Нарушенная клятва: Каз Бреккер.

Каз Музыка доносилась из заведений через открытые нараспашку двери. Там на диванах отдыхали люди, одетые в какие-то обрезки шелка и увешанные безвкусными безделушками. Над водой на канатах покачивались акробаты – казалось, на их гибких телах одни лишь блестки; на мостовой уличные музыканты играли на скрипках, надеясь вытрясти пару монет из прохожих. Разносчики, громко расхваливая свой товар, толпились возле пришвартованных узких частных гондол купцов и больших шлюпок, которые привозят туристов и моряков из Крышки вглубь острова. Большинство из них никогда не посещали бордели Западного Обруча. Они приезжали, чтобы поглазеть на толпу, – а это и впрямь было то еще зрелище. Люди предпочитали приходить в эту часть Бочки в маскарадных костюмах или скрывать свои лица под вуалями, масками и капюшонами плащей, так что видно было только, как блестят их глаза. Они покупали наряды в специальных лавках, расположенных чуть дальше от главных каналов, и иногда пропадали на несколько дней – все зависело от веса их кошельков. Тут можно было увидеть и Мистера Кримсона, и Потерянную Невесту, и Безумца в гротескной маске с выпученными глазами – всех персонажей «Зверской комедии». Были и Шакалы – группы буйных мужчин и юношей, ходивших по Бочке в красных лакированных масках сулийских предсказателей. Каз вспомнил, как Лия впервые увидела такую маску в витрине магазина. Она не смогла удержаться от гримасы презрения. – Настоящие сулийские предсказатели встречаются довольно редко. Эти люди – святые. А маски, которые продают здесь как дешевые сувениры, – священные символы. – Я видел, как сулийские гадальщики промышляли в фургонах и плавучих борделях, Лия. Мне они не показались такими уж святыми. – Они – мошенники. Устраивают цирк для тебя и таких типов, как ты. – Таких типов? – рассмеялся Каз. Она с отвращением махнула рукой. – Шеврати. – сказала Лия. – Невежды. Они смеются над тобой под этими масками. – Это сёстры Гафа научили тебя сулийскому? И не стоит так говорить Лия, может они и смеются, но не надо мной. Я никогда никому не платил, чтобы узнать свое будущее – ни мошенникам, ни святым. – У судьбы на всех есть планы, Каз. – Так это судьба привела тебя и твою мать в ловушку к фьерданцам? Это судьба убила её и чуть не продала тебя в бордель? Это судьба привела тебя в трущобы Кеттердама, осиротевшую и голодающую? Или всё таки это было невезение? – Я пока не знаю, – сухо ответила девушка. В такие моменты ему казалось, что Лия его ненавидит. Каз начал протискиваться сквозь толпу, незаметный в этом буйстве красок. У каждого из крупных борделей была своя тема: одни были более очевидны, другие – менее. Он прошел мимо «Синего ириса», «Гибкой кошки», мимо окна «Кузницы», из которого сердито выглядывал бородатый мужчина, «Темной комнаты», «Ивового прута», мимо блондинок с наивными глазами из «Снежного дома» и, конечно же, «Зверинца», также известного как «Дом экзотики», где Инеж и Бахтью заставляли носить поддельные сулийские шелка. Он заметил Танте Хелен в павлиньих перьях и знаменитом бриллиантовом колье, устраивающую прием в позолоченной гостиной. Она управляла «Зверинцем», находила девушек и следила, чтобы они вели себя надлежащим образом. Увидев Каза, она состроила кислую мину и, поджав губы, подняла бокал, словно произносила тост, хотя выглядело это как угроза. Он проигнорировал ее и пошел дальше. Каз прокладывал свой путь сквозь толпу, тень в буйстве красок. «Дом Белой розы» был одним из самых роскошных заведений в Западном Обруче. У него была своя пристань, а сверкающий фасад из белого мрамора больше подходил для дома купца, нежели для борделя. Вокруг окон вились белые розы, их густой и сладкий аромат висел над этой частью канала. Их опьяняющий аромат напомнил ему о Лии. В салоне ещё сильнее запахло духами. В огромных алебастровых вазах стояли те же белые розы, что и цвели снаружи; мужчины и женщины – некоторые в масках или вуалях, другие с открытыми лицами, – ждали на диванах цвета слоновой кости, потягивая белое вино и закусывая ванильными пирожными с миндальным ликером. Парень на входе был одет в бархатный костюм кремового цвета, и в его петлице тоже торчала роза. Белые волосы и бесцветные глаза выдавали в нем альбиноса, но Каз знал, что работающий здесь гриш просто изменил его так, чтобы парень соответствовал декору дома. – Господин Бреккер, – произнес он, – Нина сейчас