Гермиона и Драко снимают домашнее порно

      Идя вдоль оживлённой лондонской улицы, Гермиона не замечает ничего вокруг себя. Мысли занимает небольшая увесистая картонная коробка, внутри которой обычная видеокамера. Из-за волнения взмокшие ладони пару раз едва не выпускают из хватки «ценный груз», но Гермиона каким-то чудом успевает среагировать — крепче прижимает коробку к себе и ускоряет шаг.       Быстрее бы добраться домой и увидеть лицо Драко, когда она огорошит его новостью, что «эксперимент», на который он, скрипя зубами, согласился во время вчерашнего сеанса, состоится уже сегодня.       Гермиона и рада бы потянуть, но чем скорее они с этим разберутся, тем лучше. Тем более что к семейному психологу они начали ходить из-за ультиматума Драко — пусть тоже принимает участие в выполнении этих домашних заданий, а не просто отсиживается с видом страдальца, пока Гермиона, сгорая от стыда, пытается объяснить чужому человеку, почему ей некомфортно обнажаться перед собственным мужем.       Не будет он, видите ли, заниматься с ней сексом, пока она «не выбьет херню из головы».       Ой, ой, ой!       Разумеется, Гермиона прекрасно осознаёт, что, по-своему, Драко в чём-то прав и все её заскоки по поводу, прости Годрик, некрасивого выпуклого пупка не стоят и выеденного яйца, но…       «Я женился на тебе, а не на твоём грёбаном пупке».       Да-да, так и есть, не на пупке. И головой-то Гермиона понимает это, но…       Если в начале их отношений Драко только по-доброму посмеивался над тем, что она либо принципиально отказывается снимать верх одежды во время секса, либо полностью гасит свет, лишь бы не демонстрировать своё «уродство», то после свадьбы его начало это злить.       Во время медового месяца ситуация и вовсе достигла апогея, когда Гермиона продемонстрировала Драко свой закрытый купальник для вялых возлежаний на пляже и он в сердцах выпалил, что за два года ни разу не видел свою женщину обнажённой (и полуобнажённой тоже, так-то!) при свете дня и вообще — если бы он хотел жениться на ненормальной, то женился бы на Луне Лавгуд и обсуждал с ней мозгохренов перед сном.       Наверное, тогда Гермионе стоило обидеться на подобные претензии. В общем-то, она и обиделась, но не на Драко, а на саму себя. Претензии-то вполне справедливы.       И дело не только в том, что она стесняется оголяться перед Драко. Она в принципе стесняется смотреть на себя в зеркало. Зона ниже груди и вовсе — запретнее самой Запретной секции в библиотеке Хогвартса.       Не опускать взгляд на чёртов некрасивый пупок. Не вспоминать о нём. Особенно во время секса. В противном случае Гермиона не получит ничего, кроме паники и переживаний, что Драко случайно — или специально — тронет то, что трогать нельзя. О каком удовольствии и мифических множественных оргазмах, которые, она, разумеется, надеется одажды испытать, может идти речь, если «в процессе» голова забита совершенно иными заботами?       Вот и вот-то.       В последний раз взглянув на хмурое октябрьское небо, Гермиона проворачивает ключ в сердцевине замка и заходит в прихожую. Здесь, с порога, её встречает Глотик: он лениво виляет пушистым хвостом, с интересом принюхиваясь к коробке, пока хозяйка меняет опостылевшие за день туфли на мягкие домашние тапочки.       В квартире, не считая довольного урчания ластящегося к её ноге старого книззла, стоит тишина — значит, Драко ещё не вернулся с работы, хотя должен был ещё час назад. Пятница ведь.       Похоже, его сегодняшний сокращённый рабочий день снова ни фига не сокращённый. Наверняка эти занудные гоблины в очередной раз загрузили его какой-нибудь ерундой, на которую плевать всем, кроме них. Волшебники в Гринготтсе только так и работают (на птичьих правах), если однажды хотят перевестись на приличную должность. Не нравится — дверь вон там, сам сообразишь, как закрыть, а у нас и так целая очередь желающих занять твоё «козырное» место.       Хотя, с другой стороны, у отсутствия Драко есть и свои плюсы — будет время на то, чтобы привести себя в порядок и разобраться в настройках видеокамеры перед тем, как попасть в её объектив.       