Don't hurt me

Он закрывает глаза и откидывается на твердую поверхность скамейки. У него двести тридцать семь глубоких шрама на коже, затянувшихся и совсем свежих, один из которых кровоточит, марая теплый свитер багровой кровью. У него поломанная психика, ложь «во благо», спрятанное лезвие, три попытки суицида и одиночество только для себя. И, вроде бы, уже не ребенок, но противостоять всему — не может. Противостоять не можете один. Не справляется и ищет помощи в глазах прохожих, чьи взгляды так же пусты как и его в столь ранний час. У него четвертая стадия депрессии, БАР, СДВГ, ПРЛ и еще множество аббревиатур, которые он не желал запоминать. Желудок сводит в болезненных судорогах от голода, но он не замечает, предпочитая лежать и дальше с закрытыми глазами, болтая ногой, свисающей со скамьи, едва касаясь земли. На улице тихо и тишина эта действует успокаивающе, остужая его потрепанные нервы от очередной вспышки гнева. Легкий ветерок играет с его медными волосами и кудри его путаются, но Натаниэль просто вдыхает свежий воздух утреннего города и чувствует как наполняются его легкие запахом мокрой травы и древесины. Он заехал в какую-то глушь, где редко появлялись машин, а люди и того реже, но и те предпочитали прохаживаться на противоположном берегу небольшого озера, чье размеренное бурчание воды заставило Веснински дышать с ним в унисон. Внутри болезненно ощущается пустота, которая прожигает своим холодом внутренние органы. Страха нет, как и плохого ничего не произошло, однако мысли Натаниэля вновь уходят все дальше и дальше, оставляя своего хозяина метаться в собственных чувствах и эмоциях в одиночку, ловя новые панические атаки, когда воздуха не хватает в легких и сознание медленно ускользает, как песок сквозь ледяные пальцы. Он дышит глубоко и размеренно, будто убаюкивая свою потрепанную психику, которая в последнее время все чаще и чаще дает свои отклонения в виде вспышек агрессии и гнева. Все чаще он задыхался и даже знакомая пачка Мальборо в глубоком кармане его куртки, не спасала от ноющего чувства в груди. Когда все так, но мозг чует подвох и пытается найти проблему раньше, чем она возникнет. Неторопливые шаги и клацканье когтей двух пар лап послышались на выложенной тротуарной дорожке, ведущей от самого входа в этот парк, проходя его укромную скамейку, но он не открыл глаза и внешне не показывал, что услышал человека, что теперь стоял перед ним. Натаниэль чувствовал его изучающий взгляд, который успел задержаться на багровом пятне темной ткани и все ждал, когда же Ичиро скажет хоть что-нибудь. Но Морияма никогда не спрашивал. Он всегда ждал, пока мысли Натаниэля приведутся в относительный порядок и взвесив все за и против, решат, стоит ли пускать Ичиро в свое пространство или оставить его ждать за открытой дверью. Ичиро будет ждать вечность, если это потребуется, но он получит ответ на свой молчаливый вопрос, который оба прекрасно знают. Длинные ресницы рыжего дрогнули, показывая, что он готов шагнуть одной ногой в реальный мир, только для того чтобы протянуть длинные тонкие пальцы навстречу Ичиро и пригласить его в свой спасительный вакуум, где он мог побыть наедине со своими мыслями. Ичиро приподнял Натаниэля за плечи и уже через минуту его голова мягко опускается на колени, чувствуя длинные пальцы в своих мягких волосах, которые начинают массировать кожу головы легкими нажатиями. Его тело накрывают чем-то довольно тяжелым, но очень теплым и только сейчас Нат понимает, насколько же он промерз. Руки ледяные до такой степени, что пальцы онемели и теперь не хотели ни сгибаться, ни разгибаться, да и тело затекло, что даже двигать ничем не хотелось. — Здесь хорошо, — протянул Натаниэль, чуть улыбнувшись, одними губами, слушая размеренное дыхание сверху и справа от его уха, исходящее от Хиро, который лежал в ногах Ичиро, который