Что-нибудь придумают

Какаши отстаёт, Сакура замедляет шаг, раздражаясь, – мог бы и поторопиться. Но Какаши будто никуда и не торопится. С разговора о посещении Амегакуре прошла неделя, Сакура уже подготовила все вещи, даже выбрала те шерстяные носки, в которых ноги точно не замёрзнут, вычитала в учебнике простейшую запечатывающую технику и раздобыла свиток, куда убрала вещи, которые пригодятся в стране Дождя: резиновые сапоги, дождевик, магический фонарь-обогреватель. Единственное, чему научился Какаши – квасить капусту. – Судя по всему, – она оборачивается на его голос, он стоит, раскрыв карту Конохи перед каким-то магазинчиком, – это должно быть здесь. Сошёл с ума, решает Сакура. Они собирались дойти до резиденции, и кривая вывеска «Ароматов Окамото» никак не намекает, что они дошли до цели. Зачем им идти до резиденции, Какаши, конечно же, не объяснил. Он теперь редко что-то объясняет. Так лучше, иногда думает Сакура. Чем чаще сенсей открывает рот, тем больше поводов у Сакуры обречь мир на уничтожение. – Что должно быть здесь? – Она плетётся назад, поднимает голову, осматривая не примечательный вход. – Быстро проверим и пойдём дальше, – роняет Какаши и минуту возится с замком, вскрывая его. – Только не говори, что здесь есть какие-то специальные специи для твоих заквасок. Если мы серьёзно торчим здесь… – Нет. Не за этим. – А за чем? – Если вдруг у тебя где-то завалялся адрес Нагато, я, конечно, сюда не пойду. Но лично у меня нет никаких данных об этом человеке. Не топчись на пороге. Сакура вздыхает, заходит внутрь. Тут темно, по носу сразу ударяет пряное душное омбре. – Откуда в лавке специй может быть адрес Нагато? – Ты когда-нибудь сталкивалась с Мисаки Окамото? – Какаши щёлкает фонариком, лучом подсвечивает заваленные коробками и пакетами полки, переводит его на деревянные плинтуса. – Владелица? Нет, не припомню. – Может, обращалась в госпиталь? – Она гражданская? Если да, то гражданским я редко помогала. Да и не вспомню всех. – Она куноичи. Принимала участие аж во Второй Войне Шиноби, пожилые люди часто обращаются в больницу. – Какаши перемещается за прилавок, дёргает ящики, несколько закрыто на замок. Первый – с деньгами – его не интересует. Во втором счета, их он аккуратно складывает назад. Третий не вскрывает. – Она какая-то родственница Нагато? Какаши усмехается, чешет шею. – Если бы всё было так легко. – Какаши придерживает фонарь подбородком, вскрывает замок задней двери, после пятого вскрытого замка убирает сломанную отмычку. – Нашёл. Сакура идёт за ним. Уже поняла – объяснений придётся ждать долго. Насколько хватает терпения, смотрит за лучом света фонарика, тот падает на закрытую крышку люка. – И чего ждёшь? – спрашивает она, давно бы мог вскрыть замок, на вид тот совершенно простецкий. – М-м… Попробуем найти ключ. – Ками… – Мы с утра кофе не выпили. – Ты две чашки чая выпил. – А кофе не пил. Пойдём отсюда. В резиденции есть нормальная кофеварка – слова Какаши. Он обещает сварить в нормальной кофеварке нормальный кофе. Сакура не скучает по кофе, в квартире Какаши варит обычный чёрный, её это устраивает. Но в холодильнике под стойкой он находит ультрапастеризованное молоко, и она готова простить ему его немногословность. Особенно после такой пенки. – Есть такая информация, известная только Хокаге и старейшинам, – Какаши начинает медленно, издалека, Сакура понимает – разговор будет долгим. – Например, многие отряды в АНБУ знали, что за кварталом Учиха ведётся круглосуточная слежка. Многие в АНБУ знали, что Учиха собираются поднять мятеж. Но никто в АНБУ не знал, что Итачи Учиха вырезал свой клан по приказу. Но Хокаге и старейшины совершенно точно где-то хранили эту информацию. – В магазине специй? – понимает Сакура со слабым смешком. – Да, – Какаши кивает. Раскуривает сигарету, хрустит фильтром, перекатывая между пальцев. Сакура морщится от сигаретного дыма. – Это ведь