***
Ласковые лучи сицилийского солнца своими язычками неторопливо лижут город, прогревая его и заглядывая в каждое вымощенное окошко, теряясь где-то среди узких каменных улочек. Оно выманивает туристов из отелей и те, радостные и воодушевлённые, немедленно заполоняют атмосферные кафе, облюбовывают лазурные пляжи. «Dolce far’ niente» или «сладкое безделье», — девиз итальянцев, секрет их счастья. Здесь жизнь ощущается совсем по-другому. Тягуче, как гречишный мёд, сладко, с любовью ко всему живому. Пространство наполнено красивой музыкой и переливчатым языком, запахом цитрусовых и моря. Чуть поодаль от курортных зон, посреди оливковых плантаций, раскинулся шикарный особняк, который в своё время был бы по карману лишь барону итальянской мафии. Однако сейчас боголепные владения были сосредоточены в руках семьи местного бизнесмена. Белый камень имения Чонов дорого блестит под естественным светом, идеально выстриженные кусты акаций и роз мягко шуршат от тёплого, еле ощутимого зефира. В открытое настежь окно пробираются звуки газонокосилки и струящегося фонтана, а сама комната наполнена запахом сливочных блинчиков с кухни и ночного секса. — Чимин-и... Хрипловатый ото сна голос Сонхва настойчиво будит жениха. Огненно-рыжие волосы Чимина разлетелись по помятой подушке, а его беззащитное личико сморщилось в недовольной гримасе. — Сонни, пожалуйста... Юноша лепечет и вновь падает в объятия Морфея, но его будущий муж кончиками пальцев ведёт по обнажённому телу, сбрасывая мягкое одеяло. — Чимин-и, уже обед... Все уехали по делам... Мы могли бы... Сонхва подталкивает разомлевшее тело на подушки, раздвигая пухлые бёдра и устраиваясь между ними. Чимин протирает глаза, укладывая ладони на плечи парня, смотрит позади них, на открытую дверь спальни, предоставляющую обзор на длинный коридор. — Ох, милый... Юноша глубоко вздыхает, когда в его неподготовленную киску толкается член Сонхва. Презерватив со смазкой делает движения более приятными, но рыжеволосый всё равно несильно доволен их положением. С утра он не был настроен на завтрак или жизнь, не то, чтобы секс. Но его жениха это не волновало. Чимин, положа руку на сердце, со сжатыми челюстями принимал такую ситуацию как норму, учитывая, сколько всего для него сделал Чон Сонхва. Нет, юноша не был охотником на чужие кошельки или вроде того. Познакомились они с парнем на одной из студенческих тусовок, когда рыжеволосый был даже не в курсе мультивалютного состояния его старшего брата. Потом уже, после третьего секса и душевного слияния, следующего за этим: «Вот твоя машина, я надеюсь, у тебя есть права», Чимин начал догадываться, кто родственник его нового бойфренда, а спустя некоторое время, и жениха. Чон Чонгук — преемник, вступивший в наследство огромной трастовой компании, занимающейся международным сбытом. Он и его младший брат Сонхва похоронили своих родителей несколько лет назад. Наследник ответственно подошёл к бизнесу и не стал трепать капитал, с помощью больших усилий лишь приумножил благосостояние их семьи в несколько раз. Они перебрались в роскошный особняк, Чон-старший купил оливковые фермы поблизости и женился на замечательной девушке. Мужчина выглядел как Адонис, на светских встречах отличался джентльменским поведением, холодно и твёрдо отстаивал своё на сделках. Только вот было одно «но». Блядский Чон терпеть не мог Чимина. Мужчина изводил его придирками, каждый раз делал замечания внешнему виду и поведению. И юноше приходилось глотать. Потому что это единственный и горячо любимый брат его будущего супруга. Потому что он догадывался, что за этим стоит. Чувства к Чону-младшему приутихли и в последнее время они перестали поддерживать тесное общение из-за учёбы и работы, но секс между ними оставался той крепкой нитью, которая однажды связала их мизинцы. Сонхва говорил, что это один из этапов отношений и после помолвки всё изменится. Чимин надеялся на это, потому что в противном случае не собирался жить вот так, даже в огромном особняке со слугами, даже за дорогие подарки и автомобили. Слишком дорога была собственная свобода. Рыжеволосый закатил глаза и прикусил губу из-за особенно глубокого толчка Сонхва, сжимая ладони на его плечах, оставляя розовые лунки от выкрашенных в чёрный ногтей. — Пожалуйста, медленнее... Чимин почти прохрипел эту просьбу, ощущая влажное дыхание жениха у себя на шее. Влажные шлепки раздавались по всей комнате, а запах секса и тел перебил всё остальные. — Чимин-и.. Чи... Чимин-и... Как же сильно я люблю тебя... Юноша уткнулся во влажные волосы жениха, сосредоточившись на выуживании удовольствия. В определённый момент, когда парень ускорил свои движения, посасывая косточку тонких ключиц партнёра, уши Чимина уловили лишний звук. Он вскинул голову и тут же напоролся на острый, словно наточенный нож, тёмный взгляд. Чонгук смотрел на них. Смотрел на Чимина. На обнажённого Чимина с широко раздвинутыми ногами и подрагивающим от возбуждения телом. На жениха своего кровного брата, который громко постанывал в такт поступательным движениям. В глазах мужчины не было ни капли совести или раскаяния. Он усмехнулся, подобно дьяволу, неслышно облокотившись своим телом о дверной косяк. В дуэли из взглядов — расфокусированного и осоловевшего в момент траха и чересчур сосредоточенного на теле, принадлежавшем близкому родственнику, — не было победителя и проигравшего. Но несмотря на это Чимин со вспыхнувшими алым щеками понял, что собственное либидо подскочило в несколько раз. Он возбудился, потому что Чонгук смотрел, как Сонхва трахает его. Юношу колотило от мысли, что женатый блядский Чон мог позволить себе и такое. И что хуже всего, мужчина не прятался — при желании Чимин мог бы прервать половой акт, со скандалом прогнать незваного наглого гостя, нажаловаться Сонхва, вынуждая того извиняться ближайшие несколько месяцев точно. Но он определённо не собирался. Голос то и дело срывался на стоны, а глаза не отрываясь следили за чужими. И всё стало ещё опаснее и чувствительнее, когда Чимин заметил, как рука Чонгука потянулась к его возбуждённому паху. — Ч... чёрт?.. Рыжеволосый неверяще выдохнул и прижал голову Сонхва плотнее, не желая, чтобы тот прервался и обнаружил это бесстыдное представление для двоих. Втроём, кажется, в этой комнате было бы слишком тесно. И поведение Чонгука, то, как он расстегнул ширинку и освободил твёрдый тяжёлый член, полувозбуждённый, начал дрочить розовую головку, взглядом облизывая каждый сантиметр чиминова тела, — та самая причина молчания юноши в ответ на придирки. Блядский Чон не ненавидел Чимина. Он его хотел. За каждым острым словом стояло мальчишеское желание обратить на себя внимание, вылить злость от неспособности обладать, от осознания порочного влечения. Чон Чонгук женат. У него красивая жена-испанка, сошедшая с обложки журнала, милая и вежливая, громко стонущая по ночам, когда Чимин долго не мог уснуть. Чон Чонгук дрочил на жениха своего брата, пока последний втрахивал юношу в постель, шепча пошлые и любовные фразы. Он сам мог не понимать этого, отрицать и бояться, но рыжеволосый — нет. В конце концов, Чимин не давал никаких ложных надежд или намёков на возможную связь. Чимин не был ни в чём виноват. Разве что конкретно в этот момент, наблюдая за тем, как крепкая ладонь с блеснувшим на безымянном пальце золотым кольцом пачкается в жемчужной сперме, а сам Чонгук откидывает голову, напрягая желваки, дуя щёки натужно. Чимин кончил с тихим вскриком, жмурясь и прикусывая губу, пока Сонхва судорожно шептал что-то похожее на «я люблю тебя», спуская в презерватив.***
