Прошлое ещё дышит

      Гермиона покачала головой. По рассказаному было ясно, что Гарри точно опустил какие-то детали. Важные детали. Но допытываться сейчас значило бы окончательно порушить и без того хрупкие отношения.       – Это всё очень странно.       – Да, – хрипло отозвался Гарри.       – Боюсь, мы многого не знаем. Не уверена, что правильно трактую происходящее, но обрывки разговоров и вещи, на которые нас толкают без объяснений – единственное, по чему мы можем судить о... чëм бы это ни было.       – И как ты трактуешь?..       – Твайла – не человек, – озвучила она мысль, которая свербела в голове уже много дней.       – А кто тогда?       Гарри заметно напрягся. Подался вперёд, сдвинувшись на самый край кресла, нахмурился и завертел палочку.       – Не знаю. Вряд ли вампир, но точно не человек. По крайней мере не маг. Посуди сам: она ни разу не колдовала при нас, даже палочку не показывала; перемещаемся исключительно портключами, хотя при её должности и возрасте могла бы и трансгрессировать. И... я не могу сказать всего, но у меня есть ещё причины подозревать её в чём-то таком.       – Это не дело, – покачал головой Гарри. – Если у тебя есть причины – объяснись, иначе зачем вообще затевать этот разговор.       – Не могу.       – Ну, – вскинул руки он, – тогда не знаю, чего ты от меня ждёшь. Сначала бегала от меня, потом неделю отдыхала в Чреве. Это здорово, я рад, что тебе полегчало, но только не понимаю, что, собственно, произошло.       Гермиона шумно вдохнула, стараясь сдержать раздражение. Зачесались кулаки.       Невозможно объяснить такую вещь. Как, да и что здесь объяснять? Она сама не понимала, что с ней сделали. О чём предупреждали – а ведь зачем-то же предупреждали! – и почему после бойни она нашла Твайлу в буквальном смысле наполовину съеденной. Что ей тогда сказали? «Можешь потерять сознание, если она сорвётся, а она скорее всего сорвётся». И это говорила Рос, а Твайла только лежала и сверлила нечитаемым взглядом. В нём виднелось что-то среднее между извинениями, вселенской тоской и оценкой предстоящего ужина, которую проводит бывалый гурман.       Хуже всего было то, что никакими словами это описать невозможно. Зрительный контакт, секундная тошнота, потом слабость и непрекращающиеся шумы в ушах, будто низкая вибрация стенок железного ведра, по которому ударили чем-то тяжёлым. Ну и как это описывать? Как облечь в слова очевидное «она чего-то меня лишила, только я понятия не имею, чего»? И Рос со своими лесными ду́хами не лучше. Что из этого вообще безопасно рассказывать? Гермиону могли вздёрнуть на висилице за один этот разговор. Но ещё не вздернули, даже выделили время на разговор с Гарри тет-а-тет. Да и за все вопросы, которые она задавала Рос, ещё ничего не сделали. Можно ли ей верить?       Они оказались в прошлом. Первый человек, которого они встретили – профессор истории магии. Профессор спасает их, выдаёт за племянников; подделывает документы; использует, чтобы наладить связь со старой приятельницей, потом снова использует, только уже чтобы помочь этой самой приятельнице отбить нападение неизвестных. Судя по разговору, при котором Гермиона присутствовала ещё тогда, во время битвы, Твайла тоже не знала, кто эти... люди? После этого профессор делает с ней что-то странное и начинает таскать к себе на чай Реддла. Тома Реддла, который для Гарри теперь просто «Том». Чего-то Твайла от него хочет, только чего?       И «приятельница» хороша. Завуалированно предупреждает, что в курсе, что абсолютно чужая девочка, которую она зачем-то защищает, думает о приличном профессоре нехорошее. И даже просит ничего не предпринимать. Ждать лета. Гермиона, конечно, подождёт.       Только всё становится слишком сложным и выходит из-под контроля.       – У неё какие-то планы на Реддла.       – Это и дураку понятно.       – А тебе непонятно! – не выдержала Гермиона. Зашипела. – Подумай, чем это может обернуться. Ты вот что знаешь о Твайле? На уроках её хоть раз бывал? Она же каким-то мистическим образом из всех седьмых курсов не ведёт именно у тех, на которые попали мы. Кто она вообще? Если она действительно тесно знакома с Реддлом и как-то ему помогает, то должна была отметиться хоть где-то. Я никогда не видела её имени ни в одном документе. Уверена, я бы вспомнила.       – Мне кажется, ты надумываешь, – со вздохом ответил Гарри.       – Ладно, пойдём от другого. Она принудила тебя к убийству и глазом не моргнула. Она в стенах школы спокойно обсуждает возможность убийства ученика и даже даёт практические советы. Гарри, ну очнись, – взмолилась Гермиона, чувствуя, как начинает дрожать голос. – А теперь она отирается около Реддла. С удвоенным рвением, и даже имеет на него какие-то планы. Просто подумай, как она может на него повлиять. Если всё ещё собираешься его убить – по-моему, самое время. Пока не пришлось убивать ещё и её.       Гермиона сглотнула, сама не до конца веря, что произнесла это. Но теперь пути назад уже нет. Это, похоже, единственный шанс вернуть себе контроль над ситуацией, если у них он вообще когда-то был. Из закоулка памяти нехотя всплыло воспоминание – Твайла, щупальца и страх. Ладно, тогда она была под действием... чего-то, что было в чае. Но всё остальное – точно не галлюцинации. Она точно всегда была под наблюдением, и даже сейчас не могла сказать, насколько сильно ограничивали шоры, надетые лёгкой рукой профессора. Но точно могла сказать, что, пока вожжи в руках у той же профессора, их с Гарри колесница на сверхзвуковой мчится прямиком навстречу Тьме.       – Определись уже, Гермиона, стоит мне его убивать или всё-таки нет? А то очень хорошо у тебя получается: сначала пропадаешь, потом возвращаешься и резко меняешь позицию, – холодно заметил Гарри.       – Да и ты без меня позицию поменял, – огрызнулась она. – Хорошо, если не сторону.       Это явно было лишним, потому что Гарри сощурился и смерил долгим тяжёлым взглядом. Медленно подошёл к двери, за которой их ждали, и едва слышно обронил:       – Буду ждать на своей стороне. Передай это той Гермионе, с которой мы летали на драконе и танцевали в палатке. Передай это той Гермионе, которая сейчас зачем-то делает вид, что мы чужие люди.       ***       – Дерьмовые мысли, Поттер.       – Дерьмовые слова, Реддл. И привычка лезть ко мне в голову – полное дерьмо.       Странное это чувство – одиночество. Вроде вот она Гермиона, оставленная в комнате прямо позади. Вроде и близкая, но теперь такая далёкая. А вот он Том, которого всё ещё хочется придушить. Вроде это тот же человек, который собственноручно убил его мать, убрав её с дороги как незначительное препятствие, размениваясь на предупреждения только из-за Снейпа; а вроде и совсем другой. И вот эта ленивая ничего не значащая пикировка, которая намного приятнее и ближе, чем подруга в соседней комнате. Просто перед Томом не надо притворяться, что есть хотя бы примерное понимание, что делать. Не надо делать вид, что внутри осталось что-то живое и способное поддерживать жизнь. Гарри не вечный двигатель. И вот сегодня, после этого разговора, в дребезжащих механизмах сгорела последняя капля топлива.       Невольно вспомнился недавний сон: пятый курс Реддла, пустынный коридор, он и Абракас. У Малфоя кровь носом, у Тома кровь на костяшках. Гарри помнил только одну фразу из всего долгого молчаливого диалога, хотя в момент сна ловил каждую мысль Реддла, превосходно расшифровывающего и Абракаса. Им для объяснения хватало только взглядов. Потому что Том – и Гарри в качестве невольного зрителя – кожей чувствовал Абракаса. Даже под кожей, так глубоко они забрались друг в друга.       «Победитель-ученик и побеждённый учитель. Холст, масло», – с горькой усмешкой сказал в этом сне Абракас. Непривычно спокойный и строгий, прямо как сам Реддл. И ещё: «Не жалеет ли ученик о своей окончательной победе?»       Реддл ничего не ответил. Не из-за того, что не жалел, а из-за того, что чувствовал ужас и отвращение. И не разобрать, к себе или к Абракасу.       На самом деле жалел, только кроме него самого об этом суждено было узнать одному Гарри.       Твайла прокашлялась, привлекая внимание.       Гарри прикрыл глаза, прогоняя наваждение.       Том... Когда открыл глаза, Гарри увидел, что он с отсутствующим выражением лица смотрел в пол.       ***       – И это тот самый?.. – блёкло протянула Рос, наблюдая за тем, как запускается перемещение.       – Да.       – Твой смотрит на него так, как будто хочет глотку перегрызть. Или съесть не раскусывая, – с непонятной интонацией заключила Рос.       – Гарри не «мой».       – Не будь так категорична, – остановила Рос. – Он твой друг. Не чужой ведь точно.       Гермиона поёжилась и хотела возразить, что не перестала считать Гарри другом, но передумала. В конце концов, разбираться с их отношениями – не забота Рос, и уж точно не то, что нужно обсуждать в таких обстоятельствах.       – У них... неоднозначные отношения.       Рос задумчиво повела рукой, которой держала трубку, как бы говоря, что это и так видно.       – Мне, эм, мне нужно в школу, не могли бы вы?..       – Беспокоишься за посещаемость? – Рос дождалась несмелого кивка и продолжила: – Это напрасно. Твайла всё замнёт, так что ты вполне можешь позволить себе ещё пару дней отдыха. Не нравится мне то, что тебя втягивают в эти интриги.       – Но это как раз моё дело, – не совсем понимая смысл сказанного возразила Гермиона. – Да и какие здесь интриги? Про неприязнь Гарри к Реддлу я и так знала, а Твайла – вообще не главная моя проблема.       – Ты видишь меньше, чем я, – вкрадчиво сообщила Рос. – И тебе нужно доверять хоть кому-то, иначе же можно просто свихнуться.       – Понимаю, – соврала Гермиона.       – Не уверена, – подтвердила сомнения Рос. – Сейчас, поверь, всё может происходить очень быстро и неконтролируемо. События ускоряются, и мне, признаться, это совсем не нравится. Хотя расстановка фигур любопытная, как ни посмотри, – гадко ухмыльнулась она. – Даже как-то хочется поучаствовать в игре.       Только после этих слов в голове окончательно сложился пазл. Гермиона имела неосторожность вслух подтвердить, что Гарри хочет убить Реддла. Реддла, которого Твайла, исходя из той скудной информации, которой располагала Гермиона, сейчас будет беречь как зеницу ока. Он точно центральная часть какой-то важной партии, продуманной от и до, и в эту партию они с Гарри вклинились где-то в середине, не видя предыдущих ходов и слишком плохо зная игроков, чтобы предугадать следующие. Ещё и неизвестно, что в действительности поставлено на карту. Плохо, если на кону жизни, а что если этих жизней десятки?       Гермиона сделала глубокий вдох. Пауза на пять счётов, затем такой же глубокий выдох и опять пауза перед следующим вдохом.       Думать о том, что они могли стать причиной начала партии, было неприятно и тревожно. Как же не хватало Рона – он точно мог подсказать какой-нибудь хитрый дебют, который позволил бы влиться в игру не так паршиво, как в итоге получилось.       Вот бы посмотреть на шахматную доску сверху, с позиции игрока, а не маленькой беззащитной пешки. Увидеть хотя бы, сколько на самом деле собралось игроков и сколькими они располагают фигурами.       