Годрик, неужели она и правда решилась на это?       Гермиона не считает себя ханжой, но для неё секс на камеру — что-то из ряда вон, чем она не планировала заниматься, даже если видео со столь интимным процессом никто и никогда не увидит, даже если смотреть придётся ей самой.       А ей придётся.       «Посмотрите на себя со стороны, Гермиона, и поймёте, что ваш недостаток не делает вас менее желанной и привлекательной. Да и недостаток ли это вообще. Бла-бла-бла, вы богиня, бла-бла-бла».       Возможно, вместо последней фразы, мистер Вудман и приводил какие-то убедительные аргументы в пользу своей рекомендации, но в тот момент Гермиона не слышала ничего, кроме «бла-бла-бла». Ну, хорошо-хорошо, ещё она слышала, как Драко выругался себе под нос, вероятно, сразу смекнув, что это домашнее задание они будут выполнять вместе.       Как это должно работать — Гермиона понятия не имеет, но мнение профессионала — это мнение профессионала. Якобы, если она просто попозирует обнажённая перед камерой, то нужного эффекта не достигнет. В кадре должны быть оба партнёра.       «В равных условиях», — так это назвал мистер Вудман.       Чушь.       …Решила она тогда, а сегодня зачем-то выложила двести кровно заработанных фунтов на видеокамеру с наворотами, которыми никогда не воспользуется. Может, папе на Рождество подарить? Он всяко найдёт этой аппаратуре лучшее применение, чем…       Фу.       Ей ведь придётся посмотреть сие «произведение искусства», чтобы на следующем сеансе поделиться с мистером Вудманом… впечатлениями от увиденного.       Сложно сказать, чего Гермиона ждёт от этого эксперимента. Избавление от глупого комплекса, с которым бок о бок жила всю жизнь? Точно нет. Реальный шанс раскрепоститься? Уже ближе к истинному положению вещей: собственная зажатость раздражает её, возможно, даже больше, чем — Драко. Он-то просто наблюдает со стороны за её комплексами, а она с ними слилась.       Драко может хоть на лбу у себя выбить, что ему плевать на её недостатки и он любит её любой. Ей не плевать. И пока это так, в их семейной жизни ничего не изменится. Он будет злиться на неё, а она в ответ — обижаться на него и себя.       А дальше что?       Гадкий заголовок от Риты Скитер, вещающей на всю Магическую Британию о главной причине развода Гермионы Грейнджер и Драко Малфоя? Сплетни и смешки за спиной? Нравоучительные речи Гарри и Рона, мол, мы же говорили тебе не связываться с этим хорьком?       И всё из-за дурацкого выпуклого пупка?       Ну нет, ни фига. Несколько минут позора перед камерой — ничто, в сравнении с подобными перспективами.       Она сделает это для себя, ради себя, а потом посмотрит на результат и…       В пекло.       Наспех скинув с себя пальто и, кажется, уронив его прямо на Глотика, Гермиона почти бегом поднимается на второй этаж, на ходу распаковывая коробку дрожащими пальцами. Вслед за картоном где-то позади остаётся и защитная пузырчатая плёнка, в которую заботливый производитель завернул сие чудо маггловской техники.       «Последняя модель, вы не пожалеете, мисс!» или вроде того.       На беглое изучение инструкции у Гермионы уходит около десяти минут. Ещё пятнадцать — на горячий душ и тщательное натирание тела персиковым скрабом, что последние полгода пылился на полке рядом с таким же забытым жильцами этого дома маслом для массажа.       Крем для рук, крем для стоп, крем для тела, крем для лица. Спрей для волос. Парфюм на нужные точки. Гламурные чары тоже лишними не будут.       Мысль о туши для ресниц и помаде вводит Гермиону в ступор — наверняка она взмокнет «в процессе» и станет похожа на потасканную годами работы ртом шлюху с окраин Лондона. Или того хуже… Возможно, весь смысл именно в этом…       Алая помада ложится на губы неприятной массой и упрямо отказывается застывать, пока Гермиона не менее упрямо пытается натянуть на липкую после обмазывания всяким кожу чулки. Кружевной поясок садится на талию теснее, чем хотелось бы. Правда, со времени, как она его купила, прошло уже… два года? Три?       Не важно.       Главное, чтобы он выдержал спринт перед камерой.

