цветущих вишен влекущий яд
воспоминаний зовущий ряд
я не сказал все, что хотел
краток подлунный срок
♫ Канцлер Ги — Романс Квентина Дорака
Парк благоухал и розовел цветущими деревьями сакуры. Умэ уже отцвела, но зато пришло время ландышей, белеющих в свежей зелени молодой травы. В такие дни даже работали в парке, но сегодня был выходной, и чаще служащих здесь встречались парочки или семьи, гуляющие либо устраивающие пикники. Комамура шагал рядом с Хинамори так важно, будто был человеком, по злой иронии превращенным в пса. Его спокойствие немного передавалось Момо, но только немного; она старалась высмотреть впереди белобрысую макушку сенсея, но пока что это не увенчалось успехом. Договариваясь о косвенной встрече, они не условились насчет времени, но не звонить же и уточнять? Да и номер Хирако она до сих пор не знала. Очередная идиотская ситуация. Момо решила прийти в парк в обычное для прогулок время — после обеда и до ужина, погулять по самым людным аллеям до наступления сумерек, и, если не встретит учителя, уйти домой. Она заслужила отдых, хотя мысли об оставленных дома книгах и грядущих экзаменах не давали покоя; Хинамори знала все, но никогда не была уверена точно, готовясь к экзаменам, как к войне, и продумывая чуть ли не стратегию. Ступив на аллею, где по обеим сторонам располагались различные киоски и торговые лотки с продуктами, Момо заметила на одной витрине тайяки, и невольно остановилась. Купила одно, откусила — в памяти само собой всплыло, как Хирако вдруг оказался близко-близко, так близко, что это было почти поцелуем. Она ощутила его дыхание на своих губах, и если бы он наклонил голову всего на сантиметр ниже… или на дюйм? Какие глупости, это совсем не важно. И то, что он откусил ее тайяки, лишь казалось романтичным; он серьезно рисковал тогда. Если бы заметил кто-то из школы… Хирако это будто совсем не волновало. Доев тайяки, Момо выбросила обертку в урну — и боковым зрением заметила мелькнувшие светлые волосы. Обернулась, радостно улыбаясь. — Здрав… ствуй, — и осеклась, потому что это был не Хирако. Лиза сто раз говорила не так долго таращиться на монитор, а то младшая испортит зрение и тоже будет носить очки. Пора было прислушиваться к ее совету. — …Кира-кун. — Здравствуй, Хинамори-сан, — улыбнулся ей Кира Изуру, одноклассник, тихий, замкнутый и носящий длинную челку, падающую на один глаз. Если бы они не оказались вместе в Комитете здравоохранения, то Момо бы с ним и не заговорила, но целых полгода они вместе ходили на собрания, пока Кира почему-то не бросил их. Он был один — или кого-то ждал, девушку или парня; насчет ориентации Киры у Нанао были сомнения, как и у Рангику. Челка, чересчур ухоженный вид, отсутствие отношений… Нанао считала, что это очевидно. — Гуляешь? — спросила Момо, потому что Изуру смотрел на нее с каким-то ожиданием. — Гуляю. Это превосходное время для прогулок. Ты одна? — Нет, — быстро ответила Хинамори и прикусила язык, выругав себя за поспешность. — Я с ним, — нашлась она, указав на пса. — Это Комамура. — Какой чудесный, — вежливо восхитился Кира, но гладить Комамуру не попытался. — Не против, если я составлю вам компанию? Как отказать, Момо не придумала. Ей было жаль вечно одинокого Изуру, она не умела говорить «нет», а гулять в компании ей хотелось больше, чем в одиночестве. — Не против. Кира зашагал рядом с ней, мечтательно взирая на цветущие деревья. Молча — в чем смысл прогулки вдвоем, если молчать? А о чем с ним говорить, у Хинамори сообразить не получалось, все мысли ускользали к другому. А, ну да. Идеальная тема для разговора нашлась быстро. — Ты уже готов к экзаменам? — Вроде бы, — неуверенно ответил Кира. — А ты? Набрав воздуха, Момо вдохновенно принялась рассказывать о своей подготовке во всех подробностях: о лично выработанной системе, о количестве времени, что она тратит в день на учебу, о грядущих возможных вопросах тестов и прочем, что было невероятно важно и так же невероятно скучно. Отчасти Момо надеялась, что Кира устанет слушать ее лекции и, сославшись на срочное дело, сбежит, но он продолжал идти рядом и внимательно ее слушал, периодически задавая наводящие вопросы. Хирако увидел их двоих издалека — сначала безошибочно определил в толпе гуляющих Хинамори, к которой взгляд притянуло, как магнитным полем, а потом — парня рядом с ней. Память выдала имя и итоговый балл: Кира Изуру, в физике не отличник, но