— Господин Чон и его жена приглашают вас спуститься к ужину, — глухой голос камердинера звучит по ту сторону двери. Чимин и Сонхва переглядываются, оба закатывая глаза от такой насилующей заботы. — Может быть... — Нет, нужно идти. Рыжеволосый недовольно вздыхает, откладывая недочитанную книжку на прикроватную тумбу. Его жених суетливо тушит сигарету и швыряет её в унитаз, смывая вместе с табачным запахом, тут же зажёвывая мятной конфетой. — От меня пахнет? Юноша натягивает бордовый велюровый спортивный костюм, вешая пеньюар в гардероб, а затем подходит к ожидающему его Сонни. — Почему не можешь признаться ему, что куришь? Что в этом такого? Он встаёт на цыпочки и принюхивается к парню. Тот сразу же ловит его на руки, прижимая к себе несмотря на недовольное «фу!», целует в надувшиеся пухлые губы и шлёпает по сочным ягодицам. — Потому что это Чонгук. Мне легче скрываться до сорока лет, чем слушать его лекцию про вред никотина. — Ты вечный ребёнок, — заключает Чимин и несколько раз бьёт жениха по рукам в требовании поставить его обратно на пол. Тот подчиняется, и юноша сразу поправляет одежду, переплетает их ладони и тянет в сторону двери. — Иногда мне кажется, что в случае, если ты трахнешься с кем-то, то будешь скрывать это не из-за моей реакции, а из-за реакции Чонгука... Сонхва смеётся с запозданием, лишь крепче сжимая ладонь Чимина, а затем останавливает его посередине коридора. — Малыш, что за бред? Жених бегает по лицу рыжеволосого в поиске чего-то, но видя довольного своей шуткой будущего супруга и его блестящие глаза, расслабляется. — Я люблю тебя, — он наклоняется к юноше и чмокает в сладкие губы, пахнущие дыней и клубникой, а затем вновь тянет за собой. Чимина в этот момент заботит не столько реакция Сонни, сколько собственное напряжение, дофамин, который заворочался при осознании, что сейчас юноша в первый раз с утреннего инцидента увидит Чонгука. Как на него реагировать? Будто ничего не произошло? А что, собственно, произошло? Было ли это изменой со стороны Чимина? Нет, ведь не он дрочил на мужчину, пока тот трахал свою жену. Это блядский Чон стоял на пороге их с Сонхва спальни, это он нарушил кучу моральных и этических норм. Но вопрос в том, почему рыжеволосому было так хорошо видеть как Чонгук кончает, наблюдая за ним? И на него юноша пока не знал ответа. И не хотел задумываться. Пусть всё плывёт по течению. Пусть этот ужин будет очередным вечерним застольем, где Чон галантно ухаживает за Селеной, Сонни отчитывается о своей учёбе и работе в компании, а Чимин изображает одну из гипсовых статуй с их двора. К удивлению пары, в столовой присутствовала только элегантная женщина, которая вежливо кивнула им, приветствуя молодых людей. — А где?... Сонхва приподнял брови, задвигая стул за Чимином, и тут же мотнул головой прислуге, чтобы те приготовили для его жениха клубничный морс. Персонал был натаскан, но без указаний Чонгука тут и на сантиметр ничего не двигалось. У Сонхва был сомнительный авторитет, но был, и поэтому он раздавал указания лишь в отсутствие брата. Блядский Чон, — будто бог, создавая его, предвидел, что мужчине придётся издеваться над своим зятем, — имел аллергию почти на все красные фрукты и ягоды, а поэтому любимый напиток Чимина считался вне закона. Несмотря на это, Сонхва всё равно распоряжался поварами и просил приготовить то, что хотел его рыжеволосый жених, в явной попытке угодить. — Без понятия, — напевно ответила Селена, откидывая свои длинные шоколадные волосы назад. Женщина имела спокойный характер (а иначе и быть не могло, юноша поставил бы все свои накопления на то, что в противном случае ужиться с блядским Чоном не было и шанса) и прекрасный вкус в одежде, а ещё хорошо относилась к Чимину. Бедолага искренне недоумевала над тем, почему её муж бесился в присутствии будущего зятя, словно бык на красную тряпку. Она успокаивала рыжеволосого после каждого из подобных семейных вечеров, когда Чонгук позволял себе особенно грубые и колкие замечания. Супруга говорила о тяжёлой работе и нервах, пока Чимин судорожно стирал влажные дорожки слёз в одной из ванн особняка. Юноша не имел к ней ничего негативного, разве что в моменты, когда Чон с особой заботой разделывал для неё стейк или целовал нежную кожу тонких пальчиков, сжимая в своей большой ладони. Но это, скорее, здоровая человеческая зависть. Но казалось бы, Сонхва делал похожее? Ну или пытался, потому что на каждое показательное действие младший брат удостаивался смешка или закатанных тёмных глаз. Чаша терпения Чимина давно была переполнена, и Чонгук с ухмылкой доливал сверху, словно ожидая, когда же у рыжеволосого хватит смелости, чтобы ответить ему. — Сказал слугам позвать вас, а потом и сам исчез. Может быть, какие-то дела. Подождём несколько минут, если не появится, начнём без него. Женщина пожала плечами и отвлеклась на телефон. Сонхва с недоумением посмотрел на Чимина, усевшись рядом с ним. Тот лишь скопировал жест Селены, но в отличие от них не был недоволен. Ужин без его мучителя? В тишине и спокойствии? Чёрт возьми, да он всю жизнь об этом мечтал. Улыбка сама собой расплывается на пухлых губах юноши, когда он чуть ли не хлопает в ладоши. У него даже аппетит появляется, еда на столе кажется вкуснее в несколько раз. Однако ликование его обрывается, когда опаздывающий хозяин особняка с несвойственной для него торопливостью входит в помещение. Он стягивает пиджак и передаёт его в руки подскочившему персоналу, а затем усаживается за своё привычное место во главе стола. Роскошный в своём теле, с влажными смольными волосами и живыми чёрными же глазами, мужчина вызывает в Чимине всё больше опасных и лишних эмоций. Вроде бы в одну минуту юноша был доволен его отсутствием, а сейчас задерживает дыхание в попытке просмаковать аромат чонгуковых духов, мимолётным сквозняком долетевшим до его рецепторов. Свежесть