Быть, а не казаться.

Меньше всего сейчас хотелось взаимодействовать с реальным миром, который не готовил ничего, кроме разочарования. Малфой не спал, по ощущениям, уже несколько часов, но продолжал лежать, не торопясь отрывать глаза. Он всё думал о том, что ему привиделось ночью. Первым делом пришлось отбросить любые вероятности, что его ночной гостьей была Нарцисса. Он лично хоронил свою маму, пусть и помнит всё смутно, словно, в тумане, будучи под завязку накаченным зельями и алкоголем, но он железно уверен в одном - она мертва. Её хрупкое тело, облачённое в усыпальное платье, кожа, бледнее, чем была при жизни, тонкие, почти прозрачные ладони, с зажатой в них волшебной палочкой и россыпь золотистых волос, свободно лежащих возле осунувшегося лица, Драко помнит до сих пор так явно, будто только вчера стоял возле её гроба, смотря на неё, сквозь пелену слёз. Он не смог простоять всю церемонию погребения до конца: момент, когда тело должно было упокоиться в фамильном склепе, стал невыносимым, и Малфой выбежал из него, остервенело хватая воздух ртом, избавляясь от ощущения сдавленных лёгких. Нотт, присутствующий среди немногочисленных гостей, стоически вытерпел до конца, проводив всех и выйдя последним, запер двери в усыпальницу их родового древа. Драко наблюдал за действиями друга, будто, со стороны, слабо отдавая себе отчёт в происходящем. Противный лязг калитки стал своеобразной точкой в самом факте смерти матери, являя окончательное и неопровержимое подтверждение свершившегося факта. Вот и всё. Теперь Драко остался один. Сам по себе. В тот момент он, как никогда, чувствовал свою уязвимость, оказавшись без своего главного союзника и поддержки – без Нарциссы. Малфой чувствовал себя слепым котёнком, который только и умел, что ползти на запах молока и тыкаться в брюхо матери, в надежде прокормиться. Теперь же рассчитывать было не на кого. Пора было котёнку открыть глаза и отрастить зубы. Как позже оказалось, его беззаботная, до того момента, жизнь, круто изменилась: вернувшаяся, с очередного задания, тётушка внесла, уже привычную, дозу сумбура в Мэнор, который осиротел, лишившись хозяйки. Он словно посерел, сделался сырым и неприветливым, не смотря на исправно работающие камины и свежие цветы в вазонах. Дом, будто, утерял часть души, которая делала его уютным и безопасным, вопреки творящемуся внутри беззаконию. В один из зимних дней Беллатриса, громко стуча каблуками, ураганом влетела в холл Мэнора, Драко услышал её задорный голос, зовущий сестру. Она не знала. Ей никто не сообщил. Самым опасным в его чокнутой родственнице являлось то, что невозможно было предугадать её реакцию, не поддающуюся никакой логике. Так и сейчас, просчитать, как поведёт себя Лестрейндж, узнав новости о Нарциссе не представлялось возможным: Белла, с одинаковой вероятностью, могла как рассмеяться в лицо, так и запустить непростительное. Мысленно собравшись с силами, Малфой вышел из библиотеки, в которой проводил почти всё своё свободное время, и направился в сторону голосов. Появившись в холле, он застал тот момент, когда домовик сообщил о произошедшем несчастье в их доме. Бедный эльф трясся, как одинокий лист на ветру, боясь поднять голову и взглянуть на гостью, наученный горьким опытом общения с ней. Услышав весть о смерти сестры, Беллатриса метнула острый, как сюрикен, взгляд на племянника, словно, вонзаясь в самые недра его зрачков. Драко, лишь, едва кивнул, подтверждая информацию, озвученную ранее. - Сгинь. – процедила Лестрейндж домовику, и тот исчез раньше, чем прозвучала последняя буква слова, оставившая после себя тонкое дребезжание в воздухе. Лицо тётушки, не отличавшееся буйством красок, и вовсе, обесцветилось. Только почти чёрные глаза буравили настойчиво, будто, ища