(Не)друг

Он и вообразить не мог, что пару месяцев назад жизнь уже никогда не будет прежней. Летние каникулы заканчивались, лагерь отпускал временных жильцов в добрый путь. Теплоход резво шёл по речной воде. Лёва сидел на скамейке и смотрел себе под ноги. Смотрел на свежевымытую палубу. Его бросало то в жар, то в холод. Горло саднило словно он наглотался сухих замороженных осколков. От слабости во всём теле знобило. Он приходил в себя - медленно и мучительно. До него доносились обрывки фраз: девчонки и мальчишки общались между собой, вспоминали весело проведённое лето в лагере, но главной темой для обсуждения был вчерашний вечер. Ветер играл с цветными флажками. Мотор шелестел, вода плескалась за бортом. Голова у Лёвы болела. Какие-то картинки вспыхивали перед глазами, размытые и кривые, и понять их смысл было невозможно. Что произошло вчера вечером, являлось загадкой для него и ещё для нескольких ребят, которые, как и он, сидели на скамейках, дрожали и кутались в куртки. - Лёва, ты в порядке? - окликнул его кто-то. Кажется, это была вожатая его звена. Он глянул на неё и быстро кивнул. Девушка присела рядом. Её взгляд выражал обеспокоенность. Она накрыла ладонью его руку. - Она же ледяная, - охнула девушка. - Тебе принести плед? Он покачал головой и выдавил из себя подобие улыбки. - Спасибо, не нужно. Я согрелся, только руки остались, - ответил он, не узнав собственный голос. Вожатая в последний раз посмотрела на него, затем поднялась и направилась проведать других. Лёве не было тепло. Это тепло обжигало, пока ещё не в силах согреть холодные конечности. Это тепло разливалось по артериям, словно полосуя их лезвием. Лезвием пробуждающейся жизни. Сердце оживало, восстанавливая привычный ритм. К горлу то и дело подступал комок, оставляя во рту металлический привкус. До чего же противно. Он осмотрелся. На верхних ступеньках в полном одиночестве сидел Валерка. Ноги не слушались, и Лёве с трудом удалось подняться. Шатаясь, он проковылял через всё судно и сел рядом с Валеркой. Тот не смотрел на него. Взгляд был прикован к чему-то далёкому. По-взрослому серьёзный и полный какого-то необъяснимого безумия. Лёве стало неловко. Чувство вины закралось в сердце. Ведь он помнил это лето. В памяти возникли пульсирующие образы, усилив головную боль. - Не помню, что произошло вчера, - наконец сказал Лёва. Валерка не обратил внимания. Тёплый ветер трепал его каштановые волосы. Мимо прошли ребята, но он всё так же сосредоточенно смотрел куда-то в сторону удаляющегося берега. - Но я помню всё остальное. И я знаю, что обидел тебя, - продолжил Лёва. "Обидел" едва ли было верным определением. Лёва не мог придумать ничего лучше. То, что случилось, уже не вернёшь. - Мы ведь друзья? Их взгляды встретились. Валерка посмотрел на него сверху вниз, ничего не ответив. Не друзья. Безразличие. Пустота. По позвоночнику пробежался холодный сгусток. Этот взгляд был финальной точкой их отношений. Лёва не знал, почему, но понял, что никогда не узнает. Понял, что скоро корабль причалит, родители радостно встретят, и все разъедутся по своим городам и больше не встретятся. Он тяжело вздохнул и последовал примеру Валерки: стал смотреть вдаль. Вдали остался "Буревестник", а вместе с ним смутные воспоминания. *** "Переутомление" - было написано неразборчивым врачебным почерком. Вернувшись домой из поликлиники, Лёва прокручивал в голове это одно единственное слово. И всего-то? Он сидел за своим столом, краем уха слушая сетования родителей из кухни о том, что больше они в тот лагерь его не повезут, раз там не отдых, а сплошное "переутомление". Уставшим он себя не чувствовал. Силы вернулись. Всё вернулось в прежнее состояние. Словно и не было ничего. Не было ничего такого, о чём можно жалеть или чего нужно бояться. Однако чёрные пятна в памяти не повышали настроения, но разве он сказал бы кому-нибудь, что чего-то не помнил? С ним всё в порядке, у него всё хорошо. Последним августовским утром ему приснился сон. Разноцветные абстракции принимали человеческие формы. Они кружились в хаотичном танце, безмолвно вскрикивали, разлетались сотнями мерцающих брызг и летели прямо на него, а он не мог пошевелиться. Рядом с собой он видел другие фигуры, невысокие, нечёткие, в пионерской форме. Фигуры протягивали руки к брызгам, и те впивались в них, проходили внутрь и пропадали. Но когда фигуры все как по-команде развернулись к нему, он понял что они - это он. Лёва проснулся и сел в кровати. Остатки сна всё ещё кружились в голове. Сон был настолько реалистичным, что Лёва не сразу понял, где находится. В комнате было светло. Он перевёл взгляд на стул, на котором висела школьная форма. Поверх неё лежал красный галстук. В груди обдало жаром. Память во всех подробностях выплеснула то, что случилось в лагере, но лучше бы, чтобы он никогда и не вспоминал. Он лёг обратно, согнулся в комок и закрыл глаза. "Нет," прошептал он, стараясь подавить воспоминания, но они и не думали его слушаться. Одни за другими они проносились в мозгу, перемешивая локации, время и людей, перекручивая всё в массу из страха, крови и рухнувших надежд. Он уже не мог понять, где правда, а где вымысел, он решил, что сон ещё не закончился, а он так же мирно спит, и наутро он проснётся и всё забудет. Это лишь сон, сны имеют привычку забываться. Только это был не сон, а кошмар. Зазвенел будильник. Лёва вытянул руку, чтобы выключить его. Спать давно не хотелось. Он встал с кровати, подошёл к окну и распахнул одну штору. Лучи озорного утреннего солнца нырнули в комнату. Прекрасная погода для конца лета. На кухне кто-то звякнул тарелкой. Наверное, мама готовила завтрак. Лёва натянуто улыбнулся. Жизнь продолжается, верно? Он повернулся и зацепился взглядом за стул со школьной формой. Красный галстук, выглаженный ещё с прошлого вечера, красовался на самом верху. Это был не сон. А кошмар наяву.