке, вырос во Франции?       — А вы пригласите меня на свидание, и узнаете, — Тэхён произнёс это, останавливаясь перед своим двухэтажным каменным домом, типичным для Франции, ароматизированным лёгким запахом брусчатки.       Юнги, возможно, издевательски, возможно, заторможенно улыбнулся, кивнул несколько раз, но его губы не стали крепостью молчания.       — Я обычно не хожу на свидания. На самом деле, я с омегами даже не знакомлюсь, уже очень давно.       — Почему? Вы же предложили меня проводить, значит, я вам нравлюсь. Вы мне тоже нравитесь, так что не стесняйтесь.       — Давай так… — вслух разрешил Юнги спор в своей голове. — Это будет не свидание, а… экскурсия.       — Экскурсия?       — Да. Ты покажешь мне ваш городок, где ещё у вас можно позавтракать и пообедать, станешь моим гидом.       — Но мне работать нужно.       — Возьми выходной. Идёт?       — Дедуля Пьер, на которого я работаю, меня не отпустит.       — Я с ним договорюсь. Мне нужен гид, а здесь нет никого, кроме тебя, кто говорит по-корейски.       Этот Юнги — истинный виртуоз политического искусства или, возможно, дипломат с манерами зелёного чая, аромат которого деликатно скрывает крепость. С первого же аккорда его речи, он преобразовывал любую теневую проблему в воздушную пыльцу, не имеющую веса. Он убеждал с такой неуловимой лёгкостью и самоочевидной убедительностью, что Тэхёна пронзила мысль о том, как хотелось бы повернуть время вспять, забрать минуты и первым предложить эту экскурсию вместо банального свидания. В этой версии реальности сценарий казался ещё более романтичным.

***

      В глубокой полуночи Тэхён занялся домашней уборкой и стиркой одежды, словно обрядом чистоты перед мистическим ритуалом «не-свидания». Он не мог точно определить причину, побудившую его превратить свою резиденцию в нечто на уровне стерильной клинической лаборатории. Разумеется, он не планировал предложить Юнги провести ночь в этом «чистилище», но душевная удовлетворённость все равно окутывала его.       Он, что непривычно для него, убрался даже на втором этаже, где находилась неиспользуемая комната родителей — реликвия истории. Основное его пристанище было на первом этаже, где он спал в гостиной на диване, который становился его кроватью в ночи, когда усталость вытесняла все другие потребности.       Утро встретило его улыбкой солнца. Когда он взглянул из окна, он увидел Юнги, уже в семь утра появившегося на пороге, с букетом пионов, цвета первых лучей розового рассвета.       «А говорил, что не свидание», — заблестели глаза Тэхёна.       Он оделся в белую футболку, на которой всё ещё ощущался лёгкий аромат лавандового стирального порошка, и светлые брюки. Изначально он хотел нарядиться более элегантно, однако, понимая, что это будет излишне для такого скромного и далекого от гламура мегаполисов городка, он отказался от этой идеи.       Нервы превратились в маленьких бабочек, беспокойно порхающих от желудка к лёгким; ладони стали влажными от волнения. Что же в этом Юнги вызывало такую неведомую тревогу?       — Доброе утро, Тигрёнок, — поздоровался Юнги и протянул волшебный букет.       — В честь чего эти цветы? Ведь у нас всего лишь «экскурсия», — Тэхён был искренне заинтересован.       — Я увидел их и подумал о твоих губах, — Юнги сказал необдуманно, и маска невозмутимости как будто разрушилась. — В смысле… я подумал просто о тебе, а не о твоих губах. Они ничего не значат. Нет, в смысле… они очень красивые и привлекательные, но я хотел сказать…       Тэхён был в восторге от этого удивительного смущения Юнги. Он бы уже давно назвал любого другого в такой ситуации извращенцем, но Юнги казался неотразимо очаровательным, как если бы из него ломался ореол невинности.       — Я поставлю цветы в вазу, и мы начнём экскурсию, — решил Тэхён, прервав спектакулярное самосожаление Юнги.       Экскурсия в таинственном смысле слова началась прямо с порога дома, где каждая плитка как бы молча свидетельствовала о прошлых эпохах. Тэхён, декламируя свою жизнь, как настоящий бард, рассказывал о судьбоносном путешествии отца из Кореи во Францию — страну, дышащую историей. Потом скользнул на тему преждевременно ушедшего отца и папы, который, тяжело пережив утрату супруга, переключил свою жизнь на новый аккорд и уехал в Германию.       