ANIMAL CORPSE

«Будь ты проклят, сукин сын!» — и снова это воспоминание. Итак, я понял, что должен взять инициативу на себя. Юнги потерял сознание. Его зрение расфокусировалось, веки с каждой секундой все тяжелели, и я слышал, как твой голос искажался, пока мы вовсе не перестали слышать. Удара, который ты нам нанес, хватило, чтобы лишить нас сознания, и кто знает, на какое время. «Если ты сделаешь это еще раз, я убью его сам и не позволю тебе умереть так, как ты пожелаешь… Ты умрешь на моих условиях, так же, как и жил всегда». Я вздохнул. Я ненавидел эти воспоминания, мне хотелось их забыть, но… Есть вещи, которые невозможно забыть, даже если ты этого очень сильно захочешь. Наш разум был слишком избирательным, возможно, он был излишне насыщен подавленными воспоминаниями. Например, самая первая травма, причиной которой была смерть ребенка, или сексуальная травма, вынудившая Хару занять место Наны. Я не был уверен, что все помнят, почему они существуют, но я постоянно помнил, что причиной моего существования было удовлетворение сексуальных желаний нашего отца, который был отвратительным сексуальным насильником и наркоманом. Поэтому мы не могли допустить того, чтобы нас постигла та же участь. «Тяжелый!» Я откликаюсь на эхо, которое бродит в моей памяти. Я уже устал его слушать. Мне бы хотелось, чтобы кто-то другой слушал его вместо меня, но пока я был главным, существовал и был единственным, кому суждено пережить этот ад, мне приходилось иметь дело с этими ужасными воспоминаниями, потому что никто другой бы не решился на такое. «Чертов подонок… Даже мертвым, ты не можешь перестать трогать мои яйца, ты, тупой отец… Я должен был сначала убить тебя сам». Я снова вздыхаю и думаю, что Юнги в каком-то смысле повезло. Этот сукин сын не помнит всех наших травм. Иногда к нему просачиваются чужие фрагменты, но он все равно их сразу забывает. Однако это не значит, что он ничего из этого не испытывал. Я ненавидел себя, потому что думал, что проблема во мне. Возможно, так оно и было, но Хэппи был еще бо́льшим нарушителем спокойствия, чем я. Этот глупец был одержим им. А еще он постоянно ревновал. Когда он не был под действием снотворного, а также имел немного совести и душевного спокойствия, он признался, что влюблен в Юнги. Итак, именно поэтому в тот момент я решил взять инициативу на себя. Я знал, что не в твоих интересах встреча с ним. Особенно потому, что именно ты вынудил Юнги уйти. И когда это произошло, я уверен, Хэппи понял, что кто-то причинил тому боль. Конец тому, кто обидит Юнги на его глазах! Видишь, Чимин? Тогда я спас тебе жизнь. Так почему ты тащишь меня, как труп, в свой зловещий подвал, откуда доносились те странные звуки, а не привязываешь к маленькому стулу в гостиной и не пытаешь, разыгрывая невыносимую романтическую к-поп драму с плохой актерской игрой? Если бы ты об этом подумал, то избавил бы меня от боли в заднице, которую я ощутил, когда проснулся прикованным цепями в грязном подвале, совсем не похожем на садомазохистскую пещеру летучих мышей, возможно, как из дерьмового фильма «Восставший из ада»… Все, что тебе осталось, — это побрить мне голову и накрасить ногти, чтобы мы были готовы к съезду гик-готов, до сих пор живущих в подвале своей матери. Я все еще чувствовал себя дезориентированным, и боль от удара не прошла. Я видел, что кровь течет у меня изо лба, и еще раз убедился в этом, когда взглянул на источник света и понял, что мой зрачок стал красным. Я пожаловался самому себе на то, что мои ягодицы были такими же жесткими, как и содержимое PDF-файлов* моего отца, и на то, что все мое тело онемело. — Ты уже проснулся, соня? — я услышал твой голос и постепенно смог увидеть и силуэт. Ты сидел в кресле прямо под прожектором, положив ногу на ногу, а подбородок — на левую руку. — Сотри эту идиотсткую улыбку со своего лица, чертов засранец. — У-у-у, сколько агрессии! — ты изобразил удивление — Ты ведь не Юнги, верно? Кто ты тогда? — Мы уже виделись, Чимин. — И откуда мне знать, если вы все похожи? — Нет, не похожи! У меня есть шрам на глазу. — Ну я же этого не вижу. — Подойди поближе и увидишь, — ты колебался