Рубиновый браслет

      Доктор Син приехал поздно к обеду и застал нервного Чанёля на кухне с мусорным ведром в руках. Он сидит в углу и чуть ли не с головой нырнул в отходы, недовольно фыркая не столько от брезгливости перед объедками, сколько от горькой досады. Гостю он лениво проворчал приветственные слова и одарил беглым взглядом, словно мусор намного интереснее, чем психотерапевт. Врач только глухо поздоровался, мирясь с сухим приёмом, и последовал вглубь дома, оставляя Чанёля искать вырванные листы.       Поиски начались со второго этажа и охватили каждую комнату, угол, мебель, ковёр и сопровождались тихой руганью, потому что результатов нет. В ведре среди крошек, шелухи лука и куриных костей лежит только уголок страницы с её номером. И вновь Чанёль выругался, пнул ногой ведро и прошипел от неудачи, потому что вариантов добычи пропажи больше не осталось. Спрашивать у матери, куда она дела страницы, глупо. Едва успокоившись, она вновь может поднять истерику и орать, что сына хотят утащить в Ад, а книга этому посредник. А отец только пожимает плечами, объясняя, что пытался усмирить жену, а не следить за клочками бумаги. Его можно понять, но досада мутным осадком осела на сердце Чанёля, и захотелось разгромить весь дом, чтобы избавиться от неприятного ощущения в груди.       Чанёль послал всё к чёрту, вымыл руки и подкрался к закрытым дверям спальни, где доктор Син беседует с пациенткой. Он спокойно задаёт вопросы, расспрашивает и уточняет, а мать Чанёля умирающим голосом пытается что-то доказать. Наверняка убеждает, что книгу надо сжечь, а сына спасать от опасности. Чанёль быстро накинул куртку, обулся и, прихватив книгу, выбежал в ближайшее кафе, скрываясь от домашней суеты. Мать будет кричать на врача, потому что ни одна их беседа не проходит тихо, а Чанёль стремится спокойно дочитать, погружаясь в сюжет, который следует уловить, пропустив шесть листов.       Маленькое кафе на углу дома идеально подходит для чтения. Посетители в обеденный перерыв наспех едят, обильно запивают напитками и не создают шума, а молодёжь погрузилась в телефоны и планшеты, пользуясь бесплатным интернетом заведения. Они тоже ведут себя тихо, просматривая информацию. На их фоне Чанёль и книга выглядят как кадр из чёрно-белого прошлого, когда люди на каждой лавочке читали газету или повести популярных авторов, а музыка транслировалась через рупор на столбе.       Получив кофе и расплатившись, Чанёль сел за самый дальний столик, открыл книгу и погрузился в чтение. Его перебили воспоминания ночи, и сердце тревожно забилось, словно вновь переживая страх. Чанёль глубоко вдохнул, останавливая взгляд на строчке. Возможно, ночью он уснул за чтением? Но как открылось окно? Может, он сомнамбула? Открыл окно, лёг спать, увидел кошмар и хорошо, что отец разбудил. Такой вывод Чанёля полностью удовлетворил, и он продолжил читать.       Дойдя до конца страницы, он выругался в который раз за день, сетуя на болезнь матери. Он не мог понять, куда главный герой собрался ехать с другом, и почему они не по-дружески близки. Судя по тексту, они вместе жили, желали с лёгким поцелуем друг другу доброго утра и готовились к поездке как к свадебному путешествию, хотя в главах не указывается, что они супруги, а слово «муж» нигде не фигурирует. Но отношения точно тесные, тёплые и явно речь идёт о любовниках.       Чанёль задержал дыхание, когда герои поцеловались в тёмном подъезде. Кто разрешает выпускать книги о гомосексуалах? Это же чистая пропаганда! У главных героев отношения лучше, чем у любой пары в стране! Не бывает такой любви. Чанёль вчитался, допивая уже остывший кофе, и погрузился в сцену, в которой Бэкхён тащит за руку своего парня вдоль тропинки, ведущей в парк, и при этом постоянно повторяет «Идём!» Ночной кошмар холодной пулей врезался в воспоминания, и Чанёль пролил немного кофе изо рта на стол.       – Блин! – прошипел он, отставляя книгу и чашку, чтобы салфеткой вытереть тёмную лужицу.       Пришлось опустошить салфетницу, вытирая посуду и руки.       – Неудачный день?!       Минсок словно из-под земли вырос и поманил рукой Чондэ, приглашая присоединиться к новому знакомому. Чондэ с двумя чашками чая тут же побрёл к ним, словно Чанёль их приглашал. Они даже не предположили, что человек хочет побыть в одиночестве.       – Тут всегда жадничают с салфетками, – Минсок подмигнул и, когда Чондэ подвинул к нему чай, взял в руки книгу. – Что с ней случилось?       