♡♡♡
Жан живет в квартире со своей матерью, но на эту ночь его сестра тоже дома. Они приезжают поздно, Жан сразу показывает Кевину его комнату, они целуются на прощание и уходят спать, а вот утром Кевин знакомится с остальными членами его семьи. Жан представляет его как хорошего друга, и Кевину приходится приложить огромные усилия, чтобы не улыбнуться. Мадам Моро оказывается очень приятной женщиной — по крайней мере, так она ведёт себя с Кевином: она показывает ему дом, говорит, чтобы он чувствовал себя комфортно, расспрашивает его о жизни в Америке и по-доброму фыркает в ответ на некоторые из реплик Кевина. Она хвалит его французский, но — она почти не замечает Жана, который всё это время тенью ходит за ними. Кевин вспоминает всё, что Жан рассказывал о своих родителях, и понимает, что удивляться, пожалуй, не стоит, — но он знает, что, как только они останутся вдвоём, он постарается сделать так, чтобы Жан не чувствовал себя неправильным или ненужным из-за этого. Бланш — его сестра — как-то обходит Кевина стороной, почти не говорит с ним, но он то и дело ловит на себе её взгляд, и понимает: изучает. И думает, может ли доверять своего брата этому парню. Потому что Бланш наверняка догадывается, что никакие они не друзья, — а может, Жан уже давно рассказал ей сам, — и Кевин бы с радостью ответил на её вопросы, только вот она, очевидно, слишком смущается, чтобы говорить с ним сама. Погода в Марселе в день рождения Жана встречает их моросящим дождем и небом, которое затянуто тучами. Кевин пытается сделать все, что может, чтобы Жан оставался в хорошем настроении, но погода ему совсем не мешает: он с самого утра счастлив, потому что Кевин — рядом с ним, а не на другом материке. Они идут гулять по городу, Жан показывает Кевину свои любимые места, они прячутся от дождя в пекарнях, заходят в музей, когда ливень настигает их прямо на улице. И вечером, когда они сидят за столиком в любимом ресторане Жана, а тот потягивает красное вино из бокала и смотрит на Кевина со всей любовью, что у него есть, Кевин… Кевин чувствует себя непередаваемо счастливым. Совершенно. Абсолютно. Полностью. И день проходит правда хорошо. Но когда вечером они сидят на кровати в комнате Жана, обмениваясь мягкими поцелуями, он становится ещё лучше. Его сестра возвращается в квартиру к отцу, с которым живет обычно, и даже улыбается Кевину на прощание — он принимает это за хороший знак и за одобрение. А мать Жана оставляет их вдвоём и говорит, что вернётся уже завтра — она определённо о чем-то знает. Или, может, думает, что Жан собирается устраивать вечеринку и литрами лить в себя алкоголь. Но Жану сейчас не нужно ничего — и никого, — кроме Кевина. Свет приглушен, в углу комнаты стоит колонка, и музыка мягко разрезает тишину, нарушаемую лишь звуками поцелуев и тихими вздохами. Им настолько не хватало друг друга в последние месяцы, что пока они просто целуются, не заходя дальше, потому что даже поцелуями до сих пор не могут насладиться сполна. Слишком сильно ощущается напряжение после долгой разлуки, слишком острый тактильный голод, чтобы отстраняться. Жан садится на бедра Кевина, обнимая его торс, замирает возле губ, прикрывая глаза и просто обжигая дыханием. Можно находиться в такой пугающей близости и уже наслаждаться ей. На Кевине нет ничего, кроме спортивных штанов Жана, его волосы — чуть влажные после душа, и всё тело расслаблено. Они замирают в таком положении — дыхание одних губ на чужих, большой палец Кевина поглаживает скулу Жана, нежность во взглядах из-под прикрытых трепещущих ресниц, миллиметр до прикосновения. А потом Кевин наконец преодолевает этот миллиметр с улыбкой и целует его, глубоко и чувственно, запуская пальцы в его кудри, пытаясь оказаться ещё ближе. Жан опускает ладони на его скулы, отвечает на поцелуй, прикусывая нижнюю губу, — а потом его пальцы скользят ниже, по шее, останавливаясь на голой груди. Весь день Кевин провел с мыслями об этом вечере. Потому что, когда они вместе принимали душ утром, Жан вдруг тихо спросил, не хочет ли Кевин зайти дальше, чем уже привычные поцелуи, минеты и руки. И Кевин согласился так быстро и с таким энтузиазмом, словно