опасно, может их скомпрометировать. Особенно такое громкое дело, как дело Учиха. – Для этого и хранят. Для собственной безопасности. Чтобы в случае чего, ответственность несли все, кто имеет доступ к такой информации и кто отдавал такие приказы. Сакура думает – опасно, но между Хокаге и старейшинами часто возникают конфликты. Цунаде – живой сонный пример. Она часто с ними спорила и ругалась. Подробностей Сакуре никогда не рассказывали, но Сакура и без того знала – те частые, постоянные, Цунаде редко могла принимать решения без одобрения старейшин. – А Цунаде знала, что… Итачи поставили перед таким выбором? – Сакура понимает, это не имеет сейчас никакого значения, но мрачнеет, представив, что наставнице всё было известно, что она могла оправдать Итачи, спасти Саске от мести, предотвратить всё, что с ним произошло, и ничего при этом не сделала. – Не знаю. Она в сложный период заняла пост: разрушенная Коноха, смерть Третьего, появление Акацуки. Но знать могла, может, чуть позже, после ухода Саске из Конохи, когда уже поздно было. Но об этом месте точно знала, по крайней мере. – А ты откуда узнал? – Цунаде и сказала. На случай, если не вернётся с войны. – А ты бы вернулся? – Как видишь… – Какаши пожимает плечами, тяжело затягивается, каждый раз, когда понимает своё положение, что именно ему выпала честь сидеть здесь, пока остальные видят сны, ему хочется нервно рассмеяться, – я вообще счастливчик. Мне кажется иногда, что за все грехи Ками наградили меня проклятием – вечной жизнью. Вообще, вместо Цунаде дела могла передать Шизуне, на случай, если бы и Шизуне не вернулась, был в резиденции какой-то гражданский. Я, кстати, подозревал, что с этой лавкой что-то не так. После одного инцидента… Данзо как-то пытался напасть на Третьего, Третий всё замял, проглотил, даже Корень не смог ликвидировать, отправлял меня иногда приглядывать за Данзо, я видел пару раз, как он в эту лавку заходит, но больше ничего не смог узнать, специи все запахи отбивают. На то и расчёт, пожалуй. Как только донёс Третьему, где Данзо пропадает, он больше на такие миссии меня не посылал. – Потому что сам знал, что это за место? – Очевидно. – Ладно. Причём здесь Нагато? – Да не причём, собственно, – Какаши договаривает, вминая бычок в стенку пепельницы. – У Цунаде я только старые отчёты Джирайи нашёл, когда тот пытался выяснить, кто глава Акацуки и где он скрывается. Другой информации от него мы не получили. Он уходил в Амегакуре найти и убить лидера, а не шпионить за ним. Сам я был там один раз, отдавал приглашение на экзамен на чуунина Ханзо Саламандре, но он, кажется, к тому моменту был уже мёртв. Из самого Амегакуре приходило письмо о смерти Конан перед началом войны, без адреса. Немного я нашёл в штабе Корня, Данзо поддерживал связь с Ханзо Саламандрой, как оказалось. Но я и без этого знал, где находится его резиденция в Амегакуре. Ещё осталась пара писем. Данзо, помимо прочего, было известно, кто является лидером Акацуки, о смерти их первого лидера, Яхико, он тоже знал. Ханзо в переписке выражал своё беспокойство об укреплении Акацуки, считал их угрозой для своей власти. Смерть Яхико ему, очевидно, только навредила, тогда лидером стал Нагато. Когда оборвалась их связь с Данзо, я так и не понял. – Данзо знал лидера Акацуки, знал, в какой стране они находятся, и скрыл такую информацию от Конохи? – Он мог и не скрывать, всё-таки, своеобразно, но он пытался Коноху защитить, любил её может даже, свои цели преследовал – абсолютно, но специально вредить деревне, скрывать данные о потенциальной угрозе? Хм, не знаю. Сомневаюсь. И если он ничего не скрывал, Цунаде, конечно, всё было известно. И если она знала, то да, эта информация должна быть в магазине специй. – Зачем же она тогда отправила Джирайю на такую миссию? Если ей было известно?.. – Сакура рассеянно спрашивает, не у Какаши – он ответить не сможет. – Она ведь знала, что