Прошлое ещё дышит

      Профессор удивляла тем, как быстро растеряла всю невозмутимость; само письмо Гермиона увидела только краем глаза — оно уже дотлевало в камине. Оставалось только сидеть и ждать, пока всё уляжется.       Даже Реддла в такой суматохе она заметила не сразу, и прошло по меньшей мере минут десять, прежде чем она впервые взглянула на него. Он замер, сидя за столом, сложив руки на коленях. Не просто не двигался, но и почти не дышал. Это было жалкое и пугающее зрелище, настолько, что она поспешно отвела взгляд, и в следующий раз посмотрела на Реддла лишь когда Гарри выволакивал его в коридор. Вернулся он уже один и очень скоро, наверное, дотащив Реддла только до первой ниши или лавки в коридоре. Твайла за это время успела отослать куда-то домовика с новым письмом и несколько сотен раз прошагать через всю комнату от стены к стене. Стол, за которым сидел до этого Реддл, как-то незаметно уменьшился и вжался в книжные шкафы. Когда Гарри наконец вернулся, Твайла достала часы и нажала на рубин. Он упал ей в руку, а из открывшегося углубления вынырнул пожелтевший от времени листок бумаги. Твайла развернула его, пробежалась глазами по тому, что там было написано, затем покачалась вперёд-назад и всё-таки убрала бумажку обратно.       — Подождёт до лучших времён, — мрачно решила она. — Гарри, Гермиона, письмо было сообщением от Рос. На Чрево пытались напасть.       В тишине что-то хрустнуло.       Ещё вчера казалось, что всё худшее уже произошло: человек в её личине перестал появляться, сбежал, а единственным свидетелем этого оказался Реддл. Но профессор вину Реддла отрицала, как отрицала и подозрения Гарри насчёт него. Вдобавок Гермиона так и не нашла потерянную книгу, о которой и не вспоминала весь день, но слова Твайлы о Чреве напомнили, что придётся возвращаться туда с пустыми руками. Слишком много поводов для беспокойства вызывали их с Гарри новые знакомства, будто само время пыталось вытравить чужаков, насылая бесконечные несчастья.       — Гарри, мне нужно сообщить тебе кое-что важное. — Твайла приосанилась и одарила его пронзительным взглядом. — У тебя есть передо мной долг жизни. Думаю, причины объяснять не нужно. И помощь в Чреве — то, что я намерена потребовать в качестве оплаты. Гермиона, — она склонила голову, как склоняют в вежливом поклоне, — не смею задерживать. Ты вольна уйти.       Повисла тишина, настолько вязкая и мерзкая, что её захотелось сбросить с себя, как старую выцветшую шкуру.       Этот момент был из тех, которые хотелось любыми способами пропустить, вырезать из киноленты жизни, как ненужный кадр, лишь бы не натыкаться на него ни в настоящем, ни в будущем.       — Почему вы не сказали раньше?!       Какими пустыми и бесполезными были эти попытки спорить, думала Гермиона, перед лицом непреклонной магии. Механизм долга жизни жесток, и шестерёнки его вертелись неотвратимо, вертелись явно не в пользу Гарри; никакого проку не было от этого вопроса, да и от всех последующих, которые, вероятно, он собирался задать, тоже.       — А что это изменило бы? — жёстко, но с какой-то горечью усмехнулась Твайла. — Гермиона его уже выплатила, а тебе только предстоит.       Именно в этот момент на первое место в сознании вырвалось мерное тиканье часов, оттеснив на периферию всю злость и тоску. Остались только часы и тишина.       — Когда? — спросил Гарри с той особенной собранностью, какая возникала у него только в самых серьёзных случаях. По скулам его ходили желваки, но он всё ещё проявлял чудеса сдержанности. Наверное, это запоздало заговорил инстинкт самосохранения и пришло осознание того, что Твайла может поднять ставку, если ей вздумается.       — Я отправляюсь немедленно, тебе же необходимости быть там сейчас нет. Письма оттуда всегда отправляют через третьих лиц, что влечёт за собой задержки, поэтому битва, если она была, вероятно, завершилась, — тон Твайлы был таким, словно от этих слов ей совсем не полегчало. — В любом случае я надеюсь вернуться к завтрашнему вечеру или хотя бы к ночи. К этому времени вы должны быть здесь в компании Тома, — она посмотрела на Гарри, приготовившегося возразить, — да, Гарри, Тома. Раньше нападений практически не случалось. Даже сейчас это почти невозможно, и мне нужно поговорить с ним кое о чём. Гермиона, я могу рассчитывать на то, что ты это проконтролируешь?       