подвох. – Как? – это всё, что она спросила. Драко смотрел на неё, не моргая, пытаясь уловить любое изменение в её мимике. - Круциатус. Каков вопрос – таков и ответ. - Исключено. – с неожиданным напором произнесла она, резко качая головой из стороны в сторону. – Цисси не могла... – голос Беллы сорвался, оставив фразу неоконченной. Волшебница вцепилась в свои роскошные кудри, растягивая волосы в стороны и стала раскачиваться из стороны в сторону, как неудачная версия Роли-Поли. Затем, она завертелась волчком, будто, в поисках утраченной сестры, надеясь, что та вот-вот попадётся ей на глаза. Моргана, если бы Беллатриса не была больной сукой, её можно было бы пожалеть. Неожиданный возглас, сорвавшийся с её губ, заставил парня вздрогнуть: - За что? – кажется, всё, на что хватало сейчас сознания Лестрейндж – это генерировать короткие, в одно-два слова, фразы. - Тёмный Лорд много раз проявлял снисходительность к нашей семье. Но доброта не может быть вечной. – Драко сам не понимал, как ему удалось выговорить это. Проще, казалось, прожевать полный рот стекла, а затем проглотить это крошево, чем делать вид, будто смерть Нарциссы – закономерное и заслуженное наказание. Чтобы не сказать лишнего, Драко плотнее сжал зубы, так, что, казалось, они хрустнули под натиском челюсти. - Но Цисси ни в чём не виновата... – со всей силы затрясла головой ведьма, её кудри взметнулись, словно кодло потревоженных змей. - Это всё вы! – взревела Беллатриса, тыча своим наманикюренным пальцем в грудь племяннику так активно, что Малфою пришлось отступить назад, чтобы прекратить нежелательный контакт. Ногти едва ли могли сойти за холодное оружие, но нелья недооценивать Беллу. Особенно, в таком состоянии. Тем временем, Лестрейндж продолжала плеваться ядом: - Ты и твой мерзкий папаша превратили жизнь Нарциссы в сплошную каторгу! Слабые. Никчёмные. Не достойные даже мизинца на её руке. – слюна вылетала изо рта разбушевавшейся Пожирательницы, распадаясь в воздухе ядовитыми частицами, грудь часто вздымалась от бурного дыхания, глаза женщины нездорово блестели. Она выглядела так, будто, вот-вот готова была растерзать последнего представителя фамилии Малфой голыми руками. Драко смотрел на неё и не чувствовал страха. Напротив: он был бы рад, если бы гнев тётушки окончательно вышел из под контроля. Она была права. В каждом своём слове. Он заслужил. Он виноват. Это ему суждено было лежать под толстым слоем камня в их усыпальнице, а Нарциссе - жить дальше, ухаживая за нежно любимыми розами и встречать многочисленные рассветы. Возможно, где-то в параллельной вселенной, так и есть: его мама пьёт кофе по утрам на веранде, любуясь садом, а он сам наблюдает за её ежедневным ритуалом с умилением. На лестнице раздаётся шумный звук от топота босых маленьких ножек и на кухню вбегает маленький светловолосый мальчик (Драко представил его точной копией себя в детстве), одетый в смешную пижаму со снитчами и мётлами, намереваясь выбежать наружу к любимой бабушке. Но Малфой ловит ребёнка на ходу, и, смеясь, раскручивает, зажав его под мышкой. Мальчишка хохочет, расправив руки в стороны, словно самолёт. Затем, Драко перехватывает его и прижимает к себе, негромко шепнув на ухо: - Скорпиус, мы же договаривались, что по утрам не будем тревожить Нарциссу. Ей нужно настроиться на день. – легко чмокнув сына в макушку, и ощутив, как маленькие ручки обхватывают его шею, он уносит непоседу наверх, одеваться к завтраку. А, возможно, Драко сидит в кабинете и читает письма, которые мама отправляет ему каждую неделю из нового места, что она посетила. Непременно, с приложенной колдографией: вот, Нарцисса улыбается и машет ему, стоя на балконе «Café De L'Homme» на фоне Эйфелевой башни. Прячется от солнца под соломенной