с клиентом. Каз кивнул и проскользнул в коридор, украшенный горшком с кустом роз, подавив желание прикрыть нос воротником. Это место напомнило ему Лию. Аромат белой розы и белого шоколада, был одним из её любимых. Онкль Феликс – хозяин «Белой розы», любил говорить, что его девочки пахнут так же сладко, как эти цветы. На самом деле то была насмешка над клиентами. Именно этот сорт белой розы, единственный, что мог выжить во влажном климате Кеттердама, не имел запаха. Все цветы были обрызганы духами. Каз провел пальцами по панелям за горшком с растением и нажал на зазубрину в стене. Открылся проем, и он взобрался по винтовой лестнице, которой пользовались только те, кто здесь работал. Комната Нины находилась на третьем этаже. Соседняя с ней была открыта и никем не занята, и Каз скользнул внутрь. Отодвинув картину с натюрмортом на стене, он прижался лицом к отверстию. Смотровые щели были во всех борделях. Для владельцев домов это способ контролировать безопасность и честность своих девушек, а также продавать места тем, кто получал наслаждение от наблюдений за другими. Каз за свою жизнь вдоволь насмотрелся, как обитатели трущоб удовлетворяли свою похоть в темных уголках и подворотнях, поэтому это зрелище его ничем не привлекало. Кроме того, он прекрасно знал, что любой, кто в надежде на увлекательное зрелище решит подсмотреть за происходящим именно в этой комнате, будет глубоко разочарован. За круглым столом, накрытым белой скатертью, сидел низенький лысый мужчина. Руки он аккуратно сложил у серебряного подноса с нетронутым кофе. За ним стояла Нина Зеник, закутанная в красную шелковую кефту, что свидетельствовало о ее принадлежности к гришам-сердцебитам. Одну ладонь она прижимала ко лбу мужчины, а вторую – к затылку. Девушка была высокой и походила на кариатиду на носу корабля, вытесанную щедрой рукой. Они застыли словно замороженные. В комнате не было даже кровати, лишь узкий диванчик, на котором Нина каждую ночь сворачивалась калачиком. Когда Каз как-то спросил ее об этом, она ответила: – Я не хочу, чтобы мужчинам приходили в голову дурные мысли. – Мужчине не нужна кровать для дурных мыслей, Нина. Она кокетливо улыбнулась. – Ты-то что об этом знаешь, Каз? Сними свои перчатки, и мы посмотрим, какие мысли придут в наши головы. Каз сурово посмотрел на нее, и девушка опустила глаза. Его не интересовал флирт с Ниной Зеник, да и сама она не питала к нему интерес. Нине просто нравилось флиртовать со всеми подряд. В этом она напоминала ему Бахтью. Он однажды видел, как Нина строила глазки паре туфель в витрине магазина. Нина и лысый человечек долго молчали, но, когда пробили часы, он встал и поцеловал ей руку. – Ступайте, – сказала она торжественным голосом. – Пребудьте в мире. Лысый еще раз поцеловал ей руку, и его глаза наполнились слезами. – Спасибо вам. Как только посетитель исчез в коридоре, Каз вышел из комнаты и постучал в дверь Нины. Она осторожно открыла ее, не снимая с цепочки. – А, это ты. Девушка не слишком рада была его видеть, но и не удивилась. Каз Бреккер на пороге твоей комнаты – не то чтобы хороший знак. Сняв цепочку и позволив ему войти, она сняла красную кефту, под которой обнаружилась рубашка из сатина, такого тонкого, что его едва ли можно было назвать тканью. – Небеса, как же я ненавижу эту штуку, – сказала она, отбросив кефту в угол и доставая потрепанный халат из ящика. – А что с ней не так? – Она неправильно сшита, и у меня от нее все тело чешется. Кефта была сшита на керчийской фабрике, а не равкианской – это костюм, а не униформа. Каз знал, что Нина никогда не надевала ее на улицу – это слишком рискованно для гришей. Ее членство в «Отбросах» подразумевало, что любой, кто осмелится напасть на нее, станет заклятым врагом всей банды. Но месть не будет иметь особого значения, если к тому времени Нина уже окажется на корабле работорговца, везущего ее неизвестно куда. Вероятно, это была причина, по которой Лия, больше никогда не носила кефту. Нина плюхнулась в кресло у стола, скинула шлепанцы, украшенные сверкающими камнями, и зарылась ногами в мягкий белый ковер. – О-о-о-о, – довольно протянула она. – Так гораздо лучше. – Нина взяла с подноса пирожное, отправила его в рот и пробубнила: – Что тебе нужно, Каз? – У тебя крошки на груди. – Мне все равно, – она откусила еще раз. – Я хочу есть. Каз покачал головой, смеясь и удивляясь, как быстро Нина вышла из образа мудрой