Осень начинается...

А если сможешь понять И если сможешь простить И не сумеешь предать Тогда держи мою нить... «Я ухожу в свою тень» Джем.

Наступила тёмная беззвездная ночь. Чёрным полотном накрыла она всё вокруг, не пощадила и замок. Тихо было повсюду, будто ночью жизнь замерла, застыла как лёд на реке. И счастливы были те, кто смог успокоиться ненадолго, прикрыть глаза и накрыться безмятежным сном. Но в окнах королевской опочивальни мерцали тусклые огоньки свечей. Не розовых, источающих приятный запах, как было раньше, а совершенно обыкновенных, едва ли более богатых, чем у обыкновенного дворянина. И нет, король не обеднел. Просто он влетел в пламя жизни, которое его захлестнуло, да так, что душа его выгорела и в ней не осталось ни радости, ни надежды, ни желания наслаждений. Он хотел только покоя и любви. Настоящей, верной, преданной любви и в первую очередь, он хотел полюбить сам. Но никто не знал об этом, никто не мог приоткрыть расшитую золотом штору прикрывающую хрупкую душу Генриха. Почти никто. Были в Лувре три человека, которые эту штору сдернули и обнажили весь избитый хрусталь за ней. Жена, мать и друг. Три человека, которые готовы были отдать всего себя во благо несчастного короля. Беда в том, что не всегда люди могут показать то, что они чувствуют и Генрих искренне считал, что никто не любит его. Этой ночью Шико решил остаться в опочивальне короля, как делал много лет назад, до того как "умер". Когда все разошлись, Генрих, видимо отвыкший от того, что кто-то остаётся в его покоях ночью, учтиво поинтересовался, уйдёт Шико к себе или нет. Шико лишь досадно вздохнул. Если Генрих и остался прежним, то он, Шико, теперь другой. Он что-то ответил, отрицательно покачав головой, а Генрих лишь повёл плечами в знак согласия. Однако ни капли радости он точно не испытал. Тускло горели свечи, бросая блеклые отсветы на стены. Пятна света играли на стене причудливые сцены, порой даже пугающие. Воздух, который в это комнате налился тоской, будто исчезал, уходил через стены на улицу, на свободу, словно даже он не в силах был уже находиться здесь. Тишина больно давила на уши, мешала уснуть даже тому, у кого на душе спокойно. А разве может быть спокойно на душе у короля? Как власть губительна, как разрушительна. И всё во имя чего? Того, чтобы через пару лет после смерти, а может и при жизни, тебя проклинали, как самого заядлого грешника и виновника во всех бедах? А вот Шико - шут, смех, ирония, сарказм. Его ноша, казалось бы, отвратительная. Но он сидит в кресле и каждый раз, как в первый, отлично понимает, до чего ужасна доля короля и как хороша его. Так и сейчас Шико украдкой покосился на Генриха. Король сидел в кровати, потупив взгляд. «Вот о чём он думает?» – гадал Шико. Он знал его уже много лет, но частенько задавался таким вопросом, ведь Генрих такой непостоянный. Сегодня думает о том, чтобы завоевать весь мир, а завтра о том, чтобы стать монахом в каком-нибудь Богом забытом аббатстве. Когда же король посмотрел на него, Шико увидел, как в глазах Генриха стоит непроглядный мрак, отчего Шико даже стало не по себе. Молчание накалялось, становилось просто невыносимым, и он решил, что пора что-нибудь предпринять. – Ну что, Генрих? – как можно проще, даже несколько шутливо произнёс Шико. – Тяжело это – думать? – Не смейся надо мной. Зачем ты так? – раздражённо ответил ему Генрих, слегка отворачиваясь. Шико понятны эти действия, за время его отсутствия Генрих почти не изменился. По крайней мере не изменил своим привычкам. Но что действительно ушло, так это беспечные улыбки и радость, некогда освещавшая его глаза. – Как? Вижу же, дела у тебя плохи! Впрочем, как и всегда. – Зачем ты говоришь это мне? – почти повторил король. – А кто просил меня говорить тебе правду? Или прикажешь врать тебе, корчить нелепые лживые улыбки, бесчувственно целовать и лить бесконечную лесть? Если так, то отпусти меня куда подальше, для этого у тебя есть весь твой двор. – Полагаешь все остальные мне врут? – Ни минуты не сомневаюсь. И повторюсь, ты, кажется, хотел знать о себе правду. – Правда! Ох уж эта правда! Как же я устал от неё. – Генрих запрокинул назад голову. – Да, она жестока и тяжела, а ты хочешь жить просто? Ваше величество, уж больно высокий пост вы занимаете. Генрих не ответил, умолк и видимо сосредоточился на своих мыслях. Шико вздохнул. Его всерьёз беспокоило состояние короля, он видел, как один за другим угасают огоньки, поддерживающие теплящуюся в нём жизнь. Шико давно ещё понял, что ему жаль Генриха много больше себя самого. Он то что? Выберется из любой передряги. А этот глупый набожный король отдаст себя в руки судьбе и упадёт в глубокий омут. Поэтому Шико вернулся, он увидел, что сам Генрих может не справиться, что он может оступиться и полететь вниз. Шико решил поддержать хрупкие царские руки. – Ну давай. Расскажи. Что тебя мучает больше всего? – Шико встал и подошёл к кровати. – Знаю, тебя переполняют самые разные чувства и мысли. Но помни, котёл твоей души полнится, и, клянусь всеми чертями, ему осталось только вскипеть и разлиться. Так поделись же