Как будто хочешь жить до ста со мной в этой больной глуши

От того, чтобы по-дурацки расплыться в улыбке, Влада спасает только ебучий холод: кажется, стоит просто дернуть уголком губ – и все лицо пойдет трещинами, как кракелюр. Погодный виджет сообщил пару часов назад: минус 12, ощущается как минус 18. Ясно, ощущается как иди нахуй, фальшивый москвич. Питер и отдельные его обитатели – чертовски непредсказуемая штука. Щеки неприятно кусает мороз, пальцы замерзли в камень – Влад прячет их в рукава, и в темном окне гримвагена, подсвеченного скудным светом фонаря, Влад выглядит почти детдомовцем. Неправильно. Сегодня же в его сиротском доме день посещения. Машину Костяна он узнает даже издалека, и именно поэтому отмороженные лицевые мышцы пытаются исполнить улыбку – не иначе как чтобы немного согреться, конечно. Надо же. Притащился. Чучело гороховое, с нежностью решает Влад. Влад не то чтобы звал и уж точно не думал, что Костян приедет. 20 вечера. Метель. Просьбу ГИБДД автомобилистам воздержаться от поездок по городу всерьез восприняли только водители снегоуборочной техники – ничего нового. Пробки 9 баллов, навигатор багровеет от бессильной злости, рисуя безнадежно-красную пентаграмму вместо маршрута из Зеленогорска, где Влада застал первый съемочный день «Холода», до гостиницы. Время в пути – 2 часа 3 минуты. И снова – ощущается, как иди нахуй. Влад просто скинул пару тоскливых стикеров, скрин из навигатора и мем «Зачем я построил город на болоте». Костя не отвечал минут 15 – не новость, – а потом прислал кружочек: темное размытое пятно, радио на фоне и дурацкий Костян, балагурящий чуть мимо камеры – «ваш Убер уже в пути». И все. И больше ничего. Как хочешь – так и понимай. Если он просто пошутил или Влад его не так понял, то тогда Влад останется на съемочной площадке и в дураках – будет сидеть его ждать, как Пенелопа, вместо того, чтобы добираться до дома самостоятельно. Но а вдруг Костя все же серьезно, а Влад не понял и уехал – получится неловко. Не так, конечно, неловко, как писать и уточнять – или, не дай бог, ртом спросить: Кость, так ты чего, правда едешь или нет? От разговоров вслух их удачно закодировали еще на самом старте – перед тем, как выпустить на поле первого совместного дубля. Ловитесь молча, подключайте минтайную связь. Поэтому Влад сегодня решил просто на всякий случай подождать – и вот, дождался. Костя все-таки не шутил и реально притащился, сквозь ебужиную пургу, тошнотные пробки и по самоубийственно скользкой трассе. Костя приехал за ним на площадку. Приятное чувство под ребрами распухает, как голубь зимой на теплой крышке канализационного люка – с романтикой у Влада туговато даже сегодня. 14, сука, февраля. Какая ирония. Все как Костя любит. Символизм его ебучий, из которого Костя гнездо вьет, как сорока из всех блестяшек, что не приколочены. Костя моргает дальним светом, привлекая внимание. Влад бы закатил глаза с кувырком через череп, но мама в детстве страшила, что кривляться опасно: если в этот момент человека напугать, то он может так и остаться навсегда косоглазым. Как говорил новый костин кумир – застыть в своих мирах. Пиздец, как же у них все было легко на съемках «Короля и Шута», а сейчас что. Влад подходит к машине, оглядывается воровато по сторонам, берется за ручку и мягко дергает на себя, ныряя в салон полубоком. – Йоу! – весело приветствует Костя, разворачиваясь к нему, шурша огромной курткой. – Здорово, бедолага, – откликается Влад спиной, вежливо стряхивая снег, прилежно стуча кроссовком о кроссовок, как будто время тянет, прежде чем усесться и закрыть за собой дверь. Добровольно запрыгнул в ловушку да еще и запер ее изнутри. – Околел? – заботливо интересуется Костя и все смотрит на него как-то странно. Влад рискует повернуть голову и смело встретить взгляд – Костя взъерошенный, на затылке дурацким хохолком торчит выбившаяся прядь, которую Владу тут же хочется пригладить, уже привычные усы – новинка прошлого сезона, – пробивающаяся щетина. Они не виделись два месяца. С католического Рождества – и до Дня святого Валентина. Вот так они теперь общаются: от праздника к празднику, перебежками, пролетая мимо будней, как вечерний автобус – до конечной, без остановок, если только по требованию. По случаю. Вернее – от случая к случаю. С тучки на тучку, шире шаг – очень легко и весело, самое главное – не растерять… Влад не помнит, что. Что было дальше – как в тупом шоу, только в детсадовской песне. Два месяца. Такое случается сплошь и рядом даже с самыми близкими друзьями – особенно когда вам обоим за 25. Кость, мы как, близкие друзья? Кость, мы че там, друзья вообще? Кость, что там дальше в песенке этой? – Пиздец как. Зато декораторам и гримерам меньше мороки. – В смысле? А, потому что «Холод»? – догадывается Костя и стучит себя по виску. Смекалочка, ишь. Влад снисходительно кивает. – Ща, Владос, согреем тебя, – Костя деловито клацает по кнопкам под аудиосистемой, как пилот перед вылетом – по важным рычажкам, пока приборная панель не озаряется хаотичными огоньками. Влад стоически переваривает это его «согреем тебя» – Кость, может, че другое попробуешь? Есть методы на примете? – В ноги побольше, да? Или подогрев жопы? – Жопа у меня и так горит 24/7, – грустно вздыхает Влад. – Грейс в огне? – понимающе хмыкает Костя, снимаясь с нейтралки и медленно выруливая с импровизированной парковки. – Что? – кивает подбородком, заметив непонимающий взгляд Влада. – А. Забываю всегда, что ты зумер. Сериал такой американский был в 90-х. Влад молитвенно складывает ладони, поднимая глаза к потолку тачки – возможно, если очень попросить, мироздание открутит Косте ностальгию по паршивым ситкомам детства. – Как оно вообще? – спрашивает Костя, неудобно нагнувшись вперед и высматривая в боковое паузу во встречном