Как будто хочешь жить до ста со мной в этой больной глуши

Жить с Костей оказалось вообще не так, как думал Влад, если бы он, конечно, об этом думал. Почему-то казалось, что Костя непременно будет нарушать гравитационное поле всей квартиры — втачиваться в углы, биться башкой о полки, ронять табуретки, задевать лапищами кухонные шкафчики, активно жестикулируя. Так оно и оказалось — но вот только Владу фантастически поебать. Просто неприлично безразлично. И на сдвинутые салфетки, и на кружку, висящую крючком в другую сторону, и на пятна кофе в раковине. Даже глаз не дергается — это же Костян, и он хотя бы пытается. Да еще как. Пусть делает что хочет — только бы, ну. Подольше. А с подольше у них вопросы. Костя приехал же не жить, а так, перекантоваться. На 3 дня в Москву, на пробы — а потом попросили остаться на повторные пробы, уже в паре, и всё затягивается, непонятно, когда закончат. Влад боится спросить, почему тогда Костя не снимает квартиру или отель — вернее, боится спросить, почему Костя об этом не думает. Может, боится обидеть, неловко ему, собаке социальной — как будто он Влада избегает или не может терпеть в долгую на короткой дистанции. Например, после того поцелуя полупьяного в июньской питерской подворотне — было бы вполне объяснимо. Если бы они об этом вообще разговаривали. В Москве пиздец жара. Июль выкрутил термометр на рекордный максимум, пробил климатическую планочку и поплавил населению затылки. Жить, конечно, можно, но очень лениво и в основном по ночам. Влад еще ничего, держится, а Костю жара размазывает совсем безбожно, прибивает тяжелым мешком к полу. — В Питере такой хуйни не бывает, — жалуется Костя, кажется, восьмой раз за утро, и собирается с силами, чтобы сползать в душ — в третий раз за утро. — В Москве обычно тоже, — без энтузиазма отзывается Влад. — Это всё ты. — Настолько горячий? — хмыкает Костя. — Даже не пытайся, — морщится Влад. — Флиртовать в такую жару запрещено Женевской конвенцией. — Ладно, — Костя закидывает на плечо полотенце. — А чего тогда я? А и правда — чего тогда ты, а, Кость? — Ничо. Нарушаешь эти. Как их. Климатическая аномалия. Ой, всё, — Влад сдается, прикладывая ладонь ко лбу. — Мозг сварился. Костян фыркает забавленно и уходит. Влад тупо шарится в телефоне, заказывает доставку мороженого, еды и колотого льда. В сториз приложения выпадает вдруг подборка — как помочь питомцу пережить жару. Влад недобро улыбается и тапает по экрану. — Ты купил мне что? — переспрашивает Костян, рассматривая подгон. — Охлаждающий матрас, — невозмутимо повторяет Влад, в последний момент исправляя «коврик» на «матрас». — В жару чтобы полегче. — А он точно для людей? — с подозрением уточняет Костя, тыкая пальцем в коврик — в матрас, в матрас! — 51-я статья Конституции, — прикрывается Влад, неопределенно поводя плечом. — Владь, на коробке собака нарисована! — с хохотом замечает Костян, и не думая обижаться. — Ты чё, реально думаешь, что я… — Для собак гигантских пород, — со вздохом признается Влад, вертя в руках айкос. — Написано было, что длинношерстным породам в жару очень хорошо помогает, а ты страдаешь реально, как пес в шубе. Костя смотрит на него, как на преступника с синдромом саванта — с нежным восторгом и некоторым ужасом, — и пыхтя, расстилает коврик (матрас!) на полу. Устраивается на нем вольготно, елозит спиной и делится ощущениями: — Слушай. А реально прохладнее. Кайф. Блин, а как оно работает? Владь, там гель специальный или что? Саморегуляция температурная или… Влад задумчиво пыхтит айкосом, рассматривая Костю, развалившегося на коврике (…да похуй, это коврик) в одних шортах. Этот его блядский живот с этой его блядской дорожкой. А то вот Влад на съемках не насмотрелся на грудак Кости — широкий, как русское поле экспериментов, не подорваться бы. Жа-ра. — Владос-попадос, алло! Ты