шляпкой, стоя на верхнем ярусе Колизея. Кормит карпов в Якагама-парке, кроша им хлебные крошки в воду, от чего на поверхности поднимаются бурлящие пузыри. Драко думал о множестве других историй, где была она, счастливая. Живая. В мире, где не правит Волдеморт, где побеждены предрассудки, и не важно, насколько чиста твоя кровь. Какой в этом смысл, если, в конце концов, проливаясь, она выглядит одинаково красной, независимо от фамильной принадлежности. Щемящей болью в сердце отозвалась свежая рана. Мама. Она была достойна другого. Точно не этого. Она хотела лучшего мира. Пожертвовала собой ради призрачной надежды, что есть шанс всё изменить. Мерлин, мама, надеюсь, ты во мне не ошиблась. Малфой вынырнул из размышлений. Тем временем, конфликт набирал обороты: Белла продолжала сыпать проклятиями в адрес Драко, распаляясь всё сильнее. Парень, лишь, молчал в ответ, заслуженно принимая каждый упрёк в свой адрес. Не видя никакой реакции со стороны племянника, Лестрейндж резко прекратила извергать ругательства, и, вперилась в него взглядом, пытаясь проникнуть в его воспоминания. Ну уж нет. Если до обладания магическим потенциалом матери Драко весьма не дурно владел окклюменцией и легилименцией, но всё же, не настолько хорошо, чтобы противиться опытному волшебнику, то сейчас, врождённая сила его матери перешла к нему, преумножив его способности. От чего не стоило труда закрыть своё сознание от нежелательного присутствия. - Недурно. – хмыкнула тётка, неожиданно меняя тему. – Может, в тебе больше от семьи Блэк, чем я предполагала, Драко. – мгновенно сменив гнев на любопытство, Белла разглядывала его, словно впервые увидела. Ты даже не представляешь, насколько права. Горькая усмешка искривила губы Малфоя. - Я вижу твой потенциал, мальчик мой. Ты послужишь великой цели. Вернёшь своей фамилии былую славу. – маниакальная улыбка расползлась по лицу Беллатрисы. По спине Драко пробежал озноб. Тем временем, ведьма продолжила: - Ты искупишь свою вину и я тебе в этом помогу. – с этими словами она развернулась и нетвёрдой походкой направилась к уличным дверям. Драко проводил её взглядом. Как только она вышла на улицу, он тут же бросился к окну, в желании проверить свою теорию. И его предположение подтвердилось: Беллатриса направлялась в сторону фамильного склепа проститься с сестрой. Поздней ночью, когда Малфой клевал носом, сидя в библиотеке над очередной книгой, он услышал, как хлопнула входная дверь. А, затем, раздались шаги, сопровождаемые всхлипами, которые, впрочем, быстро затихли, как только Белла поднялась наверх. Даже больные суки имеют сердце. Остаток каникул прошёл, наполненный бесконечными тренировками, уроками от Лестрейндж, а мысли самыми искренними пожеланиями ей скорейшей кончины. В светлое время дня тётушка гоняла его на улице, заставляя бегать по заснеженным и скользким дорожкам, не смотря на всю абсурдность этой идеи. Драко падал чаще, чем успевал делать короткие рваные вдохи, и, если Белле казалось, что он долго не поднимается, то она торопила Малфоя лёгким Круцио, от которого, к концу занятий, у него кровоточил нос и тряслись руки. Затем, они упражнялись дома: многочасовые дуэли отнимали силы и желание жить. Беллатриса порхала бабочкой, участвуя в роли его оппонента, и, при всей ненависти к своей дражайшей родствиннице, Драко не мог не признать уровень её мастерства. Она молниеносно действовала палочкой, кажется, будто, играючи взмахивала ей с такой ювелирной точностью, что ни одно выпущенное заклинание не пролетало мимо цели. Целью, по понятным причинам, был Драко. К концу дня его тело тряслось, болели рёбра от частых падений и ломило всё тело от попадания нескончаемых заклинаний. Вечером Малфою хватало сил лишь на то, чтобы заглотить ужин, принять душ и отключиться при первом касании головой подушки. Он чувствовал себя грушей для битья. Болванчиком, на котором вымещали злобу и обиду. Однако, Драко лишь крепче стискивал зубы, после очередного провала в тренировках. Такой режим дня высасывал все соки из молодого организма, но, в этом был и плюс – не было сил предаваться самобичеванию, некогда было погружаться в пучину бесконечных мыслей о собственной никчёмности. Беллатриса не давала ему выходных, натаскивая его, словно псину. Все дни слились в единое полотно, которые отделялись между собой провалами сна. Иногда появлялся Снейп, который не участвовал в тренировочном процессе, однако (Драко был готов поставить на это все фамильные ценности семьи), подсказывал Белле особо изощрённые заклинания для отработки на своём племяннике. Пару-тройку раз захаживали разного рода Пожиратели – докладывали новости тётушке, а егеря приводили пленников, которых, почти сразу же, отправляли в подземелья. Драко старался, хоть мельком, увидеть пойманных, вместе с тем, боясь узнать знакомое лицо. И каждый раз ненавидел себя, видя, как шестёрки Волдеморта, плотоядно улыбаясь, спускаются к заключённым, чтобы пытать и насиловать, но, при этом, ничего не мог сделать, кроме как пройти мимо с полным безразличия лицом. Единственное, чем Малфой мог помочь – в моменты затишья посылать эльфов, чтобы те помогли пострадавшим: слегка подлатав их зельями или накормив едой, но вскоре понял, что попытками продлить жизнь пленников, только увеличивает количество издевательств над ними. От своей опрометчивости он впал в отчаяние. Его родной дом, уже осквернённый присутствием Волдеморта, всё больше превращался в перевалочный пункт: Пожиратели стали чаще оставаться тут ночевать, вечерами устраивая карточные игрища, сопровождаемые попойками, шумным гоготом, и, даже драками. Оставляли после себя грязь и зловоние, казалось, уже пропитавшие комнаты Мэнора, которые заботливо и изысканно были украшены Нарциссой. Прихвостни Волдеморта, сдерживаемые раньше категоричными правилами леди Малфой, которая не позволяла входить нежеланным гостям в дом дальше холла и приёмной залы, не допускала пыток и насилия над пленниками, теперь, после смерти хозяйки дома, почувствовали вседозволенность, не считая Драко полноправным владельцем поместья. С молчаливого согласия Беллатрисы, приспешники Лорда, чувствовали себя в Малфой-мэноре почти, как в собственном доме. Но если такое фривольное поведение в особняке Малфой, скрепя сердцем, ещё мог терпеть, то вакханалию, которую устраивали в подземелье – нет. После очередной выигранной или проигранной карточной партии, неудачного или, наоборот, успешного дня, в плохом или хорошем настроении – Пожиратели спускались к заключённым, чтобы продемонстрировать свою силу. Женщин и девушек насиловали, иногда, по несколько человек разом, пока остальные монстры мерзко улюлюкая, выкрикивали слова одобрения. Мужчин и юношей избивали, отрабатывая на них мастерство ударов. И каждому из пойманных доставались отборные порции «Круциатуса», чтобы смотреть, как скрученные адской болью, люди кричат и извиваются, не в силах произнести ни слова. К огромному облегчению, Драко не допускался на подобные мероприятия. Тётушка Белла была категорически против и никто не смел ослушаться её слова. Но те обрывки разговоров, что Малфой слышал среди обсуждений в коридорах и гостиных Мэнора – с лихвой восполняло его отсутствие в подземельях. От сальных и мерзких подробностей об очередном надругательстве, у него скручивало живот и тошнота подступала горечью к горлу. В такие моменты Драко ускорял шаг, едва сдерживаясь, чтобы не заткнуть руками уши – лишь бы не слышать мерзких подробностей о происходящем в его доме. Малфой всё сильнее погружался в трясину