мечтал только об этом все те месяцы, что они были в разных городах. Ну, возможно, только пару раз. Возможно, ещё пару раз ему снились подобные сны. Ладно, Кевин и правда боялся предложить первым, потому что все ещё помнил о том, что сказал ему Жан о своем прошлом опыте, но — очень ждал шага с его стороны. И дождался. Но сейчас, лежа на кровати Жана и ощущая приятную тяжесть его веса на своих бедрах, Кевин переживает до будоражащего трепета за грудиной. Он подготовился, он мечтал об этом, — так почему? Его первый и последний секс с парнем был, когда Кевин находился не в самом трезвом состоянии, и возможно, всё дело в этом, но он доверяет Жану настолько, что не должен переживать. Жан, конечно, замечает его волнение: когда Кевин опускает ладони на его талию, чуть дрожащие пальцы нервно оттягивают пояс штанов, — и Жан берет его за запястья, поочередно целуя пальцы на обеих руках. — Мы можем остановиться в любой момент, — он смотрит мягко и с теплом. — Просто скажи. Даже если мы уже начнём. Даже если сначала будет казаться, что всё в порядке, а потом станет некомфортно. И даже если ты посмотришь на меня, подумаешь, что мне хорошо и поэтому не захочешь меня беспокоить, всё равно говори. И мы остановимся, — он чуть склоняет голову вбок. Кевин приподнимается, напрягая пресс, чтобы обхватить ладонями его лицо и поцеловать в лоб. — Почему мне так повезло, — говорит он тихо, прикрывая глаза и падая обратно на подушки. Жан лишь улыбается и снова склоняется за поцелуем. Каждое прикосновение — обжигающая нежность, чувства, капля возбуждения в этот огромный сосуд. Жан садится на его бедра, двигаясь выше, чтобы ощутить член Кевина под собой, и тот издаёт тихий нетерпеливый стон. Чуть выгибается навстречу, обнимает Жана за шею, тянет к себе, покрывая поцелуями подбородок и линию челюсти. Жан двигается на пару сантиметров вперед, а потом — снова назад, создавая лёгкое трение, от которого Кевин едва заметно скулит. — Терпение, — смеется Жан тихо, целуя его в висок, но Кевин закатывает глаза и крепко сжимает его талию пальцами. — Столько терпел, хотелось бы уже наконец перестать, — выдает вдруг, снова вызывая смех в ответ. — Ладно, — вдруг бросает Жан с улыбкой и двигается назад, чтобы сразу снять с Кевина штаны вместе с нижним бельем. То есть… Так просто? От внезапности этого действия Кевин ахает, а потом Жан раздевается сам, открывая вид на стройные бедра, которые Кевин так любит, на ключицы, усыпанные родинками, на широкую грудную клетку и выступающие ребра. Кевин хочет покрыть поцелуями каждый сантиметр его тела, хочет коснуться губами каждой родинки, и ему почти становится тяжело дышать от того, что он не может сделать это прямо сейчас. Жан начинает с простого прикосновения к члену Кевина, который реагирует мгновенно. Движения ладонью — скользящие, аккуратные, Кевин возбудился настолько, что даже не нужна смазка. Не убирая пальцев, Жан целует Кевина, слизывает с губ стон, спускается к шее, но не рискует оставлять следы на видном месте, — зато грудная клетка Кевина тут же оказывается в аккуратных засосах. Кевин тяжело дышит, когда Жан на пробу сжимает двумя пальцами — средним и указательным — его сосок, и громкий вдох, который следует за этим действием, однозначно отвечает на немой вопрос. — Жан, — удивлено выдыхает Кевин, когда прикосновение пальцев на члене вдруг сменяется ощущением другого члена. Он опускает взгляд: Жан сидит на его бедрах, их члены соприкасаются, и от одного взгляда на это внизу живота натягивается обжигающая струна. Кевин прикрывает глаза и тихо стонет, выгибаясь навстречу, и трение между их членами посылает волну возбуждения по телу до кончиков пальцев. Кевину хочется больше. Гораздо. Ощущать Жана каждым миллиметром тела, ощущать его собой, и он сжимает пальцы на бедрах Жана — так, что на светлой коже наверняка останутся синяки. — Пожалуйста, — выдыхает, ловит взгляд его глаз — серо-голубой графит в теплом свете ламп. Жан улыбается — несколько снисходительно, но так по-доброму, что у Кевина от переизбытка чувств сводит скулы, — и слезает с его бедер, опуская ладони на его колени. Он берет из прикроватной тумбочки