Он ткнул пальцем в помятые листы, и Чанёль недовольно отмахнулся, бормоча, что уснул с книгой и во сне помял. Отобрав её, он попытался найти страницу, на которой остановился.       – О чём пишут? – выпытывает назойливый Минсок, которому не терпится самому прочесть произведение. – Кого убили?       – Никого, – последовал краткий ответ, но собеседник оказался весьма некультурным и продолжил задавать вопросы.       – А кому тогда надо доказать, что кто-то убийца? Много прочёл? Когда я смогу взять почитать? О какой Марфе идёт речь?       Чанёль замер, смотря на него в упор, ожидая окончания допроса, а Чондэ толкнул Минсока, шепча, что ведёт он себя очень некультурно и будет лучше занять другой столик, благо, у большинства посетителей обеденный перерыв заканчивается, и они спешат вернуться на рабочие места. Чанёль упрекнул себя в грубости. Все люди разные, поэтому не удивительно, что некоторые из них раздражают. Даже ядовито-оранжевая куртка Минсока подчёркивает его отталкивающий характер. А, может, Чанёль слишком любит тишину и уединение. А раз Минсок уже безнадёжно испорчен и неисправим, то Чанёль сам пошёл на уступки, но ради Чондэ, которого пожалел, ведь ему приходится жить с ходячим конвейером вопросов.       – Не стоит уходить. Мне надо сделать перерыв в чтении.       – Дай мне, – Минсок протянул руку к книге. – Я начну читать, пока ты пообщаешься с Чондэ.       Чанёль спрятал книгу под столом. Ему не хочется, чтобы кто-то увидел порванные страницы. Ему действительно стало неудобно за то, что книгу Минсок прочтёт только, когда Чанёль купит дубликат. Стоит что-то говорить, ведь поведением нового знакомого заинтересовался даже Чондэ, смотрящий с удивлением за необычной реакцией.       – Извини, – наконец выдал Чанёль и открыл книгу, показывая остатки порванной бумаги. – Собака порвала.       – Что? – Минсок опешил, пытаясь уложить в своей голове мысль о провале досуга. – А ты успел прочесть их? Сможешь мне пересказать эту часть сюжета?       – Нет. Прости, я пытаюсь понять, что происходит в жизни героев.       – Ну, хоть Марфа там есть? Или это останется тайной?       – Марфы нет.       От отчаянья Минсок всплеснул руками, задевая пальцами чашку у губ Чондэ, и чай пролился на подбородок и куртку. Пока Чондэ ставил чашку на стол и пытался сообразить, где взять салфетки, Минсок уже их искал, но все использовал Чанёль, поэтому Минсок, недолго думая, снял куртку и рукавом тонкого кремового свитера стал вытирать лицо Чондэ, нависая над ним как стервятник. Тот морщится, пытается недовольно ворчать, но Минсок довольно улыбается, ещё усерднее старается и уже просто водит рукавом, чтобы послушать недовольные и едва внятные слова, особенно его повеселила еле разборчивая фраза «Мин, ну прекрати!»       Смотря на них, Чанёль улыбнулся. Ему показалось, что он ощущает чувства двух парней, их радость, удовольствие и детский задор, сравнимый с тем, когда первоклассник дёргает за косы девочку, которая ему нравится. Чондэ замахал руками, а Минсок взвизгнул от радости и, не сдержавшись, быстро одарил красные, натёртые свитером губы мягким поцелуем.       – Идиот! Люди же смотрят, — Чондэ покраснел с головы до ног, становясь под цвет своей спортивной шапочки.       К губам он приложил руку, словно пытаясь удержать тепло поцелуя на тонкой и горячей коже.       – Плевал я на них! – Минсок цокнул и покосился на замершего Чанёля. – Если не нравится, то можешь уйти.       – Книга как раз про двух влюблённых парней, – он положил её на стол и взял чашку с недопитым кофе в руку. – И ни одной Марфы.       – Так, ё-моё! – воскликнул Минсок, повеселев от того, что новый друг не гомофоб. – Может, это город! Я читал о нём в криминальной сводке пару лет назад. Там повязали группу каннибалов.       Кофе стало поперёк горла. Для Минсока нет ни одной темы, которую запрещено говорить за столом. Чанёль хоть и не из брезгливых и аппетит ему не испортить, но существование такого человека, как Минсок, заставило вспомнить, что в мире приходится сталкиваться с разными людьми и принимать их надо такими, какими они есть. В конце концов, Минсок и Чондэ единственные знакомые Чанёля. Сразу вспомнился старик со слепым глазом, и Чанёль предпочёл избавиться от этих воспоминаний и выслушать рассказ о городе Марфа, который Мин красочно описывал, словно сам стал свидетелем задержания банды.       