кажется кивнул, но Нат не уверен. — Больше не пугай меня так, — его губы невесомо коснулись замерзших рук Веснински, после чего Ичиро начал греть их горячим воздухом из своего рта и своими теплыми руками. — Прости. Я не хотел, — он открыл глаза и посмотрел на Ичиро виновато, ведь он не написал ему ни слово о законченном задании и скорее всего все эти пять часов, Морияма со своими людьми, искали Натаниэля, живым или мертвым. Его правда уколол укол вины за то, что не предупредил Ичиро, который, хоть и никогда не показывал, но Нат знал, что Морияма волнуется буквально за любое его задание, ведь то всегда связно со смертью одного или обоих. И как бы он не шутил, что смерть с Натом чаи гоняет в тихую и ходят они дружно за ручку, прогуливаюсь по парку в раннее утро, все равно понимал, что одна секунда и патрон ворвется в его плоть на сантиметр левее и затронет сердце, заставляя Натаниэля упасть замертво. От этой мысли, внутри Мориямы что-то болезненно сжималось и он поспешил ее откинуть, смотря на веснушчатый нос Весниски, моментами переводя взгляд на его небесные уставшие глаза, где ярко виднелся блик от восходящего солнца. Ичиро наклонился к его лицу и оставил легкий поцелуй в макушку, поймав мягкий взгляд Веснински, похожего на ребенка, который притворяется спящим, когда родители заходят в комнату пожелать спокойной ночи. У Натаниэля темно-синие круги под глазами и бледные покусанные губы, его взгляд затухает и даже вымученная улыбка, какой он одаряет Морияму, добавляет Нату лишние года, заставляя миловидного подростка выглядеть старше своих лет. — Устал? — послышался тихий голос Ичиро сверху, пока его руки нежно гладили лицо рыжего. Да, это слово точно описывает нынешнее состояние Натаниэля, когда сил ни на что не хватает и единственное его желание день от дня это завалиться в теплую постель и проспать хотя бы недельку, дабы его никто не трогал. Натаниэль выгорает и опасность в том, что он вновь возьмет нож возрастает с каждым подобным плохим днем, который чаще всего перерастает в месяца, заглушая некогда яркий огонек Веснински в его небесных глазах. Натаниэль сглатывает и кивает, прикрыв глаза, сфокусировав все свое внимания на самых приятных и родных прикосновениях на лице и в его волосах. — Потерпишь еще два дня? Проведу одну сделку и совещание, оставлю Изаму за главного. Пока сможешь выбрать куда мы поедим, — его серые глаза с теплотой глянули на появившуюся улыбку на лице Веснински. — А на сколько? — На сколько тебе потребуется, Натаниэль. Весниснки улыбается и от этой улыбки обоим становится легче дышать и воздух вокруг теперь кажется свежее. Натаниэль смотрит в глубокие серые глаза Ичиро, в которых каждый раз растворяется и взгляд его убаюкивает своим спокойствием и мудростью, кой успел обзавестись юный лорд, и каждый раз задумывается над тем, как же он был чертовски прав доверившись Ичиро, в самый первый раз, когда наследник сидел на корточках у израненных глубокими алыми прорезами бледных руках и обрабатывал раны с такой осторожностью, что заставило Натаниэля задуматься над истинной личностью будущего лорда. Ичиро всегда был спокоен, сохраняв трезвый рассудок в любой критической ситуации и это была не маска, а настоящий хладнокровный нрав Мориямы, который с непроницаемым лицом возьмет в руки теплый еще пистолет и выстрелит в человека, которые трепал ему нервы. С таким же лицом, лишенным эмоций, он обанкротит очередных богатых простофиль Америки, обведя их вокруг пальца, так же как и очередных новых поставщиков наркотиков и оружия, заставляя их быть пешками в руках юного лорда, который всегда просчитывал шаги наперед. Спокойствие было неотъемлемой частью Ичиро, бесстрастное выражение лица — маской, которую он был обязан носить. И только с Натаниэлем он позволит себе легкую чувственную улыбку и веселый блеск в глазах, потому что