потоке. Влад смотрит на этот хохолок, на костины пальцы на руле, на время на приборной панели. Не ебаться устал. Замерз так, что пальцев ног не чувствую. Очень хочу жрать и спать. Пиздец как рад тебя видеть. – Да как-то, – Влад дергает плечом и с силой чешет прямо через шапку голову – он побрился почти под ноль совсем недавно, но волосы уже лезут, и ощущения просто невыносимые. Хочется постоянно чесать голову – вот бы потереться о Костяна башкой, а. Вгладиться насмерть. Вовладиться – так говорит Костя. Говорил, то есть – когда тогда, давно еще. Пару месяцев назад точно. «Вот же, а, опять вовладился», – с мягкой усмешкой перебирал отросшие пряди, чуть сжимая у самых корней, когда Влад впечатывался лбом ему в плечо и требовательно бормотал, стоило Косте только перестать гладить – «Что у тебя с правой рукой, Коссстя? Почему простаивает?». Вот бы сесть сегодня не в машину к Косте, а в машину времени. На два поворота ключа. И чтобы их тогда тоже резко напугали в том мгновении декабря – и они так навсегда в нем и остались. Застыли, как косоглазые – мама ведь врать не будет. – Бешеный интерактив, – охотно хвалит Костя его до пизды развернутый ответ на вопрос, уважительно кивая. – Устал? – Жрать хочу. – Кусай локти, – влёт предлагает Костя, лихо выкручивая руль, стремительно встраиваясь наконец в поток и тут же разгоняясь по прямой. Влад не отвешивает ему подзатыльник только потому, что небезопасно отвлекать водителя во время маневра. Странно, что на слова Влада о том, что ему холодно, Костя включил печку, а не ляпнул что-нибудь в духе «сжигай мосты, Владос!» Костя и его малахольные каламбуры, после которых Влад паршиво спит три ночи подряд, вертя их в голове, как длинную палку «Тетриса», которая упала сверху ну совсем уж не вовремя и невпопад и теперь никуда не пристраивается. – Могу разве что закусить удила, – отзывается Влад, утопив затылок в мягкий подголовник и поворачивая голову к Косте, почти касаясь щекой обивки. Костя фыркает, оценив, что Влад все еще ловится. – О, вот даже не сомневаюсь, в этом ты просто чемпион, – он кивает с какой-то даже оскорбительной убежденностью и энергичностью. Влад бы обиделся, но слишком занят затаенной гордостью и нескромным самодовольством – вот что значит работа на репутацию. – Но есть кое-что получше… удил? – Удилов? – предполагает Влад. – Удилий? – Удилий – это химический элемент. В лучшем случае. – Стесняюсь спросить, а что в худшем? – Костя косится на него боковым зрением, и Владу хочется заправить ему отросшую челку за ухо. – А не надо стесняться, Костян. Ваня Дорн кому аффирмации весь 2012 заряжал? – Хочешь, чтобы я перестал стесняться? – мирно уточняет Костя, но Влада он не обманет. За этой невинной небритой рожей – лучший покерный противник в их секретной игре на двоих. Здесь все время повышают ставки и сбрасывать нельзя даже низкие карты – можно только вскрыться, желательно не в буквальном смысле слова, по возможности не коллективно, а хотя бы по очереди. Костя делает свой ход, и Владу нужно отбивать круче – сдавать назад нельзя. Нужно придумать что-то еще более откровенное, развязное и двусмысленное, остро намекающе, но при этом обязательно убедиться, что оба, конечно, воспринимают это приключение исключительно как шутку. Это не просто испорченный телефон – это умышленная диверсия на междугородней линии связи, выполненная группой красивых лиц по предварительному сговору. Самое главное – не растерять… что-то там и равновесие? Черт, да как там поется-то? – Хочу, Кость, – Влад нахлобучивает правила и идет ва-банк. Кажется, вместе с волосами он под корень сбрил желание играть с Костей в этот тоскливый пинг-понг. Стремно, конечно, что может оказаться, что больше ничего они вместе толком и не умеют, но а вдруг все-таки умеют? Точно умеют – у них ведь получалось. Получается даже, тут как посмотреть. У Влада хреново с английским, но он помнит, что там есть какое-то специальное время такое хитрое. Постоянное, но не продолжающееся в моменте действие. Джон каждый день ходит на работу (бедняга). Мэри раз в неделю навещает бабушку (респект таким внучкам). Костя пару раз в месяц оказывается с Владом в одной постели (аминь). Презент симпл, если спросить учителя английского. Блядство непроглядное – если спросить Влада (только кто его спрашивает). У Кости в лице что-то вздрагивает – он утешает это что-то мягкой улыбкой, скрадывает общую неловкость и кладет себе за пазуху, как всегда. Будет хранить ее в сухом и теплом месте (а лучше бы Влада, но его же, блядь, никто не спрашивает). – Так это, вместо удил. Есть кое-че получше, – обещает он, притормаживая на светофоре, и ей-богу, если призвать в свидетели железнодорожника – он и то подтвердит, что за всю жизнь не видел более топорного перевода стрелок. – Гуманитарная помощь голодающему Зеленогорску, – возвещает Костя, неловко заводя руку, изворачиваясь неудобно и шаря по заднему сиденью. Влад слышит шуршанье, которое узнает безошибочно. Ничто в мире не шуршит так многообещающе-сладостно, до томительного спазма в горле, прокатывающегося комом сразу к желудку и распускающегося там, как цветок китайского чая в кипятке. Ничто в мире – только пакет из Макдака. Двести процентов. Авторитетные источники в лице эксперта из города Ливны ставят на это десять наггетсов – а эти источники не рискуют наггетсами просто так. Что не лечит Макдак – лечит Авиасейлс. Что не лечит Авиасейлс – лечит Винлаб. Что не лечит Винлаб – следует признать неизлечимым. – Тыыыы, – молитвенно стонет Влад, как неверующий, узревший чудо, сглатывая вмиг набежавшую слюну, когда Костя ставит ему на колени коричневый пакет и по салону моментально расползается запах еды. Пакет чуть теплый и приятно греет даже через джинсы. – Вот это царский подгон. – Яндекс Такси и Яндекс Еда, един