Странники Одиннадцати Пространств. Кто за штурвалом?

Улита едет, когда-то будет. Русская пословица Что кипятитесь? Обещали и делим поровну: одному – бублик, другому – дырку от бублика. Это и есть демократическая республика. Владимир Маяковский «Мистерия-буфф»

Полёт в Многозвёздно-Шлейфовое Межрукавье – к Ильфьютану, планете со скромной серо-голубой цветовой гаммой, проходит в совершенной тишине. Что Тецклай, что Тикки не горят желанием вступать в диалог. И всё же, оба чувствуют, что хотя бы слово проронить надо – хотя бы для того, чтобы вообще составить какой-то план действий. – Ты что-нибудь про Ильфьютан знаешь? – вяло интересуется Тикки. – Немного слышал про ильфьютанцев. Бетамак рассказывал, – кратко отвечает Тецклай. – Они ценят правду и ненавидят обман. Обман для них – хуже убийства. И уж если ильфьютанец тебе что-то пообещал, он себе чешую сотрёт, но всё сделает. А если ты что-то пообещал ильфьютанцу, он будет ждать и надеяться хоть целую вечность. Торопить того, кто дал обещание, нельзя – традиция. – И смысл нам приземляться? Тут уже всё ясно: йорзе их обманули так, что они и не распознали обман, наобещали им целые моря и океаны, а в итоге кинули. – Доверяй, но проверяй. Историю об ильфьютанцах я слышал от Бетамака ещё тогда, когда были живы терраформы. Всё могло измениться. – Ясно. Под кого маскироваться будем? – Сейчас найду на планетарном просвете какую-нибудь неразумную зверюшку. Вот, щупонос нам подойдёт. Сейчас настрою маскировщики. Остаток полёта проходит в ещё большей тишине, чем его начало. Хриввалэйтн и клеа незаметно приземляются на окраине какого-то ильфьютанского поселения. Когда-то давно оно было процветающим городом. Но сейчас это самые настоящие трущобы. Как на Бедантии, только ещё хуже. Горы мусора, жалкие нагромождения брёвен и камней вместо зданий, грязь, пыль и снующие туда-сюда мусорщики, щупоносы – длиннотелые зверьки с четырьмя ушными раковинами и хоботком, усаженным десятками тонких и чутких щупалец – вот все красоты ильфьютанского города. Сами же ильфьютанцы, двуногие и двурукие существа с бежевым мехом, у которых, как у щупоносов, тоже по четыре уха, не выглядят угнетёнными, подавленными или запуганными. Даже лохмотья вместо нормальной одежды не придают ильфьютанцам вид жалких рабов йорзе. Напротив, всё в выражениях их вытянутых мордочек говорит о том, что вот-вот в этом мире наступит светлое будущее. Даже разговоры у ильфьютанцев неожиданно оптимистичны и слегка пафосны, как подслушивают два «щупоноса», которые притаились в руинах какого-то громадного сферического здания. – Ты несёшь хорошие новости, – обращается один ильфьютанец к другому. – Только правду, – отвечает собеседник. – На днях я снова видел Белых. Скоро они принесут нам благоденствие. – Да, они обещали. Обещание – величайшая ценность. – Надеюсь, Белых никто не торопит! – Что ты! Обещание предкам нельзя нарушать! – Я слышал, кто-то из молодых попытался… – Их сурово наказали. Они усвоили урок. – Надеюсь, им отрубили пальцы? – Именно так. Два «щупоноса» переглядываются. – Всё, как ты и говорил, – тихо говорит Тикки. – Гррр, или ещё хуже, – ворчит Тецклай. – Никогда не понимал этой одержимости традициями. Что хорошего в том, что повторять одно и то же из поколения в поколение? – Ну, в этом как раз и интерес. То, что остаётся неизменным многие лигроротацены, неизбежно завораживает. – Нет, это я понимаю. У нас же тоже есть традиции. – Хорошо помню твой танец на Самобыте. Это было красиво. – Да, но никто не накажет хриввалэйтна, который откажется исполнять традиционный танец! Никто не будет резать ему пальцы! Гррр, бред какой-то. – Тут я