Тэхён рассказывал и о своём детстве на этой узкой улочке, где каждый кирпич вроде бы крошился от старости, но сохранял дух времени, и каждый сосед обретал статус ближайшего родственника. Лучший друг Камиль также жил здесь неподалёку. Конечно, теперь он перебрался к своему новому избраннику, но Тэхён был уверен: как поющие цикады летом, Камиль вернётся, и довольно скоро.       Переплетаясь между домами, как старые знакомые, они дошли до угла, где стоял «Bonbon» — ресторанчик-легенда, рулевым которого был седой омега-мудрец по имени Пьер Бернар. Стены этого заведения хранили эхо послевоенных лет, когда Пьер, вернувшись с фронта, где он прослужил военным медиком, принял решение воплотить мечту в жизнь. Он не просто выжил — он реализовал свой долг перед историей и совестью, создав место, которое стало сердцем деревни.       Пьер мог бы блистать в мегаполисах, но предпочёл тишину своего родного уголка. Он был как старинный виноградный лозный сорт — с годами только приобретал ценность. Скромный до неприличия, Пьер обеспечил своим потомкам не только материальное, но и моральное богатство.       Тэхён чувствовал к этому месту такую пронзительную нежность, что иногда представлял, как вернётся сюда после учёбы и станет наследником «Bonbon». Пьер часто, выпив хорошего вина, предлагал завещать Тэхёну свой «Bonbon», ведь его сыновья разъехались и не планировали заниматься ресторанным делом.       Юнги абсорбировал каждую деталь, каждый налёт эмоций в голосе Тэхёна. Он, как книжный листоед, поедал слова и истории, проникаясь душой этой неизведанной для него земли.       И вот они уже стояли перед «Chez Jean-Claude», что переводилось как «У Жана-Клода», этим уютным уголком, окутанным ароматами свежесваренного кофе и недавно испеченных круассанов.       — Jean-Claude, comment ça va? — мелодично заговорил Тэхён, подходя к хозяину симпатичной кофейни, украшенной причудами времени и старины.       — Oh, Taehyung, tout va très bien! — радушно ответил Жан-Клод, стоя у витрины, наполненной кулинарными чудесами. — Et toi, comme d'habitude?       — Oui, et pour le touriste coréen aussi.       — Est-ce ton parent? — намекнул Жан-Клод, направляя взгляд на Юнги, чье лицо было картиной иностранной загадочности.       — J'espère que non, — рассмеялся Тэ и, опустив голос до шепота, словно раскрывая душевную тайну, продолжал: — J'ai l'intention de le charmer avec ma beauté et de l'épouser.       — Oh là là! — воскликнул Жан-Клод в восторге. — Alors, nous allons faire la fête à ton mariage!       Юнги стоял и улыбался, уловив только катарсическое «О-ля-ля!»       — Что… ты ему сказал? — спросил Юнги, опускаясь на стул.       — Да так… ничего особенного. Я просто похвалил его круассаны. Они лучшие во Франции, я вас уверяю! — Тэхён не рассказал ему о своём маленьком плане, которым он поделился с Жаном-Клодом, но на душе было легко и непринуждённо, как будто её коснулось перо бабочки.       На самом деле у него не было таких намерений; его язык, как предатель, побежал впереди мысли, самовольно раскрывая потаённые желания, о которых Тэ даже не подозревал, пока не произнёс их вслух.       Поначалу рассказывал только Тэхён, а Юнги, этот молчаливый наблюдатель, слушал, задавая уточняющие вопросы или комментируя, но о себе таил. Тэхён же хотел раскрыть перед ним свою душу, словно книгу, чтобы заинтересовать, чтобы удержать его в этой маленькой вселенной ещё на какое-то мгновение.       — Тебе не скучно? — разрывая воздушный кокон напряжения, Тэхён уклончиво оборвал разговор о планах по поводу обеда.       — Мне никогда и ни с кем не было так интересно, как с тобой, Тигрёнок.       Ах, снова это ласкательное «Тигрёнок», звучащее как гимн, окрыляющий и магнетизирующий. Пока Тэхён безмолвно отпивал кофе, в попытке успокоить своё метающееся сердце, оно лишь учащало свои ритмические удары. Юнги вдруг изогнулся вперёд, и Тэхён почувствовал, как пальцы нежно, словно перо художника, провели по его щеке. Этот мгновенный каскад чувств остался в памяти так ярко, что даже через два года Тэхён желает вернуться в тот момент и вновь затеряться в сияющих глазах Юнги.       — Извини, — вдруг отстранился Юнги, как будто он сам понял, что слишком близко подошёл к огню. — У тебя ресница на щеке.       — А желание? — ловко переключился Тэ, не давая неловкости взять верх.       — Желание?       — Когда ты убираешь чью-то опавшую ресницу, нужно загадать желание и сдуть её, — пылко рассказал Тэхён, почувствовав себя знатоком магических ритуалов. — Моё желание ушло в никуда.       — Я его исполню. Чего ты хочешь?       Ох, Тэхён много чего хотел: поступить в университет в Париже, возвести дом на берегу моря, открыть свою кондитерскую, обзавестись собакой с корейским именем, купить дорогой блендер, которого нет в ближайшем городе, посетить какой-нибудь европейский город за пределами Франции и даже влюбиться без остатка. Но слова, выбравшиеся из его губ, были куда проще и в то же время куда откровеннее:       — Сходить с тобой на настоящее свидание.       Тэхён и не заметил, как нечаянно перешёл на «ты», в этот момент это казалось ему естественным развитием событий. Однако Юнги был непроницаем, как зеркало после дождя, взгляд его был окутан вуалью недосказанности.       — Дело в том, что… я не могу, — наконец проронил Юнги, отводя глаза.       — Почему? — словно ребёнок, не понимающий запретов, удивился Тэ.       — Я должен сказать кое-что. Не хочу обманывать тебя.       — Ты преступник в бегах? — прищурившись, прошептал Тэ, чтобы никто не услышал, хоть в заведении практически никого ещё не было.       Юнги улыбнулся так, будто он мечтал быть тем самым преступником, чем тем, кем он являлся, но пока скрывал.       — Я женат, Тэхён, — признался он.       В ту незабываемую секунду, когда Юнги обронил слово «женат», Тэхён почувствовал, как будто его не просто ошпарили, а облили кипящими волнами разочарования. Этот идеальный альфа, этот шедевр мужественности с обманчивым ароматом недоступности, конечно, не мог оставаться без тайны. Тэхён как будто проснулся от сладкого сна, чтобы обнаружить реальность, где романтика расплескивается, как чаша с кофе на белом столе.       Мысленно он начал оправдывать Юнги, ведь они ничего такого не делали, даже на свидании не были. У них просто экскурсия по деревне, они просто завтракают, словно два хорошо знакомых человека, пусть и чувствуют друг к другу влечение.       — Я пойму, если ты не захочешь провести этот день со мной, но… — мягко, почти извиняясь, проговорил Юнги. — Я хотел бы стать твоим другом хотя бы. Если ты позволишь.       — Ты любишь своего мужа? — прямо спросил Тэхён.       — Мы поженились из-за родителей. Наши семьи дружат много лет. Всё не так просто. — Юнги как будто пытался разрисовать невидимую картину, где он не является творцом своей судьбы.       — Так ты его любишь или нет? — Тэхён, непоколебимый, выжидательно повторил вопрос.       — Нет, — слово упало между ними, как комета в ночном небе, непонятое и одновременно волнующее.       Тэхён вздохнул, его душа, наполненная страстными романами и алкогольными историями взрослых клиентов, не могла не заметить эмоционального разрыва в этих словах. Но Юнги так смотрел, будто не совсем понимал, что такое любовь. Это странно, учитывая, что ему уже целых тридцать лет. Пусть Тэхён и не любил ещё, но точно знал, что это за чувство.       — Я тоже должен тебе кое в чём признаться, — сглотнул Тэхён и выдохнул: — Мне не двадцать семь. Я солгал.       Юнги вновь улыбнулся.       — Я это понял. Так сколько тебе?       — Немно-о-го меньше.       — Насколько меньше?       — На парочку лет…       — Тебе двадцать пять? — искренне удивился Юнги. — Ты выглядишь совсем юным.       — И ещё на парочку меньше…       — Тигрёнок, я всё равно захочу быть твоим другом. Сколько тебе?       — На самом деле мне двадцать. Прости, я солгал, чтобы тебе понравиться.       — Ты мне нравишься. И в двадцать, и в двадцать пять, — улыбка Юнги была искренней, чем когда-либо.       — Я буду рад стать твоим другом. — Тэхён, чувствуя лёгкость на душе, снял тяжёлую броню и принял на себя новую роль, хоть так можно было продолжить общение с этим Юнги, и этого было достаточно на тот момент.       