со мной? Костя садится на коврике и щелкает пальцами, привлекая внимание. — Бог с тобой, — с ухмылкой поправляет Влад. — Ты б еще мне ошейник купил, блин, — улыбается Костян, тыкая пальцем в коврик. Гелевый наполнитель мягко проминается под касанием. Влад хочет в душ и чтобы Костян заткнулся нахер — и сказал наконец. — Я ж куплю, Кость, — спокойно сообщает Влад. — Любой каприз. Обсудим кинки? Костя смахивает налипшую челку со лба и трудно смотрит. — Пиздец жара, — выдыхает он. Влад идет в душ и выворачивает холодную воду на максимум. Жизнь начинается после полуночи. Город остывает — просыпается желание шевелиться. — Арбуз хочу, — говорит Влад, устроившись на табуретке, поджав под себя ногу. — Погнали, — тут же охотно подрывается Костян. — Забей, щас закажем. — Ты раб лампы, — авторитетно замечает Костя, вырывая из рук телефон. — Как можно арбуз так выбрать? Го проветримся, — он тянет Влада за плечо, утаскивая за собой. В целом мог бы так не напрягаться — Влад за ним и так. Как привязанный, блин. Собаку на поводке выгуливает. В круглосуточном «Перекрестке» Костя с видом знатока перестукивает семь арбузов, принюхивается, дергает за хвостик, придирчиво осматривает со всех сторон, сует Владу на досмотр — Влад смотрит на них обоих как на умалишенных. — Сойдет, — выносит он вердикт наугад. Слишком занят тем, чтобы не демонстрировать охуение: выбирать ночью с Костей арбузы — это уже совсем пиздец. Личняк ебучий, хуже чем сосаться в подворотне, уплывая от того, как Костян голодно жмет к грязной стене. Дважды пиздец. Арбуз этот хочется надеть Косте на башку — всяко пользы будет больше. На кассе внезапно очередь из тех зомбаков, что тоже восстали с приходом ночной прохлады. Костя нежно обнимает арбуз, как канистру с бензином во время апокалипсиса. С полок около кассы на них игриво глядят презервативы и смазка. Костя натыкается и почему-то отводит взгляд. Вот бы все было по-другому — можно было бы легко и по-деловому перемигнуться, поняв друг друга с полувзгляда, и с независимым видом бросить пять упаковок гондонов на ленту — пусть вся очередь охуеет от зависти, Костя, мы же всегда любили эпатировать публику. Да и хрен с ними, с гондонами — просто. Вот бы все было по-другому. Почему все так, а? Жара не спадает и на пятый день. У Влада вместо мозга кисель, двигаться сквозь душное густое варево физически невозможно. Они занавешивают окна мокрой простыней, обматываются холодными полотенцами и валяются на охлаждающем матрасе Кости. — Пошли в машину может, — вяло предлагает Костя, который пригнал в Москву на тачке: он из тех водителей, который искренне забывает о других видах транспорта, если между населенными пунктами есть сухопутная дорога. — Кондей весь бензин сожрет, — лениво отзывается Влад, не поворачивая голову. — Да похуй. У меня сейчас спинной мозг расплавится и в трусы стечет. На это Влад все-таки поворачивается и оказывается так близко, что ничего не видно почти кроме глаз Кости. — Любопытно было бы посмотреть, — ровно говорит он. От Кости шарашит как от печки — не-касание в пару сантиметров ощущается почти кипяточно. — Ну так посмотри, Влад, — говорит Костя, не улыбаясь, и у Влада сальтомортирует что-то внутри. — И посмот… — Влада бесцеремонно перебивает звонок телефона. Костя вздрагивает, моргая, и расколдовываясь, отрывает взгляд от губ Влада, резко садится и тут же встает. Он отвечает на звонок, на автомате уходит бродить по квартире, обсуждая что-то, а Влад без удовольствия бьется затылком об пол — гелевый коврик неплохо амортизирует удар. Жарко-жарко-жарко. Костян нарисовывается через пару минут и нависает над Владом, задумчиво вертя мобильник в руке. — Владос, а Динамо это где? — Динамо — это тут, — со злым весельем говорит Влад, закрывая глаза. Раздражение и блядская невыговоренная