По его словам, каннибалы убивали людей, делали из них вкусные блюда и продавали посетителям своей забегаловки, куда заглядывали голодные и уставшие путники после изнурительной езды. Несмотря на паршивый вид здания, который гордо именовали кафе, на отсутствие посетителей хозяева не жаловались. Кому-то не суждено было его покинуть, а кто-то, набив брюхо пропавшими безвести людьми, ехал дальше по своим делам, игнорируя вывеску «Пропал человек» на каждом столбе.       Полиция особо не занималась поисками людей в Марфе, потому что город крайне маленький, заселение большим количеством народу в ней даже не планировалось, а значит, пропасть в таком месте практически невозможно. Марфу можно пешком обойти и, несмотря на красивую природу, жить в ней соглашаются только те, кто из поколения в поколения передаёт уроки выживания в этом гиблом месте. Да и люди питаются исключительно тем, что вырастили на огороде или разводят скотину. Это и послужило тому, что никого не удивило обилие мяса в меню кафе.       – Девочка там работала, – вяло добавил Минсок, подперев щёку ладонью, – дочь хозяйки кафе. Она подбросила записку в карман одному из посетителей с просьбой забрать её из этого ада и написала, чьё мясо он покушал. После того, как этот мужик обильно сблеванул ужин за углом дома, он украл девочку, привёз в полицию, где она всё рассказала. Её слова подтвердились. Оказалось, что люди жрали себе подобных в течение семи лет.       – О боже! – скривился Чанёль и вспомнил, что персонажи собрались куда-то ехать. – Может, и в Марфу поехали. Ведь книга новая, а значит, такое громкое дело не должно было пройти мимо писателей. И это объясняет слова об убийце. Думаю, одного из персонажей съедят.        Минсок надел куртку и махнул рукой:       – Мало, что ли, каннибалов в мире? У нас тоже страна не без греха. Ты давай дочитывай и передай книгу мне. Я даже в таком виде буду читать. Лично отнесу в библиотеку.        Чанёль не против, но книгу попросил вернуть, потому что намеревается найти новый экземпляр, чтобы отнести в библиотеку вместо порванного. Ссылаясь на дела, он попрощался с парнями и помчался домой, надеясь, что мать спит. Её утомляют разговоры с врачом. Она понимает, что общалась с психотерапевтом, и он приходит лично к ней, но не считает себя сумасшедшей. Наоборот, говорит, что в этой жизни понимает больше, чем окружающие, поэтому старается их уберечь от беды, а они, к сожалению, не понимают и не ценят этого. Она смиренно принимает недоверие к себе, слова о её сумасшествии и отдаёт себя в жертву, надеясь, что она не напрасна и вскоре сын с мужем поймут, насколько она права. А порой она закатывает истерику Сину, требуя, чтобы он подтвердил её правоту и попытался объяснить её семье, что беда близко. Врач её быстро успокаивает.        Когда Чанёль пришёл домой, Син пригласил его на кухню для беседы. Высокий и худой врач в строгом костюме никогда не меняет имидж, даже волосы обильно мажет гелем, чтобы зачесать назад, прикрывая плешь. Многие его клиенты поговаривают, что он выглядит так всегда и никогда не изменится, пока окончательно не полысеет.       – Я настаиваю на госпитализации твоей матери. У неё паранойя. Если ты не хочешь проснуться от того, что дом горит, то привези её завтра в больницу. Я с ней договорился. Она согласна приехать добровольно.        Чанёль сел на табуретку, размышляя над тем, что ему придётся пережить в ближайшее время. Мама будет искать сына, и он будет вынужден лежать с ней в одной палате.       – Какая больница?       – К сожалению, вам надо вернуться обратно домой. Я твоей матери об этом не говорил. Постарайтесь дать ей снотворное, чтобы она спала в дороге и не знала, в каком городе находится.       – Почему?       – Она считает, что возвращение опасно в первую очередь для тебя, но в одиночку твой отец не справится. Видишь ли, она уверена, что здорова, поэтому пыталась убедить меня, что приедет в больницу и в тот же день вернётся домой, потому что мой диагноз не подтвердится. Она будет тебя искать, поэтому некоторое время я прошу тебя появляться чаще, может, несколько раз в день.        Чанёль отрицательно покачал головой. Он отлично знает мать. Стоит ей узнать о долгом пребывании в больнице, как она не отпустит его от себя. Вцепится руками и ногами, будет отбиваться от врачей, но не отпустит. И так будет каждый раз, как она будет видеть сына.       – Давай хотя бы попробуем, – умоляет Син, и Ёль согласился.        