Она кивнула. Она могла только кивнуть, сил больше ни на что не осталось. Тяжесть последних дней вдруг навалилась смертельной усталостью, ей вторило стремительно разрастающееся плохое предчувствие. Не могло всё пройти гладко.       — А теперь идите спать. Если завтра я не вернусь, скажите Диппету, что мне потребовалось уехать по срочным делам на неделю, — она убрала часы и натянула сброшенную ранее перчатку.       — И тогда вы вернётесь через неделю?       Твайла посмотрела на неё невыносимым взглядом, полным затаенной тоски и совсем не внушающим уверенности.       — Да.       Она вышла и оставила после себя ощущение затишья, которое, как полагается, всегда предвещает бурю.       И пусть не было никакого сомнения и даже повода для обсуждения в том, что Гермиона пойдёт туда вместе с Гарри, ей ещё предстояло убедить его в этом. А потом им обоим предстояло бесконечно долгое завтра.       ***       Гарри не оставляло ощущение того, что он упускает нечто очень важное. Все они упускают. Не могло всё это произойти случайно, не могло произвольно так совпасть, что Реддл пришёл за книгами именно тогда, когда объявилась лже-Гермиона, не могло ко всему этому никак не относиться нападение на Чрево, в довершение, не могла Твайла внезапно решить разобраться в личности Реддла, начав приглашать его на светские беседы. Эти события определённо связаны, просто все где-то недоговаривали, но он так и не смог понять, что происходило на самом деле и где конкретно крылись эти недоговорки. Гермиона никогда на его памяти не теряла книг, особенно чужих. Этот раз был исключением.       А Реддл никогда не пропускал все занятия разом. Сегодня пропустил.       Гарри вошёл в гостиную. Совершенно пусто, хотя в этот вечер должно пройти собрание Вальпургиевых Рыцарей — он успел хорошо выучить расписание этих сборищ, и сомневаться в том, что оно было запланировано именно на сегодня, не приходилось. В спальне сидели несколько человек, и все они даже бровью не повели, когда он, весь всклокоченный после вчерашней беготни и бессонной ночи, проведённой с Гермионой в покоях, ворвался в комнату. Реддла там не было. Вот так парадокс — он, бывало, без пользы ошивался где-то поблизости, но бесследно исчезал, когда становился действительно нужен. Опрашивать на этот счёт сокурсников Гарри не решился: один Мерлин знает, какие распоряжения для таких случаев давал им Реддл. Вместо этого он решил вернуться к Гермионе, чтобы со спокойной совестью доложить, что Реддл, видимо, наконец подох где-то в закоулках замка.       И только по пути к покоям вспомнил о том, что есть у него одна незаменимая вещь, которая пропутешествовала из будущего в сумочке Гермионы, а теперь преспокойно лежала в чемодане. Он вернулся в спальню и незаметно вынес её, спрятав в складках мантии.       Теперь, когда Гарри стоял в коридоре и держал в руках Карту Мародёров, по его лицу медленно расплывалась улыбка, исполненная тёплой грусти. Он любовно разгладил пергамент и произнёс слова клятвы. От них защипало глаза, в голове всплыли образы из той, прошлой жизни, в которую, возможно, ему уже не суждено вернуться. И если он погибнет в этом времени, Карта канет в Лету вместе с ним, уничтожив частичку памяти об отце и… Когда наворачивающиеся слёзы стало невозможно игнорировать, он запретил себе думать обо всяких «если». Самым главным «если» теперь стал Реддл, ведь Карта могла в этом времени и не работать как надо, а ему не улыбалось получить нагоняй от профессора и Гермионы, после чего всё равно пришлось бы искать Реддла.       Он затаил дыхание, развернул Карту… Она работала. Гарри позволил себе ровно один облегчённый выдох, прежде чем погрузиться в изучение хитросплетений коридоров и тайных ходов. Десятки точек с незнакомыми именами сновали туда-сюда по пергаменту, но нужная так и не появлялась. Спустя ещё несколько минут поисков он нашёл её: Реддл находился в туалете Плаксы Миртл, и над точкой рядом с ним развевалось знамя с надписью «Абракас Малфой». Некоторое время Гарри гипнотизировал взглядом эти точки, чтобы убедиться, что те не исчезнут и не поведут себя иным странным образом — существовала опасность, что Реддл решит спуститься в Тайную Комнату, хотя насколько это вероятно в присутствии Абракаса, Гарри не знал.       ***       Дверь в уборную оказалась заперта. Алохомора не помогла, как и другие известные ему отпирающие заклинания. Гарри постоял под дверью с минуту, затем убедился с помощью Карты, что коридоры вокруг пусты, а точки всё ещё на своих местах, и крикнул что было мочи, что ищет Реддла и знает, что он находится там.       Спустя несколько секунд дверь приоткрылась, и в коридор выглянул Реддл, непривычно взъерошенный и глядящий немного осоловело. Он рвано осмотрелся и странно фыркнул, когда наконец взглянул на Гарри.       — Грейнджер, ты чего здесь делаешь? А знаешь, мы даже не против компании! Да, Абракас? — Реддл на мгновение скрылся за дверью, и до Гарри донеслось согласное мычание. — Абракас говорит «да», — он снова высунулся к Гарри. — Заходи — посидим, поболтаем, — Реддл призывно распахнул дверь, и Гарри увидел, что Малфой сидел на полу, привалившись спиной к умывальникам, а рядом с ним стояла початая бутылка огневиски. Там была ещё сумка и какие-то вещи, которые Абракас придвинул к себе, но его это не волновало.       — Ты срочно нужен профессору Тод. Мне плевать, чем ты тут занимаешься и в каком состоянии, но прямо сейчас…       — Незачем так грубить, Гарри, — Реддл поморщился и шмыгнул носом. — Мы хорошо проведём время, если останешься, а профессор может подождать до утра — к чему такая срочность, время-то не детское, — он хихикнул и откинул голову к стене. Обычно идеально уложенные волосы упали на лицо, но даже они не могли скрыть пугающий блеск глаз. Более пугающей была только широкая блаженная улыбка, которую до этого Гарри видел разве что у пропитых посетителей Дырявого Котла. Его внезапно осенило. Том Реддл, должно быть, был бесповоротно пьян, и в любых других обстоятельствах это повеселило бы, но именно в тот момент Гарри мог думать только о том, что придётся тащить наверняка плохо стоящего на ногах Реддла через всю школу — ночью, да ещё и очень быстро.       Виновник его мучений только снова беззаботно хихикнул и потёр нос — видимо, от долгого сидения на холодном полу разыгрался насморк, — а затем серьёзно, насколько мог, сказал:       — Тебе, Грейнджер, не помешало бы немного расслабиться и перестать строить грандиозные планы по моему свержению. Положим, на один вечер. Идёт? — Это вылетело из его уст скороговоркой, хотя он нещадно тянул слова, как не делал никогда в минуты трезвости.       «Не слабо же ему вчера промыла мозги Тод», — подумал Гарри с внутренним содроганием. А он-то надеялся, что Реддл сейчас будет свеж и язвителен, как всегда. Обыкновенно это лишь мешало, но в сложившихся обстоятельствах, пожалуй, было бы только на руку.       Он резко рванул дверь, а затем схватил Реддла за предплечье и дёрнул на себя. Тот свалился на него, не справившись с ногами.       — Не слишком любезно, Грейнджер. Будь я чуть более трезв, я бы дал тебе в морду, — неожиданно осмысленно выдал Том.       — Непременно исправишь это, когда придёшь в человеческое состояние. Абракас, мы уходим, — он неплотно прикрыл дверь, хотя Малфой крикнул, чтобы он её запер, и попытался взвалить на себя Реддла, как подхватывают тяжело раненных, но тот отшатнулся и вполне уверенно встал на ноги.       — Я в состоянии идти и без твоей помощи, — на секунду Гарри показалось, что Том резко протрезвел, но по тому, как отрывисты были его шаги, он понял, что это была лишь секундная самоуверенность, и путь предстоит долгий и отнюдь не лёгкий.       Несколько минут шли молча, но по лицу Реддла было видно, что ему не терпелось непременно заговорить о чём-то страшно важном. Впрочем, давать повода для этого Гарри не собирался, потому упорно молчал. Коридоры сменялись один другим, дорогу освещал только слабый лунный свет, и, будь Гарри один, он бы, наверное, даже залюбовался этим, но рядом дёргано спотыкался Реддл, и всё внимание уходило на то, чтобы страховать его при случае — позволить идиоту вот так расшибиться о каменный пол, не дойдя до покоев буквально сотни ярдов, было бы весьма обидно.       — Зачем я понадобился профессору в такое время?       Гарри кисло усмехнулся.       — Если бы я знал…       — Это как-то связано со вчерашним письмом?       Догадливый чёрт.       — Не имею ни малейшего представления. Спросишь, когда дойдём.       — Ладно, — Реддл держал себя в руках около минуты, но не утерпел и продолжил допрос: — А ты ей зачем? Только не говори, что тоже не знаешь, Грейнджер.       — А это уже не твоё собачье дело, — Гарри меланхолично посмотрел в сторону сменяющих друг друга окон, за которыми виднелись только тёмное небо и кучки деревьев у горизонта. Не было ни одного облака, луна светилась почти абсолютной полнотой. Красота. Только жаль, что от неё приходилось отвлекаться.       — Ой, какие мы дерзкие, — Реддл шутливо скривился, но в следующую же секунду расцвел мерзкой ухмылкой. — Как насчёт не идти? Заглянем к эльфам, я не ел, кажется, вечность.       — Нет.       — Ты, разумеется, обедал и ужинал, а я пропустил даже завтрак — разве справедливо?       — Последний раз я нормально ел вчера в обед.       — О, — только и сказал Реддл. Гарри уже понадеялся, что это будет единственным его ответом, но за этим последовало продолжение: — Вот почему ты такой худой. И выглядишь откровенно дерьмово, Грейнджер, тебе бы отоспаться.       Теперь пришёл черед Гарри несдержанно улыбнуться.       — Кто бы говорил. Реддл, ты вообще видел свои глаза?       Тот внезапно замер на половине шага.       — А что с ними?       — Красные, просто жуть. Ты хоть иногда спишь или всё время учишься и строишь планы по порабощению рода людского?       После этих слов он отмер и вернул себе былое расслабленное спокойствие.       — Иногда сплю. Но во сне тоже порабощаю человечество, разумеется. Наверное, это забавно звучит. И с чего ты взял, что меня непременно волнует именно это?       — Понятия не имею, предпосылок-то никаких нет, — Гарри с едва уловимым, странным разочарованием заметил, что они уже пришли.       — А действительно, почему?.. Пришли, да?       Реддл резко переменился в лице, хотя налёт опьянения на нëм ещё остался.       Их уже ждали. Гермиона сухо поздоровалась с Реддлом и коротко обняла Гарри. Твайла, по её словам, вернулась около пяти минут назад и ушла в свою комнату за какими-то вещами.       Реддл, едва войдя в гостиную, упал в кресло перед камином и больше не подавал признаков жизни, что вызывало неопределённые эмоции — где-то на ребре обиды и облегчения.       Профессор вышла из своей комнаты только через пятнадцать минут. Всё это время он бездумно слонялся от входной двери к камину, перекидываясь ничего не значащими фразами то с Гермионой, то с Томом. Они не сговариваясь перешли на шёпот.       — Всё оказалось куда хуже, чем я предполагала. Сейчас ты, Гарри… Гермиона тоже? Мерлин великий! Тогда вы двое отправляетесь со мной, а с тобой, Том, мне нужно быстро переговорить. Пройдём в мою комнату, — она отступила на шаг от двери, и Гарри услышал перезвон чего-то металлического в её карманах. — Я взяла оружие, — пояснила она. — Моргана всемогущая, ты пьян?!       Том шёл вполне ровно. Гарри за него ответил подтверждающим кивком.       — Как вас земля носит, напиваться в такой день… Это из-за нашего вчерашнего разговора? — Она посмотрела на Реддла с таким бережным пониманием, пусть и строго, что Гарри захотелось отвернуться из-за непонятного коктейля эмоций. — Гарри, ты не предупредил его с утра, что вечером вы мне понадобитесь?       — Похоже, нет… Я и не подумал, что это нужно.       Она цокнула языком и похлопала Реддла по плечу.       — Я выйду буквально через пару минут. Приготовьтесь сражаться. Сейчас, Гермиона, ты можешь отказаться идти, но как только попадёшь туда, пути назад уже не будет.       — Сражаться? — Гермиона потянулась рукой к шее, будто этот жест мог защитить её от того, что им предстояло пережить.       — Где сражаться? Знаете, если вам нужен кто-то толковый для того, чтобы покалечить пару-тройку человек, я бы пошёл. Думаю, мне от этого полегчает, — беспечно проговорил Том, пожав плечами и как-то повеселев.       — Боюсь, парой-тройкой человек дело не ограничится, — Твайла смотрела на него недоверчиво и испытующе, и Гарри казалось, что он слышит, как в её голове проворачиваются шестерёнки.       — Тем лучше, профессор, даже если это может быть опасно. Как вы говорили, «любой разум склонен к самоуничтожению»? Похоже, во мне многовато разума. Или дури, — он искренне рассмеялся, и это прозвучало до такой степени жутко, что все они взрогнули.       — Ты, верно, сошёл с ума, мальчик, — покачала головой Твайла, храня на лице выражение глубокого сомнения. Она нахмурилась и исподлобья всмотрелась в глаза Реддла своими, напряжёнными и полными смятения. — Речь идёт не о приятной прогулке. Я знаю, на что ты способен, но спрашиваю последний раз: ты уверен, что хочешь участвовать в этом? Это не просто «может быть опасно», это настоящий риск.       — У меня есть две попытки, профессор. Вы не можете мне запретить.       — В таком случае это, вероятно, лишнее, — Твайла спрятала в карман свёрнутый в четыре раза листок, который сжимала в свободной руке, тот самый, что ещё вчера доставала из часов. Затем выпрямилась и оглядела их очень серьёзным взглядом. — Кто-то из вас решил остаться? Нет? Что же, тогда позволю себе потратить ещё минуту на меры предосторожности. Хотя какая тут к чёрту предосторожность… — Она заново расправила плечи, будто набиралась сил перед тем, как закончить говорить. — Вы сразу поймёте, кто есть кто — ваши цели одеты в белое. Старайтесь больше помогать союзникам, чем атаковать противников, меня не ищите, мы сразу разделимся. Если возьмут пленных, не подходите к ним лишний раз, лучше и не смотрите в их сторону. Один на один в битву не лезьте. Не разделяйтесь. Как только всё закончится, воспользуйтесь этим, — она отодвинула ворот мантии Тома, указав на какую-то мелкую брошь, приколотую к его рубашке, — чтобы вернуться в школу. Возможно, кому-то из вас придётся остаться, об этом доложат. Не пытайтесь выбраться за пределы дома. Если увидите Рос — укажете Тому, кто это, — держитесь её. Вот и всё, ребята.       Всё повторилось, как было в прошлый раз — Хогсмид, на этот раз они шли через тайный ход, который раньше не видели, антикварный магазинчик, услужливая, но на этот раз чуть обеспокоенная улыбка лавочника и, наконец, комната. Они обступили Твайлу в круг и коснулись портключа. Уже во время перемещения она пожелала им удачи.       Обернувшись к Гарри, Твайла протянула ему руку и окаменела лицом. Он протянул в ответ свою.       — В уплату долга жизни я требую от тебя боевой помощи. Сражайся в полную силу. Окончание битвы освобождает тебя от всяких обязательств. Да будет так.       В груди что-то дёрнулось и разлилось под кожей маслянистым тёплым золотом. Его покинул страх, только магия забилась в жилах, требуя выхода.       Они обменялись на прощание одинаковыми сосредоточенными взглядами. Том нервно рассмеялся, и не думая трезветь. Твайла вновь положила руку ему на плечо и склонилась, чтобы заглянуть в лицо.       — Береги себя.       После этого они попали в ад. Повсюду что-то визжало и падало, сотни криков сливались в один ровный гул, переплетаясь совместной болью. Какофония вспышек и грохота сильно дезориентировала, но Гарри старался всё время следить и за Гермионой, и за Реддлом, чтобы не разминуться в комнатах, которые стали как одна похожи друг на друга: в каждой второй загорелся яркий белый свет, осветивший испачканные кровью стены. Люди вокруг ревели и сталкивались телами и магией, где-то над головой постоянно что-то взрывалось и падало, с потолка осыпалась штукатурка, всполохи заклинаний летали быстрее, чем он успевал заметить их и уклониться. Первая вражеская группа, которую они встретили, расправилась с несколькими вампирами и начала теснить их троицу к углу. Сердце оглушало своим аритмичным боем наравне с рокотом сражения, он на автомате швырялся заклинаниями во все стороны, не особенно разбирая, в своих попадает или в чужих. Места для манёвров совсем не было, и рядом постоянно крутился кто-то лишний, занятый своей схваткой; порой в его сторону прилетали адресованные кому-то другому проклятия, и вокруг были вспышки, только много-много вспышек и хаотично мерцающих лучей, а ещё дожди треклятой штукатурки и откуда-то — дым. Когда их окончательно зажали в углу, он споткнулся о валяющийся на полу хлам и полетел назад, ожидая, что наткнётся на стену, но только провалился за гобелен. Там оказался узкий тёмный проход в другую комнату, и он смог утянуть двоих за собой, надёжно запечатав вход. Но