***

      Драко начинает подозревать неладное, как только аппарирует в гостиную.       Книззл не вьётся возле ног, а в воздухе не витают привычные ароматы — свежесваренный кофе и дом. На диване никто не сидит, погружённый в книгу или нудные министерские бумажки для будущей деловой встречи. Вместо этого вокруг стоит полумрак, со стороны лестницы слышится какое-то странное шуршание, а в остальном… тишина.       Подозрительно.       Не разуваясь, Драко ступает на лестницу, где успевает сделать едва ли пару шагов, как натыкается на неожиданное препятствие — это облезлый книззл устроил прямо на ступеньках спарринг с каким-то… пакетом? Ох уж эти шизо инстинкты охотника, которые…       Не важно.       Этот «охотник» продолжит бесоёбить, даже если попытаться его приструнить. В лучшем случае получишь презрительное книззлово фырканье в ответ, в худшем — исцарапанные в кровь руки и снисходительное замечание, мол, Глотик, вообще-то, не виноват, ему хочется внимания и ласки, так что прекрати закатывать глаза и принеси-ка ему из кухни во-о-он ту вонючую вкусняшку, чтобы срочно загладить вину.       Загладить, блять, вину.       Ладно, не важно. Драко всё равно никогда не победить в этой войне.       В узком коридоре второго этажа темноту разбавляет слабый луч тёплого света, пробивающийся через щель между полом и дверью спальни. Значит, квартира всё-таки обитаема.       У Драко даже от сердца слегка отлегло.       Ошибка.       Потому что в следующую же секунду дверь вдруг приоткрывается, в коридор выходит густо накрашенная Гермиона с маггловской камерой в руках и…       И Драко сразу понимает, как они проведут этот пятничный вечер.       Действительно, что может быть лучше, чем отметить долгожданные выходные за выполнением «домашнего задания» от какого-то маггла-шарлатана с сальным взглядом и манерой речи, как у поддатого гоблина.       Ну и отстой.

***

      За те несколько минут, что он проводит в душе, их спальня превращается в какой-то бордель. Повсюду расставлены и зажжены свечи. Судя по приторному цветочному запаху, витающему в воздухе, — аромасвечи. Окна плотно зашторены, а постель, где сидит Гермиона…       Салазар, спасибо, что без лепестков роз.       — Ну что, ты готов? — спрашивает она, неестественно улыбаясь.       Драко знакома эта улыбка — у него была такая же, когда мама притащила его познакомиться с тётушкой Беллой.       — Всё в порядке? У тебя такой взволнованный вид, словно ты снова на распределении и Шляпа грозится отправить тебя в Пуффендуй.       — И вовсе он не взволнованный! — тараторит Гермиона. — Может, это ты сам боишься блеснуть своими фаберже на камеру?       Зашибись, конечно.       И это говорит она, у которой глаза на мокром месте, если у неё во сне чуть задерётся пижама, оголив пупок, и Драко ненароком это заметит.       — Так ты готов или нет?       Нет, он ни хрена не готов.       Он вообще надеялся, что до этого не дойдёт и его вроде как принципиальная и порядочная ведьма, взвесив все «за» и «против», пойдёт на попятную. А если и не пойдёт, то они хотя бы подготовятся к столь необычному семейному досугу вместе. Ну, скажем, детально всё обсудят и глянут «для затравки» какой-нибудь маггловский порнофильм. Поймают правильный настрой или вроде того.       Ну, вся эта чушь для дебилов, которую практикуют нормальные пары.       И ключевое слово здесь «вместе», а не так, что она сама всё спланировала, поставила его перед фактом и с деловитым видом отправила его ополоснуться перед сексом. Просто как какого-то…       Но отступать уже некуда. И Драко даже удаётся выдавить из себя подобие ухмылки, когда он отвечает, мол, да, готов ко всему.       Он ждёт, что она жестом ли, словом ли намекнёт, что ему делать дальше, но она просто кивает и продолжает стоять как вкопанная.       — Ну так… ты включишь камеру?       — Эм-м, да, конечно, — с небольшой заминкой отвечает она. — Ты иди пока… укладывайся.       «Укладывайся». Ладно, допустим.       Он понимает своё положение, а потому не сопротивляется.       Выполнив столь нехитрое дело, Драко откидывается на подушку и начинает с интересом следить за развитием событий. И как бы сказать?.. Он в душе не чает, как должен реагировать на происходящее.       Нет, поначалу всё идёт нормально, без подвохов: после того как включённая видеокамера оказывается аккуратно размещена на книжной полке, Гермиона, то и дело косясь в объектив, избавляется от пижамы.       