несколько минут, но потом все же согласился и осторожно приблизился. — Он проходит по правому глазу… Да, вот так… Подойди поближе… — и когда я бросился с намерением укусить тебя за лицо, ты резко отскочил, и единственное, что меня остановило, — это цепи. — Подойди ближе, чтобы я мог съесть тебя, ты, ублюдок, псих! Твое удивленное лицо было для меня смехотворным. Ты явно не ожидал таких действий, но взял себя в руки, когда понял, что я не могу до тебя дотянуться, а затем поднялся на ноги, вернув себе ауру превосходства. Все, что я мог сделать, это плюнуть на пол, чтобы дать понять, что я тебя не боюсь. — Ты не тот, кого я встретил в тот день. Ты вполне сознательный. — Что, черт возьми, ты имеешь в виду? Ты засмеялся, глядя на меня: — И разговариваешь ты грубо. Ты действительно другой, я даже не могу поверить, что ты тот Юнги, которого я знаю. Либо то, что ты рассказал мне о своем расстройстве, правда, либо ты просто превосходный актер. — Конечно, я отличный актер… Каждый раз, когда я появлялся перед тобой, ты даже не замечал. — Ты тот, у кого нет имени? Блин, мы и вправду уже виделись! — Мы виделись чаще, чем ты думаешь, мешок дерьма. — Ах… Ты довольно груб, тебе не кажется? В прошлом ты заботился о том, как стоит ко мне обращаться. Сейчас ты совсем об этом не думаешь. — В прошлом я не был прикован в подвале и не знал, что ты любишь хранить в холодильнике трупы школьниц. Ты чертов дегенерат, кусок дерьма. — Ух ты, — сказал ты с улыбкой, подвинув стул вперед. — Верни того Юнги, который мне нравится, ты мне надоел. — Я не могу, он без сознания. Он заснул, Чимин, и оставил нас одних… снова. — Он ушел? — ты широко и с иронией улыбнулся. — Да он читер. — Да… Такова его роль. Ты должен понять, сахарок, что он всего лишь замена, — прошептал я, наклонившись к тебе, твой взгляд выражал соучастие и заинтересованность. — Мы защищаем его от всех травм, но он … Он существует только потому, что кто-то должен взять на себя роль хозяина. — Ох, как жаль! Мне было весело с Щенком, — ты слегка постучал по спинке стула. — Он, кажется, очень расстроился, когда увидел труп девушки. Бедняжка… Когда он вернется, я извинюсь перед ним. Мне не следовало оставлять ее там, где он мог ее увидеть. — Но ты ведь знал, что она внутри, верно? Перестань с ним играть. Мы сломлены, но он наша главная опора. Если ты продолжишь в таком духе, мне придется тебя убить. — Ой… Щенку не хотелось бы это слышать. Он обожает меня. — Настоятельно рекомендую тебе не говорить таких вещей, когда я без сознания, потому что он будет ревновать. Я уже говорил тебе, что он влюблен в Юнги… К тому же, только я могу звать его Щенком, Чимин. — Я тебя предупредил, поэтому и приковал на случай, если ты решишь диссоциироваться, — ты встал со стула и повернулся к нам спиной. — Один раз я уже имел дело с попыткой самоубийства, второй раз иметь не собираюсь… — на несколько секунд ты обернулся, словно хотел снова подействовать мне на нервы. — О! И еще… Я сам позову Юнги-Хэппи, если захочу. Мы заключили сделку, и он все равно будет принадлежать мне. «Вот дерьмо…» — подумал я и фальшиво улыбнулся. — Что ж, удачи убедить его не убивать тебя, когда он вернется… — мне нравилось то, что ты считал, что он не способен убить тебя так же, как убил О Джунджэ. — Ты ведь убил его лучшую подругу, — но меня прервал твой смех, который стер мою улыбку. — Хм? Чего ты смеешься? — Ничего, ничего… Я пока не могу тебе сказать… — ты почесал нос, прежде чем повернуться ко мне полностью. — Как мне тебя называть? Ты единственный, чье имя я не знаю. — Мне нравится имя Юнги, — ответил я, и в этот момент одно воспоминание нахлынуло на меня, тронув мое сердце. — Потому что так зовут кого-то очень особенного. — В смысле? — Не слушай меня. Зови меня Юнги и все. — Хорошо… — твой голос прозвучал далеко не убежденно. — Итак, сколько вас там? Достаточно? Может ли еще один родиться в ближайшие сорок восемь часов? «К чему эти дерьмовые вопросы?» — Возможно, но я так не думаю, мы уже взрослые люди, — сказал я, но прошептал «посмотрим». — А что? — Потому что мне нужно знать… сможете ли вы выдержать игру, которую я для вас