саморазрушения, ругая себя за каждый, впустую потраченный день, когда из подземелий вновь и вновь слышались крики, продирающие до самой души. Не смотря на усталость от ежедневных тренировок, его ночи всё чаще становились бессонными, и, задремав только под утро, он подскакивал, когда в его комнате появлялся домовик, чтобы пригласить хозяина к завтраку. Драко всё хуже проявлял себя на тренировках, став рассеянным, что доводило до исступления Беллатрису. И теперь их дуэли напоминали, скорее, истязания заклинаниями наследника семьи, нежели на обоюдное противостояние. Так продолжалось, пока однажды, после занятия на улице, Снейп, к неудовольствию Беллатрисы, передал ему туго набитый мешочек, в который гоблины складывают монеты банка "Гринготс". На недоумённый взгляд Драко, у которого, к слову, уже был ни один свёрток с галлеонами, крёстный пояснил: - На карманные расходы. Малфой протянул руку и ощутил под пальцами что-то, меньше всего похожее на деньги. Отпросившись сбегать наверх и положить золото в чемодан, Драко, оказавшись в своей комнате, трясущимися руками, развязал тесьму, и, чуть не ахнул от неожиданности: внутри, вместо монет, лежали колбы с зельями. Вытащив одну на свет, Малфой безошибочно угадал в ней концентрат напитка «Живой Смерти». Холодный пот пробил Малфоя, он сразу же понял, кому предназначался весь запас варева. Затянув верёвку, он торопливо бросил мешочек в чемодан, под кипу мантий и выбежал на улицу, но крёстный уже покинул Мэнор. Остаток дня Драко только и думал о том, сможет ли решиться использовать передачку от Снейпа по назначению. Глупая, но такая притягательная мысль билась мотыльком в голове Малфоя: заманчивой идеей казалось разлить запас отвара по рюмкам и бокалам Пожирателей, заставив, тем самым, их глаза закрыться навечно. Но массовая смерть не вызвала бы ничего, кроме подозрений, и, рано или поздно, виновных бы нашли и наказали, а Волдеморт просто набрал себе новых людей в отряд. Бессмысленная жертва. Однако, Драко продолжал искать всевозможные варианты применения зелью, старательно обходя вниманием один-единственный, который подразумевался Снейпом: Малфой просто не мог заставить себя предложить пленникам выбрать смерть, дав, тем самым, понять, что у них нет никакой надежды выбраться из заточения Мэнора. По сути, он должен был убить. Поспособствовать. Взять на себя роль избавителя. Видимо, другого ему не дано: не каждый может стать героем. Кто-то должен делать грязную работу. Такая задумчивая рассеянность давала о себе знать во время дуэлей с Беллатрисой, от чего Драко, чаще, чем обычно, пропускал мимо заклинания, не успевая отбиваться от них и не разу не смог атаковать в ответ. Под конец одного из занятий тётушка взбеленилась: - Меня огорчает твоё безответственное отношение к тренировкам. Во время занятий ни одна посторонняя мысль не должна появляться в твоей голове, Драко. – Лестрейндж перекинула тяжёлую копну волос за спину, презрительно сощурив глаза. Затем, подошла почти вплотную к племяннику и продолжила, понизив голос: – Ты прирождённый окклюмент, так не забывай об этом. Отвлечься во время боя равно тому, что выйти на сражение без палочки. Концентрация. Всегда. Везде. – неприятно улыбнувшись, она развернулась и зашагала к своей исходной позиции, однако, не успев сделать и десятка шагов, резко обернулась и выпалила заклинание в Драко. Он едва успел отпрыгнуть в сторону, не ожидая такого пассажа от тётушки. Затем, в негодовании уставился на неё, открыв, было, рот, чтобы возмущённо высказаться, но Беллатриса заговорила первой: - В реальности никто не будет соблюдать правила. Ты либо атакуешь первым и проворно уворачиваешься, либо видишь зелёный луч перед смертью. – занеся палочку вверх, Лестрейндж встала в боевую позицию. Драко