И Юнги, почти осязаемо расслабившись, начал рассказывать о себе: кандидат в президенты, наследник знатного рода, хранитель семейного бизнеса и династии. Тэхён слушал, поражённый, как если бы его новый взрослый друг открыл перед ним дверь в совершенно невообразимый мир.       — Ну да, да, я тебе верю, — смеялся Тэ мечтаниям «музыканта», которым представлял Юнги.       — Я говорю тебе правду. Думаю, что смогу победить в выборах, так что…       — Хорошо иметь мечты, Юнги. Уверен, что у тебя получится.       — Ты мне серьёзно не веришь?       — В нашу деревню не приезжают такие богатые люди. И тем более президенты. Если бы тебе и правда принадлежала такая известная компания, о которой даже я в своей деревне слышал, ты бы поехал в Париж или в Монако, или в Швейцарию, но точно не сюда.       — Я там уже был несколько раз. А здесь виноградники принадлежат одному другу семьи. Мы решили приехать, пока есть свободное время.       — Докажи! — потребовал Тэ.       Юнги никто никогда не просил доказывать своё происхождение. Это довольно просто: достаточно вбить своё имя в поисковую строку, интернет выдаст все свежие статьи из новостных порталов с качественными фотографиями.       Тэхён с выражением удивления на лице, как будто только что обнаружил неизвестную констелляцию на небе, рванул телефон из рук Юнги. Он сравнивал цифровые изображения на экране с архитектурой реального лица перед ним, и оно совпадало, удивительно и безошибочно. В этот момент он чувствовал себя главным героем некой метафизической сказки, написанной в стиле постмодернизма.       Хотя нет, ведь в сказках, забитых стереотипами и жанровыми клише, герои и принцы обычно влюбляются друг в друга, словно зачарованные феей-крёстной. Здесь же, Тэхён просто станет другом — но каким другом! Другом не простого принца, а короля на престоле республиканского величия с президентской формой правления.       Юнги смеялся над ним и был таким радостным, будто выиграл в лотерею.       — Ты правда президент? — спросил Тэхён.       — Пока нет, я кандидат в президенты, — уточнил Юнги. — Приятно говорить с человеком, который тебя не знает. В Корее я не могу просто так сидеть в кофейне, как здесь.       — Ого! Значит, если я решу приехать и увидеть Сеул, ты как мой друг сможешь накормить меня всем, чем я захочу?       — Безусловно, и не только в Сеуле. Если ты что-то хочешь прямо сейчас, скажи. Правда, я не знаю, что такого особенного продаётся в этом городке.       — Tu ne pourras pas me donner ce que je veux. Tu es marié, — произнёс Тэхён с ноткой сожаления, устало опустив подбородок на свои руки.       — Что ты сказал? — ждал Юнги перевода.       — Не скажу, — Тэхён улыбнулся загадочно.       — Скажи, Тигрёнок. Пожалуйста. Я хочу сделать для тебя что-нибудь.       — Comme tu sens bon, Yoongi… — Тэхён больше говорил самому себе. — Où puis-je trouver un alpha qui sente comme toi maintenant?       Благословенное невежество Юнги в деликатностях французского языка позволяло Тэхёну оставаться невидимым художником своих чувств. Он отмечал, что гласные откровения нередко служат катарсисом его внутреннего мира.       Решив отказаться от общества Жана-Клода, Тэхён поспешно позвал Юнги последовать за собой, чтобы открыть перед ним мозаику своих интимных уголков. Например, на одном из возвышенных холмов — если только удастся туда взобраться — раскрывался живописный пейзаж: виноградники, устилающие землю красочными коврами, казались бесконечными, как безбрежные просторы океана. Если же спуститься и постучать в двери поместья древнего дедули-альфы, который, словно остов долины, жил здесь на протяжении веков, он угостит вином из собственных запасов, изготавливаемых в потайных подвалах.       А на периферии этого идиллического мира находилось место, пронизанное аурой забытости, куда нога человека ступала лишь по приглашению Тэхёна. Старый, обветшавший навес рушился над лужайкой, которая выглядела как осколок недостижимой французской романтики. Здесь Тэхён часто прятался от мира с пледом и запасами провизии, чтобы, лежа на спине, ощущать, как небо просачивается сквозь дыры в крыше, окутывая его в океан звёзд.       