во всех лицах, – скромно представляется Костя, бросая быстрый взгляд на Влада и словно жадно ловя малейшую эмоцию в его лице. Все сомневается, что угодил. Вот бы еще встроенный Яндекс Переводчик с костиного на русский – и цены бы тебе не было, мой ты золотой. Влад комкает все, что хотел сказать, вместе с оберткой двойного чизбургера, жадно, по-пролетарски вгрызаясь в булку. Господи, как же это неебически, изумительно прекрасно. – Две звезды Мишлен, – бормочет Влад, прожевав первый восторг и половину чизбургера заодно. – Две звезды «Кинопоиска», – Костя бодает головой воздух, кивая между собой и Владом. – Тебе что, приплачивают за продакт плейсмент в личных диалогах? – вздыхает Влад, беспечно закидывая в рот картошку фри. Костя улыбается и вдруг сбрасывает скорость, наклоняется к нему, перегибается через колени и открывает бардачок, нащупывает упаковку салфеток и распрямляется с добычей. – Мог просто попросить, – сообщает Влад скептически. – Ты ел, и у тебя руки жирные, – отбивает Костя, придерживая руль одной рукой, а второй штурмует клейкую заглушку на упаковке. – И тогда бы я упустил шанс пообжиматься с твоими коленками, – невозмутимо добавляет он, вглядываясь сквозь бешено ходящие туда-сюда дворники в дорогу впереди. – Кость, – вкрадчиво произносит Влад, отдирая уголок у соуса барбекю, полностью сосредоточившись на процессе. – А ты не заебался голевые моменты искусственно создавать? – деловито интересуется он, раскладывая на коленях пакет, высыпая на него немного картошки и открывая наггетсы, чисто ужин на пленере. – Смотрите, кто освоил спортивные метафоры, – со смешком хвалит Костя, уважительно поджимая губы. – Я тебе сейчас желтую карточку пропишу, – весело предупреждает Влад, и звучало бы более угрожающее, если бы он не жевал столь усердно. – Только не отправляй меня на скамейку запасных, – просит Костя, и шутливости в его голосе откровенно мало. Настолько мало, что Влад бы бросил в него остатками чизбургера, если бы не был такой голодный. Костя сегодня что-то барахлит совсем уж откровенно – выдает искреннее, как игровой автомат выигрыш в миллион жестяными пятерками. Золотая антилопа, глупая собака. Владу жмет сердце на каждом стуке призовой монетки. Дуэт у них, конечно, загляденье. Эмоционально неловкий Костя, который не всегда справляется с собой и втачивается эмоциями во все углы и препятствия, как прокаженный робот-пылесос, и мнительный Влад, который пытается этот пылесос направить по не деструктивному маршруту, в процессе еще и сомневаясь, а не стоит ли просто вырубить взбеленившуюся машину. Хорошо, впрочем, что пульт в руках у Влада. – Кость, ты у меня всегда в основном составе, – Влад аккуратно вытирает рот от соуса, сминает коробку из-под наггетсов и тщательно вытирает руки влажной салфеткой. – И давай тут стоп, – он перебивает открывшего было рот Костяна, предупредительно качая головой. – Лимит спортивных шуток у меня и правда подходит к концу. – Тайм-аут, получается? – простодушно уточняет Костя. Влад угрожающе комкает салфетку и демонстративно прицеливается в него. – Все-все, понял, брейк! – смеется Костя, поднимая руки вверх в жесте капитуляции. – Руль держи, – командует Влад недовольно, чуть приподнимаясь, чтобы было удобнее выискивать в кармане айкос. – Дальше пробки не уедем, – философски пожимает плечами Костя, бросая взгляд на навигатор. Острое воспаление как будто постепенно стихает: всё еще красное, но время в пути уже час. Всего час. Костя приоткрывает окно, заметив, что Влад забивает айкос. – Кофе еще есть, – он кивает на подставку в панели рядом с коробкой передач. – На заправке взял уже в Зеленогорске, должен быть приличный. Чтобы не остыл по пробкам, че ж сегодня за апокалипсис такой, точно как тебе с приездом, в подарок, нам вроде ничего не обещали такого… Костя все бухтит, как тот самый старожил из школьных диктантов, который не припоминает такого, а Влада неуклонно расплавляет в благожелательное агрегатное состояние на стыке с довольной отключкой. Он наконец окончательно согрелся, и теперь тепло обживается внутри разыгравшимся щенком, покусывая небольно кончики пальцев ног. А еще горячая еда, возможность просто сесть и не двигаться, тот факт, что Костя притащился за ним на съемки, тот факт, что Костя специально заехал сначала за владиной любимой едой, а потом еще отдельно на заправку, чтобы кофе не остыл, тот факт, что Костя вообще рядом – спустя два месяца отсутствия и дежурных переписок ни о чем в телеге. У Влада нет шансов не поплыть – и он даже не сопротивляется. Влад тревожный по дефолту, но в феврале особенно. В этом месяце у него всегда из-под ребер воют собаки – хочется куда-то зашиться, чтобы ни о чем не думать, ничего не решать, тем более не разгадывать никакие костины послания, не гонять в сотый раз по кругу одно и то же: Костя, что ты такое, Костя, что мы такое. И так тяжело, а мы еще друг другу голову делаем. Парадоксально, но особенно люто – когда порознь. Должно быть наоборот, лениво думает Влад, разомлев на сиденье и расстегнув немного молнию на куртке. Должно быть сложно, когда вместе – а на дистанции-то чего бугуртить? Нет человека – нет проблемы. Лозунг подходит не только охуевшим историческим садистам, но и чрезмерно осторожным зумерам с перепаханным типом привязанности. Но у Влада все наоборот. Есть Костя – нет проблем. Нет Кости – а вот тут проблемки лезут, как пена из стиральной машины, если жахнуть туда полкило порошка. Выход такой очевидный, что просто смешно. Надо чтобы Костя всегда был тут – вот и все. Владу пиздец, конечно. Машина мягко трогается с места – наверное, впереди немного рассосалось, – но Владу так хорошо с закрытыми глазами, которые он сам не понял, когда успел закрыть, что нет смысла подрываться, чтобы проинспектировать обстановку. За