отзеркалил её позу. Дуэль продолжилась. Вечером, стоя под упругими струями воды в душевой, Малфой снова и снова думал про мешочек, полученный от Снейпа, словно, поймал фиксацию и не мог сосредоточиться ни на чём другом, кроме как по кругу гонять одну и ту же мысль. Вместо того, чтобы привычно отключиться на ночной сон после ужина, Драко выскользнул за дверь своей спальни и пошёл в сторону лестницы, ведущей в холл на первом этаже. Чем ближе он подходил к ней, тем громче становились голоса людей, наполняющих Мэнор к этому времени. Малфой ощутил прилив злости, видя, во что превращается его величественное жилище. Дом всё больше походил на помесь низкосортного игрового дома с дешёвым притоном. Хотелось фурией слететь вниз и разогнать весь тот сброд, который позволяет себе марать ногами полы древнего особняка. Но не сейчас. Ещё не время. Голоса, тем временем, распределились по комнатам: как обычно, кто-то отправился проигрывать в карты, а кто-то вниз, в подземелья. Со стороны темниц вскоре раздались, ставшие уже привычными, крики. Если в первое время нечеловеческие вопли отчаяния заставляли стынуть кровь в жилах, то сейчас не возникало такой бурной реакции. Человек ко всему привыкает. Даже к такому. Особенно к такому. Так проще, чтобы не сойти с ума. Преисполненный мрачной решимости, Драко решился действовать: когда в Мэноре не оставалось лишних людей, он отправлял домовиков с посылкой от Снейпа к заключённым, чтобы те, кто не хотел терпеть зверские издевательства, могли выпить зелье и мирно умереть, заснув. К ошеломляющей неожиданности Драко, желающих оказалось больше, чем он мог предполагать. Люди готовы были принять смерть – лишь бы не терпеть пыток. Малфой чувствовал неподъёмный груз ответственности за свершаемые деяния. Вовсе не ему принадлежало право распоряжаться смертью, но он украл его из костлявых лап старухи, присвоив себе. Количество умерших в подземельях не настораживало Пожирателей: они не относились к заключённым хоть с какой-либо внимательностью и не считали тех, чьи сердца переставали биться. Тринадцать. Именно стольким людям Драко дал возможность навечно избавиться от страданий в этой жизни. Ночами, изнурённый тренировками и дуэлями, Малфой лежал без сна, с самыми крепкими заглушающими чарами, наложенными на его комнату и ему казалось, будто он отчётливо слышит стоны, доносящиеся из подземелий. Как фантомно болит рука, которой ты лишился, но глупый мозг упорно помнит отрубленную конечность и посылает импульсы к несуществующей больше части тела – так и Драко, вновь и вновь, прокручивал в голове голоса тех, кто больше никогда не сможет издать ни единого звука. За день до возвращения в Хогвартс, после ужина, его вызвала вниз тётушка Белла. Снедаемый любопытством и страхом Драко поспешил к ней. Она ждала его в маленькой гостиной, которую чаще всего занимала Нарцисса, когда разбирала почту, вышивала или читала, сидя у высоких французских окон. Эта комната была выполнена в небесно-голубых оттенках – любимых цветах матери Драко. Мягкая мебель на тонких и изящных ножках добавляла лёгкости в интерьер, пустые вазы, некогда, полные белых и голубых гортензий, сиротливо стояли на невысоких тумбах - по указанию Драко в этой комнате никогда не обновляли цветы. Посреди этой воздушности и нежности Беллатриса выделялась тёмным резким пятном, не вписываясь в окружающую её картину. Она, словно ломала округлости комнаты своими резкими, угловатыми линиями, создавая диссонанс. Возможно, ведьма и сама это понимала, так как стояла у окна, не выбрав себе подходящее кресло, чтобы расположиться в нём с удобством. Когда Малфой вошёл в гостиную, родственница никак не отреагировала на его появление, продолжая всматриваться в черноту зимнего вечера за стеклом. В