Тэхён решил не водить Юнги на обед в забегаловки, а устроить пикник. Они заглянули к Пьеру, чтобы набрать маленький арсенал кулинарных изысков: пару хрустящих багетов, кусок сыра, оливковое масло, салями в алом обрамлении и, конечно, вино — этот настоящий французский нектар, подобранный с удивительной тщательностью. Тэхён, хоть и молод, уже обрёл «культурный аппарат» для оценки винных прелестей. Да, это было вино французов — этих маэстро жидкого золота, — а не итальянцев с их склонностью к эффектному, но не всегда утончённому.       — Essaie, Yoongi, — сказал Тэхён, подавая ещё пылающий от жара багет, макнутый в оливковое масло. Он переключился на понятный для обоих язык и заверил: — Попробуй. Это самый лучший багет в мире! Уверяю тебя!       — Я не сомневаюсь, — с лёгким оттенком игривости в голосе ответил Юнги. — С твоих рук я бы и бензин с радостью выпил вместо вина.       За простым, но ошеломляюще вкусным обедом завязались разговоры. Тэхён, лежа на пледе и поднимая глаза к облакам — тем ангелам, что плавали по небосводу, — интересовался жизнью Юнги в главном мегаполисе Кореи и, конечно, его мужем.       Юнги, сидя на этой границе между разговором и молчанием, высказал некоторую запутанность в вопросе своего счастья. У него было всё, к чему тянулись человеческие мечты — но было ли в этом счастье? Он не особо хотел раскрывать тайны, связанные с Сокджином, но по просьбе Тэхёна он сделал исключение. Они оба были детьми старых друзей, посещали одну школу, в которой их интересы едва касались друг друга. Позже их пути снова пересеклись в университете, где Юнги познакомился с Чонгуком — молодым спортсменом, чья стипендия была как золотой билет в мир богатых наследников.       Родители сразу же дали понять, что планируют соединить их семьи в монументальный союз. Как пешки на шахматной доске, они сыграли свои роли. В итоге, будучи двадцатипятилетними юношами, Юнги и Джин сыграли пышную свадьбу, эскападу белых вуалей и хрустальных бокалов, переселились в новый дом и продолжили заниматься своими делами, периодически проводя время вместе.       — Это грустно, — почти таинственно произнёс Тэхён, отвлекая взор от небесных куполов к лицу Юнги, которое было как холст, затянутый мраком обязанностей. — Как же ты так живёшь? Будь я на твоём месте, я бы послал всех к чёрту и делал бы то, что хотел. О чём ты мечтал? Или мечтаешь?       — В детстве мечтал о всяких глупостях. Сейчас я не думаю об этом. У меня много работы, — Юнги пробормотал, словно стеснённый своей честностью.       — О чём ты мечтал? Расскажи, даже если это мелочь, — настаивал Тэхён.       — Я хотел построить дом на берегу моря и ловить рыбу, — стыдливо признался Юнги. — Думал, что буду потом продавать эту рыбу туристам.       — Это прекрасная мечта! О чём ещё ты мечтал?       — Не то чтобы мечтал, просто… хотел попробовать простую жизнь. Здесь все так живут, но у меня такого никогда не было.       — Простые люди мечтают разбогатеть и не платить за кредиты. Мне повезло, что у меня есть крыша над головой.       — Я просто хочу делать то, что хочется, как свободные люди, у которых очень много времени, но проблема в том, что я даже не знаю, чего хочу. У меня всё есть. А вот времени у меня нет.       Тэхён, будто пронзённый мечом понимания, поднялся на ноги. Что-то в Юнги, в этом запутанном клубке желаний и ограничений, тронуло его. Он начал стягивать с Юнги обувь, предваряя нечто неведомое.       — Что ты делаешь? — не понимал Юнги.       — Просто доверься, — улыбнулся Тэхён, прежде чем вывести его на зелёный ковёр из травы, щекочущий ноги, как перья. Это было то ощущение простой радости, которое Тэ не мог ни с чем сравнить.       — Побежали, Юнги! — воскликнул Тэхён, подхваченный порывом. — До того дерева, — его палец указывал на старый грандиозный дуб, — кто первый, тот и победил! Ты же у нас любишь выигрывать, Президент.       