***
Когда Сакура просыпается, то понимает – успокоительной дрянью Какаши поил только её. О себе он заботился совсем иначе. Она проснулась только в три часа дня. Испуганно подорвалась, подскочила, мысленно давая себе оплеухи за то, сколько времени они потеряли. Не умывшись, только наскоро запахнув юкату и проскользив взглядом по сандалиям, выбежала босая из номера и бросилась искать сенсея. Нашла быстро. Сначала пробежала по двору, ужасаясь, как вчерашняя молния разворотила весь сад, хлюпая грязью, забежала в гостиничный холл, чуть не поскользнулась, проехав грязными пятками по деревянному полу, схватилась за стену, чтобы не упасть, и так и застыла на месте. В проёме, за раздвинутыми сёдзи, разделяющими холл и небольшой ресторан, на барном стуле развалился её сенсей, пялясь в стену. – Это что? – Она осторожно проходит внутрь, укоризненно смотрит на три бутылки саке, поставленных рядом с ним в ровный ряд. – Завтрак, – бросает он, усмехаясь. – Завтрак? Вы серьёзно? Вы собираетесь… – она не успевает договорить, Хатаке перебивает всю её угрожающую спесь. – Не собираюсь. Дай прийти в себя. – Я надеюсь на вас, Какаши-сенсей, – могло и ножом по сердцу прорезать – ну какая ещё надежда? – но её слова сквозят угрозой. Смешно. – Зря. – Он отворачивается, тянется к бутылке, не успев стянуть маску, получает шлепок по руке. – Не разочаровывайте меня. Я очень сильно на вас надеюсь. – Сакура, – он вздыхает, прикрывает глаза. – Ты правда думаешь, что я бы сидел здесь, не будь тебя рядом? Во мне намного больше смелости всадить себе танто в живот, чем заниматься всем тем, что нам предстоит. Так что дай мне время, отпусти бутылку и отойди. – Может вам лучше той травки попить? – Сакура не отпускает, сжимает горлышко в крепкой хватке. – Не лучше. Отпусти. – Нет. – Возьму другую. Делов-то! Перепрыгнуть через стойку, открыть ящик бара, достать новую. Увы, Какаши и с этим не справляется, зацепившись носком сандалии за столешницу, валится вниз. Сакура бы хотела поднять голову к небу и задать все интересующие её вопросы. Жаль, не ответит.***
Следующий час Сакура ломает голову: он специально устроил эту клоунаду, чтобы её отвлечь, либо и вправду так плохо себя чувствует? Для начала, Какаши сломал лодыжку. Как так получилось, что два дня он без устали сражался на войне, выжил после того, как его насквозь проткнули, вырвали глаз и умудрился в обморок не свалиться после использования двух Шаринганов, а здесь… – Мда, Какаши-сенсей, – говорит она и презрительно его осматривает. Какаши никак не реагирует. После воздействия медицинского дзюцу и алкоголя в крови, который, по-хорошему, нужно было выветрить, но Сакура навряд ли сама способна на что-то хорошее, Хатаке разморило. Спать он, однако, не желал и умчался в поисках кухни. Теперь, ковыряя свой завтрак в шестом часу вечера, Сакура больше не доверяет Какаши-сенсею. Она хочет возмущаться, кричать в пустоту, требуя ответа – почему он? – но вместо этого крошит вилкой не схватившийся толком омлет и, качая головой, посмеивается. Когда Сакура любуется развороченным садом с переломанными вырванными деревьями, успокаивает себя мыслью – это реакция на стресс. Вчера – она, сегодня – он. Завтра поменяются. Сакура скорее хочет поменяться, чтобы не видеть его таким. Вот таким: отключившимся на стуле, закинувшим голову назад, тяжело и громко дышащим во сне, с безвольно свисающими руками по бокам. Она прогуливается по саду. Вместо дорожек – лужи грязи, вместо деревьев – выкорчеванные пни, где на горизонте простираются белые стволы с белыми коконами. Сакура зачем-то сравнивает их боль. Свою она находит поэтичной, в ней по щекам тянутся слёзы, высушивающие кожу, красиво краснеют глаза, поджимаются губы, бледнеет лицо. Его же боль безобразна во всём