Веснински человек, который заряжает и с ним хочется проявлять свои истинные эмоции, которые Морияма прятал долгие года в затворках своего головного мозга, скрывая их даже от самого себя. У него ни одного шрама на теле, но потрепанная жизнью психика, которая оставляет желать лучшего, множество диагнозов, включающие ОКР и тревожно — депрессивное расстройство с которыми ему приходится сталкиваться день от дня, ни одного шрама, но кости сломанные и некоторые срослись неправильно из-за позднего визита к личному врачу. Они были трудными подростками, к которым применялось многократное физическое и психологическое насилие, и последствия безрассудности их отцов имеют и сейчас, пока один гниет под землей, а другой в тюрьме и еще не догадывается какую расправу предложит ему собственный сын. Их психика дает сбой и вот они оба сидят на скамье, хватаясь друг за друга, как за спасательный круг, хотя плавать умеют, но боятся остаться одни в океане проблем, где их потопит волна напрасных ожиданий и вновь переложить весь груз ответственности на себя, из-за чего они утонут, под весом собственных забот и слов отца, что некогда давали пощечину, но сейчас они превратились в мраморные статуи, которых ни разбить, ни сломать, но только внешне. Натаниэль предлагает пройтись и мимолетный, недовольный взгляд Ичиро задерживается на багровом пятне его пуловера, Нат лишь сильнее укутывается в любезно одолженное пальто и с привычной теплотой в глазах берет в одну руку Ичиро, во вторую — поводок с Хиро, виляющим хвостом. Они идут размеренным шагом и иногда Натаниэль чувствует стреляющую боль от кровоточащей раны, но виду не показывает и не хочет, чтоб момент, такой прекрасный, который уже занял особое место в его памяти, заканчивался. Руки их переплетены и все еще холодные пальцы Натаниэля теперь грелись об теплую ладонь, которую он крепко сжимал, словно об костер. Веснински чуть улыбался и с каждым вдохом пытался вобрать в свои легкие больше кислорода, в котором теперь ощущаются нотки любимого парфюма, исходящего от Ичиро и его пальто, накинутое на плечи Ната, обещая себе приехать в это место еще раз и добавляя его в копилку любимых, наслаждаясь тишиной вокруг. Они доходят до тонированного черного мерседеса, с уже знакомыми элитными номерами и Ичиро мягко усаживает уже ослабевшего Натаниэля на переднее сиденье, доставая тому аптечку с глубокого бордочка, где как обычно завалялся пистолет и пару ножей. Натаниэль говорит, что справится сам и после короткой и уже столь привычной зрительной перепалки, Ичиро садится на свое водительское сиденье, заводя машину и выруливая по каменистой дорожке к главному шоссе. Натаниэль обрабатывает порез и Ичиро украдкой кидает взгляд, замечая, что рана не глубокая и шов не потребуется, чуть успокаивается, начиная ехать в неизвестном направлении. Натаниэль чувствует родной аромат их машины и все больше втягивает воздух, будто пытаясь запомнить его, оставляя на стенках легких. Ичиро с нотками крепкого кофе по утрам, коллекционного виски в его мини-баре в каждом углу комнаты, который так быстро заканчивается и его любимого одеколона, в котором сочетаются ароматы хвои и древесины, вечный запах бумаги от документов и книг, которые всегда окружали японца. Натаниэль же был свежей травой после дождливой ночи, с оттенком ментола и пепла от любимой сигареты и костра на берегу моря, ведь пользовался он парфюмом с нотками морского бриза или любимого карамельного мороженого, что берет он день от дня в магазине напротив корта. Их ароматы смешиваются и общая одежда теперь пахнет по особенному. У них все хорошо и хоть счастье их не такое, как у многих людей, но ценности их кардинально отличаются. И пусть называют их мнимыми психопатами и их жизнь странной, обоих слишком мало это волнует. Оба живут друг другом и каждый из них кислород для друг друга.