они его ученики. Поэтому и не рассказала, думает Какаши. И никого другого на такую миссию тоже отправить не могла. Наверняка ещё и знала, что Джирайя не вернётся. Ему жаль Цунаде, жаль разрушать её праведный образ, Сакура ведь и её ученица тоже. Надеется только, что если она спокойно может сидеть с ним за одним столом, разговаривать, откликаться на его дурацкие шутки, то и с Цунаде этот жестокий разговор отношений не испортит. Ключ они находят только через два часа. У Цунаде был припрятан посмертный приказ о назначении Какаши Хатаке на должность Хокаге. Была и рекомендация для даймё, на случай, если кто-то из старейшин будет против. Хотя навряд ли, конечно, но она хорошо подготовилась. Пока Какаши роется в её столе, Сакура пытается прочистить горло и проморгаться – Цунаде готовилась к смерти, свитки похоронной грудой лежат на столе. Эмблемой, напоминанием – футляр в шкафу для коллекционного саке – на поминки. Больше от неё ничего не осталось: свитки, бутылки, пустота, лёгкий, суматошный погром. Вот и вся Цунаде. – Ренджиро Танака, – бормочет Какаши вслух. – Что? – Сакура мыльно мажет по нему взглядом. Два месяца обещает себе не плакать, не горевать по потери близких, и с каждым разом понимает – обещание ей никогда не выполнить. – Имя того гражданского. Ключ должен быть у него. – Ты знаешь его? – Нет. Впервые слышу. Предлагаю разделиться. Посмотрю архив АНБУ, ты иди в госпиталь. Если на него ничего нет в АНБУ, медицинская карточка должна быть в госпитале. – Это же не обычный гражданский? Ренджиро – такое странное имя, а Танака? Это же одна из самых распространённых фамилий. – Да, найти его будет проблематично. На то и расчёт. Они находят его дом по третьему адресу. Только увидев гэнкан, Какаши понимает – это. Там стоит протез ступни. Бывший член его отряда, в АНБУ недолго пробыл, около трёх месяцев, на одной из миссий наступил на взрывную печать. Какаши тогда ещё не был капитаном, и имени его не знал, только кодовое – Волк. Найти ключ оказывается ещё проще. На сейф Ренджиро наклеил стикер, Сакура читает записку вслух. – День рождения Йоги. – Предусмотрительно, – хмыкает Какаши, – иногда профессиональная паранойя нам на руку играет, м? Попробуй пятнадцатое апреля. – Ты помнишь дату рождения какого-то Йоги-без-фамилии, а про наши постоянно забывал? – Сакуру даже не радует, что замок щёлкает, и заветный ключ лежит в одинокой пустоте железной коробки. – Йоги – выдуманная личность для миссии, чтобы сильно не заморачиваться, мы переносили факты из своей жизни в его, скрестили день моего рождения и месяц, в который родился Ренджиро. АНБУ часто этот приём используют. – Понятно, – она сухо кивает головой, убирает ключ в подсумок. – Значит, про наши ты тоже всегда помнил? – Он отстранённо мотает головой: и да, и нет. – Хотя вообще-то, – Сакура щурится, прищур у неё злобный, после такого враги, пугливо поджав хвосты, должны врассыпную бросаться по кустам, – я хотела услышать оправдания. – Какие оправдания? – Теперь Сакура знает: её сенсею известна тысяча дзюцу, он имеет тысячу недостатков, может найти тысячу способов её обескуражить и обладает ровно таким же количеством всевозможных улыбочек. Самая наглая сейчас тянется на его лице. – Где наши подарки, Какаши?! – Могу у тебя спросить то же самое. – Мы вообще-то дарили тебе… А где он, кстати? – Ох, мистер Укки. – Он скорчил страдальческую гримасу, тяжко вздохнул, приложив руку к сердцу. – Мы трагично скончались с ним в один день. А что касается твоих подарков – вот первый. – Он заносит руку над её лбом, щёлкает указательным пальцем прямо в печать Бьякуго. – Ай! – Больно. – Это не подарок, это щелбан! – Хочешь ещё четыре? Никакие подарки ей не светят – это они поняли сразу – сенсей испарялся из «Ичираку» только как счёт приносили. В другие места они не решались с ним ходить. – Бака. – Думаешь не о том. Пошли. По спине бежит холодок, Сакуре не по себе.

