the bright blessed day
the dark sacred night
and I think to myself
what a wonderful world
♫ Louis Armstrong — What a Wonderful World
Сквозь сон Момо услышала, как на кухне поют песню Луи Армстронга под аккомпанемент звона посуды и шипения сковороды. Оттуда же, с кухни, доносились ароматы еды и кофе. За окном золотились осенние листья, лучи солнца озаряли смятые простыни, на календаре был выходной. Что за прекрасный мир… — Хирако-сенсей, — деланно мрачно поинтересовалась Момо, опираясь плечом о дверной косяк, — а вы не забыли, где живете? — Забыл, представляешь, — он скорчил гримасу. — У меня старческий маразм. В упор не помню, где живу. Яичницу будешь? — Серьезно, вы уже третий день здесь ночуете, это же… — Заметно? Не парься, твои соседи уверены, что я парень Лизы. Недавно одна тетка пакеты уронила, я помог подобрать, и мы разговорились. Парень Лизы… с одной стороны это вызывало облегчение, с другой — Хинамори укололо ревностью. Неоправданной и нелогичной, но как же обидно, что нельзя всему миру сказать: это ее мужчина. Это она провела с ним прошлую ночь. И позапрошлую, и много-много других. Это ей он готовил кофе по утрам. Это она приготовит ему ужин, если он снова останется у нее. И это она надела его футболку, и больше ничего, кроме. — Я тоже однажды хотела бы сделать для тебя завтрак, — буркнула Момо. — Ты специально просыпаешься раньше, да? — И выключаю твой будильник, — засмеялся Хирако. — Это коварный план. — Коварный план? — Ну да. Ты поймешь, как удобно жить, когда кто-то готовит тебе завтраки, и однажды выйдешь за меня замуж, а потом мы будем готовить по очереди, — шутил он или говорил серьезно, Хинамори не поняла, но передумала притворяться недовольной, и, подойдя сзади, обняла Хирако так, чтобы грудь прижалась к его спине. Он вздрогнул. — А вот это запрещенный прием… Привстав на цыпочки, Момо шепнула ему на ухо: — Шинджи… — Черт, — глухо сказал Хирако. — Все. Завтракать мы не будем, — и повернулся, подхватив Хинамори на руки. Усадил ее на стол, где пока не стояли тарелки, и поцеловал, перебирая в пальцах распущенные волосы. Закрыв глаза, Момо представила, что так будет всегда — джаз, утренний кофе, секс на столе, работа, вечером — она сделает что-то на ужин, и уже Хирако будет обнимать ее сзади, а потом они будут лежать в обнимку и смотреть какие-то фильмы, и разговаривать, и снова заниматься любовью, и она заснет в его объятиях, и проснется под его пение, и так по вечному кругу — что за прекрасный мир… Но пока что она учится. Ей нужна профессия, ей нужна самостоятельность, а когда она будет точно уверена, что не пропадет одна, без Хирако, без Лизы, без Ренджи — тогда выйдет замуж. Если он к тому моменту не передумает. …а если передумает? Ему двадцать восемь. Устанет ждать, захочет тихой семейной жизни и женится на какой-то хорошей девушке, которую подберет ему тетя или брачное агентство. — Эй, — Шинджи пощекотал ее за бока, — ты опять думаешь не о том? Как у тебя это получается? Сидишь в одной футболке, я тебе всю шею обслюнявил, а ты где-то не здесь. — Я думаю о тебе, — возразила Момо. — Правда? Сейчас ты на самом деле будешь думать обо мне, — шепнул он ей на ухо. Рука скользнула вниз, между ее бедер, пальцы погрузились в горячее тепло. Хинамори охнула, раздвигая ноги. — Да, вот так, — довольно протянул Хирако, — Тебе же хорошо? — М-м-м… Да-а… — Момо заерзала. Всего лишь пальцев ей было мало, слишком мало, хотелось большего. Хотелось его целиком. Полностью. Всего. — Шинджи… — Господи, — пробормотал он, — ты сводишь меня с ума. Девочка моя… Подожди, — опомнился Хирако. — Подожди-подожди-подожди… Презерватив — в кармане домашних штанов, вынуть, снять штаны, надеть. Хирако забавно чертыхался, торопясь, но когда вернулся к Момо, ей перестало быть смешно. Жадный поцелуй обжег ее губы, жаркие широкие ладони скользнули под футболку, проводя по спине. Желание ощутить его в себе вспыхнуло пламенем, и точно так же сильно захотелось видеть в этот момент его лицо — Момо отстранилась от поцелуя. Хирако будто понял без слов — вошел, не целуя снова и не зарываясь носом в ее волосы. У него были сумасшедшие глаза, отчаянные, полные жажды. Хинамори утонула в этом невозможно сексуальном взгляде цвета дождливого осеннего неба, поверила в то, что он говорил — для него его в эти моменты единения не существует. Есть она. Есть они. Без предупреждения Хирако перехватил Момо под колени, забрасывая ее ноги себе на плечи; вошел глубже — ей казалось, что глубже невозможно, но это было возможно. Всхлипнув, Хинамори уперлась руками в стол, ощущая себя в невесомости. Хирако входил все быстрее и быстрее, стол покачивался в такт движениям, аккомпанируя стонам — его и ее. Завтрак пришлось делать заново — холодные жареные яйца не были бы вкусными разогретыми. Они готовили вместе, смеялись, целовались; Хирако включил колонки и оттуда знаком судьбы запел Луи Армстронг: о, что за прекрасный мир…