Рубиновый браслет

      Весна выдалась на редкость прохладной и дождливой. Каждый день ливни и ветер швыряют холодную влагу в лицо, словно проклятия разгневанной женщины. Зонтики едва спасают от капель, но люди из последних сил пытаются удержать их в руках и всё ниже опускают к головам, сопротивляясь ветру. Только вороны ощущают себя повелителями в полупустом городе, цинично шагают по асфальту и лужам и с влажных веток кричат хриплыми голосами свои грубые песни.       За последние полмесяца эти птицы стали единственными постоянными гуляками на улицах, потому что людей одолела весенняя хандра, и они предпочли сидеть дома, кутаться в шерстяной плед, читать книгу и изредка поглядывать в окно, где можно увидеть стаю ворон, сидящую на проводах или деревьях и дёргающую нервно телами, стряхивая крупные капли дождя. Но жители разом бросают свои дела в долгий ящик, когда редкий луч солнца освещает город, даря надежду на скорое потепление.       Однако не все в него поверили. Чанёль, как и дворовые коты, с недоверием посмотрел на блеклый жёлтый круг за тучами, который в состоянии светить, но не греть. В городе, где родился Чанёль, весна всегда приходит вовремя и с подростковым озорством окунает всех в веселье. Деревья быстро одеваются в зелёные наряды, коты устраивают драки за сердце дамы, а все одинокие люди стремятся найти вторую половинку.       Раньше жизнь бурлила в диком темпе, Чанёль любил фотографировать лучшие моменты жизни города, погружаться в его головокружительную атмосферу, а потом «бах», и колесо судьбы остановилось на отметке «скорбь». Именно её Чанёль чувствует каждый день, хотя причины тому нет. Но сердцу не прикажешь. Оно тяжёлым камнем повисло внутри, и едва ли неуклюжий хруст мышцы в груди можно назвать сердцебиением. Всё чаще Чанёль погружается в воспоминания своего солнечного городка, словно он забыл в нём что-то ценное. Это что-то и заставляет сердце каменеть, но этот камень умеет плакать.       Чанёль поёжился, плотнее прижимая воротник коричневой куртки к шее, и прищурился от холодных капель дождя, стекающих по лицу, ресницам и настырно затекающим в рот. Ботинки проваливались в зыбучую грязь, Чанёль едва не поскользнулся, но успел удержать равновесие, махая руками, словно птица. На обувь налипли крупные куски грязи, с тяжестью тормозящие ходьбу, и сотни проклятий посыпались на весь город.       Чанёль не помнит, почему отец решил резко переехать в эту глушь. Он даже не стал заморачиваться над выбором дома, местности и возможности в ней работать. Чанёль не хотел ехать, ведь в родном городе остались пусть пара, но друзей, дом, в котором жили ещё прабабушка с прадедушкой, миллион воспоминаний и возможность найти высокооплачиваемую работу. Но отец остался непреклонен, уверяя, что больной матери переезд пойдёт на пользу. А что в итоге получилось? Работает только отец, потому что Чанёль вынужден присматривать за матерью.       Да и «присмотром» сложно назвать постоянную отсидку дома. Стоит Чанёлю уйти, как мать поднимает истерику, ищет его и зовëт по имени на весь город. При этом она делает такое безумное лицо, словно потерялся маленький мальчик в лесу, полного стай голодных волков. Успокоить её может только супруг, который мигом уверяет, что позвонил сыну, и тот пообещал вскоре вернуться домой. В такие моменты Чанёль бесцельно бродит по улице. Пусть дождь, слякоть и холодный ветер, но он наконец-то вырвался из домашней клетки, где даже лишний раз не зайти на просторы интернета, потому что мать считает это злом. Она не всегда себя так вела, но Чанёль не помнит, в какую минуту из жизнерадостной женщины она превратилась в сумасшедшую старуху с маниакальной мыслью, что её сына похитят. Всё как-то навалилось одним днём, и Чанёль толком не успел осознать многое: болезнь матери, переезд и полное одиночество. Кажется, к такому ему долго привыкать.       Он опустил взгляд на руку. Дождевая капля скатилась по длинным ресницам и покатилась к запястью, украшенному чёрной фенечкой из бисера, которая прикрывает красный шрам. Он не меньше напоминает браслет, глубоко засев на коже левой руки, но Чанёль не помнит, откуда он у него. Родители в один голос твердят, что с рождения, уверяют, что маленький Ёль когда-то запутался в проволоке на чердаке. Сам же Чанёль этого не помнит. Когда он его заметил, то заорал от шока, но оказалось, что память сыграла с ним злую шутку. Можно пролистать старые фотографии, найти снимки, на которых видна рука, но отец забыл коробку с альбомами в старом доме, а связи с друзьями, которые могут её привезти, давно потеряны. Остаëтся только верить на слово.       Разные слухи постоянно ходят среди людей и не всегда возможно отличить ложь от правды. Всё зависит от фантазии и желания человека. Чанёль желает найти край земли, где воздух дарит свободу, и от её лёгкости человек чувствует себя настолько счастливым, что способен взлететь. Чанёль ищет этот край, но в самом себе, ведь душа человека настолько же не изучена, как и Земля, а, значит, чудеса в ней тоже могут случиться. Но пока идут поиски дива внутри, Чанёль отвлекается чтением книг. Библиотеку отца он прочитал ещё будучи подростком, поэтому для погружения в выдуманный мир писателя приходится заглядывать в библиотеку города, которая, к счастью, находится недалеко от дома.       