Не хочется мучить мать, но она становится опасной для окружающих. В своём разговоре она ясно дала понять Сину, что мнимый враг рядом, и она сделает всё возможное, чтобы оградить сына от беды, даже если надо будет убивать. Мало ли что покажется сумасшедшей? Чтобы не отдавать кому-то своего ребёнка, она может его убить, считая, что для сына лучше смерть, чем мучения.        Когда врач ушёл, Чанёль долго разговаривал с отцом за чашкой чая и горой бутербродов. Отец полностью согласился с Сином и поблагодарил сына за понимание и согласие. Ему самому неприятно сдавать жену в психиатрическую лечебницу и видеть, как она сходит с ума, сама того не ведая, но другого выхода нет. Он устал бороться с её болезнью. Затем отец вспомнил, как познакомился со своей будущей женой и сразу же влюбился, дрался с другими парнями за её сердце, а свадьба гудела на всю улицу.       – А потом родился ты, – он поджал губы, чтобы не расплакаться, сравнивая прошлое и настоящее.        Кажется, прошёл один день. Ещё вчера они были будущими супругами, а сегодня всем надо разъехаться по разным домам. Сын должен обзавестись своей семьёй и свить гнёздышко, в котором будет растить своих детей, жена останется в больнице, а он, муж и отец, вернётся домой. Не такой он представлял себе встречу старости. Не будет посиделок двух стариков, ворчания, общих воспоминаний и игры с внуками. Будут только поездки в больницу, где его жена, обколотая успокоительными, меланхолично смотрит в окно или говорит очередную ерунду.       – А ведь я всё ещё люблю, – отец отодвинул кружку к середине стола. – Я люблю свою жену. Женщина, которую я вижу, не моя жена, но я стараюсь сделать всё, чтобы её ко мне вернуть. Я не теряю надежду, что этот день настанет. В этот день я вновь сделаю ей предложение выйти за меня замуж и сыграю свадьбу.        Чанёль посмотрел на остатки чая в кружке и подумал, что всё же существует любовь, о которой пишут в книжках, снимают фильмы и которую воспевают поэты. Видимо, всё возможно в этом мире, а значит, есть край земли, который поглотила голубая, зеркальная гладь, и по ночам в ней отражаются яркие звёзды. В таком месте должен бить ключ чистой и взаимной любви. Чанёль даже подумал, что именно туда собрались ехать главные герои «Марфы», ведь их любовь стоит многих ценностей.       – Пап, а что послужило началом болезни матери? Никогда не замечал в ней признаки психических заболеваний.        Отец отвернулся, рассматривая магнитики на холодильнике, и недовольно заворчал:       – Ты мне этот вопрос задаёшь в сотый раз. Не знаю я. Стрессовая ситуация какая-та! Но чёрт её знает какая!        Он резко сменил тему, переключаясь на тихую погоду и молчаливых ворон. Чанёль расценил это как прекращение общения, оставил грязную посуду на столе и, пожелав отцу спокойной ночи, поднялся к себе в комнату. Поначалу он даже не обращал внимания на мебель, книгу, небрежно лежащую на кровати, и картину. Уже переодевшись, он приготовился продолжить чтение, как мысль о ночном страхе вновь охватила ум. Он пережил то, что заставляет бояться даже без причин. Хочется, как маленькому ребёнку напроситься спать к родителям, лишь бы не оставаться наедине с местом, где снятся кошмары. Вспоминая рассказы бабушки о бабайке и дурные сны, Чанёль тщательно взбил подушку, избавляя её от остатков плохого сна. Бабушка говорила, что это поможет. Конечно, она этим хотела только успокоить внука, но Чанёль согласен проделать любые манипуляции лишь бы не столкнуться с пережитым ужасом.        Едва голова коснулась подушки, как напала зевота, и чтение автоматически пришлось отложить на утро. Погружаясь в сон, Чанёль слышал громкий голос Минсока, затем тихое бормотание отца о матери. Кажется, даже ощутил во рту вкус выпитого чая, мозг оживил персонажей из книги, которые ютились в маленькой кухне и желали друг другу доброго утра. Голос главного героя звучал также, как у Чанёля.        Чанёль ощутил поцелуй, подаренный Бэкхёну, и уловил запах кофе, приготовленного для завтрака. Бэкхён ему показался коротышкой. Чтобы поцеловать его щёку пришлось наклониться, а Бэкхён встал на цыпочки, отвечая взаимным поцелуем, который Чанёль также почувствовал на себе. Стало приятно и волнительно одновременно. В душе ураганом зашумели множество разных чувств и эмоций, заставляющие тянуться к человеку каждой клеточкой тела и мыслями. Солнечная улыбка Бэкхёна окрыляет, Чанёль даже не почувствовал тяжесть своего тела, становясь лёгким, как пушинка. Таким же солнечным и ярким ему всегда казался край земли.       – Доброе утро! – Бэкхён улыбнулся ещё шире.        