хорошист. Что он тут делает? И насколько будет хорошо учителю влезать между двумя учениками? А если это в него Хинамори была влюблена? …нет уж, упрямо подумал Шинджи. Пока Момо прямо не пошлет его к черту, он просто так не сдастся, а она относилась к нему как минимум дружески. И не сказала, что его внимание ей неприятно. Поэтому… — Хаюшки! — раздалось прямо за спиной. Момо вздрогнула от неожиданности. — У вас свидание? — Нет! — вспыхнула она, и так же вспыхнул Кира, свое «нет» пробормотав себе под нос и покраснев до кончиков ушей. — Нет? Любуетесь сакурой? — поравнявшись с Хинамори, сенсей сунул руки в карманы. — К экзаменам готовы? — Хинамори-сан как раз об этом рассказывала, — сообщил Кира. — Правда? В голосе Хирако Момо услышала опасные нотки. Нехорошие нотки, и в первую очередь для него самого. — Я знаю легенду о сакуре! — выпалила она первое, что пришло в голову. — Рассказать? — Конечно, — хором ответили сенсей и Кира. Мысленно улыбнувшись, Момо начала: — Давным-давно одной провинцией правил очень жестокий даймё по имени Хотта. Крестьяне целыми днями трудились на его рисовых полях, а взамен получали ничтожные крохи, а за любое непослушание их беспощадно наказывали. Один из крестьян, Сакура, устал это терпеть, и обратился к самому императору, взяв с собой своих сыновей. Сыновья показали императору иссеченные плетями спины, и тот, возмущенный увиденным, наказал даймё, но не отнял у него земель. Хотта затаил злобу на Сакуру, и, схватив его с женой и детьми, приказал своим слугам привязать их к вишневому дереву и запороть до смерти. И белые цветы вишни стали розовыми, окрасившись невинной кровью. Эту легенду должны были знать и Хирако, и Кира, но, когда Момо закончила, ни один этого не выдал. — Я тоже знаю легенду, — сказал Хирако. — В божественном саду росло дерево, которое не цвело и не радовало их взор. Боги решили вырубить его, но прежде дали ему шанс расцвести — если оно, то есть, он, найдет истинную любовь в течение двадцати лет. Превратили его в мужчину и отправили на землю. На земле тогда шли кровопролитные войны, дерево только сильнее затосковал, но однажды он встретил прекрасную девушку по имени Сакура. Они подружились, а потом полюбили друг друга. Дерево сказал, что его зовут Ёширо. Потом ему пришлось рассказать Сакуре правду о себе, ибо двадцатилетний срок истек, и она тоже пожелала стать деревом из любви к нему. Они слились воедино, и боги превратили их в дерево сакуры. Помолчав, Кира сказал: — Если Ёширо нашел истинную любовь в лице Сакуры, то почему не расцвел? — Ну-у, — Хирако потер затылок. — А как ты себе это представляешь? Он на свидании с девушкой, и вдруг — вжух! — становится деревом? Момо прыснула в кулачок. — Все равно вы так себе рассказчик, — сказал Кира. Всегда неизменно почтительный со старшим Кира. Хинамори не представляла себе, что он способен говорить такое учителю. — Я же преподаю физику, а не литературу, — обиженно протянул Хирако. — Расскажи тогда что-то получше. — Запросто, — Кира встряхнул челкой, глянув на Момо. — Однажды Ниниги спустился с Такамагахара на землю. Красив был внук Аматерасу-о-миками, силен и благороден, и власть его, пусть не превышала власти верховной ками солнца, была велика. Он остановился погостить у своего дяди Ооямацуми, бога гор. Ооямацуми был несказанно рад принимать у себя племянника, устроил в его честь празднество, одарил щедрыми дарами, а также отдал ему в жены двух своих дочерей, Иванагу-химэ и Конохана-но-сакую-химэ. Конохана-но-сакуя-химэ была прекрасна, и Ниниги полюбил ее с первого взгляда, как и она его. Иванага-химэ же была уродлива, настолько, что Ниниги был испуган, и отказался от брака с ней. Уязвленный Ооямацуми сказал, что если бы Ниниги взял в жены Иванагу-химэ, то жизнь его потомков была бы долгой и крепкой, как скала, но так как он выбрал лишь Конохана-но-сакую-химэ, то и жизнь его потомков будет мимолетна, подобно цветению сакуры. — Хорошо, — сказал Хирако, едва дождавшись, пока Изуру закончит. — Я знаю еще легенду. Один самурай… Следующий час или около того они не замолкали, по очереди рассказывая легенды. Когда истории о сакуре закончились, незаметно перешли к историям о любви. Слушая их, Момо не знала, смеяться или плакать — слишком все это было похоже на соперничество из ревности. С чего бы им ревновать, она тоже не знала; если допустить, что Хирако был искренен в своих признаниях, то с чего бы