и солнце, сладость итальянских тюльпанов — от богача пахло дорого. — Я прошу прощения за задержку. Всем приятного аппетита. С приходом Чонгука настрой Чимина меняется, и он утыкается задумчивым взглядом в свою тарелку. Прислуга наполняет её тушёной индейкой и гарниром, и рыжеволосый без особого энтузиазма начинает ковыряться в буром рисе. Однако несмотря на ожидаемые от мужчины поддёвки, тот лишь с вниманием слушает своего брата. Сонхва делится идеями насчёт свадьбы, которая должна быть уже через две недели. Селена подхватывает тему, великодушно делясь своим опытом, звонко хохоча над шутками своего мужа, подставляя ладони под его ласки. Голос Чонгука урчит, словно новенькая чиминова Ламборгини, когда он обращается к жене. И это юношу неожиданно трогает, то, что ему негласно запрещено участвовать в любых диалогах, то, что он должен играть роль декора. У него внутри до такой степени горит, что он, не рассчитав силу, неприятным скрежетом столового прибора проводит по тарелке, промахиваясь мимо мяса. Все без исключения морщатся, а Сонхва оборачивается и приподнимает брови участливо. Он кладёт руку на бедро жениха, чуть сжимая, видимо решив, что тот очень устал от прошедшего дня и таким образом намекает ему на то, что пора бы и заканчивать. — Ещё немного, малыш... Будущий муж наклоняется к виску Чимина и целует целомудренно, шепча тихо. Чонгук откидывается на спинку стула и смотрит на парочку нечитаемым выражением лица, толкнувшись языком в щёку. — А чего бы хотел сам Чимин-щи? — звучит с наигранным интересом от него, и рыжеволосый с сокрушением думает о том, что глупой овечкой сам обратил на себя внимание голодного волка. — Я полностью доверяю вкусу своего будущего мужа. Чимин тянет уголки губ в вежливой улыбке, поднимая глаза в сторону мужчины. И встречаясь с его, он явно видит отражение утренней сцены. Пусть остальным не понятно, но рыжеволосый может поклясться, что знает, о чём сейчас думает блядский Чон. — Вот как, — мужчина не верит ни слову, но кивает, принимая такой ответ. — А если Сонхва решит позвать на вечеринку в честь помолвки своего бывшего, тоже съешь это, как и всё остальное? — Чонгук! — Хён! Сразу два оклика разбивают тишину комнаты, из-за чего мужчина даже закатывает глаза на мгновение. Чимин мысленно досчитывает до пяти и медленно кивает, сохраняя маску холодной учтивости. Он показательно накалывает на вилку небольшой кусочек индейки и с удовольствием ест, не отрывая взгляда от чонгукова. — Как видите. Им с Сонхва нужно будет серьёзно об этом поговорить. Рыжеволосый забрасывает ногу на ногу, явно избегая касания жениха, и тот понимает это в тот же момент, мрачно выдыхая. — А вы продолжите опаздывать на работу в попытке насладиться тем, что вам не принадлежит и никогда не будет? Это второй раз за вечер, когда над столом повисает густое напряжение. Это первый раз, когда Чимин находит в себе силы ответить на грязные провокации, вымещая эмоции здесь и сейчас, а не рыданиями на балконе в три часа ночи, чтобы не оставить ни одного свидетеля. — Что? О чём ты, Чимин? Сонхва вновь смотрит на рыжеволосого, но тот не отводит взгляда от вспыхнувшего Этной глаз Чонгука. Это не было случайностью. Мужчина дрочил на чужого жениха, он осознанно кончил с именем Чимина вперемешку с тихими ругательствами, и исчез, пока юноша и его партнёр приводили себя в порядок. Жена Чона с зарождающейся тревогой смотрит то на будущего зятя, то на своего супруга, трясёт его ладонь в требовании объясниться. — Чонгук? Что это значит? Они оба молчат. Блядский Чон будто специально не делает и попытки самостоятельно очистить свою репутацию, соглашается упасть вместе с Чимином в самую грязь. Юноша проигрывает эту битву, кашляя пару раз и в бешенстве отводит взгляд куда-то в сторону. — Господин Чон сегодня перепутал машины и попытался уехать на моей. К счастью, его водитель уладил всё прежде, чем возникла неприятная ситуация. Семья за столом выдыхает, но не Чонгук. Он лишь жмёт тонкие губы в показательной попытке сдержать смешки, приподнимая брови, будто не верит тому, что хоть кто-то может принять этот бред за чистую монету. Но как известно, людям намного легче поверить в то, во что они хотят. — Ничто не высечено на камне, Чимин. Рыжеволосый прикрывает глаза, а Сонхва и Селена вновь деревенеют. — Кто знает, может быть, однажды я захочу забрать у Сонхва эту машину. Тем более, она мне так нравится. Юноша не выдерживает такого грубого сравнения и встаёт из-за стола, упирается дрожащими ладонями в белоснежную скатерть. — Большое спасибо за ужин, было очень вкусно. Он произносит дежурную фразу и, не дожидаясь реакции, широким шагом выходит из помещения, сдерживая кипящий внутри сплав из ярости и обиды. Чонгук невозмутимо возвращается к трапезе, тут же теряя интерес к происходящему вокруг. Он отодвигается от Селены и игнорирует бурящий его взгляд Сонхва. — Хён... Парень тщательно подбирает слова в своей голове, желая заступиться за Чимина, но замолкает, видя предупреждающий жест своего старшего брата. — Напомни, во сколько вечеринка в честь твоей помолвки?***
Чимин с рыком швыряет несчастную книгу в стену, из-за чего та разлетается тонкими страницами, со стуком ударяясь и падая на пол. Рыжеволосый достаёт пеньюар, чтобы снять, наконец, стесняющий его костюм, душит в себе желание сейчас же спуститься обратно и разодрать лощёное лицо Чонгука. В этот раз он не смог смолчать. И не будет больше, не позволит. Если Сонхва и дальше собрался молча сидеть, пока его будущего мужа доводили до слёз — к чёрту его и его семью тоже. Он бросит обручальное кольцо ему в лицо, если утром не услышит объяснений по поводу бывшего, если не получит свои извинения. Рыжеволосый яростно накидывает полупрозрачный халат прямо на обнажённое тело, совершая дыхательную гимнастику, как советовал его психотерапевт. Неожиданная тяжесть в одном из карманов одежды заставляет его оторваться от мысленного убийства будущего родственника. Юноша ладонью ныряет в кремовую ткань и кончиками пальцев натыкается на бархатную поверхность. — Какого чёрта... Он вытаскивает продолговатую чёрную коробочку для украшений, приподнимая брови в удивлении. Сонхва заранее предвидел такой исход ужина и поэтому решил искупить свою вину дорогим подарком? Но ведь они вместе выходили из комнаты, а из столовой парень не отлучался. Неожиданная догадка гарпуном ранит его в самую грудь, из-за чего дышать становится тяжелее, а мысли путаются в рое из назойливых мушек. Юноша повлажневшими пальцами открывает презент и ахает от увиденного. Серьги с инкрустированным огненным сапфиром в несколько карат и круглой окантовкой из золота блестят чьей-то несбыточной мечтой. На обратной стороне крышки прикреплена небольшая