с другом. Генрих посмотрел на него усталыми глазами. Сейчас перед Шико сидел не король, а человек, сломленный тяготами жизни. Да, руки его не покрылись мозолями и ранами, не заживающими годами, какие бывают у крестьян. Но испещрен бороздами кровавых трещин был его разум, поражено ядовитой стрелой его сердце. На лице Генриха неспокойно играли пятна от пламени свечей. Будто всё в этой комнате трепетало вместе со своим господином. У Шико вдруг защемило сердце. Какая тоска! Надо иметь по истине крепкую голову и закалённый дух, чтобы не впасть в зыбучее болото отчаяния и бесконечной скорби. – У меня нет друзей. – холодно отозвался король. – И ты мне не друг, Шико. Шико помолчал, всматриваясь в глубину глаз короля, стараясь уловить едва заметные крупицы, проступавшие из сердца на поверхность – глаза Генриха, которые помогли бы ему лучше понять его мысли. И тут он с ужасом понял, что сказанные королём слова были правдой. Генрих не произнёс их для того, чтобы просто изобразить несчастного, а действительно был уверен, что друзей у него нет. «Не друг?» – мелькнула острая неприятная мысль. Шико почему-то был уверен, что даже после шести лет его отсутствия Генрих по-прежнему будет к нему расположен. Неужели он ошибся? – Знаешь, а ты ведь и правда глуп. Я думал только в делах государства, но оказалось всё ещё хуже. – насмешливо начал Шико, стараясь таким образом скрыть волнение, бурлившее внутри. Но Генрих на это лишь закатил глаза. – Знаешь, Генрике, я готов был аплодировать тебе, ибо рад, что ты наконец узрел эту простую горькую истину, но увы! Последние твои слова меня совсем разочаровали. – он слегка зевнул, делая вид будто этот разговор ему совершенно не важен. – Я, пожалуй, сяду, иначе у меня не останется никаких сил. Могу с уверенностью сказать, что говорить мы будем ещё очень долго. – и Шико бесцеремонно сел на кровать рядом с Генрихом. Король слегка вздрогнул и едва заметно отодвинулся чуть в сторону. Шико сделал вид, что ничего не заметил, но в душе сделалось гадко. – Генрике, у тебя ужасно неудобная кровать, как ты на ней вообще спишь, теперь понятно, почему ты всегда такой рассеянный, прикажите поставить другую, я не… – Замолчи! – крикнул Генрих, хлопнув рукой по одной из подушек. – Говоришь, мои слова тебя разочаровали? – в глазах короля блеснули искры – предвестники молний. – Ещё как! Ваше величество, извольте только представить себе! Человек, который мог бы заниматься чем-то более важным, хоть бы даже изготовлением нормальной мебели, верно служит королю, которого королём делает только его корона. А тот ему взамен что? – Шико развёл руками. – Ну ладно, ем я вкусно, не поспоришь. И то! В последнее время кухня в Лувре меня совсем не радует. Но суть не в этом. Ты в ответ на мои старания, говоришь будто я тебе не друг. – Шико наложил на лицо наигранную грусть и пустил пристальный взор на Генриха, ожидая его реакции. – Верно служит? – шипящим голосом повторил Генрих. – Скрыться на несколько лет, оставив меня одного и заставив страдать – это, по-твоему, верная служба?! – Генрих вскочил с кровати и подошел к окну. Только сейчас Шико понял, что в комнате ужасно душно. Он встал следом и хотел было приоткрыть окно, но Генрих опять быстро отошёл от него. В глазах короля промелькнуло что-то вроде страха. Но уже в следующий миг он принял спокойную позу. – Что с тобой? – едва слышно спросил Шико, хотя уже и сам догадывался. Однако он не хотел, чтобы его догадка была правдой. – Чтобы знать, что со мной, нужно было быть рядом все эти годы. А не вернуться резко и надеяться на то, что я всё расскажу… – Генрих резко замолчал, видимо посчитав, что сказал лишнего. А для Шико этих слов хватило, чтобы убедиться в своём предположении. Недоверие. Его король больше не доверяет ему. Настолько, что не подпускает близко к себе, настолько, что не желает поделиться переживаниями. Но зачем же, Боже мой, зачем он тогда согласился на то, чтобы Шико остался здесь? Лучше бы сразу выгнал, сразу дал понять, что больше ему тут не место, ему тут не рады. Шико вздохнул. Он прекрасно знал, когда «умирал», что Генрих не поймёт его правильно и уж тем более не осознает своих ошибок. Но глупо было сейчас говорить ему о том, что не стоило мириться с Майеннским, а оправдываться Шико тоже не хотел. Значит так и разойдутся. Всё начиналось в этой комнате – всё в ней и окончится. – Я тоже считаю, что мне незачем было возвращаться. – согласился Шико и для пущей убедительности твёрдо кивнул. Однако от его зорких глаз не укрылась едва приметная перемена в лице Генриха. Чуть-чуть дрогнули губы, совсем немного сузились глаза. – Ну, прощай, мой король. Я ухожу в свою тень. – Шико сделал шаг в сторону, но тут же ощутил, как опустилась на его плечо рука Генриха. – Я рад этому. – произнёс король и при этих словах у Шико что-то кольнуло внутри, но он только улыбнулся и пошёл дальше к двери. – Ведь, как я думаю, твоя тень – тень от этого кресла? – добавил он, когда Шико уже взялся за дверную ручку. Да, в комнате действительно очень душно, подумал Шико. Он обязательно останется и раскроет окно нараспашку.