Гнев — самое сильное из зол. Это Леша знал наверняка. Впервые, когда он сильно разозлился на отца — он показал ему то, на что способен любой человек, будь то ребенок или слабая женщина, когда их толкают к обрыву.
В тот день отец семейства в очередной раз оттачивал на сыне свои навыки рукопашного боя, нанося четырнадцатилетнему мальчишке удары по голове и животу. Бить Городецкий умел. Умел бить так, чтобы гематомы и синяки скрывались от чужих глаз под мешковатой старой одеждой, которая, вся как на подбор, была велика Леше. Отец ненавидел его.
Леша чувствовал, как внутри хрустят косточки, а тонкая струйка крови бежит по лицу из-за рассеченной брови, на которой даже спустя пять долгих лет остался неприглядный шрам, уродующий его и без того мрачное лицо.
В тот день, Леша считал, что упасть ниже уже невозможно. Но внезапно снизу постучали. Это как яркий свет маяка среди бушующего моря. Ты, волны боли и лишь один единственный шанс. Шанс спастись.
Мальчишке повезло, что отец отвлекся, чтобы закурить очередную сигарету, от запаха которых в будущем у Леши ни раз будут случаться панические атаки. Леша, превозмогая сильную боль в ребрах, пытался игнорировать тот факт, что его правая рука была сломана сразу в нескольких местах. Набравшись смелости, он отполз к столу. Схватил валяющийся на полу нож, который успел затупиться за время, сжал его в левой руке. Ручка столового предмета была наполовину сломана, поэтому Леша отчетливо ощущал металл под пальцами, сжимающими нож. Что-то липкое образовалось вокруг него, но мальчик не предал этому значения.
Страха больше не было.
Откуда ему было взяться, когда стоящий впереди человек отнял и его.
Леша помнит лишь три быстрых шага.
Лишь три раза провернулась стрелка на старинных часах.
Три секунды.
Мгновение, после которого весь обведший паркет в их доме окрасился в темно-бордовый оттенок.
Удивительно, но кровь у отца была вовсе не черная, а красная.
Неужели… он такой же человек, как и все?
Леша не мог в это поверить.
Это был первый раз, когда в его голове что-то щелкнуло.
Металлический запах крови на удивление пришелся ребёнку по вкусу. Хриплые стоны старика, валяющегося посреди кухни также принесли ему небывалое удовольствие.
Леша сделал глубокий вдох. Угол его рта изогнулся в довольной улыбке.
Эйфория длилась недолго. Спустя несколько минут ребенок словно пришел в себя. Увидев окровавленные руки отца, услышав его мольбы скорее вызвать скорую вразумили мальчика.
Обтерев руки о белую некогда скатерть, которая давно потеряла вид, став серой, Леша быстро зашагал в ванную комнату. Схватил синий полотенец, вернулся на кухню и прижал его к рваной ране на животе.
Извиняться не хотелось.
Даже спустя пять долгих лет обдумываний, Алексей так и не пришел к раскаянию. Казалось, он сожалел о нескольких вещах в своей жалкой жизни, и этот случай не был одним из таких моментов.
Неотложка приехала даже быстрее, чем они могли рассчитывать. Чертов старик даже не успел потерять достаточно жидкости, чтобы умереть прямо в картеле скорой помощи.
Таки выжил.
Однако, к его сожалению, к тому времени Леша уже несколько дней провел в отделение детской полиции, где безостановочно давал показания. О том, как отец избивал его, о том, как жестоко расправлялся с матерью на их глазах. Его слушали, слушали, слушали…. Ему сочувствовали. Видя синеющее тело худенького мальчика,
сломанную руку, Леше впервые кто-то сочувствовал. Впервые его кто-то гладил по голове, давал молоко с печеньем и сопереживал.
Леше это нравилось.
Даже в детском доме, после вынесения приговора отцу, ему нравилось куда
больше, чем дома, где он постоянно подвергался физическому насилию.
А потом его усыновили.
Его персональный ад возобновился.
***
— Так о чем ты хотел поговорить? У меня мало времени.
— О Софии.
Марк напрягся, словно не желал даже слышать о имени бывшей возлюбленной из уст брата.
— Я думал мы давно все обсудили. Нечего мусолить одно и тоже тысячу раз. Она покончила собой, ты в этом не виноват, ясно?
Леша вздернул бровь, не понимая почему Марк всегда пытался встать на его сторону.
Точно… он же не знает всей правды.
Грязной, мрачной, леденящей правды.
Может пришло время и ему пострадать?
— Конечно не виноват, — улыбается. — В этом виноват ты.
Вы когда-нибудь видели как меняется человеческое лицо? Делается таким обеспокоенным, каждый нерв внутри напрягается, изображая мрачную гримасу, переполненную болью.
Леша обожал это чувство.
— Что ты несешь?
— Это ты убил ее.
Марк гневно сжал кулаки, пытаясь понять, что за существо сидит перед ним. Потому что это был кто угодно, но только не его брат. Это существо навевало страх. Ледяные серые глаза, как два куска льда, заставляли ежиться от холода, пронизывающего до костей. У Марка с Лешей, если верить бабушке, было одинаково несчастливое детство, но, глядя на Алексея, можно было предположить, что страдал лишь он один.
— Ты же так и не вспомнил, да?
— Нет, — холодно отрезал Марк.
— Тогда я расскажу тебе, что случилось в тот день.
— Расскажешь?
— Расскажу.
И Леша впервые за долгие годы поведал брату то, о чем Марк посмел каким-то неведомым образом забыть.
***
Если бы не дурацкий проект по математике, который нужно было кровь из носа, но выполнить, Ася с Ваней давно бы целовались где-нибудь в парке, сидя под дубом, поедая сладкую вату. Но реальность была не такая радужная, как им того бы хотелось.
Вместо того, чтобы наслаждаться любовной порой, они должны были притворяться расставшейся парочкой, которые были «вынуждены» вместе с другими несколькими одноклассниками выполнять проект по алгебре.
В их команду из четырех человек попали Паша и Анжела. К несчастью Кислова, Анжелка была любимицей математички, поэтому быстро уломала ту на то, чтобы она позволила ей покинуть команду «неудачников». Вместо Бабич в их команду поставили Городецкого.
— Вот теперь то мы точно можешь официально называться неудачниками, — недовольно провозгласил Паша, качаясь на стуле. — Эй, Леха, ты в алгебре что-нибудь понимаешь?
Парень подал плечами, не желая тратить слова на разговор с пухляком. Впрочем, его вниманием быстро завладела Настя, что совершенно не радовало Ваню.
Леша словно специально прижимался к ней, пододвигал свой стул в её сторону, касался руки.
И если засранец думал, что Ваня будет просто сидеть и наблюдать за этим, он ошибался. Ошибался точно также, когда решил вступить в их хоккейную команду.
— Смотрю я вот на него и понимаю, что хочу врезать, — прошептал Кислов
Пашке, который считал секунды до звонка.
— Ну так возьми и врежь, делов то.
Кислов отвел взгляд.
Непохоже было, чтобы Асю сильно смущал такой расклад дел. После рассказала следователя она стала гораздо лояльнее к Леше. В этом была вся Хамелеонова — жалела всех странствующих и обездоленных.
У Кислова же этот паренек по прежнему вызывал рвотный рефлекс. Было в нем что-то неприятное. Какой-то секрет, который скрывался за симпатичной мордашкой.
Ваня планировал его разгадать.