Чанёль глубоко вдохнул, несколько капель затекли в рот, и он их выплюнул, ощущая на кончике языка холодную и безвкусную дождевую воду. Штаны намокли почти до колен, но желание обзавестись книгой побороло даже страх заболеть и видеть, как мать будет суетиться над единственным сыном, причитать, как над мёртвым, сзывать совет врачей, обзванивать всех знакомых, и сама сляжет рядом, разделяя страдание.       — А я говорю, что надо брать что-то историческое! — громкий мужской голос немного напугал Чанёля командным тоном.       В пасмурный день нашлись ещё двое парней, которые смело шагают по лужам, прикрываются от дождя одним зонтиком, и только он заставляет их не разбежаться в разные стороны от того, что общие интересы в книжном жанре отсутствуют.       — Детектив! — упёрся второй парень и пригрозил первому кулаком. — В конце концов, мы будем тратить мои деньги!       — Зачем тогда меня с собой брал, если моё мнение никак не влияет на покупку?       — Я же не подарок тебе делаю, чтобы спрашивать, что тебе нравится! Вдруг найдём в магазине то, что устроит двоих?       Услышав, что они идут в магазин, Чанёль ускорил шаг и попытался проигнорировать затекающие за шиворот капли, из-за которых куртка и рубашка намокли до середины спины.       — Простите! — Чанёль потянул руку к одному из парней, и едва дотронулся, как оба парня отскочили в разные стороны, со страхом посмотрели на него и даже приготовились драться.       Один стал в боевую стойку, а другой, по-видимому, собирался пустить в ход зонтик.       — Ты кто такой? — прорычал парень без зонта, но дождь крупными каплями ударил ему в лицо, отчего он прищурил глаза и принялся плеваться.       Чанёль поднял руки и постарался объясниться:       — Я услышал, что вы говорили о покупке книг, поэтому решил узнать, где находится книжный магазин.       Второй парень подошёл ближе, но, чтобы посмотреть на Чанёля, ему пришлось задрать голову вверх и убрать зонтик, отчего его лицо сразу намокло, и он поспешил вновь спрятаться.       — Не местный что ли?       Чанёлю удалось их убедить, что зла он не желает. Их опасения понятны, ведь в мерзкую погоду людей на улице очень мало. В основном они выбегают только по крайней необходимости: сходить в магазин, в аптеку или на работу. Многие остаются ночевать на рабочем месте, если дождь долго не прекращается. И именно из-за него в городе почти не осталось собачников, ведь животное необходимо регулярно выгуливать, а дожди идут очень часто.       Парня под зонтом зовут Чондэ. У него оказался довольно простой характер, он сразу поверил в слова Чанёля и предложил прогуляться с ними до магазина. Его друг Минсок упрекнул в лишней наивности и напомнил несколько громких фамилий маньяков, которые убивали исключительно в дождь.       — Дождём все следы преступления смывает, — завершил он свою поучительную речь и полез под зонтик.       Чондэ, которому на вид лет двадцать пять, пригласил Чанёля присоединиться, но тот отказался, ссылаясь на то, что промок достаточно, чтобы не обращать внимания на воду. Его больше заботит то, что денег у него мало, а книги могут стоить прилично, учитывая, что люди всё больше предпочитают читать электронные книги. Но Чондэ заверил, что цены в магазине довольно приемлемые, потому что в дождь часто отключают свет, и местные жители выбирают чтение ради коротания времени, пока рабочие пытаются починить очередную поломку.       — Я тебе добавлю пару купюр, если не хватит, — пообещал Минсок, когда они подошли к магазину, который располагается на первом этаже жилого дома и настолько неприметный, что Чанёль не удивился своей невнимательности, хотя много раз проходил по этой улице.       Даже с десятого раза дверь показалась бы подъездной, а вывески с названием или банальным «открыто» хозяин магазина не купил. Минсок сложил зонт, вытер мокрые ладони о чёрные джинсы и толкнул дверь.       — Господин Мо! — заголосил он на всё помещение, не утруждая себя правилами приличия. — Удивите меня чем-то новеньким! Желательно, чтобы оно было одновременно историческим и детективным!       Чанёль дослушал приветственный звук колокольчиков над дверью и только потом осмотрелся, ища коврик, чтобы вытереть грязь с обуви, но сзади в магазин вбежал посетитель, врезался в высокого Чанёля и лишь потом убрал с лица капюшон, чтобы посмотреть на человека и извиниться.       — Ничего страшного, — Чанёль улыбнулся и поклонился, замечая пожилого человека, один глаз которого поражён бельмом, из-за чего бледное пятно на карем цвете показалось таким же безжизненным как белое солнце за тучей, не способное греть.        Чанёль поймал себя на том, что смотрит на его болячку довольно долго, поэтому ещё раз поклонился и попросил прощения.       — Не стоит! — мужчина махнул рукой и улыбнулся, превращая ситуацию в забавное происшествие. — Все смотрят не на меня, а на мой глаз, видимо, только отвращением можно привлечь к себе внимание.       Чанёль почувствовал свою вину, словно не хотел быть таким, как все, в понимании старика. Не так родители воспитывали Чанёля, но всё же некоторые вещи делаются сами собой, особенно, если увидеть что-то нетипичное для обыденной жизни. Чанёль оказался заложником такой ситуации, поэтому попытался оправдаться, но старик шустро метнулся к книжным полкам, оставляя его с невысказанными извинениями и всё с той же виной на душе.       — Эй! Иди сюда! Я покажу тебе отличную книжонку! — Минсок выскочил внезапно, пугая не только нового знакомого, но и людей в магазине, сонно листающих хрустящие страницы.       Казалось, он знает каждый детектив, ни одна новинка не остаëтся без его внимания, и он оказался отличным критиком любой криминалистики. Позже Чондэ рассказал, что Минсок любит разные полицейские истории и может часами с воодушевлением нахваливать их или наоборот с громкими возмущениями упрекать автора или режиссёра в нелепости творения.       — Извини, — улыбнулся Чанёль, смотря в горящие азартом глаза Минсока, который держит наготове интересную ему книгу, — я не люблю размышлять над причиной возникновения трупа.       Минсок поник, зато Чондэ отозвался из дальнего угла, приглашая посетить полочку исторических книжек, но тоже получил отказ. Чанёль неспешно направился к шкафчику, над которым висит серая табличка «стихи», и Минсок с удивлением последовал за ним, стараясь быть незамеченным. Для этого ему пришлось присесть за соседними стеллажами и убрать с нижней полки пару книг, вглядываясь в щёлочку на потерянного в названиях и авторах Чанёля. Видно, что он готов купить всё, но денег едва ли хватит на одну тоненькую брошюрку.       — Поэт? — к нему подошёл старик в капюшоне, и пришлось приложить немало усилий, чтобы второй раз не всмотреться в его дефект внешности.       Этот глаз настолько неестественный, что захотелось его вырвать. Бледное пятно кажется прилипшим паразитом, который надо содрать, цепляясь в него ногтями, и выдирать с корнем из самого зрачка. Но даже эти чувства оказались ничем, когда старик поднял голову, чтобы посмотреть на высокого парня, и Чанёль перестал дышать, замечая, что слепой глаз не двигается. Правым глазом старик всмотрелся в лицо и улыбнулся уголками рта при виде слегка оттопыренных ушей, с которых стекают капли дождя. Глаз двигается, то влево, то вправо, бросая взгляды на влажную кожу, мокрую одежду и от волнения поджатые губы. А левый глаз, словно слился в один цвет, смотря куда-то на грудь Чанёля предсмертным взглядом. Белое пятно сделало его подобием глаза статуи, и только красные прожилки на глазном яблоке убеждают, что он не искусственный.       — Я?.. — Чанёль выдавливает из себя слова, чтобы второй раз не попасть в неловкую ситуацию. — Я не… поэт. Просто люблю рифму. В мире много слов, которые очень схожи на слух, а я не против пополнить свой словарный запас. Очень полезно искать синонимы, антонимы и омонимы, чтобы понять богатство родной речи. Говорят, это помогает думать быстрее, а соответственно быстрее решать многие проблемы.       — Вот как. Тогда я хочу предложить тебе книгу, — он полез за пазуху, опуская взгляд в пол, и через пару секунд достал небольшую книжку в мягком переплёте. — Я взял её в библиотеке и хотел сегодня вернуть, но ты возьми почитать.       Чанёль предложение принял, обращая внимание на тёмную обложку в синих тонах, на которой изображены дорога в лес и удар молнии в землю. Автор Анджей Гайос явно не любил много писать, потому что шрифт его творений довольно крупный. Такие форматы книг в основном делают для лёгких романов без особой логики с простейшим чтением, после которого вся книга забывается через две недели.       — Спасибо, но вам же надо её вернуть.       Старик криво улыбнулся. Левая сторона лица не функционирует полноценно. Мышцы слабо двигаются из-за поражённого нерва, и лишь когда старик вновь посерьёзнел, Чанёль заметил, что левый уголок рта немного опущен. На первый взгляд не скажешь, что у человека какие-либо проблемы с лицом кроме глаза, от которого Чанёлю становится неуютно находиться рядом.       — Вернёшь сам в библиотеку. Мой номер пропуска 124, — он помахал ему рукой и поспешил выйти, прощаясь с хозяином магазина.       Когда после его ухода колокольчик весело прозвенел, Минсок выскочил из своего укрытия и выхватил книгу из рук Чанёля, стараясь первым делом узнать жанр произведения. На помощь он позвал Чондэ.       — «Марфа», — Минсок озвучил название и посмотрел на заднюю обложку, чтобы процитировать аннотацию. — Ты убийца. И я докажу это!       Чондэ заметил, как глаза друга загорелись желанием отобрать книгу и самому прочесть, ведь если речь идёт про убийц, то должен быть детектив.       — Верни! — Чондэ отобрал у него книгу и передал Чанёлю. — Возьмёшь её из библиотеки, когда Ёль дочитает.       — Я не буду её читать, — прошептал Чанёль и спрятал книгу под рубашку, убеждаясь, что ткань немного сухая около ремня. — Верну завтра в библиотеку. Не мог старику отказать, поэтому принял.       Минсок довольно сжал кулак и прошипел от удовольствия:       — Это меняет дело. Раз завтра у меня будет детектив, то Чондэ может выбрать себе любую беллетристику про рыцарей, самураев и полное отсутствие цивилизации.       Чондэ обрадовался такому подарку, ведь это означает, что он не зря намок под дождём, но не смог вспомнить автора книги, которую ему посоветовал прочитать сосед. Когда Минсок попросил позвонить и узнать название, чтобы лишний раз не топтаться по полу в грязной обуви, Чанёль подскочил на месте от охватившей паники. Он задрал куртку и полез в карман джинсов, где лежит телефон, но опоздал. Телефон промок и отключился. Не прощаясь, Чанёль выбежал из магазина и помчался домой со всех ног, представляя, как мать устраивает отцу истерику с криками, слезами и обмороками. Она никогда себя не контролирует, если надо передать всю боль от отсутствия дома ребёнка. Она может кинуть все подручные предметы в любом направлении, доказывая важность присутствия сына в доме. И так она выкинула в окно дорогую вазу, шкатулку с золотыми украшениями и мелкую технику. Её не заботят материальные блага, потому что, по её мнению, жизнь ребёнка дороже.       Не обращая внимания на тяжесть ботинок, стекающую в них ледяную воду и холодный ветер, Чанёль послал молитвы в небо, прося богов, чтобы мать не звонила. Если она не услышит голос любимого сына, то от отца Чанёль также получит выговор. Справится с сумасшедшей женой и матерью они могут, не нарушая договорённости с обеих сторон. Сын всегда на связи и гуляет не дольше сорока минут, а отец всеми силами старается внушить жене, что с сыном всё хорошо.       Чанёль с одного шага преодолел четыре ступеньки, едва не упал, поскользнувшись на прилипшей к подошве грязи, но вовремя схватился за дверную ручку и резко дёрнул на себя. Не успел он ступить на порог, как мать выскочила из кухни, закинула полотенце на плечо и стала причитать, словно над телом в гробу.       — Сыночек! Куда ты пропал? Зачем ты выходил? Погода на улице отвратительная, а ты выскочил почти раздетый! Я не успела тебя остановить. Прости меня, пожалуйста!       — Хватит, мама! — устало проговорил Чанёль, наступая носком на задник ботинка. — Я был в книжном магазине.       — Дался тебе этот магазин!       Она всплеснула руками, направляясь на кухню, и вновь завела свои рассказы об убийцах и маньяках, которые предпочитали ловить жертв в дождливую погоду. Чанёль глубоко вдохнул и снял мокрую куртку, и мать вновь подбежала к нему, но уже с полотенцем и приготовилась вытирать сына, поэтому стала напротив него, ожидая, когда он наклонится к ней. Маленькая, хрупкая женщина, если не злится или не истерит. В гневе её Чанёль предпочитает не видеть, потому что она вмиг превращается в уродливую бабку. А в истерике — в одержимую демоном.       — И где твоя книга? — вопрос прозвучал с долей неверия в откровенность сына.       Он часто отвечает невпопад, лишь бы мать отстала, а она воспринимает это как детскую игру, когда ребёнок корчит из себя взрослого. Он для неё маленький мальчик, несмотря на то, что Чанёлю давно исполнилось двадцать шесть лет.       Он забрал из её рук белоснежное полотенце и заверил, что сам справится. Ей достаточно того, что она смогла в чём-то помочь, пусть это простая подача полотенца. Мать достала из кармана своего халата заколку и собрала чёрные волосы в хвост на затылке, чтобы они ей не мешали готовить ужин. Не дожидаясь ответа, она, пританцовывая, зашла на кухню и принялась греметь посудой, вновь рассказывая об опасности гулять на улицах.       Чанёль вытер руки, закинул полотенце на шею и, игнорируя мать, поднялся на второй этаж в свою комнату. Она довольно маленькая, даже приходится убирать стул, чтобы он не мешал открывать дверь, но Чанёль очень любит даже четыре бежевые стены, на одной из которой висит картина с фруктами, а над спинкой кровати — бра. Только здесь он может отдохнуть от матери на ничтожные пять минут. Она обязательно вскоре поднимется и будет опять болтать без устали всякую чепуху. Чтобы предотвратить это, Чанёль быстро переоделся, рубашку повесил на дверь узкого шкафа, а джинсы с носками поспешил отнести в ванную, где стоит корзина для белья. О книге он не забыл. Пряча её в карман серых шорт, он представил, как будет ужинать и пробежится взглядом по строчкам. В конце концов, шрифт крупный, страницы маленькие, значит, прочесть можно за несколько часов, а утром отнести в библиотеку.       — Чанёль!       Он замер на полпути к кухне. Мама довольно строго позвала, поэтому стоит поторопиться, но Чанёль помедлил, зная, что ничего хорошего можно не ожидать. Его будут отчитывать как маленького ребёнка, который ударил лопаткой своего напарника по песочнице.       — Чанёль!       Он свернул к кухне, и мать тут же упрекнула его в том, что он не вернул на место полотенце. Оно осталось на подоконнике в комнате, но для матери это что-то возмутительное. Откуда такая страсть к порядку у той, кто с удовольствием разбивает посуду и раскидывает книги? Видимо, для душевнобольных вполне нормально быть сам себе противоречием.       — Это книга? — она кивнула на торчащий из кармана уголок и быстро вытерла руки о подол синего фартука.       — Да, — Чанёль достал из холодильника молоко и потянулся за стаканом к навесному шкафчику, но почувствовал, как мать ловко вытащила книгу. — Аккуратно! Мне её завтра надо вернуть в библиотеку!       Аппетит пропал моментально. Детективы в семье Пак не любит никто, поэтому ожидается в ближайшие минуты выслушивать дополнительные нудные речи о вреде кровавых сцен для мозга, и отвечать на каждую реплику надо кратко: «Да, мама!», потому что любое противоречие может вызвать приступ истерики, от которых Чанёль устал.       Он отрезал кусок хлеба и колбасы, сделав своеобразный бутерброд, и закинул его в микроволновую печь, искоса смотря на мать, погружённую в просмотр книги. Она прикусила нижнюю губу, нахмурилась и всё быстрее листает страницы. Чанёль нервничает, опасаясь, что книга в любую секунду может оказаться за окном и перед библиотекарем придётся долго извиняться, объяснять ситуацию и предлагать взамен десятки других книг. Микроволновка щёлкнула, и тут же заговорила мать.       — Её надо выкинуть.       Когда Чанёль вновь посмотрел на неё, то заметил, как она приблизила к лицу книгу, словно страдает близорукостью, судорожными пальцами перевернула страницы, сминая уголки, и ненавистным взглядом всматривается в каждое слово.       — Выкинуть…       — Мама! — кинулся к ней Чанёль, боясь приступа истерики. — Отдай, пожалуйста!       — От неё надо избавиться. Кто тебе её дал?       Чанёль попытался выхватить книгу, но женщина рухнула на пол и забилась в угол между стеной и печью, зажала книгу пальцами и приготовилась сопротивляться.       — Мне надо вернуть её в библиотеку! — он присел рядом, стараясь спокойно поговорить и убедить отдать книгу, хотя в душе почувствовал, что устал от этого.       Он понимает, что она его мама и он обязан ей жизнью, но он устал настолько, что хочется бросить всё и уехать куда-нибудь далеко. Чанёль никогда не сможет грубо себя вести с ней, хотя надо бы схватить за руку, резко дёрнуть, чтобы мать плашмя упала на пол, вывернуть ей руку и забрать книгу. Нет, Ёль смирился с тем, что придётся отбивать поклоны перед библиотекарем. Ему проще пожертвовать собой, чем выяснять отношения с мамой.        Она посмотрела на него заплаканными глазами, прижала книгу к груди, понимая, что будут отбирать, потому что ей опять никто не верит. Вернее, сын ей не верит. Он никогда её не слушает, игнорирует каждое слово, а ведь она мать и не желает зла своему ребёнку.       — Её надо сжечь, — тихо, едва шевеля губами, произнесла женщина, и две крупные слезы потекли по щекам.       Она напряглась, стараясь охватить взглядом всего сына, чтобы успеть прикрыть голову, если он начнёт бить. Он кажется ещё выше, чем есть, поэтому создаëтся впечатление, что просто раздавит маленькую женщину, как мошку.       — Мама, — Чанёль присел рядом с ней, убрал крупную прядь волос с её лица, замечая вспотевший от волнения лоб, и тяжело выдохнул, — ты меня боишься? — она с видом напуганного котёнка быстро кивнула, соглашаясь со всем. — Разве я тебя когда-нибудь бил?       Этого никогда не происходило, но мать продолжает бояться. Причину такому поведению Чанёль не знает, но психотерапевт, который лично присматривает за больной, утверждает, что кто-то из семьи избил её, поэтому страх остался. Узнать у самой матери, Чанёль не смог. Никто не смог, потому что она не отвечает на вопросы, связанные с домашним насилием.       Чанёль сел ближе, обнял мать, прижимая к груди и ощущая её напряжение. В такие моменты ему её жаль, хочется защитить, объяснить, что он не садист, который бьёт людей, но ведь она не поймёт. Она больна.       — Мне дал её мужчина в книжном магазине, — Чанёль гладит её по волосам и шепчет в макушку, периодически целуя. — А он взял в библиотеке, поэтому мне надо вернуть её вместо него.       — Я тебе её не дам! — она подняла на него взгляд и заплакала, но проигнорировала слёзы, и они крупными каплями опустились с подбородка на фартук. — Не дам! Нет…       Она вновь забилась в угол, прижимая к себе книгу, и при каждой попытке Чанёля приблизиться, только дёргалась, перепугано смотря на него и ожидая удара.       — Мам, это просто книга!       — Ты не убийца! — она так быстро это сказала, что Чанёль едва успел разобрать слова сквозь её всхлипы от слёз.       — Я никого не собираюсь убивать.       Он потянулся к книге, но мать закричала, прижимаясь к стене и со страхом смотря на вытянутую руку, словно пальцы сына резко вцепятся ей в шею. На крик прибежал отец Чанёля, узнал, что произошло, и явно остался недоволен тем, что жена вытворяет. Он отодвинул сына в сторону, попытался договориться с женой, объяснил, что детектив не навредит взрослому человеку и завтра этой книги не будет в доме. Это не помогало. Женщина готова принять побои, лишь бы не отдавать книгу.       — Придётся вызывать доктора Сина, — отец внимательно посмотрел на состояние жены, зажатой в углу и тихо плачущей от того, что её не понимают.       Чанёль молчал, смотрел на тонкие ноги матери, цвет кожи которых ближе к серому, поэтому яркий халат и синий фартук сделали их почти невидимыми. Но даже слабое здоровье не помешало женщине больно бить ногами мужа, когда он попытался отобрать книгу. Он старался вырвать её из рук, но жена принялась пищать и брыкаться, даже хотела укусить, но муж развернул её спиной к себе и, схватив под локоть, убрал одну руку ей за спину.       — Позорище, — возмущался глава семьи, борясь с силой сумасшедшей. — Что люди скажут, когда Ёль будет просить прощения за уничтоженную книгу?! Сразу все скажут, что он её украл!       Книга выпала из руки женщины ей на ноги, Чанёль тут же кинулся её подбирать. Книга раскрылась, он схватил её за край, но мать успела положить ладонь на страницы. Когда Чанёль потянул форзац на себя, мать сжала кулак и несколько листов остались зажаты между её пальцами.       — О нет! — опешил Чанёль, видя, что всё равно придётся извиняться.       Но всё же лучше так, чем вовсе отсутствие книги. Дубликат можно начинать искать незамедлительно, чтобы вернуть библиотеке экземпляр.       — Отдай! — мать кинулась к сыну, вырываясь из цепкой хватки мужа, и быстро вскочила на ноги.       Чанёлю пришлось забежать за стол, чтобы не попасться в руки матери. Отец кинул телефон на стол и обхватил жену за талию, оттаскивая в сторону.       — Да успокойся ты! — орал он, толкая её в зал, где намеревался кинуть на диван.       — У нас сына хотят забрать!       Она так орала, что Чанёль не выдержал психического напряжения и побежал к себе в комнату. Мать билась в истерике, оставляя на теле мужа множество синяков и царапин. Она стала похожей на старую ведьму из средневековых рисунков. Морщины выглядят как глубокие тёмные линии, резинка спала с волос ещё на кухне, поэтому волосы торчат в разные стороны, и из-за хаотичных движений руками пальцы задевают локоны и выдёргивают пучки волос. Мать не обращает внимания на задранный подол, съехавший с плеч халат и порванный фартук, не чувствует стыд за почти оголённое тело, она только кричит, что сына хотят поместить в Ад. Чанёль громко захлопнул дверь своей комнаты, подставил стул, чтобы никто не мог войти и запрыгнул на кровать, зарываясь под одеяло и с печалью смотря на смятую книгу.       Он ещё раз прочёл название и автора. Судя по имени и фамилии писателя, речь пойдёт о женщине по имени Марфа. Возможно, её убьют или будут бить, поэтому мать так негативно отреагировала на сюжет, ведь сама боится избиений. Должно быть в книге что-то, что она восприняла близко к сердцу.       Чанёль решил прочесть пару страниц и, как мать, пробежаться взглядом по остальным страницам. Для начала он покрутил лампочку над головой, чтобы она плотно вошла в патрон, и загорелся жёлтый свет. Чанёль поправил подушку за спиной и разгладил помятую бумагу.       В книге речь идёт о парне, у которого почти нет друзей, потому что родители постоянно переезжают из города в город, поэтому с новыми знакомыми приходится быстро прощаться. Чанёль посочувствовал главному герою, потому что сам находился в подобной ситуации. Из-за работы отца Чанёль два раза в год менял школы. Он так к этому привык, что ни с кем не знакомился, зная о ближайшей смене места жительства. Лишь когда он поступил в институт, отец вышел на пенсию, отработав стаж работы, и в свои ещё не пожилые года, присматривает за больной женой, а когда-то мечтал вместе с ней встретить старость.       Главный герой тоже поступил в институт, обзавёлся парочкой друзей, получал хорошие оценки, сблизился с одним парнем по имени Бэкхён, с которым проводил большую часть времени, а дальше мать выдрала листы. Не хватало приличных двенадцати страниц.       — Мама, мама… — тихо шептал Чанёль и посмотрел на настенные часы, показывающие половину первого ночи.       Он решил лечь спать, утром дочитать книгу, а в обед отдать её в библиотеку. Скорее всего, доктор Син приедет к этому времени и можно будет спокойно выйти на улицу. Чанёль начал задумываться над тем, чтобы сдать маму в больницу, но сердце больно кольнуло от мысли, что её обколют успокоительными лекарствами, и она будет как овощ лежать в кровати. И, видимо, будет долго находиться под транквилизаторами, потому что, когда нет рядом сына, она становилась совершенно неуправляемой.       Чанёль покрутил лампочку, кинул книгу на пол и стал погружаться в дремоту, слушая монотонные звуки секундной стрелки на часах, словно метроном отмеряющей время. Перед самым погружением в сон, мысли начали спутываться, голоса хаотично зазвучали, смешались с тиканьем стрелок, и синхронно со всем этим появились картинки, в которых то Минсок с Чондэ, спорящие, какую книгу купить, то шум дождя, крики матери и слепой старик, чьё имя Чанёль так и не узнал, проявляя неуважение. Среди всего шума и страха перед слепым глазом, Чанёль разобрал посторонний звук, выводивший его из сна. Сначала он звучал тихо, затем, с пробуждением, всё громче и наконец, открыв глаза, Чанёль осознанно прислушался, не понимая в первые секунды, откуда тихий, но настойчивый шум.       