своём обличии. Отражение прямо перед ней – никакой поэтичностью здесь и не пахнет. Пахнет пылью, озоном, сырой землёй. От самого Какаши – гостиничным мылом, стиральным порошком от юкаты, которую он еще не успел испачкать, и перегаром. – И что же нам с вами делать? – спрашивает у спящего человека, когда возвращается назад – сад небольшой, за пятнадцать минут обошла. – Можешь помыть ноги, – он неожиданно отвечает, Сакура подскакивает на месте. Виновато смотрит на грязь, которую принесла с собой, злобно поглядывает на него исподлобья. – Не смешно. – Я не шутил. – Тогда вы почистите зубы. – Обязательно. – Договорились. С этого и начнём. А потом что? Он наконец садится прямо, разминает шею, смотрит на свою тарелку с нетронутым завтраком. – Подожди-ка, – говорит и быстро выходит из кухни. Через пятнадцать минут ей надоедает ждать. Какаши она находит сидящим на полу ванной комнаты. Спрашивает, всё ли в порядке. Он просит подождать и вновь уходит. Через двадцать минут она находит его на улице. Ещё через час – опять в баре. Через час и десять минут – в номере. Через полтора часа ей надоедают эти прятки, она закрывает дверь на замок, злобно бормочет, какой её сенсей придурок, и усаживается напротив окна гипнотизировать белые коконы. Сакура всё заставляет себя подумать, какие люди запечатаны в них, какими были их жизни, что они видят в иллюзии. Знает – не способна сама поднять и себя и сенсея, чтобы сделать хоть что-нибудь. А делать хочется. Но это только сейчас не способна, а после, когда в голове образуется хоть какой-нибудь адекватный план, когда восстановятся силы, когда Какаши Хатаке перестанет себя жалеть и вести себя, как мудак, она обязательно станет способна. На что-то. Конкретнее её «что-то» становиться не желает, и Сакура пока довольствуется тем, что есть. Когда на улице совсем темнеет, она с удивлением обнаруживает, что за окном по периметру забора гостиницы зажигаются огни. Только приподнимается, чтобы рассмотреть их получше, они потухают. Зажигаются. Опять потухают. Зажигаются. – Да он издевается?! – злобно пыхтит Сакура в окно. На это способен только один человек. – А может, ему опять плохо? – Она оседает назад на стул, грустно смотрит, как мелькают жёлтые огоньки, стыдно за себя. Помыв ноги и натянув сандалии, Сакура отправляется его искать. Какаши сидит за стойкой ресепшена, крутится на табуретке и щёлкает выключателем, как малое дитё. – Что делаете? – вопрос заставляет его остановиться, замереть на месте и виновато, как-то совсем по-детски, посмотреть исподлобья. Сакура пытается понять, пьян ли он: по тёмным глазам не ясно, по запаху тоже, да и по коже лица. Когда-то на улице им попался пьяный сенсей. Он валко стоял на ногах, всё пытался взлохматить им с Наруто волосы, Наруто тогда к нему прицепился, возбуждённо прошептал Сакуре на ухо, что это их шанс выполнить самую невыполнимую миссию на свете, Сакура пыталась оттащить его назад, но Наруто так крепко вцепился в плечо Какаши, что даже её силы не хватило его оторвать. Напоследок Наруто только крикнул, что он не может бросить сенсея в таком состоянии и доведёт его до дома. На следующий день Сакура узнала, что ни до какого дома Наруто его не довёл: Хатаке застрял в каком-то издакая, дождался, пока Наруто уснёт, и благополучно свалил, оставив ученика по утру выгребать монетки из почти пустого кошелька, чтобы расплатиться за свой счёт. Ничего общего, однако, с тем пьяным сенсеем и этим не было. – Я ещё не готов, – говорит тихо, чуть подавленно. Берёт из стакана ручку и начинает громко ей щёлкать. Другой рукой тянется к выключателю, начинает отщёлкивать какую-то мелодию, чередуя ручку и выключатель. Сакура ошарашенно смотрит на этот цирк и как-то пытается отодвинуть от себя мысль, что он окончательно