***

У них один фонарик на двоих, другого света под магазином специй нет. Сакура смотрит на лампу под потолком, на старые витки паутины – единственное в Конохе, что пережило нападение Пейна – и думает. Долго жуёт странное, паршивое ощущение. Наверное, так и сходят с ума. Болтаются на грани здравого смысла, от истерического веселья до мёртвой молчаливости. Сакура близка к последней, за ней – она чувствует – только сухая отрешённость. – Ты в норме? – Как ты всё понимаешь? – Сакура убирает руку с лица, подбирает ногу под себя, смотрит на него внимательно. – Люди называют это эмпатией, – хмыкает Какаши. У него в руках какая-то папка, третья за последние десять минут, и никакой эмпатией от него и не пахнет. – Профессиональный навык, кстати. Какой из тебя командир, когда ты и близко не понимаешь чувства сокомандников? – Ты что… учился эмпатии? – Пришлось. – Он пожимает плечами. – А раньше? Когда не умел? Что чувствовал? – А раньше мне было плевать. Думал, что вырасту шиноби до мозга костей, наизусть выучу весь кодекс и буду жить, не отклоняясь от устава ни на секунду. Они ведь придумали, как шиноби должен есть, спать, какие специи добавлять в еду, чтобы живот не пучило, жаль, не учат, как задницу подтирать. Сакура фыркает – её сенсей – дурак. – Так и планировал жить. Хотя жизнью это навряд ли назовёшь, работа – более подходящее слово. Ни секунды отдыха, только того, что уставом разрешается. Знаешь, когда они убеждают, что мозг лучше всего отдыхает во время отжиманий, а сон обязательно должен быть таким… солдатским, с одним открытым глазом. – А умереть хотел старым нищим девственником? – Ну, ты у нас с этой ролью больше справляешься. Тебе всё-таки семнадцать, почтенный возраст для куноичи, побираешься у собственного сенсея, а мальчики… А мальчики тебе точно не светят ближайшие пару месяцев. – Эй! – Она хлопает ладонью по грязному пыльному столу, а после видит, как сощурились его глаза, и закатывает свои. Всё ясно, он опять издевается. – Гомен, не удержался. А всё-таки отличную ученицу я воспитал, ни одного запрета не нарушила. – Какаши мечтательно поднимает взгляд к потолку. – Ты когда-нибудь доиграешься… – угрожает, скрипит. – У меня карт-бланш. – Он когда-нибудь закончится. – И тогда я буду не против. Ну, если ты решишься меня прибить. Даже поддамся. Может хоть так от своего проклятия избавлюсь, – он говорит без единой эмоции, убирает папку в ящик, переходит к другому. От злости Сакуру бросает в чьё-то жуткое логово, там Какаши стоит на коленях и смиренно принимает смерть от её руки с полуулыбкой на губах. Ему так легче. – Как ты так делаешь?.. – она не понимает. Недавно пялилась на паутину, потом даже, кажется, улыбнулась, разозлилась, а теперь ей вновь паршиво. И виной этой мерзости человек, роющийся в самых запретных конохских тайнах. – М? Ты о чём? – Ты же понимаешь, как дерьмово я себя чувствую. Точно знаешь, почему не могу жить одна, даже спать уже одна не могу, но одна я чувствую… ничего. Не то чтобы ты центр моей Вселенной, но почему именно у тебя это получается?.. – Выводить тебя на эмоции? – он переспрашивает, держит улыбку на губах, знает – позволит улыбнуться больше – она увидит, как сощурились глаза – впервые за долгое время надел маску. Но отрицать не может, центром её Вселенной быть приятно. Пускай она совсем другое сказала. – Это легко, ты ведомая, тебя быстро разозлить, быстро отвлечь, ты ведёшься, а потом снова злишься, но уже на себя, за то, что позволила обвести себя вокруг пальца, а срываешься на мне – принимать не хочешь. Так не только у меня получалось, кстати. Наруто и Сай тебя так же выводили. – Значит, дело не в тебе? А я уже переживать начала. – О чём? – Не может же мне нравиться старый извращенец? – она не у него спрашивает, но Какаши впервые теряет дар речи и отрывается от бумаг. – В смысле, его компания! Твоя компания. – А