смазку, и Кевин ненамеренно краснеет. Они ещё не доходили до этого этапа. Почему ему кажется, что он такой неловкий? Но Жан, садясь рядом, тут же замечает его замешательство и обеспокоенно склоняет голову набок. — Всё в порядке? — спрашивает мягко. Ладонь ложится на бедро, поглаживая. — Мы можем закончить. Точнее… Не начинать. Если ты только… — Нет, нет, — Кевин перебивает его, — я не хочу останавливаться. Всё хорошо. Просто… непривычно, — он отводит взгляд. Ему до сих пор иногда сложно понять, почему Жан вообще остается с ним, если первичное восхищение его внешностью давно должно было пройти. Но Жан снова и снова говорит о том, как любит, и Кевин снова и снова плавится. Жан осторожно опускает пальцы на его подбородок, приподнимает его голову. Склоняется, целуя в лоб. — Кев, посмотри на меня, малыш, — просит мягко и таким нежным голосом, что Кевин снова готов застонать. — Ты — лучшее, что случалось со мной за последние пару лет. Я благодарен, что ты правда нашел возможность и прилетел сюда из другой страны, и я счастлив провести свой день рождения с тобой, — его глаза блестят в приглушенном свете. — Ты просто восхитительный. Великолепный. Во всем. Да, мы не идеальны, потому что мы все люди и всё такое, — он улыбается, и Кевин выдает смешок, — но для меня пока не было ничего и никого идеальнее тебя. И я не позволю тебе сомневаться в себе, пока ты рядом со мной. Это разбивает. Превращает Кевина в растекшуюся лужу, он тает, как мороженое в жаркий день, просто плавится к чертям, остаётся резиной на раскаленном асфальте. Он всё ещё не понимает, чем заслужил такое отношение, но Жан здесь, Жан говорит искренне, и Кевин ему верит. Это… немного безумие, которое похоже на сон, но если это и правда сон, то он не хочет просыпаться. — Спасибо, — Кевин отвечает шепотом, потому что эмоциональность и возбуждение мешаются внутри него в странный коктейль, и он не уверен, что сможет совладать со слезами. Ладонь Жана перемещается на его скулу, он проводит большим пальцем под глазом — с таким трепетом и осторожностью, словно лицо Кевина сделано из хрусталя, — и тот прикрывает глаза, отдаваясь навстречу этим прикосновениям. — Умница, — бросает Жан с короткой улыбкой, довольно замечая, как уши Кевина становятся алыми. Он уже давно понял, как Кевин реагирует на похвалу, и не хочет этим злоупотреблять, но пользоваться в необходимые моменты — да, пожалуйста, всегда. Смазка — на пальцах Жана, и он разогревает ее, пока Кевин с предвкушением наблюдает за его действиями. Потом Жан склоняется, целуя его, и Кевин чувствует первый палец. Сначала он напрягается от непривычного контакта, но Жан останавливается, целует глубже, в перерывах между поцелуями шепчет, что все в порядке, что ему нужно просто расслабиться и отпустить, и наконец Кевину это удается. И он просто плавится от этих прикосновений, от того, как Жан медленно растягивает его, когда добавляет второй палец, целуя в шею и спрашивая, всё ли хорошо. Спустя несколько минут Кевин начинает реагировать на каждое прикосновение стоном, потому что всё тело ощущается как наэлектризованная спираль — не терпится добраться до разрядки, — и Жан проводит по его члену ещё несколько раз, прежде чем надеть презерватив и снова взять смазку. — Согни ноги в коленях, chéri, — просит он мягко, и Кевин послушно выполняет просьбу. От такой открытости перед Жаном ему непривычно, но он выдыхает, вспоминает о том, как на самом деле любит его, и успокаивается. Правда, ему никак не удается унять пульс. Жан — совершенство. Сейчас, когда свет лампы падает, рассеиваясь в его кудрях, когда глаза смотрят так внимательно и нежно, когда каждое прикосновение наполнено заботой и чувствами. И Кевин от переизбытка любви просто задыхается, а потом чувствует прикосновение головки члена и снова машинально выгибается в спине. Больше. Ближе. Точнее. Первый осторожный толчок снова заставляет каждую мышцу в его теле напрячься. Кевин вспоминает это ощущение наполненности и пытается к нему привыкнуть, пока Жан замирает в терпеливом ожидании. — Всё хорошо? — улыбка, взгляд, прикосновение ладоней на бедрах, и Кевин издает тихий стон вместо ответа. Жан сдувает