И, Салазар, как же охрененно она выглядит в этих чулках. Да, у неё есть чулки. И даже кружевной поясок к ним. Единственное, что из-за пояска почти не видно той самой причины, по которой они здесь, собственно, и собрались, но сейчас Драко волнует это примерно так же, как… да плевать.       Ему уже всё равно, что где-то над его головой находится видеокамера, которая будет фиксировать каждое их движение, каждый вздох и шорох. Ему наконец представилась возможность лицезреть свою женщину… такой.       Её щёки пылают от его пристального внимания. На контрасте с чёрным кружевом это смотрится просто потрясающе. Она горяча. Она восхитительна. И на протяжении нескольких лет она имела наглость скрывать это от него из-за дури в башке.       Ненормальная.       Тело моментально откликается на увиденное. Всё, чего ему хочется, — подмять её под себя и провести следующий час в приглушённом свете свечей, упиваясь её стонами и вздохами, наблюдая за тем, как на её коже проступают бисеринки пота, а зрачки расширяются настолько, что карие глаза становятся чёрными.       Драко уже готов воплотить свою фантазию в реальность, уже тянется к Гермионе для поцелуя, когда она вдруг отстраняется и сбивчиво выдаёт это:       — Нет-нет, лежи, пожалуйста, смирно. Я сама всё сделаю. Ты просто лежи и…       — Получай удовольствие?       — Да, и постарайся как-нибудь, м-м-м… побыстрее, знаешь? Без этого… всего, ты меня понимаешь, — непринуждённо пожимает плечами Гермиона и шёпотом добавляет, поправляя поясок на талии: — Пяти минут этого позора, думаю, нам вполне хватит.       «Пять минут позора». Романтики ноль целых хрен десятых. Ладно, допустим.       Из груди вырывается смешок. Как там этот шарлатан ляпнул?..       «Вы вместе создадите нечто особенное и возбуждающее. Этот опыт принесёт вам ещё большую близость и доверие друг к другу».       Пока что этот опыт приносит Драко только стыд за свою женщину.       …И дикое желание аппарировать прочь отсюда, когда его женщина, вместо того чтобы спокойно залезть на него и запустить уже эти «минуты позора», устраивает какие-то странные игрища: отклячив задницу и встав на четвереньки у подножия кровати, она начинает красться к нему, точно Крэбб и Гойл в ночи — на хогвартскую кухню за дополнительной порцией тыквенных пирожных.       Похотливая гриффиндорская львица наглядно.       Драко даже прокомментировать это никак не может или остановить её — язык намертво прилип к нёбу.       Интересно, кто из них двоих сейчас чувствует себя более нелепо?       Взгляд жадно цепляется за каждое её наигранное движение. Дыхание спирает от доносящихся до носа приторных ароматов. Ощущение такое, словно Гермиона, перед тем как выйти к нему из спальни, искупалась в фруктовом салате. Ещё и эти блядские аромасвечи. Но это кружево так ей идёт… И помада…       Почему?..       И будто ему мало развернувшегося перед глазами цирка, Гермиона решает окончательно добить его, заставив пожалеть, что он в принципе когда-то заикнулся о том, что его бесят её заскоки из-за сраного пупка. Пусть бы и дальше в их постели оставались трое — он, она и её комплексы. Это явно лучше, чем то, что она выдаёт, сняв с него трусы и увидев его налившийся кровью член.       — Ого-о-о, тако-о-ой… большо-о-ой, — уставившись прямо в камеру, протягивает она с наигранным придыханием. — А он в меня поме-е-естится?       Два вопроса: «с каких пор его член «такой большой»?» и «с каких пор Гермиона умеет говорить таким тоном?». Ответов, разумеется, не будет, Драко и не ждёт их — молча охреневает. И впервые в жизни ему хочется закурить до секса, а не после.       Может, она так наказывает его? Эдакая извращённая форма запоздалой женской мести за… В общем-то, у неё много причин для обид, начиная со школьных перепалок, продолжая подшучиваниями над её абсурдными заскоками и заканчивая его категоричным отказом провести следующий совместный отпуск в компании Поттера и Уизлетты. Блюдо, которое подают холодным, и всё такое.       Или она слишком вжилась в роль. Да, скорее всего дело в этом: отличница однажды — отличница всегда и везде. Это не лечится.       О, ради Мерлина, эта актриса отвела взгляд от камеры и теперь смотрит на него так… выжидающе? Он… Он что, должен ей что-то ответить? Должен подыграть? Пожалуйста, а можно не надо? Пожалуйста.       