свою очередь, он не стал тревожить это мнимое спокойствие, замерев со сложенными руками за спиной недалеко от двери. Прошло некоторое время, прежде чем Лестрейндж повернулась лицом к Драко, демонстрируя непривычную для неё эмоцию – темные глаза с тяжёлыми веками были печальны. - Через день тебе пора будет вернуться в школу. – неторопясь заговорила она, растягивая гласные. – По понятным причинам мы не сможем тренироваться на постоянной основе, но директор Снейп был так любезен, что дал разрешение покидать тебе Хогвартс каждые выходные и некоторые вечера в течение недели, для продолжения нашего обучения. Блять. Про Хогсмид и отдых можно забыть. Прелестно. Драко с трудом удержался, чтобы не закатить глаза. - Пока ты будешь в школе, Мэнор почтит своим присутствием наш Лорд. Он оказывает невиданную честь нашей семье, соглашаясь жить здесь. Драко показалось, что его ударили по голове чем-то тяжёлым. Нет. Только не это. Не успев вовремя справиться с эмоциями на лице, Малфой отреагировал на новость гримасой отвращения. Заметив это, Беллатриса, тут же сбросила с себя меланхолию и гневно заговорила: - Глупый мальчишка! Ты не понимаешь, какая это привелегия: принимать у себя в доме своего Хозяина. Не было более могущественного волшебника в стенах этого особняка, чем наш Повелитель. – пожирательница, едва, не захлёбывалась от преизбытка чувств. Драко в ужасе смотрел на восторженное лицо своей родственницы, с трудом сдерживая желание блевануть. Однако, не сдержался в ответ: - Дракон меня дери, какая мерзость. Надеюсь, к весенним каникулам вы не успеете заделать маленького лордика. – выпалив это, Драко пулей вылетел из гостиной, сам не помня, как оказался в своей спальне. Только захлопнув дверь и наложив привычную цепочку заклинаний, он позволил себе расслабится, сползая по стене на пол и чувствуя, как слёзы душат его, не давая сделать вдох. В этот момент особенно остро хотелось ощутить в своих волосах лёгкое касание маминых рук, успокаивающее и нежное. Услышать её совет или просто услышать её. Чтобы она сказала, что выход есть всегда, главное – обращаться к свету. Но где искать свет, если всё вокруг заволокла тьма? Тело Драко сотрясалось от истерических всхлипов, вжимаясь в стену позади, будто создавая имитацию объятий, тыла и безопасности. Он не помнил, как уснул. Пробудившись от неудобной позы, завалившись набок, он вспомнил короткий образ во сне. Не медля ни секунды, он позвал эльфа: - Тинки! Мгновением спустя появился испуганная домовиха, низко поклонившаяся ему. Не теряя ни секунды, Малфой поднялся, ощутив неприятное покалывание в затёкших ногах и в полутьме комнаты кинулся к своему письменному столу, хаотично выдвигая один ящик за другим. Наконец, он нашёл необходимое: резко открыв зачарованный под книгу альбом с фотографиями, он выбрал ту, что лежала поверх других, не убранная в специальный держатель: на ней был запечатлён портрет Нарциссы на обычный маггловский фотоаппарат. Дрожащей рукой Малфой протянул фото Тинки: - Возьми и завтра отправляйся к Гудманну. Закажи от моего имени холст с Нарциссой, скажи, чтобы сделал всё, как обычно – он знает. Деньги получит, как и всегда: половину сразу, половину после работы. – с этими словами Малфой протянул эльфу мешочек с золотом и продолжил: - Готовую картину принеси сюда, никому про неё не говори и сделай так, чтобы её не увидели. А лучше, наложи ещё защитных заклинаний на комнату, чтобы никто не смог войти, пока меня нет. Можешь идти. - Да, хозяин. – эльфийка поклонилась и исчезла из комнаты с лёгким хлопком. Морально и физически опустошённый, не раздеваясь, Драко упал на кровать и провалился в тревожный сон. Из собственных размышлений о прошлом Малфоя выдернули ощущения присутствия кого-то возле своей кровати.