рулем ситуации Костя – во всех смыслах, – и это тоже успокаивающе мурлычет внутри. Костя разберется, Костя опытный водитель. Костя может вообще без рук – краем уплывающего сознания думает Влад, и мысль скатывается внезапными горячими мурашками от ушей по шее, падая за воротник. Господи, как же Влада ведёт, это просто нечестно. Тепло внутри не то чтобы травоядное, но и не хищное – Влада совсем убрало и разморило после тяжелого дня и бесконечного холода, – и теперь хочется только трогать Костю и чтобы он шутил еще так глупо и смешно, как получается только у него и только с Владом. Хочется, чтобы всегда было так, как сейчас: сыто, спокойно, беспечно, чтобы как будто вечный вечер пятницы, и завтра выходной, и неугомонный Костя хочет показать ему все классные бары Питера и познакомить со всем легионом своих друзей, и Владу вообще все равно, да, Кость, на всё – да. Хорошо бы, чтобы еще и лето, Влад терпеть не может зиму, но и это ладно, хрен с ним, Костя везет их сквозь метель, и совсем ничего не страшно и нигде не холодно. Заблудшая овца мысли – а дотянут ли они вообще до лета? – бестолково упирается рогами в загон, но перепрыгнуть его не может. Сейчас точно нет – Владу слишком хорошо, чтобы добровольно подсобить ей. Пусть пасется там, на периферии. Пастух смертельно сыт – Костя, ссссобака пастушья, слишком хорошо его выучил и нейтрализовал любимой едой на раз-два. Влад все-таки умудряется задремать – поверхностно, странным пограничным состоянием, когда вроде обрабатывает внешние сигналы, но не пропускает их дальше, оставляя топтаться в тамбуре. Кажется, в какой-то момент навигатор сообщает бодрым девичьим голосом – «Найден более быстрый маршрут», – и кто-то в голове Влада рассеянно думает «Не надо». Едем и едем. Пусть подольше. Когда движение замедляется и машина останавливается, Влад, потерявшийся в этом блаженном полусонном дрейфе, решает, что снова пробка или светофор. – Влаа-аадь, – аккуратно окликает Костя. Звук заглушаемого мотора – сейчас Костя брякнет свое безжалостное «приехали», и надо будет шевелиться. Надо будет вообще что-то делать и снова брать пульт. – Ммм? – Влад выпрямляется вдоль спинки кресла, неохотно разлепляя глаза. – Да. – Два, – хмыкает Костя. – Выспался? – Да подвысекло чет, – соглашается Влад, сдвигая шапку немного назад со лба и не упуская возможность мимоходом почесать макушку. – А мы где? – наконец замечает он, оглядевшись по сторонам. Фраза, конечно, максимально идиотская – а то вот он костин двор не знает. – В смысле, я думал… – он неопределенно взмахивает рукой в воздухе. – Отвезти тебя в гостиницу? – уточняет Костя, и Влад все-таки поворачивается к нему. Костя не выглядит уязвленным, обиженным или раздраженным – наверное. Влад понятия не имеет, как выглядят эти костины эмоции, потому что он их ему ни разу не показывал. На лобовое наметает белое крошево. Голова под шапкой безбожно чешется. Костины родинки делают с Владом что-то незаконное. Одной ладонью Костя опирается на руль – зачем, если он может совсем без рук. Господи. – Нет, – лаконично отрезает Влад и отстегивает ремень безопасности. Костя улыбается широко и влюбленно – а вот это Влад знает наизусть, это Костя демонстрирует щедро и не стесняясь. Вечно из него эта сырая нежность лезет – Владу только успевай подставляться. – А че бухтишь тогда? – нет, это только Костя может одновременно и выглядеть втюхавшимся тинейдежером и дедом-гопником. – Просто. Думал, что… – Не продолжай, – фыркает Костя, со смешком прикрывая на секунду глаза. – Разумеется ты думал, – это невозможно, но Влад и правда слышит курсив в его голосе. – Это же не голова у тебя, это ж, блядь, шкатулка Лемаршана, – весело охуевает Костя, тоже отстегиваясь и вытаскивая ключи из замка зажигания. Вынимает телефон из держателя, распихивает по карманам сигареты и зажигалку. Влад следит за этими сборами, методично складывая мусор в пакет, распрямляя на нем заломы. Жалко, что целоваться в машине Костя явно не собирается. Влад вздыхает про себя и выбирается наружу. – Что еще за шкатулка Ла-Манша? – интересуется, когда Костя щелкает сигналкой и обходит машину. – Лемаршана, – поправляет Костя, нашаривая ключи во внутреннем кармане куртки. – Это «Восставший из ада». Не читал? – Влад пожимает плечом, выбрасывая пакет в урну у парадной. – И не смотрел? – приложив таблетку к домофону, Костя дергает дверь на себя, пропуская Влада вперед. – Такая приблуда магическая. Шкатулка. Ее если сложить определенным образом, она открывает врата в другое измерение. Предположительно – в ад, но в каноне вроде прямых доказательств не было, – Костя поднимается по лестнице чуть впереди, попутно знакомя Влада с очередным непрошенным пластом поп-культуры своего детства (дедства, – мысленно усмехается Влад), и то и дело пытается обернуться в этой своей дутой куртке, в которой он становится похож на Бибендума, белого человечка-маскота шин Мишлен. Жалко все же, что за продакт плейсмент не платят ни в диалогах, ни во внутренних монологах. – Вот и ты, Владос, как-то умудряешься сложить комбинацию в своей голове так, что из простых вещей открывается портал в ад, – удивленно резюмирует Костя, звеня ключами в замке. – Просто фантастика. Прошу, – без интонационного перехода добавляет он, открывая перед Владом дверь. Лемаршана, блядь, – грустно думает Влад, стягивая в прихожей кроссовки один о другой, варварски наплевав на необходимость их расшнуровывать. У Кости, по мнению Влада, в голове вообще колыбелька вселенной. Такая карусель – младенцам вешают над кроватью, с нее свисают всякие игрушки, каруселька крутится, и ребенок тянет к ней руки с исследовательским любопытством и новорожденной жаждой познания мира. У Кости, Влад уверен, именно такое в голове, только вместо игрушек на этой карусели – планеты и