когда за спиной раздались мычание и звуки борьбы, Гарри с ужасом осознал, что этими двумя были Том и человек, облачённый в белый балахон. Завязался бой. Гермиона осталась где-то по ту сторону гобелена, и возможности пробиться к ней не было. Они могли только отступать вглубь прохода, не в силах справиться с противником. Страшно рвало повреждённую ещё во время перемещения из будущего левую руку, но на эту глубокую режущую боль не было времени. Всё его внимание было занято тем, как вылетали из темноты разноцветные всполохи, как они стремились врезаться в его тело, прошить насквозь смертоносными лезвиями и выпотрошить, лишь бы добраться до сердца и обездвижить. Реддл держался хорошо. Он действовал медленнее, но в каждом его движении был заложен тактический смысл — воевал не по наитию, а руководствуясь рассудком, не отказавшим даже спьяну. В конце концов ему удалось на какое-то время ослепить противника, а Реддл и бровью не поведя отправил в того что-то явно тёмномагическое. Чёрный луч, исходящий пеплом, стремительно вырвался из его палочки и отбросил врага вглубь коридора. Оттуда послышались душераздирающие вопли и скулёж на незнакомом языке, и Гарри поблагодарил судьбу за то, что проклятие ему незнакомо.       — Знаешь, что это было? — спросил Реддл, немного отдышавшись.       — Нет, и избавь меня от объяснений.       — Неплохо сражаешься.       — У меня большой стаж. Ты тоже.       Этот короткий разговор был последним, на что им хватило времени. Они вынырнули на другом конце прохода, скрытого потрёпанным штандартом. Комната — клубы пыли и сажи, трупы под ногами, трупы под потолком, короткий обмен заклинаниями, новая комната — снова бесконечные тела, свежие, ещё не тронутые посмертной бледностью, и опять яростная перепалка. Так они продвигались помещение за помещением; оказываясь окружёнными, становились спина к спине, поражая соперников каскадами проклятий, разделяясь, стремились как можно скорее пробиться друг к другу.       За очередным поворотом оказался полностью зачищенный от союзников коридор, полный людей в закопченных битвой белых одеяниях. Их заметили моментально — взревели, кинулись навстречу, сыпля атаками. Гарри выставил щит, которому не суждено было продержаться дольше десяти секунд, и по их истечении они вдвоëм потонули в драке. Их снова теснили, но на этот раз стены позади были голыми, покрытыми облезлой бирюзовой краской, и спасения не предвиделось. Люди в белом наступали, сердце стучало всё быстрее, кислород заканчивался. Левой рукой он зажимал рваную рану на боку, неглубокую, но ощутимую. Правая гудела от напряжения.       — Вот и всё, Грейнджер? Приятно было познакомиться.       — Кажется, пора уносить ноги, — он был слишком занят схваткой, чтобы понять подлинный смысл услышанного.       Реддл действительно… прощался?       — Это дерьмо не работает, я уже пробовал. Видимо, портключ заговорён на определённое время. — У Тома чуть не выбили палочку. Их было слишком мало, нападающих — слишком много. Реддл дёрнулся, и его палочка выплюнула кривой зелёный росчерк.       — Моя фамилия Поттер.       — О, ты нашел чудесный момент, чтобы сказать это, Поттер, — его голос тонул в канонаде заклинаний, но Гарри различил нотку, вместившую в себя одновременно сарказм и тоскливую безнадёгу. Очередной щит, прикрывавший их, рухнул.       Они встали плечом к плечу и, кажется, одновременно решили ударить Инсендио. Из их палочек вырвались потоки пламени, жаркие языки, плюющиеся искрами, метнулись вперёд, а затем внезапно сплелись, слились в монолитный огненный смерч, и его полёт, дотла испепеливший добрую половину коридора и заставивший нападавших сбежать, был прекраснее всего, что Гарри когда-либо доводилось видеть. Они притихли и поражённо замерли. Для них в мире погасло и потеряло звук всё, кроме бешеного стука сердец. Тук-тук. Тук-тук. В самой глотке.       Он пошатнулся и свалился на груду обломков мебели то ли от боли, прострелившей левую руку, то ли от зуда уже давным-давно заживших ожогов, поползшего по предплечьям.       — Не знал, что мы так умеем, — с совершенно дьявольской улыбкой, широченной — от уха до уха, Гарри готов был поклясться! — выдохнул Том.       И чёрт побери, как же ему эта улыбка нравилась.