вдруг Кире испытывать к ней чувства? — Тогда Хиго, мучаясь от боли, призналась Хейтаро, что она и есть та ива, которую рубят ее односельчане. Как только ива упала на землю, срубленная и мертвая, Хиго исчезла, оставив Хейтаро безутешно рыдать… Хирако набрал воздуха. Известные ему легенды заканчивались. — Под сенью сакуры закопано мертвое тело! В это я могу поверить… — Это не легенда! — перебил речь сенсея Кира. — Ну и что? Это классика! — Но не легенда! — Спорим, вы не сочините стихи за семь шагов? — спросила Момо. — Хирако-сенсей, Кира-кун, что это за поэтический турнир? Вновь покраснев, Кира отвел глаза. Хирако не смутился. — В период ханами самое время устраивать поэтические турниры. Я думаю, что у нас ничья, верно, Кира-кун? Или Хинамори-сан желает присудить кому-то из нас победу? — он лукаво сощурился. — Кира рассказывал лучше, — безжалостно-честно ответила Момо. — Тогда ничья, — подытожил Хирако. — И всем полагается приз. Идемте поедим такояки? Или блинчиков? Или бананов в шоколаде? В голове Хинамори мелькнула злорадная мысль выбрать банан в шоколаде и есть его самым неприличным образом с самым невинным видом, но она отказалась от столь изощренной пытки и выбрала блинчики. Остаток дня они втроем (или вчетвером, учитывая Комамуру) ходили по парку, сидели на скамейках, болтали обо всем и ели, и если бы не наличие Киры, это могло бы быть похоже на свидание с Хирако, но Кира упрямо не вспоминал ни о каких делах, пока не пришло время расходиться по домам. В отличие от Момо, Изуру ждали к ужину родители. — Прости, Хинамори-сан, я не могу тебя проводить, — покаялся он. — Я провожу Хинамори-сан. Она в безопасности, — заявил Хирако.***
— Ну и что это было? — спросила Момо, когда они с сенсеем направились в сторону ее дома. — Что? Будто он не понимает. И что толку снова и снова сотрясать воздух?.. Момо тихо шепнула: — Вы ревновали? — Я? — удивленно и возмущенно переспросил Хирако — и тут же нормальным тоном просто добавил, — Да. Ревновал. И ревную. И ничего не могу с собой поделать. Надеюсь, Кира — не тот козел, который тебя бросил? — Не бросил, а отшил, — уточнила Хинамори. — Так это он?! — Нет, не он! — быстро заверила она сенсея. — Мы с ним даже не друзья! — А… — Хирако заметно успокоился. — Было весело, — сказала Момо после паузы. — Мне было очень весело сегодня. Спасибо вам. И… на самом деле вы совсем не плохой рассказчик. Может, вам недостает художественности, зато физику вы объясняете намного доступнее Оэцу-сенсея. — Это комплимент? — Это факт. Они оказались под раскидистыми ветвями сакуры, где в сумерках было бы совсем темно, если бы не установленный здесь фонарь. Хирако остановился. Момо тоже — не без опаски. Успокоила себя: это Хирако, а в случае чего Комамура научился не только давать лапу, но в первую очередь — правильно интерпретировать команду «фас». — Можно я тебя обниму? — спросил Хирако. — Просто обниму. И все. На пять секунд. Его глаза потемнели — или так казалось из-за освещения, но это не был опасный или жестокий взгляд. Скорее отчаянный — а может, это тоже была игра света. — На три, — сказала Момо, и в тот же миг ее обхватили его руки, прижимая к груди. Хирако уткнулся носом в ее пахнущие сладким персиком волосы, чуть не застонав — наконец-то, хотя бы так! И видит их только сакура, и, может, боги, но боги не осудят, это не те боги, которые осуждают за такое. Момо застыла, прислушиваясь к ночи, к сердцебиению сенсея у себя где-то под щекой, к запаху его одеколона и сигарет и к своим ощущениям. Не неприятно. Совсем. Наоборот — захотелось повиснуть у него на шее и поцеловать в губы. И даже… нет, последняя мысль была совершенно неприемлема. — Уже прошло три секунды, — нехотя проворчала Момо. — Да? — Вы целую минуту меня тискаете, — она высвободилась из объятий, легонько толкнув учителя в грудь. — Это нечестно. Будете мне должны моральную компенсацию. — Без проблем, — рассмеялся Хирако. — Шоколадку с персиковой начинкой? Тайяки? Блинчики? Луна виднелась меж ветвей бледным росчерком ногтя великой небесной ками. Момо покачала головой. — Желание. — Желание? — сенсей поперхнулся воздухом. — Ну ты… я согласен! Что именно она хотела бы загадать — Момо не представляла. Собственные желания пугали, пылая костром в солнечном сплетении. Она бы не стала даже заговаривать об этом, но… …но стратегия пригодится всегда и во всем, а для стратегии нужны также пути отступления.