с тобой соглашусь. Не все традиции одинаково хороши. Если всё время оглядываться назад, далеко вперёд не уйдёшь. Да, этим «Белым» понадобилась всего пара слов, чтобы всё развитие здесь заглохло. – И мозговзлом. – И правда, я его вижу. – Я его учуял, как только мы приземлились. Гррр, йорзская падаль! Кстати, они идут сюда… «Щупоносы» на всякий случай затаиваются. В самом деле, неподалёку материализуется живописная группа ильфьютанцев с необычным белым мехом в ослепительно белых же роскошных одеждах. – Белые! – благоговейно восклицают два ильфьютанца, разговор которых подслушали Тецклай и Тикки. – Белые! – вторят ещё несколько аборигенов, оказавшихся поблизости. «Белые» кивают обычным бежевым ильфьютанцам в лохмотьях и, не удостоив даже кратким приветствием, неспешно отправляются восвояси. – Гррр, знать бы, где у них маскировщик, – рычит Тецклай. – Мой просвет на универсальном инструменте не берёт… – А мой берёт, – сообщает Тикки. – У меня в скафандре, оказывается, всё это время был просвет… а я и забыла. – Ну? – Как обычно, на поясе держат. – Отлично. Покажем-ка ильфьютанцам истинное лицо «Белых». – Ты предлагаешь… – Именно. – А, пофиг. Поначалу аборигены видят самую обычную картину, пусть и с участием особенных «ильфьютанцев». Два щупоноса, зверька, которые славятся любопытством и некоторой наглостью, кружат вокруг «Белых» – надеясь, очевидно, на подачку. Ничего не добившись, щупоносы начинают скрестись когтистыми восьмипалыми лапками по белоснежным одеждам. Но не успевает кто-либо отогнать щупоносов, как особенные ильфьютанцы вдруг обращаются в бронированных киборгов с ржавого цвета кожей и противной гиеньей ухмылкой. Возмущению коренных ильфьютанцев нет предела. – Вы нас обманывали! Лжецы! Ваши обещания пусты! Йорзе, тем не менее, раскрытие обмана нисколько не смущает. – Ну и пусть, – фыркает один из них. – Но вы обещали Создателю, что не будете менять этот мир. – Создатель обманывал вас? – с победной ухмылкой обращается к ильфьютанцам другой йорзе. – Нет, – отвечают местные жители. – Значит, это обещание вы не нарушите. Ну а мы… так и быть, мы уйдём. Тецклай и Тикки с сожалением провожают взглядами и ильфьютанцев, и йорзе. Понимая, что сейчас уже вряд ли можно что-то изменить, «щупоносы» возвращаются на корабль и принимают свой истинный облик. – Гррр, эта йорзская падаль всё предусмотрела, – рычит Тецклай. – Ильфьютанцы продолжат тратить жизни на пустое ожидание. – До тех пор, пока мы… м-да, а Создателя, скорее всего, и нет никакого, – сокрушается Тикки. – Нельзя же доказать, что тот, кого не существует, обманщик. – Верно. – Рабы традиций и обещаний. – Я бы ещё как-то понял, если бы ильфьютанцы были бессмертны. – А они смертны? – Да. Живут местных лет тридцать где-то, как Бетамак говорил. Гррр, не понимаю, почему они не торопятся что-то изменить… не торопятся, вообще, жить. Парадокс в том, что все бессмертные, которых я встречал, наоборот, очень деятельны. Как будто спешат. Не понимаю. – А я вот могу понять. – Можешь? – Смертные часто не торопятся именно потому, что понимают, что по-любому всё не успеют. Смертные примерно представляют, сколько им жить. А бессмертные не знают, когда им не повезёт умереть. Вот и живут на всю катушку. – Гррр, я смертен. Мне ещё лет сто от силы осталось. Но я не сижу, сложа руки. Да, всего не успеть, но хоть что-то можно! Почему хотя бы не попытаться? – Ну, например, бывает так, что… Тикки вдруг запинается и начинает нервно переступать с ноги на ногу. – Вот я… мне, наверное, ещё лет сорок жить… а знаешь, почему мне ничего особенно делать не хочется? – Почему? – навостряет уши Тецклай. – Когда