Сказал он это голосом, который прошлой ночью звал Чанёля за собой.        Приятные эмоции резко сменились страхом, от которого Чанёль проснулся и схватился за грудь, приподнимаясь на кровати, и старался отдышаться, чтобы успокоиться. Сознание вновь сыграло злую шутку. Благо, что старик с мутным глазом не виделся, иначе страха нагнал бы больше.        Чанёль с тяжестью выдохнул, смотря как тени веток деревьев медленно покачиваются на дверцах шкафа. Тёмные изгибы похожи на декоративный забор, а свет фонарей добавил к коричневому цвету дерева огненные очертания. Стало забавно наблюдать за игрой цветов и всё внимание переключилось на неё, оставляя сон позади.       – Чанёль, идём!        Чанёль дёрнулся всем телом, от резких движений стопа хрустнула, но он сжался в комочек и притянул к себе одеяло.        Сон или реальность? В прошлый раз всё было сном, но в этот раз Ёль уверен, что не спит.       – Идём уже!        Чанёль шумно сглотнул и попытался найти кого-то в комнате, но углы остаются тёмными, их свет фонарей не трогает, а кто-то настойчиво зовёт за собой.       – Куда? – он спросил невпопад.        Ему кажется, что надо что-то говорить. Если кто-то действительно в комнате есть, то обязательно отзовётся, покажется, и не будет пугать до полусмерти.       – Это сюрприз!        Из тёмного угла показалась рука. Кулак медленно разжался в пригласительном движении, словно некто решил потанцевать с Чанёлем.        Чанёль бы ни за что не согласился, если бы не родинка на большом пальце неизвестного парня. Кажется, он её видел во сне, хоть не уверен в этом. Лицо Бэкхёна из сна привлекает куда больше, чем рассматривание его пальцев, но Чанёль готов поклясться, что родинка обязана быть. А, может, он просто читал о ней в книге, а сейчас сон, реальность и сюжет произведения смешались воедино.       – Идём!        Не чувства удушья, ощущение гроба и стены не двигаются, поэтому ситуация выглядит безопасной, но Чанёль решил, что это сон. Никакого Бэкхёна в жизни он не знал, в доме гостей не может быть, а значит, всё только нелепое сновидение, в котором можно делать безумные поступки.        Он убрал одеяло и схватил ледяные пальцы. Парень открыл дверь, и свет бра из коридора осветил незнакомца. Он улыбнулся и выглядит так же, как Бэкхён, только одежда на нём другая: серая футболка с рисунком волка и голубые джинсы, туго обтягивающие бёдра. Такую же одежду носил персонаже из книги, когда он и его парень выбегали из подъезда. Теперь же Бэкхён тащит Чанёля из дома, весело смеётся, периодически оглядывается и повторяет «Идём!»        Дверь дома оказалась открыта, хотя должна быть заперта, чтобы мать не выскочила на улицу в поисках сына или мнимого врага. Но Бэкхён выбежал на улицу, потянул за собой Чанёля и ринулся в маленький парк, где в ясную погоду собираются влюблённые парочки, молодые мамы с детьми и старики. Бэк знает каждый камень на пути, легко ориентируется в полутьме и крепко держит горячую руку в своей ладони. Сам же холодный и влажный, словно попал под осенний дождь.       – Сюда! – он свернул в кусты, ветки которых поцарапали руки и ноги Чанёля, стопы провалились в зыбкую грязь, и Чанёль едва не упал, когда Бэкхён вновь повернул в сторону.       Он отпустил его руку, чтобы сохранить равновесие, и Бэкхён попытался помочь, хватая за локоть, но длинные пальцы соскользнули по коже и вцепились в фенечку. Мелкий бисер рассыпался по траве, увяз в ней, а Чанёль схватился за своё запястье, прикрывая ладонью красный шрам и стыдясь его.       – Не упал? – с озорством спросил Бэк и крадучись подошёл к очередным кустам. – Иди сюда!        Он манит его рукой и смотрит поверх кустов. Чанёль поёжился от ночного холода, обнял себя за плечи и неуверенно подошёл к парню, боясь увидеть самое худшее, что выдаст воображение.        Бэкхён сделал пару широких шагов, проскальзывая за шуршащие листвой кусты, а следом пошёл Чанёль. Едва он стал рядом с ним, как дыхание перехватило. Сердце с болью сжалось, и Чанёль схватился за грудь, простонав от невыносимой боли. Он присел на траву и старался отвернуться от увиденного, но взгляд постоянно возвращал его на указанное пальцем Бэкхёна место.        