галактики, он их хватает бестрепетно и завороженно рассматривает со всех сторон с жадным, но бережным любопытством. Да еще и искренне недоумевает, почему другие так не делают – чего вам, неинтересно что ли? Так легко ведь: руку протяни и сорви, что надо. Влад тоже, видимо, вертелся на этой орбите – Костя и стащил. Протянул руку тогда, на первых совместных пробах. Влад думал – приветственное рукопожатие. А оказалось – вон чего. Ле-мар-ша-на, – выстукивает в голове бесполезными слогами. Влад расстегивает куртку, вешает на крючок и до последнего тянет с шапкой. Сейчас ведь начнется, а. Костя шумно раздевается рядом, умудряясь превратить даже такое простое бытовое действо в акустическую атаку – пыхтит, шуршит курткой, кряхтит, присаживаясь на колени, роняет зажигалку, матерится, задевает локтем тумбочку. Влад аккуратно задвигает кроссовки к коврику, переступая ногами по полу. Костя джентльменски выдает ему единственные хозяйские тапочки. – Ну, – решительно начинает Костя, и тут же сдувается. Надо как-то преодолеть первый барьер неловкости, сдвинуться с места, убраться из прихожей. – Руки помою, – милосердно помогает ему Влад, и Костя благодарно кивает, уходя на кухню, забрав с собой телефон и сигареты. Влад сует в карманы худи айфон и айкос, идет в ванную, тщательно моет руки и плещет водой в лицо. Надо бы в душ сходить – но как будто странно приехать в гости, и тут же запираться на санитарные процедуры. Вдруг Костя подумает, что Влад так намекает. Что это Влад готовится к тому, чтобы… А если не сходить, а у них дойдет все – а как оно, спрашивается, не дойдет, когда Влад не видел Костю два ебаных месяца, и заводится теперь чисто глядя на родинки, когда встает даже на мысль о том, что… Лохмы его еще эти. А тормозить в процессе, брать тайм-аут, блин, чтобы – погоди, я в душ сгоняю, – это нормально вообще или как? Шкатулка Лемаршана сосредоточенно гудит и перебирает комбинации, как подорванная. Влад усмехается своему отражению. Умеет Костян подобрать слова, конечно. Знает его, как облупленного. Знает – и не пугается. Не отворачивается. Не эвакуируется в панике, хотя Влад сам с собой бы точно не стал связываться. Шапку Влад стягивает решительным жестом идущего на казнь, но готового погибнуть за свои идеалы. – О господи! – восклицает Костя, когда Влад выходит на кухню. – Лихо. Влад, только не говори, что… это же не? Влад все-таки швыряет в него шапку. Пусть скажет спасибо, что не огрызок чизбургера. – Ого, шапкозакидательсво началось, – балагурит Костя, ловко хватая шапку на лету, как собака – фрисби. – У тебя же не рак? – деланно обеспокоенно уточняет он. – Иди нахуй, – устало вздыхает Влад, падая на стул. – Ладно. Ностальгия по скинхедовским временам, которые ты не застал? Запоздалый подростковый бунт? Влад показывает ему фак. – Ну ни на секунду тебя оставить нельзя без присмотра, Владос, – кажется, Костя собрался выжать максимум веселья из ситуации, и Влад смиренно разводит руки приглашающим жестом, машет ладонями на себя, как доброхот-прохожий, пытающийся помочь нерадивой дамочке запарковаться. Давай-давай, смелее, полный газ. Уж лучше пусть сейчас выдаст весь арсенал шуток про новую прическу, чтоб потом не возвращаться уже к этому. – Москва радикализуется? Такие теперь настроения в столице? Или это тоска по босоногому детству в Ливнах? И вот под этой личиной скрывался, блин, уголовник! – пропевает Костя, словно сам от себя заводясь на новый круг восторга. Кажется, фонтан самосмеек про бритого Влада не иссякнет за один вечер. – Я заслужил, – покаянно произносит Влад, сжимая переносицу. – За все приколы над твоими усами. – Да ладно, ты был нежен. – Не был, – без капли раскаяния напоминает Влад, мотая отрицательно головой. – Не был, – легко соглашается Костя. – Ты потратил на меня весь скудный запас шуток про усатых фюреров и пропуск в трусики. – Это что, ностальгия в твоем голосе? – Влад выгибает бровь, подтягивая к себе айкос. Руки нужно занять – иначе они тянутся к Косте в простой черной футболке и домашних штанах в шотландскую красную клетку. – Нет, потому что правда на моей стороне. Шутки закончились, а усы нет. Они все еще здесь, несмотря на твои нападки, – Костя с видом победителя вытягивает губы и скашивает глаза, как пьяная муха, чтобы лучше рассмотреть усы под носом. Выглядит пиздец несуразно и так, что Влад ржет в голос. Как Костя умудряется быть карикатурно-нелепым и охуенным одновременно – уму непостижимо. Даже вечно неспящему и никогда не берущему тайм-аут уму Влада. – Блин, дай заценить, – Костя подходит ближе в два шага и протягивает руку, по-хозяйски укладывая на макушку Влада. – Жесть странное ощущение, а. Прикольно. Такой ежик ты, конечно. Теперь дикобраз и внутри и снаружи, класс, – Влад замирает с айкосом во рту. Кожа на голове как будто превратилась в сверхпроводимый материал – откликается на каждое прикосновение костиных пальцев, а проклятый фантомный зуд трансформировался в мурашки. Зверски хочется вточиться башкой Косте в плечо или живот и тереться виском, макушкой, затылком – чем угодно. Не только башкой. Не только в плечо. – Кость, чисто для справки. Ты если продолжишь… – То ты за себя не ручаешься? – киношным голосом угадывает Костя, выводя пальцем загадочные рисунки по его затылку. – То я за тебя не ручаюсь, – исправляет Влад тихо, вскидывая на него предупреждающий взгляд снизу вверх. – Ого, – искренне присвистывает Костя, и не думая убирать руку. – Этот твой новый образ такой брутальный, – хвалит он, проводя демонстративно всей ладонью по колючему ежику. – Бэд бойз, бэд бооойз, вачаганудуу вэн зей кам фо юююю, – Костя наконец убирает руку, отступая на шаг назад. Стик в айкосе прогорел. Влад вытаскивает его машинальным движением. Всегда эта хуйня – просто удивительно, как у них хотя бы изредка