жрицы-гриша. Она могла бы блистать на сцене. – Это был Ван Акстер, торговец? – Да. – Его жена умерла месяц назад, и с тех пор его бизнес пошел на спад. Теперь, когда он навещает тебя, нам ждать перемен к лучшему? Нина не нуждалась в кровати, так как специализировалась на эмоциях: радости, спокойствии, чувстве уверенности. Большинство корпориалов работали с телом, – умерщвляли или исцеляли, – но Нине нужна была работа, которая позволила бы ей остаться в Кеттердаме и не попасть в беду. Вместо того чтобы рисковать жизнью, став наемницей, она замедляла сердцебиение, облегчала дыхание, расслабляла мышцы. У девушки был и другой заработок на стороне – она разглаживала морщины и убирала вторые подбородки богатым керчийцам, и все же ее главным источником дохода оставалась работа с настроением. Люди приходили к ней страдающими от одиночества, подавленными горем, иногда просто тоскующими без видимой причины, а уходили посветлевшими, вдохновленными, освобожденными от тревог и печали. Эффект длился недолго, но иногда хватало даже иллюзии счастья, чтобы ее клиенты смогли почувствовать, что в состоянии прожить еще один день. Нина утверждала, что этот эффект как-то связан с гландами. Казу было плевать на детали, лишь бы она являлась на его зов и вовремя отдавала Перу Хаскелю его проценты. – Думаю, ты заметишь изменения, – ответила девушка. Она доела последнее пирожное и с аппетитом облизала пальцы. Затем вынесла поднос за дверь и позвонила, вызывая горничную. – Ван Акстер пришел ко мне в конце прошлой недели и с тех пор не пропускал ни дня. – Замечательно. – Каз отметил про себя, что нужно будет купить акции компании, принадлежащей Ван Акстеру. Даже если у торговца хоть немного улучшается настроение благодаря работе Нины, это хорошо скажется на его делах. Каз чуть помедлил, затем продолжил: – Ты можешь помочь ему почувствовать себя лучше, облегчаешь страдания и все такое… А заставить его сделать что-то ты бы могла? Например, забыть свою жену? – Изменить тропы его разума? Не будь дураком. – Мозг – всего лишь орган, – процитировал Каз Ван Эка. – Да, но невероятно сложный. Контролировать или менять мысли другого человека… ну, это не то же самое, что замедлять пульс или высвобождать химические вещества, чтобы поднять настроение. Слишком много переменных. Ни один гриш не способен на это. «Пока», – мысленно поправил он. – Значит, ты лечишь симптомы, а не причину. – Он пытается избежать горя, а не исцелиться от него. Если я – его единственное средство, ему никогда по-настоящему не оправиться после смерти жены. – И что потом, ты отошлешь его? Посоветуешь найти новую жену и перестать маячить у твоей двери? Она провела расческой по своим светло-каштановым волосам и посмотрела на него через зеркало. – Пер Хаскель, случайно, не подумывает простить мне долг? – Никак нет. – Ну, тогда Ван Акстер и дальше будет справляться со своей печалью так, как сам считает нужным. У меня еще один клиент через полчаса. Какое у тебя ко мне дело, Каз? – Клиент подождет. Что ты знаешь о юрде-пареме? Нина пожала плечами. – Ходят разные слухи, но я думаю, все это бред. Почему бы тебе не спросить Лию? Помимо Совета приливов, не так много гришей работали в Кеттердаме, Все они хорошо друг друга знали и с готовностью обменивались информацией. Большинство из них были в бегах и очень не хотели привлекать к себе внимание работорговцев или равкианского правительства. – Это не просто слухи. – Летающие шквальные? Проливные, что превращаются в туман? – Фабрикаторы, которые изготовляют золото из свинца. – Каз сунул руку в карман и бросил ей кусок золота. – Оно настоящее. – Фабрикаторы работают с материей. Они возятся с металлом и тканью. Но превратить одну вещь в другую им не под силу, – она подняла золото к свету. – Ты мог достать его где угодно, – повторила она те же слова, что говорил Каз Ван Эку пару часов назад. Не дожидаясь приглашения, парень опустился на плюшевую кушетку и вытянул больную ногу. – Юрда-парем существует, Нина, и, если ты все тот же маленький стойкий солдат гришей, каким я тебя знаю, и какой является моя милая Лия, то ты захочешь услышать, что это делает с людьми вроде вас. Она повертела кусок в руках, затем крепче укуталась в халат и свернулась на краю кушетки. Каз снова поразился ее трансформации. В этой комнате она играла роль, создавая образ, в котором нуждались ее клиенты: могущественная девушка-гриш, мудрая и спокойная. Но