В свете фонаря на траве ничком лежит Бэкхён, руками словно обнимая землю. На его правой руке намотана проволока, покрытая кровью, пальцы судорожно дёргаются от боли, но сил, чтобы стонать, у него нет. Его одежда будто уже покрылась плесенью от сырости, порвалась, превращаясь в лоскуты, а взгляд безразлично смотрит вперёд, не замечая ни природы, ни людей. Чанёль поднялся, обошёл тело, чтобы рассмотреть лицо и рану. Он заметил разбитые пальцы, словно их несколько раз били тяжёлым камнем, кровь на подбородке, стекающую на траву, и багровые следы на шее от удушья. Чанёль присел, пытаясь понять, жив человек или мёртв.        Душа свернулась в маленький комочек, понимая, что необходимо помочь, но как? За что можно ухватиться, не причинив вреда, ведь Бэкхён весь покалеченный? Проволока въелась в тело, становясь его частью, перебитые пальцы с посиневшими ногтями выглядят неестественно, а багровый отпечаток на шее вовсе не даёт надежду, что человек жив.       – Кто же так издевался над тобой? – сквозь судорогу в горле спросил Чанёль и приложил два пальца к шее Бэкхёна.        Пульс совсем слабый, но он есть, и Чанёль немедленно перевернул тело, таща его на свои ноги и пытаясь оказать посильную помощь. Он игнорирует холодную землю, скользкую грязь и морозный ветер, стараясь привести в чувства Бэкхёна и отогреть его теплом своего тела. Но Бэкхён лишился сил, как тряпичная кукла. Влажная кожа скользит по голым ногам Чанёля, а пальцами невозможно ухватиться за липкую одежду. Они скользят, тело вновь упало на землю, и все последующие попытки привели только к тому, что Чанёль сам оказался мокрым и пахнущий плесенью. А тело Бэкхёна безжизненно сползло на землю, и при очередном падении со рта потекла кровь, оповещая, что слишком поздно что-либо делать. Он мёртв.       – Это ты сделал, Чанёль, – тихо ответил стоящий за спиной Бэкхён.       – Я? – от услышанных слов мозг парализовало на несколько секунд. – Я бы никогда не поступил так…       – Ты мне это уже когда-то говорил, помнишь? А потом швырнул меня на кровать. Можешь теперь меня забирать к себе. Или в таком виде я тебе не нравлюсь?        Чанёль подтянул к себе тело в очередной раз, обнял его, стараясь держать крепче, и повернулся к Бэкхёну, надеясь по его виду определить, что он врёт. Чанёль никогда бы не причинил вред даже животному. Он не смог бы ударить того, чья улыбка дороже жемчуга и заставляет в душе подниматься сотни чувств. Это не может быть правдой, но Бэкхён спокойно смотрит на него, ожидая дальнейших действий, и сложил руки на груди. Он равнодушно отвечает на мольбы в глазах Чанёля и молчанием уверяет, что бесполезно искать себе оправдание.        Чанёль крепче прижал к себе тело, уткнулся носом в мокрые волосы, и солёные слёзы больно кольнули глаза, однако, отпускать Бэкхёна из рук не пожелал. Дурной сон, но проснуться не получается. Остаётся верить, что отец вновь прибежит будить сына, спасая от скорби. Скользя руками по холодной коже, Чанёль заметил, что на животе и рёбрах у Бэкхёна есть кровоподтёки, на нём почти нет живого места, но удары делались умело, не ломая кости. Кто-то жестоко его бил, но не тронул лицо, словно дорожит его красотой.       – Это ты, Чанёль!       – Это не мог быть я! – он заорал, чтобы доказать самому себе свою невиновность.        Его не так воспитывали, у него нет склонностей к садизму, он никогда бы не позволил любому человеку избивать другого. Бэкхён гнусно лжет, но он в словах уверен и с терпением ждёт, когда у Чанёля пройдёт истерика.        Чанёль проснулся от собственного крика. Постель пропиталась потом и неприятно прилипла к телу. Парень прижимает к себе свёрнутое одеяло, словно в его руках по-прежнему Бэкхён. Вид его спокойного умирающего лица всё ещё стоит перед глазами, заставляя слёзы хлынуть из глаз. Чанёль громко плачет в одеяло, заглушая крик. Слёз слишком мало, чтобы выплакать всю боль, которая за короткий сон скопилась у горла.        Не страшно, когда обвиняют в убийстве, страшно, когда в невиновность не верит тот, кто очень дорог. Пусть это был только сон, но он оказался слишком близким сердцу, поэтому отчаянье разъедает каждый сантиметр кожи, причиняя только боль, от которой Чанёль поднялся с постели и побежал к выходу. Несмотря на раннее время, когда люди ещё спят и не думают о начале рабочего дня, Чанёль решил прибежать к месту из своего сна, чтобы лично убедиться в отсутствии там трупа молодого парня, жестоко избитого маньяком.        