записка с аккуратно выведенным «mi dispiace». Чимин прикусывает пухлую губу и прикрывает глаза. Он прижимает к себе футляр с целым состоянием внутри, откидывая голову назад. Он пытается устаканить свои мысли, понять хоть что-то, но слышит торопливые шаги по лестнице и тут же мечется к тумбе, прячет чёрную бархатную улику его нездорового румянца. Сонхва заходит в комнату ровно в тот момент, когда рыжеволосый притворяется спящим, старательно сопя в подушку. В комнате слышится тяжёлый вздох парня. Он понимает притворство Чимина, но не пытается ничего выяснить, рационально полагая, что тому нужно время на то, чтобы успокоиться. Жених щёлкает светом, погружая комнату во тьму, а затем уходит в смежный санузел, желая принять душ перед сном. Рыжеволосый не может уснуть и после его возвращения, позволяя придвинуть себя ближе безвольным телом, получает сухой поцелуй в макушку. Он всю ночь вслушивается в ровное дыхание Сонхва и еле уловимые стоны Селены с другого конца особняка. Чимин тянется ладонью в намокшие трусики и с тихим хныкающим звуком круговыми движениями трёт пульсирующий клитор, прикрывая мокрые глаза.***
Чимин проводит по волосам, заправляя их за ушко. В отражении зеркала он сам собой восхищается. С мягкой укладкой небрежных пушистых прядей, которые добавляют эффект натуральности, спадая на кукольное личико; с еле заметным дымчатым макияжем и влажными от блеска губами, которые визуально ещё больше выглядели. В конце концов, с блестящими драгоценными камнями серьгами, золото которых подчёркивало глаза и тон кожи прелестного юноши, а сапфиры — его пылающие костром волосы. Сонхва настырно донимал его вопросами о том, где Чимин взял эти украшения, заметно нервничая и ревнуя, а тот лишь отмахивался от него, лепеча невразумительное «купил на аукционе». С того момента до нынешнего праздника прошло не так много времени, чтобы обида на Чонгука стянулась некрасивым шрамом, но и выбросить такой прекрасный и дорогой подарок у рыжеволосого рука не поднялась. Блядский Чон знал, что дарить. — Чимин-щи, гости вас уже ожидают... — Да, я спускаюсь. Чимин бросил это через плечо, тут же вставая и приглаживая серый брючный костюм. Он дрожаще вздохнул и ещё раз посмотрел на блестящее обручальное кольцо. В последнее время юноша совсем не был уверен в том, что делает. Свадьба вдруг показалась ему поспешной и сюрреалистичной, а Сонхва слабым и блёклым на фоне своего брата. Он действовал наугад, от каждого своего шага ожидая провалиться в вязкое болото несчастливого брака. Чимин перестал отрицать взаимное напряжение и влечение, которое для обоих было грязнейшим табу. Он не хотел лишать Селену мужа, он не хотел обманывать Сонни, но с каждым днём лишённой крыльев бабочкой путался в липкой паутине из вранья и недомолвок. После сегодняшнего мероприятия не будет пути назад — он официально будущий зять уважаемой семьи Чон. Юноша вздыхает и берёт себя в руки, почти насильно тянет собственное тело прочь из комнаты. На ватных ногах он спускается с лестницы, слыша со двора весёлые голоса гостей и незаурядную музыку. Вот кто искренне рад вечеринке — уйма общих родственников, которые пьют дорогое пузырящееся шампанское и уминают тарталетки с мидиями, его родители, что сверкают довольными таким родством улыбками. Чимин выходит на крыльцо, — вспышки камер ослепляют его на долю секунды. Вовремя подоспевший Сонхва тут же берёт своего жениха за талию и целует в макушку, а затем тянет в сторону гостей. — Ты великолепно выглядишь. Рыжеволосый ощущает себя идеальным актёром, что отыгрывает свою роль по сценарию. Ему хочется смыть липкие взгляды, встать под душ прямо так, в костюме и с макияжем. — Спасибо, Сонни. Он принимает бокал шампанского из рук будущего супруга, принимает многочисленные поздравления. Улыбка идеальной маской врастает второй кожей на его лице. — Сонхва, Чимин! Женский голос отвлекает молодожёнов друг от друга, они оба оборачиваются. Чонгук в неизменном чёрном под руку со своей шикарной женой в твидовом приталенном костюме. Солидная old money пара подходит к ним, Селена целует в щёки сначала младшего брата мужа, а затем и Чимина. Взгляд мужчины в этот момент прикипает к ушам рыжеволосого, туда, где блестит сапфирами его подарок. Юноша окончательно в этом удостоверяется, потому что глаза Чонгука цвета вулканического пепла довольством вспыхивают. — Такие молодые и прекрасные. Чимин дёргает головой и отстраняется, когда рука Селены тянется к его лицу в попытке потрепать за щёки. Он растягивает губы и морщит нос: — Косметика. Испачкаетесь, — женщину удовлетворяет такое объяснение, и она неловко смеётся, а затем переводит взгляд на Сонхва и похлопывает его по плечу. Пока брюнетка продолжает поздравлять своего родственника, Чонгук отпускает её и подходит ближе к юноше, так близко, что на грани с неприличием. — Тебе очень идут эти серьги. Выглядишь обжигающе. И снова этот мурчащий с хрипотцой голос, на сей раз рядом с ушком, отчего множество мурашек тут же бежит по позвонкам. Чимин пытается себя контролировать, до побеления пальцев сжимает хрустальную ножку фужера. Он не уверен, что сдержится и не скажет что-то лишнее, если откроет рот, а поэтому лишь кивает, старательно отводя взгляд. Чонгук замечает это. Замечает и ухмыляется. Мужчина — скипидар, а Чимин зажжённая спичка. Ещё секунда, и всё вокруг вспыхнет, затрещат костром их табу и моральные принципы. Медленная музыка становится спасением для рыжеволосого: Сонхва извиняется перед Селеной и берет жениха под локоть, ведёт в середину импровизированной танцплощадки. Их освещают многочисленные фонари, в сицилийской ночи создавая интимную атмосферу, которую дополняет живая скрипка и чувственный голос итальянского певца. Несколько пар присоединяются к ним, среди которых Чимин замечает и собственных родителей. Он пытается расслабиться в руках будущего мужа, неслышно выдыхает и двигается в такт тягучей мелодии, закидывает ладони на шею Сонхва. Парень смотрит на рыжеволосого жениха неотрывно, в глазах его восхищение, но вместе с тем что-то сожалеющее и горькое. Младший Чон наклоняется к ушку юноши и выдыхает, приостанавливая их танец: — Чимин, я... Мне нужно тебе кое-что сказать... Юноша приподнимает брови, с нежностью запуская окольцованные пальцы в его волосы на затылке, перебирая аккуратно. — Да, Сонни? Я слушаю тебя. Сонхва выдыхает и прикусывает нижнюю губу. Он часто моргает, а затем открывает рот, чтобы выпалить: — Чимин, я... — Позволишь украсть твоего жениха? Чонгук появляется раздражающе не вовремя, из-за чего брат закатывает глаза. Этот жест настолько выбивается из его привычного спокойного поведения, что Чимин всё больше изумляется. — Чонгук, мы немного... — Вот и славно. Мужчина явно не знает