придумал, — твой взгляд резко изменился, стал зловещим, и мне стало не по себе. — Что… блять…? — я пошевелился, пытаясь освободиться. Несмотря на то, что я знал, что это бесполезно, я продолжал бороться, чтобы освободиться от цепей, но резко остановился, когда увидел, что ты держишь в своей руке. Я спрашивал себя сотни раз… Как это попало в твои руки? — Где ты это взял? — О, это? — ты показал мне старую и потертую мягкую игрушку, которая имела огромную сентиментальную ценность для всех нас. — Хен подарил ее мне. На моем лице смешалось выражение отвращения и гнева. Я забыл, что мои движения ограничены, отчего тело пронзила резкая боль из-за сдерживающих меня цепей… Я почти вывихнул запястья, но продолжал держать с тобой зрительный контакт. В отличие от предыдущего раза, сейчас ты даже не вздрогнул, увидев мое лицо так близко к своему, хоть и знал, что я не тот Юнги, которым ты можешь манипулировать по своему желанию. — Лжец, — плюнул я в тебя, но ты лишь бесстрастно посмотрел на пятно на своей рубашке. — Он подобен Богу, а ты отвратительный смертный, так что не произноси его имени вслух… К тому же он не мог тебе это отдать, его уже восемь лет как нет в живых. Скажи мне, черт возьми, откуда ты это взял? — Оставляю за собой ответ на этот вопрос. Сначала я должен встретиться с тем, кто меня интересует. — Удачи в попытках избавиться от меня. Мы можем быть здесь весь день. Мой разум силен и продержится до тех пор, пока хозяин будет хотеть избежать этой дерьмовой ситуации. Так что мы здесь надолго. — Ну… Так будет только интереснее, — ты снова показал мне плюшевую игрушку, а я подумал, что мне срочно нужно вырвать ее из твоих рук, чтобы положить в безопасное место. — С твоего позволения я буду держать ее в заложниках… А теперь верни мне его, или я буду тебя пытать. — Сначала освободи меня, и посмотрим, кто кому соски откусит, трус. — Мне не нужны такие сложные манипуляции, чтобы получить от тебя то, что мне нужно, Юнги, — ты улыбнулся, — мне достаточно одного молотка. — Что? — спросил я, хотя прекрасно расслышал то, что ты сказал. Мой мозг не мог обработать это, пока я не увидел, как ты взял в руки молоток с длинной ручкой. — Раз, два и…! — воскликнул ты, словно для тебя это была игра. — Три! Первый удар сломал мне лодыжку и малоберцовую кость. У меня не получилось закричать сразу, но мне было больно, или, по крайней мере, я знал, что это больно. Наверное, это было больно, черт возьми! И я все-таки закричал, потому что вид моей ноги заставил меня все прочувствовать. Я потерял равновесие и упал, пытаясь закрыться, но мог только трястись и корчиться от боли. Я чувствовал влажность и слышал хруст, однако не осмелился заглянуть под ткань, но что-то от овладевшего мной ужаса заставило меня поверить в то, что, вероятно, сломанная кость пронзила мою плоть и обнажилась. — Могу я рассказать тебе кое-что любопытное, Мин Юнги? — сказал ты мне, остановившись, и поставил молоток вертикально, поддерживая вес своего тела на нижней части рукоятки. — Ты и я… Нам суждено было встретиться. Ответ на этот вопрос находится прямо здесь, в этом подвале. Где-то здесь покоятся останки моего кузена. Раньше я думал, что моя семья сумасшедшая, но нет… Мне просто не повезло, что мои родители были такими… такими, как ты… Мой двоюродный брат не был плохим, но кто-то его таковым сделал. Блядь, в ответ на это я вновь захотел оскорбить тебя или хотя бы еще раз плюнуть, потому что не мог сформулировать ни одного чертового слова. — Есть люди, которые рождаются плохими, а есть такие, которые таковыми становятся, — ты присел, чтобы посмотреть на меня внимательно, а я едва мог сохранять сознание. — Мой бедный Тэхен был хорошим мальчиком, но ты… Твоя отвратительная кровь, Мин Юнги, превратила его в монстра, и это привело к его смерти! Ты… Это ты виноват во всем, что с ним случилось, и в том, что случилось со мной, — ты проклинал меня, как будто я сам Дьявол, крепко сжав мою шею и прижавшись лбом к моему, а затем улыбнулся так, что это напугало меня. — Ну, ну… Все в порядке. На самом деле, это была не твоя вина. Тебя тогда еще даже не было в живых. Ты встал, подошел к лестнице