В этой мгновенной вечности Юнги замер, оставляя позади мраморные холлы власти и шелковые ткани своего заскриптованного бытия. Здесь, под открытым акварельным небом, он не был ни мэром, ни будущим президентом, ни наследником вековых традиций семьи Мин, ни спутником в брачных оковах. Он был просто Юнги — босоногим метеором, рассекающим полотно поля в погоне за чем-то настоящим.       Он с легкостью обогнал Тэхёна, начавшего эту бегущую карикатуру на гонку. Этот дуб вдали превратился в символ граничащего с магией самопознания. С каждым дыханием, каждым отскоком от земли в его уме всплывали забытые жажды. Детские мечты о наборе Lego, к которому он не мог прикоснуться из-за амбиций и учебы; о художественных романах, которые он никогда не держал в руках, потому что его жизнь была наполнена лишь дидактической литературой; о пакете картошки фри, которой он никогда не пробовал, угнетённый родительскими догмами о вреде быстрой пищи. Желания из детства просыпались так быстро, что он не успевал их запоминать.       Добежав до этого дерева-алтаря, он коснулся его магической коры, переводя дыхание, словно скульптор, взявший паузу, чтобы насладиться своим шедевром. Он вгляделся в лицо Тэхёна, того юного омеги, чьи глаза были полны неба и смеха, двигавшегося к нему с почти детской простотой. Юнги был уже слишком пьян от смелости, чтобы ждать. Он побежал навстречу Тэхёну, сбив его с ног и повалив на траву, как ветер сбивает первые осенние листья.       И вот они оба смеялись, разорвав оковы принятых социальных норм и манер. Юнги задержал взгляд на Тэхёне, держа его за плечи, в которые он впился, чтобы обеспечить мягкое падение. Он утонул в бездонных глазах Тэхёна, словно в море, которое было слишком глубоко, чтобы описать его одним словом. Это был их момент, они были свободны, и мир вокруг не имел никакого значения.       — Ну ты и обманщик! — хохотал Тэ. — Я не знал, что ты так быстро бегаешь!       — И я не знал.       — Ты потный, — Тэхён ухмыльнулся и, пристально смотря на Юнги, произнёс: — Et pourtant, tu sens divinement bon.       — Не честно. Я не понимаю французский.       — Я сказал, что ты потрясающе пахнешь, — уточнил Тэхён, чувствуя секундное обострение собственной совести. Действительно, какая необходимость во всех этих комплиментах, особенно когда речь идёт о женатом альфе? И всё же, этот момент казался ему невероятно ценным, словно капля вечности, застывшая между их взглядами.       Да, он вёл себя отвратительно, если подумать о муже Юнги, но невозможно было скрывать свои чувства, потому что… всё происходило само собой. Не хотелось прерывать это мгновение, волшебное мгновение, когда Юнги держал Тэ теперь уже за талию и лежал на нём, как если бы они были парой, проходящей стадию прелюдии, за которой последует занятие любовью. Хотелось поцеловать Юнги, Тэ готов был даже первым ворваться в поцелуй, но его останавливал статус «женат». А это ведь табу.       Лёгкий ветерок вскружил вспотевшие волосы Юнги, пот на лбу заблестел, создавая ореол недозволенного влечения, которое подобно зажжённой спичке, упавшей возле канистры с бензином, могло превратиться в настоящий пожар. Смех покинул это поле, оставляя за собой тишину, находящуюся в гармонии со звуками природы. Это молчание прожигало глотку, возникла жажда, и хотелось вовсе не воды.       Юнги бесконечно долго смотрел Тэхёну прямо в глаза, не двинув ни мышцей тела, а затем его взгляд опустился на губы, будто он тоже боролся с самим собой. Они оба прекрасно понимали, что если этот поцелуй случится, то больше не будет преград, разрушатся все барьеры, все цепи, пока удерживающие их от греха.       — Я играю с огнём, — Юнги выразил вслух свои мысли, давая волю внутреннему демону, и его голова опустилась на граничащий с табу сантиметр.       — А я подливаю масла в огонь, — признался Тэхён, оставляя в себе лишь тень сомнения.       — Останови меня, Тигрёнок, — прошептал Юнги, и в этом мгновении было понятно: если бы он использовал официальное имя Тэхёна, возможно, тот бы остановил это необузданное движение в сторону греха. Но он сказал «Тигрёнок».       И вот уже практически ничего не разделяло их губы — ни сантиметры, ни моральные устои. Лишь никчёмный миллиметр стоял на грани крушения, так же как и тонкая линия между желанием и действием, граничащая с вечностью и запретами.