со лба прядь волос и усмехается. — А если попробовать словами? — Всё отлично, — Кевин откидывает голову назад, прикрывает глаза, и Жан снова двигается. Не сильно и не слишком резко — но ощутимо, и так до ужаса приятно, что Кевин подносит ладонь к губам и прикусывает зубами палец, чтобы не застонать снова. Когда он привыкает, движения становятся чуть быстрее, Жан начинает чувствовать себя немного свободнее, но видно, что он не может расслабиться, продолжая следить за состоянием Кевина. Такая забота — за гранью его понимания, и он тихо стонет от очередного чуть более резкого толчка, а потом тянется, чтобы опустить ладони на бедра Жана. Тот удивлённо замирает, боясь, что сделал что-то не так. — Не переживай за меня, — говорит Кевин хриплым от возбуждения голосом, — если что-то будет не так, я скажу. Правда. Я же тебе доверяю. Это должно быть удовольствие, в конце концов, а я вижу, что ты напряжен. — Ладно. Хорошо, — Жан согласно встряхивает головой, а потом вдруг плавно меняет положение, ставя ладони на кровать по обе стороны от тела Кевина. Теперь он нависает прямо над ним, глаза — в глаза, и Кевин высоко стонет на вдохе после очередного толчка бедрами. Выгибается в спине, пытается быть ближе, сам подается вперед, и Жан послушно толкается снова, постепенно выстраивая более быстрый темп. Сменив угол, он теперь становится ещё точнее, и каждое движение срывает стон с губ Кевина. Жан беспрестанно что-то бормочет, переходя на французский, кажется, это похвала, Кевин сквозь дымку различает фразы вроде «да, вот так, хороший, отлично справляешься», и они перекрывают ему доступ к кислороду, потому что возбуждение накрывает с головой. Кевин не разбирает уже половину слов, но — это не имеет значения, пока с каждым новым движением он все отчетливее ощущает Жана и всё сильнее чувствует нарастающую волну оргазма. Внизу живота стягивается узел, и напряжение почти болезненное — он знает, что если Жан сейчас дотронется до его члена, то он кончит практически сразу. И Жан тоже это знает. Поэтому он не касается его — не представляется возможным из-за позы, но он бы и так не стал, чтобы растянуть на подольше этот момент. Кевин чувствует, как дрожат колени, волна грядущего цунами продолжает расти внутри, и он уже не может даже стонать — пересохшее горло молит о пощаде, поэтому с губ слетают тихие вздохи вперемешку со стонами, он жмурится, прячет лицо в сгибе локтя. — Посмотри на меня, ангел, — зовёт Жан, и Кевин несколько удивлённо вздыхает, убирая руку. — Вот, так гораздо лучше. Такой красивый. Хочу тебя видеть, — он хвалит, смотрит, как глаза Кевина затуманиваются, и сам ощущает ещё большее возбуждение. — Ещё чуть-чуть, — Жан то ли успокаивает, то ли умоляет, и Кевин лишь быстро кивает, всхлипывая от удовольствия. Его подрагивающий член касается груди Жана, когда тот опускается достаточно низко, и на коже остаются следы предэякулята, но тот и не против. Но от каждого такого соприкосновения с кожей Кевин вздрагивает, как от удара током, и чувствует, как вспышками молний сверкает собравшееся в комок возбуждение. Когда движения Жана уже становятся прерывистыми, а дыхание — тяжелым, и он то и дело выстанывает «Кевин, Кевин, боже мой, Кевин» на выдохе, сам Кевин может только жалобно проскулить и податься вперед, чтобы член снова скользнул по коже Жана и получил хоть какой-то контакт. — Жан, пожалуйста, — наконец умоляюще стонет он, и тот реагирует более резким и быстрым толчком. — Пожалуйста, я так хочу кончить, я просто… — Что тебе мешает? — вдруг отвечает Жан — и разом действует всё: и хрипотца в его голосе, и то, как его член внутри задевает простату, и блеск в затуманенных глазах, которые находятся так близко, и его родной запах, который в эти секунды ощущается острее, и от этого эмоции — в тысячу раз ярче. И Кевин с громким стоном кончает нетронутым, пачкая грудь Жана, потому что — слишком, всё слишком, Жан так чертовски хорош, и каждое его прикосновение — пожар, медленный яд, капающий на кожу горячий плавленый воск. От оргазма каждая клеточка тела на мгновение сокращается в приятном напряжении, выдавая всё до последней капли, Жан тоже чувствует, как