спятил. – Я хочу вам помочь. – Хорошо, – он кивает, на лицо Сакуры наплывает улыбка. Поспешная, как оказывается, когда Хатаке вновь открывает рот: – Прогуляйся тогда где-нибудь. Она смотрит. Ручка щёлкает. По мозгам прямо щёлкает, до пены у рта доводит, меняясь с выключателем. – Да не хочу я гулять! Я вам хочу помочь! Сутки почти прошли, как мы здесь. А мы так ничего и не сделали, не поговорили даже! Вы что, так и собираетесь здесь сидеть и страдать? Разве вам ничего не хочется? Не хочется сделать хоть что-нибудь?! – она честно не хочет ругаться и на него кричать, но он сидит истуканом, щёлкает ручкой и выключателем, и дико раздражает. Была бы травой, которой он опаивал её дважды, мигом успокоила. Но с травой у неё одно родство – её колышет. Колышет и трясёт от злости. – Разве вы ничего не чувствуете, чтобы просто так здесь сидеть? – спрашивает, поникнув. А следом понимает: за всю жизнь из всего спектра человеческих состояний у своего сенсея она видела только три. Нормальное. Там от расслабленности до задумчивости ни по виду, ни по сути различий нет. Сосредоточенное – это когда он всаживал руку в чужую грудь, рассекая ту Райкири. Иногда он вёл себя, как дурак, когда на просьбу показать, что под маской, показывал вторую маску. И никогда Сакура не видела его злым. – Что же я чувствую?.. – медленно перебирает слова, оставив свои развлечения в стороне. – Как бы так тебе сказать, Сакура, что же я чувствую? Она уже слышит в голосе сплошной гнев и испуганно пятится назад. Страшно. Страшно увидеть эмоции, с которыми заведомо не сможешь справиться. – Я не это имела ввиду, – она начинает тихо, – вчера когда мы… Я просто хотела помочь. – Она вспоминает порыв, глухой стук локтя о колено Саске, как его лодыжка покачнулась; и готовится глотать слёзы. – И чтобы кто-то… Я не знаю, но то, что вы были рядом, и что оставили нинкена, мне помогло. И что дождались меня, и что не оставляли. Я не знаю, осталась ли в мире вещь, которая вам поможет, но если я могу её найти – скажите. Просто… Даже разговор, они ведь помогают? Или можем не разговаривать? Вы играете в сёги? – она вдруг всхлипывает. В голову лезет Шикамару, за ним подтягивается Ино, светит улыбкой, тихо зовёт её лобастой. – Я видела здесь сёги, я не умею в них играть. Или давайте поедим? Я не умею готовить. Не хотите есть, можем вернуться назад. Но не сидеть же здесь, пока остальные… – Тут и они. Приветливо машут руками. Все по порядку: родители, Цунаде, Ино, Сай, капитан Ямато, Хината, Шизуне, Шикамару, Чоджи, Киба, Ли, Тен-Тен. Забыла кого-то. За ними, спрятавшись, улыбаются Неджи, Наруто… Наруто улыбается ярче всех – Саске не улыбается. Образы режут глаза. Она хватается за стойку, оседает вниз на пол, кнопка ручки щёлкает ещё раз. И продолжает своё мерзкое адажио, пока Сакура, растянувшись по полу, задыхается от рыданий. Образы вновь хороводом выстраиваются перед глазами. Ярко и отчётливо заглушают белый пустой свет. Родители. Цунаде. Ино. Сай. Капитан Ямато. Хината. Шизуне. Шикамару. Чоджи. Киба. Ли. Тен-Тен. Неджи. Наруто. Саске. Какаши-сенсей. Нет. Какаши-сенсея там точно не было. – Вот что-то подобное я и чувствую, Сакура. – Там его не было. Здесь есть. Сидящий перед ней на корточках, гладящий её по макушке. – Но если не хочешь здесь оставаться, пойдём, – предлагает, поднимаясь на ноги и протягивая ей руку. – У вас есть план? – спрашивает, утирая кулаками слёзы, сбитыми костяшками мажет по рту, вытирает губы от слюны, но ещё трясётся от рыданий. Вот и вся поэтичность. – А у тебя? – Я ду-умала о Хвостатых. – Я тоже. Надо бы их вытащить. – А потом? – А потом сделаем тебя джинчуурики, вставим мне Риннеган и спасём мир. – Что вы сказали?.. Сакура ошарашенно хлопает глазами. Хатаке смеётся. По-доброму. Как раньше.