Кто-то стучит по стеклу. Медленно, но ритмично. Чанёль задрал голову вверх, пытаясь предположить, что это может быть. Уличные фонари не горят из-за дождя, который вновь привёл к замыканию, и весь город погрузился в темноту. Лишь с началом рабочего дня начнётся новая починка освещения, а до этого все горожане вынуждены ходить со свечами, как в средние века.       Стук продолжился. Чанёль недовольно сморщился, пытаясь в темноте рассмотреть птичку или ветку, но даже луна спряталась под вечно пасмурной погодой города. Монотонный звук надавил на нервы, как древняя пытка, поэтому Чанёль решил открыть окно и либо свернуть шею птице, либо сломать ветку. Вороны слишком наглеют в городе, из-за чего Чанёль предположил, что одна из них напрашивается погреться в комнате. Но тут он понял, что монотонно стучать не выдержит ни одна птица. На смену вороне пришло предположение, что крыша потекла, и капли опускаются не на стекло, а на слив под окном. Он железный, потому что постройка дома довольно старая и шум слышен чётче, чем от пластика.       Цокая от недовольства языком, Чанёль лениво встал, сладко зевнул и открыл окно, вдыхая морозный воздух улицы. Дождь наконец-то прекратился и стук тоже.       — Впустил…       Чанёль услышал слабый голос, но тут же решил, что ему показалось, если учитывать, что он пережил эмоциональный стресс в течение дня. Однако по спине прошли мурашки, оповещая о выбросе в организм адреналина, и сразу сложилось впечатление, что кто-то смотрит со всех сторон одновременно. Не закрывая окно, Чанёль полез под одеяло, чувствуя себя ребёнком, который только так ищет спасение от любой опасности. В отличие от многих детей, Чанёль всегда пытался уснуть, если ему казалось, что в комнате кто-то есть, ведь чем скорее уснёшь, тем быстрее начнётся утро, и солнышко разгонит всех монстров из углов. Но в двадцать шесть лет утверждать, что монстры существуют, постыдно, поэтому тревога заперлась в душе, где уже находится много недосказанных историй.       — Идём…       Чанёль напряг слух до писка в ушах, ища взглядом источник звука и стараясь в кромешной тьме увидеть хоть какой-то силуэт. Сердце принялось стучать сильнее, отзываясь сильной пульсацией в груди. Оно так стучит, что Чанёль почувствовал солнечное сплетение, о которое ударяется каждое биение.       — Идём же…       Чанёль бы предпочёл оказаться сумасшедшим, как мать, чем метаться в догадках, откуда исходит голос. В комнате темно, и Чанёлю показалось, что с каждой секундой становится ещё темнее, потому что от черноты взгляд парализовало вплоть до отказа век моргать. Стук сердца смешался с тиканьем часов, и неуправляемая паника сдвинула здравый рассудок, принимаясь играть с разумом в злые игры.       Слишком темно, слишком тихо, слишком тесно. С осознанием последнего Чанёль замер. Тело словно налилось свинцом, и вновь кто-то произнёс: «Идём же…». Липкий страх подкрался к пересохшему горлу и сдавил его тугой проволокой, врезаясь в кожу до кадыка, и боль холодной розой распустилась в затылке, царапая кость острыми лепестками. Темно настолько же, насколько и тесно, подушка пахнет опилками, а постельное — дешёвой синтетикой.       Чанёль боится задохнуться, хочет не только бежать прочь из комнаты, но и скинуть с себя одежду, чтобы не чувствовать любое касание к телу. Вокруг витает запах ладана, а плечи сдавливают сосновые доски, грубо обработанные ленивым плотником. Сердце забилось в ритм ударам молотка по гвоздям, которые с каждой секундой всё глубже пробивают дерево над головой. Ещё несколько ударов, и острый кончик металла достигнет головы, пробьёт череп и навсегда соединит тело и дешёвый гроб.       — Вставай же, Чанёль…       Голос звучит обиженно, Чанёль его игнорирует. Он попытался пошевелиться, но паника связала по рукам и ногам парализующим страхом, который осиным роем копошится в животе и жалит внутренности острой болью. К ладану добавился запах сырой земли вперемешку со скошенной травой и морозом.        «…Видимо, только отвращением можно привлечь к себе внимание», — пронёсся в голове голос старика, вид его слепого глаза и кривой улыбки промелькнул в воспоминаниях. Чанёль испугался до икоты и смог в панике поднять руку, вцепился непослушными пальцами в грудь и расцарапал до крови кожу, словно он смог бы докопаться до сердца, чтобы сжать его в ладони и наконец успокоить крепкой хваткой. Но оно продолжает быстро стучать, обливаясь холодной кровью, и до тошноты отзывается в сдавленном горле.       Слишком тесно. Чанёль всмотрелся в темноту застывшим взглядом, понимая, что уже никогда не выберется из гроба. Это его последнее пристанище.       Он похоронен заживо.       Над ним два метра холодной земли, давящая на деревянную крышку, и она становятся последним одеялом для человека, который через полчаса умрёт от удушья.       Про этот ли Ад говорила мать?       — Ну, идём же…       Звука падающей земли на крышку гроба не слышно, поэтому Чанёль понял, что можно попытаться подать сигнал людям. Ведь он живой, его сердце бьётся, лёгкие работают, и он не сумасшедший. Произошла какая-та ошибка, которую стоит исправить, пока он ещё жив. Чанёль с отчаянием сделал попытку пересилить свой страх и зажмурился до ярких кругов перед глазами. Ему удалось пошевелить ногой. Стоит ударить коленом по дереву, как тело тут же отреагирует и начнёт само бить по деревяшкам, в отчаянье разбивая локти, пальцы и ноги в кровь. Ногти сломаются до самого основания, когда Чанёль будет царапать крышку гроба изнутри, боль добавит к панике сумасшествие, полное отсутствие контроля над действиями и кто знает, что случится, если вовремя не откопать. Чанёль согласен в истерике сжевать свой язык или откусить пальцы по одному, лишь бы выбраться из плена чьей-то ошибки.       Но нога свободно согнулась в колене, мысль, что тесного гроба нет, и Чанёль стал заложником собственного разума, изменила ситуацию за секунду. Он рванул к выходу, дёрнул дверную ручку, желая выскочить в коридор, потому что в комнате слишком темно и слишком тесно. Казалось, стены сдвигаются и скоро станут гробом, погребая его в себе.       Чанёль стал бить по стулу, чтобы он позволил открыть дверь, но резкие движения только повалили мебель на бок, и ножка упёрлась в угол. Чанёль метнулся к открытому окну, залез на подоконник, глубоко вдохнул морозный воздух, стараясь ощутить свободу и избавиться от преследующего его запаха сосны. Воздух своим холодом заставил лёгкие замереть на секунду, что вызвало приступ кашля, от которого Чанёль резко дёрнулся, наклонился, и нога скользнула по полотенцу, давая перевес тела вперёд.       Чанёль выпал из окна на стог мокрых листьев, которые дворники собрали до начала дождя, но так и не вывезли, оставляя дела на утро. Мягкий удар и холод листьев привели его в чувство, ситуация приобрела оттенки нелепости, страх без причины превратился в глупость, а поведение вовсе вызвало истерический смех, который напугал стаю ворон. Птицы с криком поднялись в воздух, цепляя крыльями листья, и ночь быстро поглотила каждый звук, успокаивая не только перепуганную стаю, но и человека.       — Идём, Чанёль…       Чанёль закрыл уши ладонями, утыкаясь носом в листья, и стал качать головой, как полоумный, бормоча только одно слово: «Нет!» Он тараторит его каждую долю секунды, отказываясь верить, что сошёл с ума. А когда почувствовал горячее касание пальцев к своему плечу, то заорал во всё горло, не жалея голосовых связок и собственный мозг.       — Тише, сынок! — пытается успокоить его отец, мягко обхватив его плечи. Он видел, как сыну сложно проснуться и испугался, что тот умрёт от шока. — Открой глаза!       Чанёль резко проснулся. Сознание не выдержало видения и вернуло в реальность. В желтом свете лампочки Чанёль различил взволнованное лицо отца и понял, что всё только сон. Отвратительный сон, после которого сердце всё так же продолжает истерично биться, а от страха похолодели ноги и душа. Руки отца, опущенные на плечи, создали ощущение деревянного гроба, сдавливающего с двух сторон и воняющие сосной. Одеяло показалось холодной землёй и весом в несколько тонн, да и отец стоит перепуганный, словно откопал сына из могилы.       Чанёль расплакался от перенапряжения, закрыл лицо мокрыми ладонями и растёр по нему холодный пот. Отец приподнял его, прижал к груди и сел на кровать, шепча успокаивающие слова и уверяя, что привиделся сон и скоро забудется. Чанёль тихо всхлипывает, пытаясь убедить себя в правдивости его слов. Отец не снится, реальный и вновь просыпаться не придётся. Но на осознание правды понадобились добрые десять минут, за которые Чанёль ощупал одеяло, стены, пол, папу, рассмотрел стул, который отец сломал, когда пытался пробраться в комнату сына, слыша его стоны, переходящие в крики.       Спустя долгие минуты, Чанёль сел на кровати, глубоко вдохнул, вновь повторяя себе, что сон прошёл. Это был самый страшный кошмар, который он когда-либо видел и который, уходя, подарил сознанию страх быть похороненным заживо. Мерзкое и естественное чувство страха перед смертью только усилилось.       Руки всё ещё трясутся, поэтому, когда отец предложил стакан воды, Чанёль отказался, смотря на дрожащие пальцы при свете лампочки и уличного фонаря. Он не сможет удержать стакан, а просить отца подержать, чтобы попить, стыдно. Чанёль подумал, что ему повезло с освещением. Если бы свет действительно выключили, то он бы проснулся в тёмной комнате и ощущение страшного сна началось бы заново, словно заевшая плёнка. Из открытого окна вновь подул ветер. Чанёль поёжился от холода и потянулся его закрывать.       — Не стоило открывать, — он упрекнул отца. — Не скоро можно будет спать с открытым окном.       Отец похлопал его по плечу и указал на улицу:       — Я не открывал. Ты так кричал, что я сразу кинулся к тебе в комнату, а когда увидел это, — он указал на расцарапанную грудь сына, — то вовсе решил, что надо будить всеми силами.