Что ж, кажется, в этом разговоре она сделала один очень неосмотрительный ход.       Оставалось только наблюдать за тем, в чью сторону качнётся после него лодка, и готовиться в любой момент цепляться за борт, лишь бы не наглотаться ледяной воды.       ***       В воздухе завис густой туман, мелкой моросью проходящийся по лицу. Волосы уже повлажнели, от мерзкой пронизывающей прохлады спасал только тёплый плащ. Поезд горел единственным ярким пятном среди серой пасторали, не разбавляемой даже разношёрстной толпой студентов. Всё потускнело и выцвело в угоду повисшему вместе с туманом нервному напряжению.       Гарри титаническими усилиями сдерживал вздох облегчения, рассматривая вереницу учеников, направляющихся к поезду. Рядом стоял Том, по должности обязанный следить за процессом, а он набился в помощники из-за того, что не хотел досиживать день в пустой гостиной. Уезжала едва ли половина от привычного числа: многим безопаснее не высовывать носа из замка, чтобы не подставляться под случайный удар. Пускай магловская война шла уже за Рейном, в магических кварталах всё ещё существовала опасность попасть под лихое проклятие людей Гриндевальда. Сам он окопался в Швейцарии, но длины и жадности его рук с лихвой хватало для того, чтобы терроризировать даже сам Лондон. Может, так он показательно проезжался по Дамблдору в какой-то сложной игре, ведомой им одним; Гарри не знал и не хотел знать. Всё, что находилось в его поле интересов – опустевший на каникулы замок, долгожданный отдых и свобода от хищных взглядов слизеринцев. Они-то как раз возвращались в защищённые поместья, а не на выжженные пустыри, как маглорождённые.       Чистокровные, которым повезло.       Иронично, что многим из них, будущим последователям Волдеморта, суждено доживать последние дни в Азкабане.       Впрочем, он здесь именно для того, чтобы это предотвратить.       Дамблдор... Трансфигурацию – с недавних пор, как выяснилось в разговорах с Абракасом, – преподавал пёстрый поток вечно сменяющихся учителей. Дамблдор вёл у младших курсов и, видимо, был слишком занят политикой. Вспомнилось, что до его дуэли с Гриндевальдом остался один месяц. Всего месяц, и начнётся отток преподавателей, ученики вздохнут свободнее. Гарри не был уверен, что очень ждёт того момента, когда придётся столкнуться с Дамблдором на занятиях. Даже смотреть на него в Большом зале, пусть и появлялся Дамблдор там нечасто, было откровенно больно. От такой ядерной смеси из искренней благодарности и жалящей обиды распирало грудь и виски. Скорбеть по живому человеку было странно и как-то неправильно, но и свыкнуться с мыслью о том, что Дамблдор жив, к нему можно подойти и поговорить, попросить совета, дотронуться, и он не рассыпется снопом призрачных искр, никак не получалось.       Хотя с живым Томом свыкнуться как-то удалось.       – Две недели каникул, – пусто констатировал Гарри.       – Две недели, – повторил Том. – Хочу кое-что тебе показать.       Ничем хорошим это «кое-что» закончиться, конечно, не могло. То же самое Гарри повторял себе и стоя у входа в Тайную Комнату.       – Можем мы как-нибудь... отложить это?       Том с видом оскорблённого достоинства приподнял бровь. Ну конечно, как ещё он мог отнестись к тому, что Гарри посмел не оценить такое щедрое предложение? Смешно и страшно. Смешно, что будущий Тёмный лорд заботится о таких мелочах; страшно, что получилось так быстро научиться угадывать нюансы его ужимок и реакций, даже самых мимолётных.       – Можем отложить сразу до твоей смерти, – флегматично ответил Том и пожал плечами. – Можно и жизнь отложить, твоё право.       Всё-таки славно было бы приложить его головой о стену.       – Мне не нужны твои подачки.       – Да, разумеется.       – И Тайная Комната мне тоже не нужна.       – Конечно. Именно поэтому ты стоишь здесь и споришь со мной вместо того, чтобы развернуться и уйти, – поддел Реддл, позволив себе дёрнуть уголком рта в намёке на глумливую усмешку.       Гарри красноречиво скривился и тоскливо покосился на дверь. За пределами холодного пустого туалета его ждёт гостиная с растопленным камином и, возможно, чья-то пушистая кошка. Только бы не блэковская, потому что мантикору гладить безопаснее, чем это исчадие ада.       Но возможность спуститься в официально несуществующее помещение, скрытое от студентов и, вероятно, магического надзора... заманчива. Реддл ослаблен недосыпом и явно расслаблен, а вот Гарри бодр и если не весел, то по крайней мере здоров и в своём уме. На одно заклинание сил должно хватить. Два слова и одна вспышка против сотен жизней.       О том, что в этом уравнении весомую роль играла ещё одна переменная в виде какого-то извращённого подобия совести или жалости, думать не хотелось.       – Стою, – начал Гарри, подбирая слова, – потому что это интересно. Но сейчас я хочу есть куда больше, чем обниматься с... тем, что там водится. Если там что-то водится, конечно, – поспешно добавил он в ответ на подозрительный взгляд Тома.       Том мог припереть к стенке с вопросом «откуда знаешь?» в любой момент. Хоть сейчас. И Гарри понятия не имел, как объяснить свои знания. Уже мысленно десять раз проклял себя за всё, что успел неосторожно ляпнуть.       – Раз ты так категоричен... – в жесте царственного недоумения развёл руками Том. Даже это движение рук, выверенное до дюйма и совершенно ненастоящее, только добавляло ему шарма утонченной статуи, вытесанной из холодного камня, пусть и смотрелось бы органичнее в исполнении того же Абракаса, в своей более искренней и эмоциональной версии. – ...и готов променять Тайную Комнату на завтрак...       – Точно готов, – заверил Гарри.       – Тогда идём на завтрак, – со вздохом терпеливого взрослого, вынужденного возиться с раздражающим ребëнком, смилостивился Реддл.       Гулкое эхо заклинания в тишине тёмного зала, зелёный луч, остывающее тело – всё ещё успеется. «Потом», – заученно крутилось в голове. «При более удачных обстоятельствах», – услужливо подсказала совесть. Та её часть, которая ещё не была отравлена пронзительными алыми искрами в карих глазах, резкими словами под аккомпанемент свистящего на вершине башни ветра, зловещими тенями и болезненной чувствительностью связи. Что-то ещё шептало неприятно равнодушным, прохладным тоном, будто читая с листа, запретное слово на букву «н». Но к этому без сомнения бредовому голосу Гарри прислушиваться не собирался.       Связь уколола пристальным вниманием.       – Что именно «никогда», Поттер?       Лучше бы Меропа умерла по дороге, так и не дойдя до приюта. Лежала бы грудой костей, обтянутых посиневшей на морозе кожей, ледяная и мокрая от снегопада. Может, ей поставили бы памятник сердобольные маглы, щепетильные к таким вещам. Лучше бы Том не рождался.       – Никогда больше не пойду за тобой, если пообещаешь «кое-что показать», – неловко отшутился Гарри. Какие у него отвратительные мысли. И умение лгать такое же.       – Никогда – концепция, существующая только в рамках человеческого мышления, – заумно изрёк Реддл, умудряясь при этом не выглядеть так, будто бездумно цитирует первую вспомнившуюся книжку по философии. Может, действительно выдумал сам.       – Это значит «передумаешь»? – скептично уточнил Гарри.       – Это значит «реализуешь, но в другой форме, скорее всего даже не заметив подвоха». Если всерьёз задумался, до чего-то в конечном итоге додумаешься. Если повезёт, то ещё и до чего-то умного.       Потом. Но точно не «никогда» и не «в другой форме».       По-том.