сейчас, сидя с нахмуренными бровями и подобранными под себя ногами, она была самой собой – семнадцатилетней девушкой, выросшей в надежных стенах и роскоши Малого дворца, а ныне находящейся вдали от дома и с трудом зарабатывающей себе на жизнь. В этом она ему очень напоминала Лию. – Расскажи мне, – попросила она. Каз поведал почти все, что знал, скрыв лишь детали сделки с Ван Эком. Зато не утаил ни одной подробности о Бо Юл-Баюре, юрде-пареме, вызывающей привыкание, и упомянул о том, что недавно были выкрадены равкианские военные документы. – Если все это правда, то Бо Юл-Баюра нужно устранить. – Это не наша работа, Нина. – Дело не в деньгах, Каз. В этом она была не права, дело всегда в деньгах. Но Каз также понимал, что нужен еще один рычаг давления, чтобы убедить Нину. Она любила родную страну и свой народ. Верила в будущее Равки и Второй армии – военной элиты гришей, которая чуть было не распалась во время гражданской войны. Лия тоже в это верила. Отчасти это была причиной, по которой он ничего не сказал ей о работе, поскольку она была гришей из Второй армии и не могла видеть, как другим гришам причиняют боль. Друзья Нины, которые остались в Равке, думали, что она мертва, стала жертвой фьерданских охотников на ведьм, и ей хотелось, чтобы пока все так и оставалось. Друзья Лии, из Равки, тоже думали, что она мертва. Они думали, что она и её мать, которая была талантливой проливной, были жестоко убиты, сожжены на костре во Фьерде. Может у Нины и была причина не возвращаться в Равку, но вот у Лии не было. Каз знал, что она надеялась однажды вернуться на родину. Но одна мысль о том, что она уедет и оставит его, мысль о том, что он будет жить здесь без неё, заставляло его сердце сжиматься от боли. – Нина, мы похитим Бо Юл-Баюра, и для этого мне нужен корпориал. Я хочу, чтобы ты была в моей команде. – Разве у тебя нет Лии? Разве Бахтья не серцибид? Почему я? И тем более, где бы он ни скрывался, ты наверняка его найдешь, и позволить ему жить будет самой возмутительной безответственностью. Мой ответ – нет. – Он не прячется. Фьерданцы заперли его в Ледовом Дворе. Нина выдержала паузу. – Значит, он уже мертв. – Торговый совет считает иначе. Они бы не стали идти на такие отчаянные меры и предлагать нам столь крупную награду, если бы он был нейтрализован. Ван Эк по-настоящему обеспокоен. Я это видел. – Ты о том купце, с которым общался? – Да. Он утверждает, что у них достоверная информация. Допустим, это не так – что ж, тогда я приму удар на себя. Но если Бо Юл-Баюр жив, кто-то должен вытащить его из Ледового Двора. Почему бы не мы? – Ледовый Двор, – повторила Нина, складывая кусочки пазла вместе. – Тебе потребуется не только корпориал, верно? – Да. Мне нужен человек, который знает Двор снаружи и изнутри. Она встала и начала шагать по комнате, уперев руки в бока. Ее халат распахивался от резких движений. – Ах ты, мелкий скив! Сколько раз я приходила к тебе, моля помочь Матиасу? А теперь, когда тебе что-то понадобилось… – Пер Хаскель – не благотворительный фонд. – Не переводи стрелки на старика! – рявкнула Нина. – Если бы ты хотел мне помочь, то сделал бы это. – И с чего бы мне этого хотеть? Она быстро повернулась. – Потому что… потому что… – Когда я оказывал кому-либо услуги за «спасибо», Нина? Она открыла рот, но снова его закрыла. – Знаешь, скольких людей мне пришлось бы просить об одолжении? Скольких подкупить, чтобы вытащить Матиаса Хельвара из тюрьмы? Цена была слишком высока. – А теперь? – выдавила девушка, с пылающими от гнева глазами. – Теперь свобода Хельвара чего-то стоит. – Она… Каз поднял руку и перебил ее: – Чего-то стоит для меня. Нина прижала пальцы к вискам. – Даже если ты освободишь его, Матиас ни за что не согласится помочь. – Просто нужно найти рычаг, на который следует надавить. – Ты его не знаешь. – Разве? Он, как и любой другой человек, движим алчностью, гордостью и болью. Кто-кто, а ты должна это понимать. – Хельваром движет честь и только честь. Его нельзя подкупить или запугать. – Может, когда-то так и было, Нина, но прошел целый год, очень долгий год. Матиас сильно изменился. – Ты его видел? – ее зеленые глаза широко раскрылись в нетерпении. «Вот оно, – подумал Каз, – Бочка еще не выбила из тебя надежду». – Видел. Нина прерывисто вздохнула. – Он захочет отомстить, Каз. – Это то, чего он хочет, а не то, что ему нужно, – ответил он. – Рычаг у того, кто знает разницу.