что-то получается, учитывая, что Костя на нервяках паясничает нон-стопом, а Влад в уязвимые моменты принятия решения осторожничает и огрызается превентивно не по делу. – Знаешь, что, – Влад откладывает айкос с тихим стуком. – Нам надо старт-слово. Как стоп, только старт. Чтобы. Это все, – он описывает рукой в воздухе неопределенную дугу. – Что все? – Чтоб закончить ебать вола и… – логичное продолжение фразы «и начать ебать друг друга» даже не рыпается выйти наружу. Владу, может, в барбершопе отстригли волосы, но не манеры. Мама воспитывала джентльмена. – И начать заниматься чем-то более приятным. – Типа кодовой фразы? – азартно подхватывает Костя, цепляясь за возможность перестать выглядеть так, словно споткнулся о внезапную откровенность Влада, как о невидимый камень. Для Кости сегодня тоже много сюрпризов – у него на лице написано, что он даже не думал, что Влад так умеет. При свете ламп. На кухне. Говорить ртом. Признавать существование того, что. По большей части это было негласное требование Влада. Кость, мы ни о чем не говорим и ничего не обсуждаем. Просто создаем такие вот голевые моменты по мере возможностей, а потом как-то само собой оказываемся голые или хотя бы частично раздетые, и вытворяем друг с другом всякие охуенные вещи. После – не обсуждаем, чтобы не испортить ничего. Но вообще-то Костя на правах старшего мог и намекнуть, что идейка так себе, плохонькая. Изматывающая и в долгую дистанцию нежизнеспособная. Нихера у Влада не получается так, чтобы с Костей – и при этом без Кости. – Типа, – соглашается он, глядя на призадумавшегося Костю. – Типа «Начинайте восхождение на гору Ниитака?» – предлагает тот, зачесывая назад волосы привычным жестом. Влад думает, что еще немножко – и их можно будет завязывать в хвост. Влад думает, что еще немного – и он заорет. – Что? – тупо переспрашивает он. – Это кодовая фраза, – закатывает глаза Костя. – Сигнал к началу атаки на Перл-Харбор. Услышав ее в радиоэфире от командующего, японские летчики должны были начать нападение на американские самолеты. А до того момента просто ждали, чтобы… – Кость, – каркает Влад. – Ты че, самый умный? – звучит и правда как предъява из подворотни: это лезут то ли Ливны, то ли новая стрижка. – У меня два высших образования и свидание с тобой. Да, думаю, я самый умный, – Костя отвечает без самодовольства, как будто и правда проанализировал все вводные и просто пришел к очевидному выводу. – А у нас свидание? – Владь, – Костя возвращает ему недавние интонации. – Я заехал за тобой на тачке, накормил ужином и привез к себе. В тех местах, где я вырос, это называется свидание. – Ты вырос в романтической комедии? – Скорее, это был романтический фильм-катастрофа, – признается Костя, и Влад прямо отсюда видит как наяву юного неуклюжего Костяна и все его попытки в романтику. Собаки под ребрами почему-то недовольно щерятся – глупо, конечно, ревновать Костяна к прошлому, тем более далекому и безобидному, но шкатулка ни с кем не ведет переговоров. Костя задумчиво скребет щеку, мается взглядом по кухне – еще немного, и предложит Владу кофе. – Кость, харэ, а? – мирно предлагает Влад. – Это твоя кодовая фраза? Владос, ты даже не старался, – возмущается Костя и собирается развить мысль, но Влад встает со стула, и Костя замолкает, как из розетки выдернутый телевизор. – Начинай давай свое восхождение на Перл-Харбор, – велит Влад с ухмылкой, подтягивая его к себе требовательно за футболку, и если Костян и собирается душнить и исправлять, что на Перл-Харбор – это атака, а восхождение на какую-то там Фудзитаку, то у Влада охуительные новости. Когда Костя целуется – Костя не пиздит. У него колючие щеки и усы, волосы лезут в глаза, холодные губы пахнут табаком и заправочным кофе, и Владу немедленно надо трогать его везде. Влад собирается так распустить руки, что как бы не загреметь за домогательства. – Пойдем, давай, – бормочет Костя, и Влад не сразу понимает, что Костя притормаживает, не давая зажать себя между столом и подоконником. – Владь, кровать, – случайно рифмует он, но тут же оценивает свой хромой поэтический дар и фыркает Владу прямо в губы, отлипая. За Костей в спальню Влад идет с угрюмой решительностью. Свет Костя не включает – раздеваются в темноте и звенящей тишине. Костя сразу ложится на кровать, а Влад шарит на ощупь в открытом стеллаже, перебирая полки наугад – Влад знает все костины нычки. Под скомканной толстовкой и кое-как сложенными джинсами нащупывает наконец смазку и ленту презерватитов. Хоть бы пошутил, что ли, Костя. Когда не надо – не заткнешь ведь, а сейчас бы очень пригодилось разрядить обстановку. – Хоть бы музыку поставил, мачо, – жалуется Костя из своей засады на кровати. Тоже, видимо, пришел к тому же выводу. Ему тоже неуютно так в этой новой реальности, совершенно не похожей на ту, к которой они привыкли. Обычно все случается само собой, без инструкций, договорняка, кодовых фраз и объявления о намерениях. Все происходит спонтанно и поэтому очень органично: вот Влад оказался на сантиметр ближе приличной дистанции – а вот они уже неистово сосутся, прижимаясь к стенам по дороге в спальню, хаотично раздевают друг друга, больше мешаясь, чем помогая, падают сцепленным комом на кровать, и откуда-то сами по себе возникают и смазка, и презервативы, или вообще ничего – и тогда по старинке можно просто лапаться и кончать Косте в кулак, кусая его в шею и бормоча нецензурную нежность. Все было так легко, как самая естественная вещь на свете, без неуклюжей неловкости, лишних слов и шарнирных движений. Черт Влада дернул прояснить ситуацию. Ну че как, нормально? Полегчало? – Владь, че? – Костя ловит его сомнения в секунду и, судя по звукам, подбирается на кровати. – Че-че, – рассудительно отрезает Влад. Хуй через плечо. – Шкатулка, – поясняет