и вытащил какой-то сундук, который был под ней. — Это Тэхен. Я бы показал тебе его лицо, но остался только череп… — сказал ты с безмятежностью, от которой мне стало не по себе. — Позже мы с ним поиграем, ладно? Прямо сейчас я должен сказать тебе кое-что очень важное: ты принадлежишь мне. Твоя семья разрушила мою. И что ты собираешься с этим делать? — Пошел ты… — Это не способ ответить на любовь твоего Детеныша, Мин Юнги! Будь более вежливым, хотя… это не имеет значения. Если ты не знаешь ответа, я тебе скажу: ты все еще поможешь мне отомстить, — твоя чертова улыбка… Хотел бы я выбить ее из твоего рта. — Но сначала я должен встретиться со всеми вами… И если ты не собираешься уходить, боюсь, Безымянный, что мне придется заставить тебя это сделать. Ты подкатил небольшой столик на колесиках, на котором стоял телевизор. Он был старый, с VHS-плеером в нижнем отделении. Ты включил кассету, которая проигрывалась долго, и пока мы ждали, ты стоял позади меня, заставляя держать голову прямо, а глаза — открытыми. Я пытался воспротивиться, но диапазон моих движений был весьма ограничен. Запись была порнографического характера. Гомосексуальный порно фильм, в котором показана ситуация между двумя мужчинами: один из них был взрослым человеком лет тридцати-сорока, а второму на вид было около пятнадцати. Я совершенно оцепенел, когда увидел, как разворачивается картина. Боль в ноге пульсировала, словно это был вулкан, который вот-вот извергнется, но я старался полностью ее игнорировать, и мало-помалу нога перестала быть частью моего тела, а вся левая сторона моего туловища словно уснула. — Выключи это, пожалуйста… — пробормотал я. — Выключи! — Я не сделаю этого, пока ты тут. — Блядь, ты больной ублюдок! Я срал на всех твоих чертовых мертвецов! Ублюдок! — я начал отчаиваться, но уйти все равно не смог, несмотря на то, что фильм, в котором речь шла о сексуальном насилии, напомнил мне о том, что я пережил. — Я не хочу видеть это дерьмо, выключи его! Внезапно стало холодно, и меня начало трясти. Меня одолела одышка, зрачки сузились, и я был на грани потери сознания. Я не хотел мириться с тем, что происходит. Даже если бы мне вновь пришлось столкнуться с этим лицом к лицу, как и в прошлом, чтобы другим не пришлось все это терпеть, голос нашего отца звучал в моей голове, а травматические воспоминания проигрывались, словно кинопленка, от которой я не мог избавиться. Я кричал. Мои глаза защипало, а веки стали ужасно тяжелыми. Я не хотел идти у тебя на поводу… И все же, хоть я и не отрекся от роли хозяина, я полностью отстранился от реальности, как и раньше, когда мне приходилось сталкиваться с сексуальным насилием со стороны нашего отца. Тогда я внушал себе, что мне это нравилось, что я рожден для этого, и я подчинялся, искажая реальность вокруг себя, чтобы все было приятнее, и я мог терпеть боль, которую он оставлял на моем теле тогда еще четырнадцатилетнего подростка. Мой любимый воображаемый сценарий был тем, где я был с нашим братом, и мы были счастливы. Мы оба, держась за руки, поклявшись в вечной любви и убив всех наших обидчиков, убежали из дома навстречу прекрасному горизонту… Да, это был мой любимый фильм. Конечно, реальность, происходящая в подвале, совершенно отличалась от того, что я видел и переживал. Этот порнографический фильм вызывал у меня чувственные воспоминания. Я не понимал, что происходит, и мог лишь представлять ситуацию, где я лежу на полу в какой-то незнакомой мне комнате, извиваюсь телом, симулирую оргазмы и стону вместе с плачем от сексуального удовольствия… Как будто герой этого фильма, вместо того, чтобы делать это со своей партнершей, делает это со мной. После нескольких минут подобного сексуального опыта моя фантазия рухнула, и я увидел его лицо, лицо моего отца, а также почувствовал тяжесть его тела сверху. Я терял дар речи от того, насколько ему это нравилось. Я оставался неподвижным, как труп, и ему это нравилось. И я позволял этому воспоминанию делать со мной все, что он хотел, и так, как ему нравилось раньше. А сам кричал в своем уме, чтобы ты ударил меня бейсбольной битой по голове еще раз, чтобы я точно умер.