Пробегая мимо кухни, Чанёль заметил, что в ней горит свет и длинная тень падает по полу до самого коридора. Чанёль резко остановился, не решаясь повернуться назад и заглянуть в кухню. Ощущение, что кто-то стоит за спиной надавило на затылок, заставляя губы едва ли не трескаться от сухости. Стук сердца смешался со стрессом у висков, и игнорируется сознанием, уступая место инстинкту самосохранения. Мурашки пробежали по спине, когда показалось, что сзади кто-то готов ударить ножом в спину, и Чанёль от страха в прыжке повернулся на сто восемьдесят градусов.        Никого.        Пустой коридор, свободный проход к лестнице на второй этаж и тишина, лишь сильный стук сердца, который слышит только он сам, и свинцовое напряжение в мышцах. Тень на полу не пошевелилась, и сложно сказать, что может её отбрасывать. Возможно, кто-то развесил бельё на верёвке и забыл выключить свет, но в семье не принято сушить вещи на кухне. Дом большой, есть два балкона, на которых натянуты от гвоздя к гвоздю по четыре верёвки специально для сушки вещей.        Чанёль подошёл к комнате и неуверенно заглянул, боясь увидеть Бэкхёна и понять, что всё только сон. Очередной кошмар, за которым стоит ещё один, и они словно круги ада Данте становятся невыносимее с каждым пробуждением в очередном сне.        Чанёль заорал, как орал, держа на руках Бэкхёна. Он с тяжестью повалился на пол, руками ощупывая пол сзади себя, чтобы пятиться по скользкому линолеуму и не смел оторвать взгляд от матери, висящей под потолком с петлёй на шее. На ней надет всё тот же халат с синим фартуком, в волосах при свете лампочки изумрудом переливается заколка, волосы закрыли лицо и крупные пряди спадают на грудь, касаясь своими кончиками золотого крестика с распятым Иисусом.        На крик прибежал перепуганный отец Чанёля. Он первым делом подбежал к сыну, боясь, что тот сбежал от кошмара, но как же в тот момент Чанёль хотел, чтобы это был только сон. Он зажмурился, надеясь, что это поможет проснуться и прикусил губу, провоцируя на боль.       – О, Боже! – раздался тихий шёпот отца, когда он заметил умершую жену, и направился звонить Сину.        Чанёль не верит, что мать покончила с собой, используя ремень сына как удавку. Ещё вчера он кинул джинсы в корзину для белья, забыв снять кожаный ремень, а теперь он оказался не на привычном месте в шкафу, а у матери на шее. Чанёль поднялся с пола, стараясь удержать равновесие, и на деревянных ногах пошёл к телу, надеясь увидеть в нём признаки жизни. В голове прозвучали обрывки чьих-то слов о мёртвых, которые не навредят и их нечего опасаться.        Между прядей волос матери торчит бумага. Чанёль опасается своих худших мыслей. Он поднял руку, дрожащими пальцами убрал волосы в сторону и тут же закрыл себе рот ладошкой, тихо простонал в неё и едва не закрыл себе нос, чтобы приступ удушья заставил успокоиться. Во рту матери находятся двенадцать страниц из книги «Марфа». Чанёль понимает, что их надо вытащить, пока не приехали медэкспертиза и полиция, которые обязательно начнут вести расспросы о важности этих листов для матери. Они заберут их, а у Чанёля кошки на душе скребли за эту книгу. Он запутался, где сон, а где явь, и где заканчивается книга, а начинается жизнь? Чанёль уверен, что в этих страницах ответы на многие вопросы, поэтому вцепился кончиками пальцев за край бумаги и стал тянуть.        Бумага порвалась. Мать засунула ни много ни мало шесть листов, и они плотно заполнили рот. Надо захватить больше смятой бумаги, чтобы легко вытащить. Чанёль пропищал как мышь, не веря, что он это сделает, и не решился, хотя рассудок из последних сил твердит быстрее справиться, пока отец не вернулся на кухню. Чанёль потряс кистями, подготавливаясь к сумасшедшему поступку, и одной рукой опустил подбородок матери, открывая шире её рот, а указательный и большой пальцы другой руки просунул между бумагой и щеками, растягивая губы. Он зажмурился и отвернулся, словно ребёнок, который, если чего-то не видит, то этого нет, но пальцы ощутили мягкость едва тёплого тела, короткие ногти чувствовали влажную сторону щеки и немного её оцарапали, погружаясь всё глубже в рот и сдавливая бумагу. Наконец, она поддалась, и Чанёль, выдернув комок листов, отскочил на два шага назад и перепугано посмотрел на тело.        Труп пошатнулся, стал покачиваться из стороны в сторону, отчего тёмные волосы вновь закрыли лицо и открытый рот, из которого потекла по подбородку слюна. Страницы тоже влажные, Чанёль спрятал их в карман и стал просить прощение у мамы и уверять себя, что если бы не он, то кто-то другой вытащил бы бумагу.       – Успокойся, Чанёль, – с выдержкой проговорил отец, заходя в комнату и стараясь не смотреть на труп жены. – Я не предполагал, что она так поступит.       – Но почему?       – Она слышала твой разговор с врачом и слышала, как ты согласился отдать её в больницу и посодействовать тому, чтобы она лежала там долгое время.       – То есть… – Чанёль с ужасом в глазах медленно отходил назад и почувствовал холод в затылке, –… это я виноват?       – Нет, сынок! – отец возмутился и хотел схватить его за одежду, но Чанёль рванул из дома, слыша голос Бэкхёна в голове твердивший «Это ты, Чанёль!»        Он, словно маленький аппарат внутри куклы, повторяет одну фразу, а своё имя Чанёль начинает ненавидеть, но упорно куда-то мчится, не разбирая дороги, и держится за голову, стараясь избавиться от навязчивого голоса. Бэкхён видится везде, но в то же время его не существует. Он есть в книге, во снах, в галлюцинациях и на некоем интуитивном уровне, но по факту его нет. Объяснить своё состояние Чанёль не может даже самому себе, но понимает, что хочет вновь проснуться. Пусть будет страшный сон, пусть Чанёль опять себя поцарапает, но не будет голоса, не будет грубых слов отца, а будет мама с её постоянными нелепостями и истерией. Пусть будет она больна, зато живая.        Ноги сами привели в парк, среди десятков фонарей Чанёль ищет нужные кусты, вспоминая каждую лавочку из сна. Он просчитал шаги, сопоставил с увиденным, судорожно размышляя над каждым листиком и веточкой, и наконец решил, что нашёл нужное место. Забегая в небольшую полянку, он вспомнил, как Бэк звал к другим кустам, за которыми лежало тело, то ли живое, то ли мёртвое. Чанёль глубоко вдохнул, настраиваясь на худшее. Ещё один труп в его жизни заставит поверить в сумасшествие. Он явно сойдёт с ума не в силах объяснить, откуда он знает о его местонахождении. Объяснение только одно: он сам его убил. Чанёль медленно выдохнул и шагнул вперёд, приготавливаясь кричать, если хватит сил.        То, что на улице холодно, он понял, только глядя на мокрую траву при мигающем свете старого фонаря. Всё вновь показалось бредом и нелепостью. Нет Бэкхёна, нет ничего и никого на земле, что указало бы на труп или раненого человека, который может хотя бы ползать. Чанёль даже посмеялся с себя. У него на кухне повесилась мать, а он ищет воображаемого парня, в существование которого начинает верить.        Не только матери нужен врач. Чанёль давно не маленький, чтобы придумывать себе друзей. Но он почему-то стоит посреди кустов, смотрит на мокрую траву, а руки всё ещё ощущают холодное и влажное тело с перебитыми пальцами, по которым стекает кровь с запястья. Он даже может легко представить, как тонкая проволока, огибающая руку несколько раз, разрезает кожу, и любое неловкое движение только загоняет металл глубже, делая надрезы с одной стороны шире, а кровь быстро стекает к локтю и опускается на широкую руку Чанёля.        Сон слишком сильно подействовал на Чанёля, а смерть матери добавила страха и отчаянья. Наконец, напряжение вылилось в истерический смех. Чанёль засмеялся, выходя из кустов, от приступов не удержался на ногах и рухнул на землю, продолжая заливаться смехом, который разнёсся по парку, напугал задремавших на лавках кошек и птиц на деревьях. Не важен холод, хотя тело трясёт от него, надо выплеснуть эмоции, которые из смеха плавно перетекли в плач.        Со слезами Чанёль немного успокоился. Прохожие не будут осуждать его, считая, что он плачет из-за смерти матери. Скажут, что надо выпить успокоительное, а, может, предложат алкоголь, но никто так и не узнает, что Чанёля больше заботили двенадцать страниц, чем потеря родителя. Но он сам ещё не может поверить, что матери больше нет, и едва ли осознает после похорон. Уже не будет постоянных звонков, проверки местонахождения сына, контроля и нравоучений с рассказами о маньяках. Всё резко оборвалось, как и начиналось. Будет спокойствие, можно устроиться на работу, но только придётся отвыкнуть от матери.        Чанёль на четвереньках пополз к дороге, вдоль которой стоят лавки. Он полностью измазался в грязи, слезах и устал от стресса. Он хочет спать настолько, что готов уснуть под кустом, если бы не собачий холод, который пробрал до костей и заставил сонливость растворяться в ледяном ветру.        Рука скользнула по грязи, и что-то мелкими буграми проехалось по коже, упёрлось под ноготь и собралось между пальцами. Чанёль поднял руку и направил её к тусклому освещению, чтобы рассмотреть. С его ладони скатилась грязь, вперемешку с чёрным блестящим бисером, вплетённым в разорванную фенечку.