он неохотно, решив, что было бы честно держать Костю в курсе происходящего, раз уж они тут теперь разговаривают. – Ща мы ее, – с готовностью откликается Костя, рывком дергая Влада на кровать, роняя на себя. – Хакнем, – сообщает доверительно на ухо, прихватывая губами сережку. – Я в душ не успел, – пытается слабо протестовать Влад, но Костя жмется голой грудью и животом, на автомате разводя шире ноги, чтобы Владу было удобнее устроиться ближе, и от этих костиных рефлексов у Влада тут же скручивается горячий томительный ком в паху. Охуенные костины рефлексы, собака Павлова передает эстафету собаке Коноплёва. В душе Влад и правда был только утром, и побриться не то чтобы не успел, но рассудил, что, если с Костей что наметится, то успеет заехать в отель, и теперь на груди опять эта дорожка волос, и в подмышках – Влад не любит лишнюю растительность нигде, кроме головы, какая, блядь, ирония, и… – Кончай думать, – понукает Костя, пиная его пяткой в лодыжку. Влад малодушно снова целует его, выпрашивая передышку. Он знает, как надо – они оба знают, научились друг на друге. Придрочились, как метко сформулировал однажды Костян. Но сейчас как было до почему-то кажется неуместным и фальшивым. Раньше бы Влад просто зацеловывал его, отвлекая, словно и сам не обращая внимания на все, что делают его пальцы – как будто это происходит само по себе и вообще даже не происходит, важно только что можно целоваться и потираться членом о бедро. Костя тоже никогда не устраивает шоу из прелюдий – наваливается сверху, слюнявит ему шею, неловко щелкает крышкой смазки, а презерватив натягивает совсем не глядя – и не с первого раза, но посмотреть вниз и отвлечься – значит обратить внимание, а они тут словно не за этим. За этим. Еще как за этим, – назло самому себе думает Влад. Мы собираемся трахаться, мы будем трахаться, пока не заебемся кончать, и это будет просто охрененно. – Владь. – Ага, – почему-то чуть сипло отзывается Влад, прикусывая напоследок его за нижнюю губу, и отстраняется, садясь на пятки. Хорошо, конечно, что свет выключен – не всё же сразу, так и ебнуться недалеко. Пропускаем искренность в жизнь, как щенка бездомного прикармливаем – по чуть-чуть. Влад бы точно свихнулся смотреть на эти доверчиво разведенные невозможные костины ноги, которые и в мирное время стоили ему не одной нервной клетки, а наблюдать, как Костя их раздвигает, открываясь навстречу, давая больше доступа, почти, сука, приглашающе, подаваясь на каждое движение руки Влада – Влад бы сто процентов коротнул и позорно кончил, прижавшись членом к его бедру – как в их первый раз, так и не вытащив из Кости пальцы. Хорошо, что всего этого не видно – но хватает даже так, на ощупь, угадывая каждую костину реакцию по сбитым выдохам, невнятным звукам через сдавленное горло, подрагивающим бедрам и тому, как Костя шарит ладонями по простыням. – Кооость, – вымученно скулит Влад, не выдерживая и наклоняясь к его животу, прижимаясь лицом совсем рядом с членом, почти задевая его колючей щекой. Живот под губами ощутимо напрягается, а член дергается – Влад жмурится, осторожно разводя внутри три пальца, и от того, как Костя выгибается, пытаясь добрать ощущений, у Влада и самого сводит все. Внутрь хочется совсем уже безбожно. – Владь, – неровным голосом прорезается Костя. – Давай сюда, – он тянется вниз, опуская руку ему на затылок и делая странное движение пальцами, выдыхая раздраженно – пальцы зачерпывают пустоту, Костя по привычке хотел притянуть его к себе за волосы, но не смог зацепиться. – Даю, – обещает Влад, целуя головку напоследок, и Костю прошивает короткой молнией – он вздрагивает неудовлетворенно и пытается продлить прикосновение, приподнимает бедра, притираясь членом к губам Влада. – Потом, Кость, ладно? – торгуется Влад, наспех раздирая упаковку и надевая презерватив, разглаживая его ладонью. – Потом че захочешь, Кость, – Влад честно старается не звучать, как озабоченный старшеклассник, но у него тут Костя разложенный, готовый и ждущий, не до приличий уже. Интересно, у Кости тоже – так же, – когда он Владу ноги разводит? Надо будет спросить потом – раз уж у них тут под жопой кастальский ключ новой искренности пробился. Влад нависает близко, почти упираясь лбом в лоб, пытаясь разобрать хоть что-то в лице Кости, но ориентироваться приходится только по тому, как Костя замирает на вдохе, как прикусывает губу, как лезет целоваться, чтобы отвлечься от слишком чувствительных ощущений. Влад снова жмурится – слишком, слишком, слишком, два месяца – слишком долго, Влад слишком отвык, Костя слишком узкий, тесный, слишком пиздец горячий, расслабляется слишком медленно, все слишком быстро кончится. Влад замирает, вставив до конца, позволяя Косте привыкнуть. – Кость, если ты так… блядь, Кость, не делай так, – мучительно просит Влад, поглаживая его кончиками пальцев от основания члена к головке. – Пиздец, ты когда… сжимаешься, я… – Тогда руки прочь от советской власти, – командует Костян с микро-паузами через слово. – Не трогай, я так… знаешь же, – обвиняюще выдыхает он, снова вхолостую зарываясь пальцами в несуществующие блондинистые патлы, скребя затылок ногтями. У Влада от этого щекотно пузырится кровь внутри, как будто еле-еле закипает. Зато Костины лохмы отросли восхитительно достаточно для того, чтобы как следует запутаться в них пальцами и полноценно намотать на кулак. Влад сам не понимает, как это случается: вроде просто успокаивающе гладит по затылку, ероша неровные пряди – и вот уже стискивает их в замок, с силой прижимая кулак к голове. У Кости, кажется, расширяются глаза – и точно не от страха. – Влааааадь, – только и успевает удивленно выдохнуть он, прижимаясь членом к низу его живота, оставляя влажный след, – и Влад понимает все как надо. В следующий раз, – лоскутно