сжимаются мышцы вокруг его члена, — и это определенно выше его сил, потому что он тоже доходит до пика именно в этот момент, выдыхая негромкое и осторожное «Кевин» ему на ухо. Кевин от этого звука готов кончить ещё раз, но пока он лишь подавляет дрожь в теле, не открывая глаз, до сих пор чувствует член Жана внутри себя, и накатывает такое приятное расслабление, что он поддается ему и лежит совершенно без сил, снова пряча лицо в ладонях. Он приходит в себя через некоторое время, когда в теле ощущается непривычная пустота, а Жан уже лежит рядом с ним, повернув голову к нему, и тяжело дышит. На тумбочке — несколько скомканных салфеток, которыми, очевидно, воспользовался Жан, прежде чем лечь обратно. На Кевина вдруг накатывает смущение. Он вспоминает, как вел себя с Жаном пару минут назад, как был готов на всё ради прикосновения, как стонал его имя, и ему становится так неловко, что он едва ли может прогнать эти мысли, морщась. Но Жан так внимательно за ним наблюдает, нежась в этих первых минутах молчания, что замечает сразу, а потому берет Кевина за руку. — Что-то не так? — спрашивает осторожно, потому что боится услышать, что в этом есть его вина. Он старался быть нежным — но Кевин мог ощущать всё иначе. Кевин лишь качает головой, отводит взгляд, и тогда Жан опускает ладонь на его щеку, чтобы мягко развернуть лицо к себе. — Ты смущаешься? — замечает он. — Это нормально. Сейчас пройдёт, вспомни, как это было хорошо, — успокаивающе продолжает, — тебе абсолютно нечего стыдиться. Ты был умницей. — Как и ты, — фыркает Кевин в ответ, но вспыхивает до корней волос. Жан носом утыкается в его шею и тоже тихо смеется, пока они лежат так — голые, уязвимые и открытые друг перед другом, но полные безграничного доверия. В этот вечер Кевин засыпает на кровати Жана, пока сам Жан прижимается к его спине, обнимая за талию, — и он готов поклясться, что это один из лучших вечеров в его жизни.♡♡♡
На следующее утро они лежат в кровати, обнимаясь, лениво целуясь и изучая контуры тел прикосновениями так долго, пока не хлопает входная дверь. Тогда им уже приходится подняться, чтобы привести себя в порядок, — а после они выходят на улицу, и Жан показывает Кевину все прелести жизни во Франции: ведёт его в пекарню, которая находится в соседнем доме, покупает им круассаны и кофе, и они садятся на веранде, чтобы позавтракать. Кевин щурится от солнца, и Жан любуется его немного потерянным и сонным выражением лица: он чем-то напоминает Жану котенка. Кевин слушает французскую речь, вслух восхищается тем, какая же у них невероятная выпечка, и наблюдает за машинами на дороге и облаками в небе. — Мне так повезло, — вдруг говорит он, переполнившись чувством благодарности, — то есть… Если бы не ты, я бы здесь никогда и не побывал. И мы с тобой так внезапно сошлись, я сейчас так счастлив, потому что наши отношения для меня это… Это что-то особенное. Впервые. Никогда еще в моей жизни не было чего-то подобного, — он мельком смотрит на Жана, смущаясь собственных откровений. — Спасибо. Жана эта речь трогает почти до слез. Им и так придется снова расстаться завтра вечером, потому что Кевин улетает обратно, и хочется растянуть это время, пробыть рядом как можно дольше, не спать ночью, лишь бы эти часы провести вместе, — а тут Кевин говорит ему такие вещи, и Жан совершенно не понимает, как должен отпустить его обратно в Штаты. — Наверное, это судьба, — говорит он с улыбкой и берет ладонь Кевина в свою. — А значит, мы точно со всем справимся. В том числе и с расстоянием. Правда ведь? — Обязательно, — Кевин быстро кивает. — Я прилечу ещё летом. Или ты ко мне. Мы можем созваниваться, как обычно. Мы… Жан смотрит на него, не скрывая широкую улыбку. Апрельское солнце уже немного греет, Жан делает глоток кофе, слышит щебетание птиц, а за соседним столиком люди обсуждают картины Ренуара. Жан прерывисто вздыхает, глядя на лицо Кевина, залитое утренним солнцем, и молча восхищается, делая в голове пометку не забыть попросить у Кевина какую-нибудь вещь из его одежды, чтобы было проще прожить следующие несколько месяцев, когда они снова окажутся на расстоянии тысяч километров друг от друга.