переживаешь что-то ужасное, у тебя плавники сами собой опускаются… начинаешь жить на автопилоте… просто существуешь, но… как эти ильфьютанцы… – Гррр, я был в орхгском плену. Я многое пережил. – Значит, ты просто сильнее меня. Я так и не смогла смириться… Тикки начинает часто-часто дышать – как рыба, выброшенная на берег. У клеа это что-то вроде плача. – Я тебе всё-таки расскажу, – собравшись немного с духом, продолжает Тикки. – Я никому раньше не говорила… потому что… слишком тяжело… а тебе, вроде, доверять можно. – Если это секрет, я никому его не выдам, – твёрдо произносит Тецклай. – Обещаю. Как ильфьютанец. – Это не секрет. Просто… мне не хотелось… в общем, у меня была семья. Муж, шесть мальков. Мы уже жили под паукрабьим гнётом. Мы работали против своей воли там, где ни одно неразумное существо даже гадить бы не стало. Мы боялись сказать лишнее слово, и только и делали, что льстили этим беспозвоночным… но это всё до тех пор, пока нас не отпускали домой ненадолго. В кругу семьи мы хотя бы немного расслаблялись и говорили о чём-то помимо того, что хотели слышать паукрабихи. Семья была нашим главным убежищем. Но однажды… паукрабихам что-то не понравилось… кто-то что-то про нас им настучал… и они просто пришли нас убивать. Муж первым бросился защищать нас с мальками… с него быстро содрали кожу. А потом… эти твари… схватили мальков… а меня связали и заставили… заставили смотреть, как… Тикки вновь начинает задыхаться. Тецклай терпеливо ждёт, пока клеа восстановит дыхание, и не торопит её. – Они заставили меня смотреть, как убивают каждого малька, – продолжает Тикки почти беззвучно. – Их убивали медленно… каждого по-разному… вырывали внутренности… выкалывали глаза… высушивали жабры… они кричали от боли… я ничего не могла сделать… а меня оставили в живых… и после этого… я всё ещё просыпаюсь по ночам от криков моих мальков… с тех пор я существую, но не живу. Пытаюсь жить, но не получается. Я просто плыву по течению. Внешне кажется, что Тецклая вообще не тронул страшный рассказ Тикки. Но на самом деле он просто теряет дар речи от сильных эмоций. – Да, все мои злоключения в орхгском плену – это ничто по сравнению с тем, что пережила ты, – негромко произносит хриввалэйтн, придя в себя. Да, мне ломали кости, пускали кровь, меня душили цепями и морили голодом… но это всё ничего. Тебе пришлось гораздо хуже. – Не стоит обесценивать ничьи страдания. Нельзя меряться несчастьями, я так думаю. Тебе тоже было очень тяжело. Просто у тебя характер крепче, поэтому ты легче ко всему этому относишься. Ты не утратил волю к жизни. А я… утратила. Но и умереть не решаюсь. Так и болтаюсь где-то между жизнью и смертью. – Знаешь, я бы по тебе не сказал. Когда ты ненавидишь Эффелину, у тебя эмоции через край! – Да она просто тупая дура! На кой дьявол я её спасла! До сих пор жалею! – оживляется Тикки. – А может, ты её спасла потому, что считаешь, что нельзя обесценивать ничьи страдания? – Да конечно, поэтому! Только сдуру! Потому что она невыносимая идиотка! – Тикки, ты понимаешь, что Эффелина возвращает тебе волю к жизни? Ненависть к ней пробуждает в тебе и другие чувства! – Ну и что? Сушить я это всё хотела! Мне пофиг! – Не пофиг! Просто признай это! Тикки уставляется на Тецклая странным рыбьим взглядом. – Да пошёл ты, – тихо произносит она – правда, без особой злобы. – Кстати, ты симпатичный, – вдруг добавляет клеа. – Что? – переспрашивает хриввалэйтн. – Забей, – быстро бормочет Тикки и уходит. Тецклай настраивает автопилот корабля и, когда тот взлетает, залезает на потолок. – Женская душа – потёмки, – думает, засыпая, хриввалэйтн. – Ильфьютанцы гораздо понятнее.