слова «нет». Он встаёт в пару с юношей, тесня Сонхва. Последнему остаётся лишь сжать кулаки в едва сдерживаемом недовольстве, а затем отойти в толпу, чтобы не мешать остальным танцующим. Чонгук пригласительно протягивает кисть, на которой блестят золотом дорогие часы. Он пальцами подзывает Чимина нетерпеливо, видя, как тот нерешительно замер. Рыжеволосый обречённо сокрушается и вкладывает свою небольшую ладонь в чонову крепкую, ощущая, как внутри дрожит и свербит. — Если тебе не жалко меня, то пожалел бы своего младшего брата. Он недовольно ворчит, пока мужчина ведёт в их танце. С опытным партнёром, — а Чонгук был им, без сомнения, — всё ощущается совершенно по-другому. А может, это сладость от того, как они по лезвию ходят? Режутся, горячая кровь пачкает кожу, остаётся грязными отпечатками. И это явно не то, что может остановить. Не пугает боль, потому что в этой боли рождаются их запретные чувства друг к другу. — А тебе? У Чонгука что ни слово — то точно в цель. Это ранит. Внутри Чимина дыра огромных размеров, и мужчина туда свой образ старательно вкладывает, не боясь последствий. Их диалог больше похож на ментальную борьбу, танец — на физическую. Пальцы блядского Чона впиваются в узкую талию юноши, и тот больше, чем уверен, что после этого останутся тёмные следы. Он целиком и полностью в запахе Чонгука теряется. Его голова почти кружится, а ноги становятся ватными, пока богач добивает: — Как не стыдно, надеть подарок любовника на вечеринку в честь собственной помолвки... Чимин сгорает. От стыда или чего-то ещё, он пеплом рассыпается, больше не контролирует своё тело и слова. — Хах, от любовника? Тогда я не знаю, кто подарил мне это. Я не заводил отношений ни с кем, кроме своего будущего супруга. Не дрочил на вашу прелестную жену и не издевался над кем-то каждый раз, когда видел в поле своего зрения. Чонгук лишь давит усмешку, пожимая плечами, продолжая танец. Он наклоняется к самой щеке юноши, ведя по лихорадочно розовой коже своими тонкими губами. Со стороны смотрится, как будто мужчина всего лишь нашёптывает пожелания счастливого брака своему родственнику. — Ты кончил тогда только потому, что я дрочил на тебя. Хлёсткая пощёчина теряется среди музыки. Они оба замирают. Чонгук с горящей скулой и наливающимся искромётным бешенством в глазах, а Чимин с пекущей красной ладонью, которую он сжимает судорожно, не сожалея о своём поступке ни на секунду. Блядский Чон резко выдыхает, а затем хватает чужого жениха за кисть и тянет безвольной игрушкой в сторону особняка. Их провожают несколько взглядов тех гостей, что ещё не напились, но никто не решается пойти следом. Чонгук поднимается вместе с рыжеволосым до их с Сонхва спальни, пока юноше не надоедает волочиться за ним с клокочущим недовольством внутри. — Ты что творишь?! — Чимин шипит разозлённой кошкой, выдёргивая руку с силой, — и столько в этом жесте старательно сдерживаемой всё это время ярости, играющей наперегонки с кровью. Его щёки ещё больше краснеют от напряжения, злостью блестят глаза, золото которых плавится в кипящем вулкане эмоций. — Совсем с ума сошёл, блядский Чон?! И Чонгук не выдерживает: взрывается дремлющим долгое время вулканом, в несколько рваных шагов пересекает разделяющее их расстояние и пятернёй сгребает рыжие волосы в кулак, оттягивая голову Чимина назад. Юноша издаёт горловой стон ни то боли, ни то мазохистского удовлетворения. Мужчина несколько секунд пылающими ониксом бегает по ненавистному лицу, а затем с отчаянным выдохом сквозь сжатые зубы впивается в чужие губы. В этом поцелуе ни намёка на нежность — концентрированная страсть, животное желание, запретное притяжение, с которым оба не в силах бороться. Они знали, что рано или поздно придут к этому — через пару лет или сейчас, после свадьбы Чимина и Сонхва, или когда у Чонгука и Селены появились бы дети. На них куча обязанностей и ни одной возможности, чтобы быть вместе, но скажите это чёртовому либидо, объясните жадности и ревности, в которые их швырнули собственные гормоны. Юноша с разливающимся по венам ликованием прикрывает закатившиеся в удовольствии глаза и так же пылко отвечает на уверенные движения горячих губ. Он встаёт на цыпочки и интуитивно обвивает крепкую шею окольцованными пальцами, играясь с отросшим маллетом мягких волос. Язык Чонгука настойчив и нагл — хозяином вторгается во влажный чиминов рот, из-за чего у последнего ноги подкашиваются. Мужчина будто всю жизнь к этому готовился, и все его предыдущие поцелуи были всего лишь репетицией к нынешнему — чувственному и дикому. Он губами мнёт чужие в желании сожрать, поглотить парня целиком и полностью. Блядский Чон сцеловывает вкус своего младшего брата с пухлого рта любовника, чтобы уста того знали только его, на эту ночь и на бесконечность следующих. Чимин только и может, что поддаваться сумасшедшему водовороту из чувств, алчно принимать их, как истосковавшийся наркоман, дорвавшийся до новой дозы. Всё вокруг в этот момент не имеет значения, как не имеет значения мир, в котором они бы были поодиночке. Это как ходить в планетарий, когда под рукой россыпь звёздного неба, как придумывать причины, чтобы встать с кровати, пока все вокруг живут ненасытно. Мокрые звуки и прерывистое дыхание окрашивают помещение в красный, а может это под веками Чимина, когда Чонгук затвердевшим пахом притирается к нему. Это почти животное движение для юноши ассоциируется с попыткой пометить, невербальным «ты мой». У него внизу пульсирует горячо, сжимается вокруг пустоты, и он почти заплакать готов то ли от того, что так позорно быстро возбудился, то ли от потребности быть заполненным чонгуковым толстым членом. Он уверен, что тканевую подкладку тонких трусиков мажет вязкой влагой, пока мужчина вылизывает его рот. Тот отрывается от задыхающегося Чимина и мелкими жалящими поцелуями с нижней распухшей губы, по маленькому упрямому подбородку, спускается к шее. И вот где начинается демонстрация настоящего собственничества. Оливковая кожа без единого пятнышка, — рыжеволосый в необъяснимом внутреннем непринятии запрещал Сонхва оставлять на нём засосы. Принципиально и неподкупно, с такой решимостью, что жених даже обижался первое время. Сейчас же у Чимина будто стоп-кран сорвало, что-то внутри неприлично и капризно умоляло: «Да, пожалуйста, блядский Чон, оставь свои укусы, покажи всем, чем ты занимался со мной этой ночью!» И Чонгук поддавался мысленным упрашиваниям, читая юношу без слов, — по хныканью и поскуливанию, — и зубами поддевал лебединую шею, оставляя невидимые отпечатки своих губ, но зато вполне себе видимые воспалённые синячки. Чимин откинул голову назад, предоставляя больше пространства для проворного рта мужчины. Он весь дрожал и ладонями всё