тебе она не нравится? – у него даже в челюсти что-то щёлкает. Он обиделся – Сакура понимает. И хитро щурит глаза. – О-о, нет, – Какаши её опережает. За секунду буквально. Стоило только захотеть провернуть с ним то же самое, он тут же её раскусил. Ей нужно учиться тому же. – Меня очень легко задеть, Сакура-чан, ты же знаешь, какой я ранимый. – И обидчивый. – Не то слово. Смотри, я уже обиделся. Сегодня кормить тебя не буду. – А что там у тебя? Кимчи? Он не отвечает. Кажется, вычитал что-то интересное. Сосредоточенные тёмные глаза бегают по строчкам. – Какаши? – ноль реакции. – Нашёл что-то? – Она поднимается со стула, подходит ближе, он сразу захлопывает папку и убирает её в ящик. Сакура недоумённо хлопает ресницами. – Нет. Тебе бы вообще подумать над своим состоянием. Не очень это хорошо. Так и зависимой стать можно. – Мы же уже это обсуждали… – опять он про её зависимость. Она толком и не успела встать на эту дорожку – сразу же столкнули. – Я не про алкоголь. Я про тебя. Я понимаю примерно, что с тобой происходит. Так личности и ломаются. Сакура Харуно – эмоциональная, живая, никогда не чувствующая, будто интерес к жизни исчез. – А я будто уже не Сакура Харуно. У неё, уже неестественного призрака, тонкая кожа. Через неё Какаши видит тонкую паутинку синих вен под глазами. Больше на неё никто не смотрит. Там же бледнеют, уже исчезая, крошечные летние веснушки. У Сакуры Харуно короткие распущенные волосы, Сакура Харуно порой любила вплетать туда ленту. У неё же только короткий хвост, не собственная привычка даже. Сакура Харуно тщательно берегла пальцы во время миссий – маникюр портить не хотела. Она сломала несколько ногтей за два дня войны, они не успели отрасти, у остальных сгрызла кутикулу, напустила кровавых шершавых заусенцев. Сакура Харуно не допустила бы такого даже просто потому, что часто использовала медицинские дзюцу – руки сами заживали. А она и боль не смогла от менструации убрать. Сакура Харуно была куноичи, ирьёнином. Она... Она вообще не понимает, кто она такая. – Но проблема даже не в этом, – продолжает Какаши. – Проблема в вине. Ты винишь себя за то, что Сакура хотела бы постоянно спасать мир, летела вперёд, ни на что не оглядываясь, а ты хочешь узнать, какой подарок получила Каори от Изуми. – Это три серии назад показывали. – Разве? – Да, ты уснул. Громко храпел, мешал мне, придётся пересматривать, я почти ничего не смогла расслышать. – Неправда. – Какаши улыбается, захлопывает ящик. Сакура почему-то краснеет. Прячет лицо, отворачивая голову, – свет фонарика светит прямо на неё – точно увидит. – Но ты прав, – неловко шепчет она себе в плечо. – Я даже за этот разговор уже чувствую себя виноватой. – Не стоит. – Он хотел бы потрепать её по волосам, ладони, жаль, грязные. – Мы делаем всё возможное. Для мира будет хуже, начни мы торопиться. – Ты, может, и делаешь. А я себя ужасно бесполезной чувствую. Говорила же, что без дела с ума схожу. – Завтра выходим. Сакура поворачивается, смотрит, широко распахнув глаза. – Ты нашёл адрес?! – Нет. – И как мы… – Зайдём по пути в Ивагакуре. – Ивагакуре не по пути, – хмурится Сакура. – Она вообще в другой стороне. – Ну, идти туда всё равно придётся. – Подожди, ты же ещё не всё просмотрел. Только четыре ящика. – Ага, последние двадцать лет проверил. Остальное смотреть бессмысленно – Акацуки тогда ещё не существовали. Как и думал, Данзо поделился информацией от Ханзо со старейшинами, Цунаде тоже знала. Не упоминается, однако, что основатели – ученики Джирайи. Цучикаге чаще всех пользовался их услугами. Мог знать, куда отправлялись заказы. Сакура соглашается с облегчением – минимум две недели вне замкнутых стен. По пути домой Какаши берёт в лавке корицу. Сакура спрашивает с улыбкой, зачем она ему, – готовить тот не собирается, обиделся же. Обиделся, подтверждает Какаши, кормить не будет. Сварит какао.