невозможность скребутся внутри, как щенята в коробке. — А? — Бэ, — передразнивает Влад, вздыхая. — На метро — по прямой вверх минут 40. На тачке понятия не имею. Костя молчит пару секунд, а Влад, не открывая глаза, думает отупело — да сделай уже что-нибудь, Костя, ну ёб твою мать. — Я это. Отъехать надо, продюсер звонил. Я если поздно вернусь — дверь не закрывай, чтоб не будить тебя? А, блин, а домофон же все равно. Владь, ты же не будешь спать еще? — Не буду, — отмахивается Влад, садясь на полу. Глупо как-то лежать тут, когда над тобой нависают и не собираются ничего и никуда. — Я тебе ключи сделал, кстати, — добавляет он, почесывая грудь — от этих дурацких щенят щекотно. — На вешалке, в коридоре. Возьми. Лицо Кости — бес-цен-но. С таким он обычно лезет целоваться, если одного раза достаточно для репрезентативности выборки и добывания права на «обычно». — Спасибо, — обманывает ожидания Костя, смотрит как-то странно и уходит собираться. Влад проклинает его, себя, свой глупый порыв сделать Косте ключи — от своей, блядь, квартиры, куда он никого не то что не пускает, а не приглашает даже, — Динамо, сериал, питерские подворотни, пиво, Москву, жару и всё, что попадется под руку. Возвращается Костя действительно поздно, но Влад не спит — просто залипает в телефоне, бестолково пролистывая рилсы. Костя что-то кричит приветственное, уходит в душ, шумит там водой минут 15 и приходит к Владу в одном полотенце вокруг бедер. — Бля, кайф, — выдыхает он, по-хозяйски плюхаясь на край кровати. — Мечтал об этом последние четыре часа. — Как съездил? — спрашивает Влад, не отрываясь от телефона. Костя недолго молчит, рассматривая его, а потом делает невообразимое: резко укладывается рядом и вытягивается вдоль Влада. От него остро тянет прохладой — и за рёбрами. — Владь, — говорит Костя, бесцеремонно отбирая смартфон и откидывая его куда-то на кровать. — Я всё. Влад только бровь выгибает. — Какие-то детали будут? — Пробы всё, утвердили. Щас можно домой ехать. — Поздравляю, — Влад поворачивает голову и пихает его в плечо. Очень по-дружески. Руку Костя тут же перехватывает и бережно держит за запястье — вообще не очень по-дружески. — Поедешь со мной? — Куда? В Питер? — удивляется Влад, но не особо: вся способность изумляться сейчас прикипела к костиным пальцам на своей ладони. — Да. — Нахуя? — Не знаю, — Костя в глаза не смотрит — тоже следит за тем, как его пальцы поглаживают тыльную сторону ладони Влада, перебираются на запястья и выводят там круги. Он это вообще как, осознает или не контролирует? — Покажу тебе местные достопримечательности. На Рубинштейна. Подворотни еще остались. Влад сглатывает — кажется, услышать можно этажом ниже. — Кость, — предупреждает он. — В Москве чё, подворотен нет? — Москва твоя, — Костя царапает ногтем основание ладони, и Влада прошивает по позвоночнику от такого простого движения. — Я нихуя не понял, — признается Влад, не выдерживая и переворачиваясь к нему лицом. — Хорош уже, а? Я тебе ключи сделал, — напоминает он, укладывая руку Косте на бедро. Дурацкое мокрое полотенце тут же попадает в неоконченный список проклятий. — И коврик собачий подарил, — фыркает Костян, заглядывая ему в глаза. — Ты такой романтик. Еще бы, не знаю, именную миску мне… — Так, Костя. Соберись, — командует Влад, поддевая полотенце. Костя инстинктивно втягивает живот и коротко облизывается. — Ролевое моделирование. Ты, я, подворотня. Костя улыбается — с тем самым лицом, с которым обычно лезет целоваться, — и наконец не подводит. Наваливается тут же — тяжелый, влажный после душа, жадный и охуенный. Пожалуй, хорошо, что Влад все-таки не надел арбуз ему на башку. Голова Косте нужна, чтобы так блядски прекрасно целоваться и шептать на ухо Владу идиотские глупости про «следующую квартиру будем снимать только с кондиционером».