думает Влад, лихорадочно дергая бедрами, крепко припечатывая Костю к кровати собой, удерживая за волосы одной рукой, а второй прижимая к постели за плечо, чтобы не елозил. – В следующий раз со светом. Хочу это видеть. Видеть Костю. Костя, блядь, Костя. Костя дышит открытым ртом – целовать его неудобно, но можно просто прижаться губами, чуть приподнимая голову себе навстречу, и Костя слушается, тут же откликается, выгибается навстречу, закидывает одну ногу ему на поясницу, но она тут же соскальзывается. Костя дергается недовольно, забывшись, снова пытается прихватить его за волосы какой-то памятью тела, но держаться ему не за что, поэтому он просто слепо шарит руками по спине Влада, царапается и сжимает. Костя никогда себе этого не позволял – всегда был бережным и аккуратным, но сейчас ему словно так остро не хватает возможности вцепиться во что-то, что он, сам не отрисовывая, метит Влада где дотянется, оставляя следы и отпечатки пальцев. Влада этим новым тактильным опытом выстегивает под триста вольт – кажется, словно он не Костю в руках держит, а оголенный провод, и ему вломит сейчас так, что от Кости придется отскребать (пусть кто рискнет – все камикадзе вылетели на Перл-Харбор). – Еще, – рвано прорывается у Влада, когда Костя чувствительно царапает спину. Костя стискивает его собой, словно от одного только этого владьего слова ему сводит нутро. – Еще так, Кооость, – Влад хватает его одной рукой за бедро, дергая на себя, насаживая до упора, и Костя ругается и царапается, улыбается как помешанный, притискивает к себе, устроив ладонь между лопаток и горячо дышит куда-то в висок. – Подрочить? – кое-как выдыхает Влад, и Костя только пытается мотнуть головой – но хватка Влада в волосах крепко удерживает ее на месте. – Сам, – Костя тянется к себе, с трудом просовывая руку между их животами. – Держи как… так. Хорошо так, – он облизывает губы, и Влад чувствует, как костяшки кулака то и дело задевают теперь его живот в хаотичном темпе. Костя хочет сам – потому что не хочет, чтобы Влад отпускал. Хочет, чтобы держал вот так за волосы, жадно въезжая по самые яйца. Эта мысль поджигает внутри запальный шнур – резко и очень горячо, Влад не думал, что можно еще возбудиться на грани оргазма, но с Костей, блядь, что ни день, то сюрприз. Ящик Пандоры и шкатулка Лемаршана – встретились два одиночества, две системы организации инфернального пространства. – Коссссстя, – Влад как всегда скатывается в предупреждающее шипение, когда контролировать себя уже совсем не получается. – Да, – еле различимо бормочет Костян, напрягаяясь под Владом, дергаясь, прижимая к себе за затылок, слепо прихватывая губами скулу, мажет открытым ртом по щеке, задевает нос подбородком. – Да, даааа, Владь, – Костя умеет быть громким, но сегодня почему-то шепчет заполошно Владу куда-то рядом с виском, вжимая его лицом в изгиб шеи, и Влад не видит ничего – не видит, как Костя жмурится, кончая себе в пальцы и пачкая ему живот. Не видит – но столько раз видел, что легко может представить. Потом еще посмотрит. Он же так и сказал – потом че захочешь, Кость. Костю на секунду так выламывает в оргазме, что судорога словно проходит по ним обоим – Влад чувствует Костю изнутри, он так охуительно стискивает его собой, что Владу тоже совсем пиздец. – Бля, – емко выговаривает он, кусая Костю чуть выше соска, кончая внутрь почти с облегченным протяжным стоном. Бедра напряженно подрагивают с отвычки, и Влад не по-джентельменски падает на Костю, припечатывая к кровати. Пальцы в волосах медленно расслабляются, хватка стихает из шторма в штиль. Костин пульс в сонной артерии шумит ему куда-то в висок, сердце колотится в плечо, а внутри он пульсирует остаточными пост-оргазменными отходяками – для слишком чувствительного сейчас члена это почти невыносимо, но сделать усилие и скатиться с Кости Влад пока не может. Пусть еще немного. Пусть полежит так. Молчит ведь – чего будить лихо. – С Днем святого Валентина, – сипло гудит это лихо, хлопая Влада по плечу. Влад всерьез рассматривает возможность положить подушку ему на лицо. – Будешь моим Валентином? – хмыкает Влад, не разлепляясь, так и дыша Косте в шею. – Не. Я Костя, – напоминают ему чуть сверху, и звук, проходя через голосовые связки, сначала отдается Владу в щеку. – Но можем замутить и ролевые игры, где я некто Валентин, а ты такой… – Будь моим Константином, – перебивает Влад, пока костины фантазии не увели их джунгли кринжа. – Я уже, – удрученно признается Костя. – Ты бы хоть вытащил, прежде чем свататься, Казанова. Влад все-таки не выдерживает – приподнимается, отлипает, вытаскивает, как по заявке, аккуратно стягивает презерватив, завязывает, не глядя отбрасывая на пол, и швыряет в Костю подушку, обессиленно падая рядом. Костя со смешком ловит подушку, запихивает себе под голову – этот умеет даже на снаряде устроиться с комфортом, как барон Мюнгхаузен. – Сказку и равновесие, – вдруг произносит кто-то голосом Влада и ртом Влада. – Что? – Костя удивленно выгибает бровь, обеспокоенно прикладывая ладонь к его лбу. – Мы что, вытрахали из тебя мозги? – Песенка детская. Весь день вчера – сегодня то есть. Прилипла, а слова забыл. – Вспомнил? – Типа того, – соглашается Влад, укладываясь на боку вдоль Кости, по-хозяйски перекидывая ногу ему через бедра. – Там что-то было про тучки, гром и молнии, – делится Влад, устраивая голову у Кости на плече. – Я вовладился, – довольно подытоживает он, заканчивая ерзать и замирая в идеально удобной позе. – Это я, – обреченно хмыкает Костян, рассеянно поглаживая его по стриженному затылку. – Это как въебался – только вовладился, понял? – Давно, – Влад с довольной улыбкой благосклонно обнимает его поперек груди, вжимаясь лицом в грудь. Самое главное – не растерять сказку и равновесие. Ну, или типа того.