искал опору в виде любовника напротив, переходя ладонями с его затылка на сильную грудь, в кулаках сжимая дорогую ткань вечернего костюма. Чонгук горел. Он в алчном до неприличия желании присваивал чужого жениха себе. Воспоминания о том, как рыжеволосый бесстыдно стонал под Сонхва, не отрывая взгляда от мужчины, звучал как надорвавшаяся струна, заметив, что старший Чон расстегнул ширинку и прямо через неё неторопливо надрачивал головку члена, наблюдая лишь за обнажённым телом, принадлежавшим его кровному брату, обухом ударили его по затылку. — Ты мой, Чимин. В голосе прорывалась еле слышная хриплая одержимость. Уже более смакующими поцелуями он проследил дорожку по косточке острой челюсти, довольным художником закончив одно из величайших своих творений в виде играющей засосами шеи. — Ты никогда не был его. С первого нашего взгляда — только моим. Ты трахался с ним, но представлял меня, кончал на его неумелый член только от мысли, как хорошо я смогу набить тебя своим семенем. Единственный раз, что ты не имитировал оргазм, это когда вы оставили дверь вашей чёртовой спальни открытой, не зная, что я дома. Тебе ведь доставило удовольствие смотреть, как я дрочу на тебя? Ты смог только из-за этого, по-другому никак. Скажи, что я не прав. Скажи, что ты не без ума от меня. Скажи, что ты не варишься в этом котле вместе со мной. И Чимин трещал, как тряпичная кукла. Рвался, нитка за ниткой, в неспособности солгать. И какое же это унижение, признаться, что его жених и в подмётки своему старшему брату не годится, что юноша всё это время хотел лишь грёбаный женатый член Чонгука. — Но зато твоя супруга довольна, — его голос дребезжал, а пальцы со злостью начали расстёгивать тонкую сорочку мужчины. — Она ведь поэтому кричала, как сумасшедшая, пока вы с ней занимались сексом? Бедная, наверное, ты выбил из неё душу, раз она звучала так по-шлюшьи громко... Мне стоит попросить её о благодарности? Когда бы она ещё удостоилась такого отменного траха... — Твой грязный язык, — с восхищением цокнул Чон, поцеловав юношу в чувствительное место за ушком, с блеснувшим в глазах довольством глядя на его подарок. Серьги с оранжевым сапфиром и круглой ажурной огранкой из золота приятно оттеняли природный цвет кожи любовника, а драгоценный камень подчёркивал горящие рыжим волосы. Он думал, что Чимин выбросит презент при первом удобном случае, но тот не только не швырнул украшение куда подальше, а ещё и надел на праздник в честь помолвки. Мужчина позволил стянуть с себя сорочку, которая вслед за пиджаком неаккуратной лужей из тряпки растеклась где-то на медовом ламинате. Чимин почти застонал, когда перед ним предстало загорелое сицилийским солнцем, натренированное утренними занятиями во дворе, тело. Тело — слишком оскорбительное слово для того, чем обладал Чонгук. Атлетическое и знойное, словно у спустившегося с небес греческого Адониса, чьи статуи стоят у них во дворе, весь мужчина — работающая машина. Размашистые плечи, за которыми Чимина даже не было видно, линия ключиц и крепкий торс с украшавшими его кубиками пресса. V-образный пояс Венеры скрывали держащиеся на одном добром слове и выпирающем бугре в области паха брюки, потому что ремень был расстёгнут юношей где-то посередине пылающей собственничеством чонгуковой речи. Бог создал Адама, но только Чон Чонгук дал ему тело. — Ты ревнуешь меня, — как само собой разумеющееся, выдал блядский Чон. — Я совсем не разбираюсь в чувствах, но в сексе — более чем. Чимин, ты хочешь секса. Ты создан для секса. — Секс? — Чимин прикусил пухлую губу в задумчивости, в притворном раздумии заламывая точёные брови и хлопая пушистыми ресницами, не отводя взгляда от вздымающейся монолитной груди мужчины под его хрупкими пальцами. — Я люблю секс. Секс — очень воодушевляющее и естественное занятие. И твой брат более, чем устраивает меня. Кажется, его член будет толще. — Его член — бесполезная игрушка для девственницы за десять евро. Она не способна удовлетворить такого, как ты. Чонгук чуть ли не смеётся, хотя у самого внутри всё дрожит. Не от страха, что его достоинство меньше, он знает, что Чимин пытается задеть его. Но от веры в собственные слова, понимание, что юноша напротив — пылающий вулкан. Впервые в жизни у него страх не оправдать ожидания. — Докажи. Одно слово — дерзкий вызов, выстрел в голову. Чонгук горит пожаром, а Чимин поджигает о него фитиль сигареты. Мужчина почти обнажён, а Чимин ещё ни капли. Чонгук решает исправить это, стягивая с послушного тела всю лишнюю одежду, — всю. И когда их двоих больше не обременяет ничего, кроме предательства своих близких людей, Чон подхватывает выдохнувшего Чимина под мягкие ягодицы, отправляясь в сторону кровати. Он укладывает его на чужое супружеское ложе, сам же не решаясь забраться на хрустящее свежестью постельное бельё. Именно здесь всего меньше суток назад тело юноши отзывалось на другого партнёра, именно эта спальня станет их единственной свидетельницей. Волосы любовника костром разметались по белым хлопковым простыням. Будущий родственник Чонгука более феминный, но не менее привлекательный. Он — академическое пособие для Микеланджело. — Трахни меня. Чимин звучит как сирена, с горящим румянцем желания на лице и поволокой желания в глазах. — Займись со мной сексом так, как никогда не займёшься со своей женой. Кончи в меня, сделай меня хлюпающим из-за твоего члена. Пизда твоей жены ни на что не способна, раз ты каждый раз оскорблял меня, лишь бы обратить на себя внимание, ага? Юноша устраивается полусидя на мягких подушках, а затем раздвигает широко ноги, демонстрируя возбуждённую покрасневшую киску. Она пухлая и звучная, сочная, щедро сдобренная природной смазкой. Гладко выбритые половые губы блестят от количества жидкости, а клитор виднеется воспалённым чувствительным местечком. Чимин сливочный. У Чонгука полный рот слюны. Любовник усмехается намагниченному взгляду блядского Чона. Он хочет ещё. Чимин два пальца правой ладони толкает себе в рот, обхватывает их плюшевыми губами и смачно посасывает. Рыжеволосый пару раз головой кивает, насаживаясь умело, а затем с влажным звуком вынимает и тянет вниз. Мокрыми подушечками пальцев он трёт свою хорошенькую киску, распределяя слюну и смазку по внешним губкам. На мгновение проникает ими внутрь дырочки, а затем мелко надрачивает пульсирующий от возбуждения клитор. Юноша приоткрывает рот в беззвучном стоне, делая до одурения потерянное личико. Чонгук не выдерживает. Он с тихим «блядь» тянется к Чимину и перехватывает его тонкую подрагивающую кисть. Видит блестящее обручальное кольцо на безымянном и почти сдирает его с пальца, на что юноша тонко вскрикивает, а затем швыряет куда-то в сторону открытого настежь окна. — Это тебе больше не понадобится, Чимин. Тихий смех рыжеволосого выводит из себя, но он же обрывается протяжным стоном, когда Чонгук опускает лицо меж полных бёдер. Мужчина целует киску Чимина как ещё одну любовницу, ласково и нежно, будто при первом знакомстве, а затем широким мазком языка слизывает сладкий сок. — Блядский Чон, ты... Юноша вздрагивает всем телом, хватаясь за иссиня-чёрные волосы любовника на макушке, пачкая их в своей слюне и смазке. Обнажённый безымянный палец смотрится непривычно, но вызывает в Чимине лишь довольство. — ...