Очевидно, не дождавшись от него желаемой реакции, Гермиона поджимает губы и многозначительно приподнимает брови: нет, нельзя.       — В моей семье не принято извиняться за большие… члены.       Какое же позорище. Лучше Круциатус в грудь, чем это.       Паршиво пытаясь скрыть смех, она явно намеревается продолжить этот охренительный диалог, но прежде, чем с её губ успевает слететь новая наигранная пошлость, Драко подаётся ей навстречу и закрывает рот поцелуем. Хватит с него на сегодня, пора бы и честь знать. Ближе к делу.       Ближе к телу.       — Сядь на меня, — шепчет он ей в губы. — И прекрати туда смотреть.       Гермиона повинуется с удивительной кроткостью: быстро кивает и, сдвинув своё бельё в сторону, устраивается на нём. Сразу бы так.       — Постарайся побыстрее, хорошо? — призывно качнув бёдрами, шёпотом просит она, затем уже громче, на камеру, добавляет: — О, Драко, пожалуйста, заставь меня кончить!       Так жестоко с её стороны… просить его о подобном, предварительно приказав ему «просто лежать» и назвав это «пятью минутами позора». И, если честно, Драко уже вообще ничего не хочется, но примитивная физиология делает своё дело, и с первым толчком, с первым стоном мысли рассеиваются. Он наконец позволяет себе забыться в этом моменте, задать нужный ритм и просто плыть по течению. Сразу бы так.       Вверх. Вниз. Снова вверх.       Тесно. Влажно. Тепло. Восхитительно.       Если бы Гермиона ещё прекратила выдавать эти омерзительные фразочки и несвойственные ей томные стоны, если бы прекратила таращиться в камеру, как он попросил, и обратила внимание на него… Но нет. Это слишком просто. Скука смертная.       Строить из себя хрен знает кого Гермионе гораздо интереснее.       Смотря на горящую зелёную точку, она кличет себя «его сучкой», повторяет это снова и снова, как забубённая. С каждым разом насаживается на него всё интенсивнее — торопится. От активных движений поясок на её талии постепенно сползает вниз. На миг Драко кажется, что он слышит, как тонкое кружево начинает трещать по шву.       — О, Драко, я вот-вот!..       Враньё. Она не «вот-вот». Она и близко не «вот-вот».       В отличие от него самого. Неудивительно: она так прыгает на нём, так тесно и даже болезненно сжимает внутренними мышцами его член, что…       Оказывается, она умеет и так, когда её мысли не заняты чёртовым пупком.       — Помедленнее.       Ноль реакции.       Вверх. Вниз. Снова вверх. Он на грани.       Хочется шлёпнуть её ладонью по заднице, услышать привычный тонкий вскрик, вместо вульгарщины, но он сдерживается — пальцы, задев поясок, клешнями впиваются в её талию, не позволяя ускориться сильнее. Хера с два — никаких «пяти минут позора». Ему слишком хорошо. Слишком прекрасна картина перед глазами.       Раскрасневшаяся, растрёпанная, раскованная. С последним, возможно, перебор, но в целом… очень даже.       Ладони скользят вниз, ложатся на её бёдра, на круглую задницу. Медленнее, пожалуйста, медленнее.       Гермиона глуха к его немой просьбе.       — Ты скоро? Давай быстрее!       «Да мы только начали!» — собирается рявкнуть Драко, но слова застревают в глотке. Какой в них смысл, если она даже не смотрит на него? Блядская камера.       — Прекрати туда пялиться.       — Я и не… — сбивчиво пытается парировать она, в который раз с силой сталкиваясь задницей с его бёдрами. — Я и не… не пялюсь!       — Я вижу.       В подтверждение своих слов, она упрямо качает головой и — да неужели?! — переключает внимание на Драко. Правда, длится это недолго, ведь затем она опускает взгляд ниже — туда, где по-прежнему соединяются их тела.       И тут выражение её лица стремительно меняется. У неё будто тумблер в голове щёлкает: она молча, без лишней грации, слезает с него и, разок споткнувшись об оставленные на полу тапочки, подлетает к камере. Зелёный огонёк сменяется красным.       Ясно, съёмка окончена.       Вопросы задавать бессмысленно: Драко и так всё прекрасно видит — её некогда целый поясок, её спасательный круг, рваным лохмотьем болтается гдё-то в районе бёдер, а сама Гермиона уже в двух шагах от двери в ванную.       Отлично потрахались. Со смыслом.       Что ж, это он виноват, да? Должно быть, случайно порвал бесполезную тряпку и испортил Гермионе «выступление». Очень похоже на него.       Пока за дверью раздаётся плеск воды, Драко, оставшись один в постели с уже вялым членом наголо, много думает.       О жизни. О прекрасном. О пупках.