ты заплатишь за новое кольцо. Или будешь искать то, что потерял. Это не игрушки, Сонхва отвалил состояние за него... Чужое имя триггером проходится по Чонгуку, из-за чего мужчина отстраняется и с неприкрытым бешенством смотрит на Чимина. — Закрой свой рот. И тот подчиняется. Низ живота ошпаривает от возбуждения. — То, что этот молокосос не может позволить себе ещё сотню таких колец, — только его проблема. Я куплю тебе новое. Моё. Ты будешь носить моё кольцо, будешь носить мою фамилию, будешь носить моих детей, если не перестанешь произносить имя чужих мужчин, пока я ем твою пизду. Мужчина опускается вновь, на сей раз крепко держа юношу за подрагивающие бёдра. Он ещё несколько раз тщательно вылизывает упругие губки, а затем шлёпающим движением языка стимулирует клитор. Массирует кончиком, вдавливая его в возбуждённую плоть, добиваясь громких стонов Чимина и грубой хватки на своих волосах. — Блять, какая мокрая... Великолепная, самая вкусная. Если бы её подавали вместо завтрака, обеда и ужина, то я не вылезал бы с кухни. Он убирает ладони с ног и раздвигает ими половые губы по обе стороны, любовно осматривает красную дырочку. Мужчина глубоко ныряет языком, ртом впиваясь в неё целиком, на что Чимин приподнимает бёдра в попытке насадиться на чужое лицо, натужно поскуливая: — Б...боже, Чонгук! Розовый юркий язык Чона туго бьёт по стеночкам, одновременно с этим посасывая вагину, создавая напряжение. Его движения ускоряются, любовник дрожит и скулит, дышит глубоко и прерывисто. — Моя киска. Я вылижу её так, как она этого заслуживает. С этого момента в комнате начинается мокрое бесстыдство, скрыть которое они не в силах. Любой, кто пройдёт мимо, сразу же поймёт, что эти двое вытворяют. И едва ли это заботит хотя бы одного из них. Чимин закатывает глаза и свободной ладонью массирует карамельно-коричневый сосок. С его заветренных толстых губ то и дело срываются вздохи удовольствия. Чон наслаждается медовым нектаром, взбивает слюну в пену, хлюпая неприлично часто. Рыжеволосый то и дело вскидывает бёдра в потребности, чтобы женатый мужчина сожрал его целиком, поглотил полностью. Он получает на это жадные и тяжёлые мазки, довольно сглатывает. Чимин может поклясться: никто бы сейчас не остановил их. Ни вошедший в комнату жених, ни чёртова чонгукова жена, ни собственные родители. Чонгук бы ещё плотнее прижался к текущей пизде, лакающими движениями доводя любовника до пика, а рыжеволосый насаживался бы как можно чаще, как нуждающаяся сучка, не в силах оторваться от этого рта. Он хотел язык этого мужчины, он желал кончить мокро и громко. Уверенные касания мужчины следуют в самую середину, туда, где возбуждение юноши наиболее горячее, он лижет вязкую сладость прямо из влагалища. Чонгук мажет подбородок в этой влаге, носом упирается в безволосый лобок и звучно вдыхает. — Как же вкусно, Чимин. Ты пахнешь одурительно. — Зат...ткнись!.. От этой фразы щёки любовника вспыхивают красным, а сам он выгибается до хрустнувших позвонков, жмурится до белых пятен. Чон кладёт широкую ладонь на зефирно-мягкий низ чиминового живота и аккуратно надавливает, продлевая горячее удовольствие, а затем вновь переходит на горящую бусину клитора и хлещет по ней языком, с силой посасывая. Киска Чимина конвульсивно сжимается, брызжа соком. Всё это сопровождается откровенным плачем, искусанными губами и расцарапанным мужским плечом. Чонгук в последний, на ближайшие минуты, раз целует сладкую влагу, после этого губами поднимаясь вверх. Облизывает твёрдые горошинки сосков, покусывая и оттягивая, из-за чего рыжеволосый прижимается к нему всем телом в попытке получить как можно больше ласки, пачкает литой пресс и головку члена своей смазкой. Чимин с капризным стоном кладёт ладони на широкие скулы любовника и тянет к себе. Он впивается в горячий рот, ощущая собственный вкус, сходя от этого с ума. Ладонями он судорожно цепляется за сильную шею, помечая её дикой кошкой в возбуждении. Мужчина отстраняется влажно, горящими глазами обещая ещё бесконечность поцелуев для любовника. Чон берёт юношу за его бёдра, подтягивая наверх. Чимин тут же поддерживает их своими ладонями, с готовностью обнажая сливочную киску. — Ты трахнешь меня сюда? Кончишь внутрь? Голос требующий и нуждающийся одновременно. От таких грязных вопросов Чонгук шипяще выдыхает и смотрит на рыжеволосого любовно. — Везде, куда попросишь. Я докажу тебе, что ты был создан для моего члена. Благодаря позе киска Чимина стала ещё более пухлой. Мужчина проводит по нежным складочкам своим тяжёлым твёрдым членом, смешивая их жидкости. От такого поддразнивания юноша почти мурчит, подставляясь под чувствительные касания, призывно выгибается. Ещё немножко, и налившаяся воспалённая головка соскользнёт внутрь его жадной вагины, ох, ещё совсем чуть-чуть— — А-ах, Чонгук! Чимин недовольно закатывает глаза, в то время как Чонгук раболепно наблюдает за идеальной киской. Он большим пальцем надавливает на член и медленно трётся между, стимулируя воспалённый клитор. — Послушай. Чимин, послушай. Любовник стихает, разве что глубокое дыхание не в силах задержать, но даже сквозь него слышна липкость чонгукового члена и его собственную сочащуюся пизду. Блядский Чон отстраняется и несколько раз шлёпает набухшим венистым стволом по медовой киске, создавая абсолютно бесстыдные мокрые звуки, пока рыжеволосый прикусывает губу почти до крови. — Мокрая, словно у сучки в течку, Чимин. Юноша поджимает пальцы на ногах, срываясь на тонкий скулёж. Чимин плачет. Чонгук трётся членом о толстые ягодицы, смачивает пальцы и указательным ведёт от лобка и внутрь, тонет в нуждающемся влагалище. Поступательными движениями глубже в горячую сладость толкается, пока Чимин под ним сотрясается в крупной дрожи. — Блядский Чон... Дай мне член или иди к чёрту, возвращайся на вечеринку и тра..ах-хни лучше свою жену... Чонгук смеётся. Раскатисто и вредно, с искренним удовольствием от поддразниваний своего любовника. — Мне позвать её третьей? Чимин почти задыхается от унижения, с силой отталкивает руку и собирается сползти с кровати в порыве абсолютной ревности. Чонгуку ничего не стоит перехватить тонкие кисти. Мужчина стаскивает любовника с постели и дёргает Чимина в сторону окна, тянет за собой, словно тот не тяжелее, чем кукла. Он поворачивает юношу спиной к себе, вынуждает опереться ладонями о низкий подоконник и смотреть на полный двор веселящихся гостей. У Чимина ресницы острыми иголочками слиплись от слёз, волосы пожаром растрепались на голове, нос и щёки опухли от пережитого оргазма, а губы горели от поцелуев с Чонгуком. Его шея была покрыта засосами, а обнажённые плечи и грудь часто вздымались. — Как думаешь, они ещё не слишком пьяны, чтобы услышать нас с третьего этажа? Там есть Селена, м? Чонгук коленом раздвигает ноги Чимина и тот расставляет их широко, ещё сильнее наклоняясь, почти высовываясь в окно. Мужчина стоит позади, рыжеволосый обнажёнными ягодицами чувствует его пульсирующий член. Он нависает над хрупким силуэтом неприступной скалой, жмётся плотнее к дрожащему телу. Целует в седьмой позвонок, а затем губами ведёт по алеющему ушку и шепчет вопросительно: — Ты её видишь, Чимин? — Д-да... Любовник выдыхает натужно, заплаканными и полными похоти глазами наблюдая за тем, как женщина смеётся над шуткой одного из гостей. — Хор-рошо... Чонгук урчит довольно, уткнувшись в его шею, а затем одним глубоким толчком заполняет жадные стенки возбуждённой тугой киски. Они оба стонут, не в силах сдержаться. — Давай покажем ей, как сладко выглядит твоя киска, пока я трахаю её? Или может нам отыскать Сонхва? Он такой придурок, раз думает, что сможет обслужить такую шлюшку, как ты... Чонгук размашисто вбивается в изголодавшуюся пизду Чимина, яйца тяжёлыми влажными шлепками касаются складок. Твёрдый давидианский пресс то и дело бьётся о мягкость пухлых ягодиц, из-за чего кожа на них волнами трясётся. Юноша от каждого толчка вздрагивает всем телом, закатывая глаза куда-то на затылок, в беззвучном крике рот открывает. — Чонгук... Чонгук... Чимин хнычет, ощущая, как по внутренней стороне бедра капает. Он обдолбанный взгляд вновь переводит вниз, — жена мужчины всё ещё там. Их до сих пор не заметили разве что чудом. — Она увидит, Чонгук... Они всё узнают... — И теперь ты понимаешь, насколько мне плевать? Мужчина кладёт широкую ладонь на шею чужого жениха, сжимает её, лишая любовника кислорода. Он делает толчки более тягучими, наслаждается тем, как тугие стеночки засасывают его в попытке выдоить как можно больше спермы. Чонгук притирается второй кожей, впалые щёки касаются огненных прядей, пока юноша судорожно задыхается. — Мне абсолютно всё равно. Если я захочу — я выставлю твою молочную пизду напоказ, научу младшего брата, как нужно трахаться. Они будут дрочить свои ничтожные пенисы, но только я смогу обладать этим произведением искусства. Пусть смотрят сколько угодно, но ты будешь принадлежать только мне. Мужчина разжимает пальцы, и юноша делает жадный вдох, рыдает от перевозбуждения и встаёт на цыпочки дрожащих ног. Чон выходит из воспалённой киски и наклоняет его ниже. Он ладонью находит текущие складочки, которые сейчас в абсолютном беспорядке, наигранно ласково потирает. Хлёсткий влажный шлепок разбивает пространство комнаты на тысячи острых осколков. Чимин кричит. Любовник сдёргивает юношу с окна ровно в тот момент, когда несколько недоуменных взглядов поднимаются наверх. Рыжеволосый мечется по кровати, сбивая простыни в комок, пока Чонгук ладонью ещё несколько раз не проходится по опухшей киске. — Чья это пизда, м? Чимин, чья? — Т...твоя, Чонгук-и... Только твоя... — Ты разорвёшь эту помолвку, — мужчина ставит его на четвереньки, довольным взглядом любуясь мокрой дырочкой, а затем пристраивается сзади. — Скажешь Сонхва, что он не достоин такой киски. Чимин яростно кивает, в этот самый момент готовый на что угодно. Он выставляет свою задницу и прогибается как можно лучше, чтобы любовник смог взять всё, что он ему предлагает. Из грязного рта вылетает горловой стон, потому что Чонгук вновь проникает внутрь, заполняя отчаянную пустоту. С этого мгновения густой запах секса разбавляют только шлепки кожи о кожу и пошлые стоны рыжеволосого. Мужчина яростно вбивается в тесную дырочку, будто желая подстроить чужую киску под форму своего члена, чтобы Чимин раз и навсегда запомнил, кому она принадлежит. Он сплёвывает на ладонь и тянет её вниз, находит горящий возбуждением клитор, а затем начинает быстро надрачивать его. Вены вздуваются на напряжённом предплечье, пока он стимулирует чувствительную точку, а юноша рвано вскрикивает и конвульсивно дрожит, соскальзывая с члена. Его киска непроизвольно выстреливает струёй прозрачной жидкости. — Ах, что это, милый? — Чонгук воркует над брызнувшей пиздой, наклоняется и широко слизывает остатки сладкого сока. — Тебе настолько хорошо, что ты решил залить мой член? Лицо Чимина красное от стыда, он утыкается им в подушку и щипает себя за соски, глухо скуля сорванным голосом. — Я же сказал, Чимин, — заткнуть Чонгука сейчас не смог бы сам господь, грязные слова из его рта вылетали словно пощёчины. — Ни с кем больше ты не почувствуешь себя так хорошо. Никто не заставит тебя сквиртить, кроме меня, никто не отлижет твою пизду так тщательно и мокро. Ты только мой. И под эту мантру мужчина вновь погрузился в растраханную дырочку, ощущая, что им двоим осталось совсем немного. Его хриплый рык звучит как эхо, когда он чувствует, как судорожно сокращается Чимин. Мужчина проталкивает член в самую матку, из-за чего юноша под ним задушено стонет и припадочно дрожит. Чонгук заполняет рыжеволосого своей спермой до отказа, опустошая тяжёлые яйца, продолжает неторопливо двигать бёдрами. Чимин ощущает горячую порцию семени в себе и жмурится, принимая каждую молочную каплю с ликованием. Он ощущает, как мужчина ложится сверху, прижимаясь кожей к коже и прячет его хрупкое тело в импровизированном коконе. — Сонхва тебе изменяет. Чонгук звучит лениво. Он дышит запахом чиминовой кожи, смешанным с парфюмом: пачули и смола создают ощущение, будто он смог костёр приручить, нежится в ласковом пламени. — Я знаю, — с такой же негой отвечает Чимин, ни чуточки не удивлённый. — Ты мне нравишься. Мужчина бросает эти слова, бросается сам. Пальцами перебирает огненные влажные пряди и ждёт. — Я знаю. Чимин не отказывает себе в удовольствии сипло рассмеяться, чувствуя несильный воспитательный шлепок. — Это всё будет непросто. — Я... знаю. Чонгук честно предупреждает. Чимин верит. Они не намерены скрываться и лебезить, потому что не в характере обоих. Мужчина не намерен отказываться: если младший Чон настолько идиот, чтобы упустить такого, как Чимин, то мужчина — явно нет. Чем ярче огонь, тем быстрее он сгорает? К чёрту. Чонгук подкинет дров и сам кинется, сгорит дотла. Если вечность запечатлевается последним моментом, то они оба будут навеки счастливыми.