***
— А мне точно можно тут находиться? — Ну, конечно. Кто отслеживает, где ты спишь? Минги несмело согласился и прошел в комнату, прикрывая за собой дверь. Он оглянулся и кинул рюкзак на пол. Тетради протестующе зашуршали, но Минги лишь неприязненно глянул на свой рюкзак, разуваясь. Он уже был раньше в этой комнате: частенько они с Юнхо смотрели фильмы или просто сидели здесь, когда у обоих было время. Юнхо очень повезло, что его сосед по комнате решил взять академический отпуск и уехать на полгода к семье. Повезло также и потому, что он исправно платил коменданту за комнату, чтобы на его место не подселили кого-то другого, и по возращении он мог бы снова жить на прежнем месте. И поэтому Минги частенько оставался у своего друга до вечера, а потом просто уходил ночевать к себе. Разумеется, Юнхо пытался остановить его, и такое было не раз, что он уговаривал переночевать у него, аргументируя это тем, что уже поздно и намного проще завалиться уже спать, а не идти куда-то. И это бы сработало, если бы не тот факт, что жили они буквально на соседних этажах. Даже в одном крыле. Их комнаты разделял не коридор-перешеек на первом этаже между двумя частями здания и даже не улица между соседними корпусами. Это был буквально один лестничный пролет. Минги на щенячьи глаза Юнхо обычно хмурился и неловко отмахивался, говоря, что не хочет стеснять хозяина, у него куча дел в комнате, и, вообще, Хонджун будет плакать и беспокоиться о том, куда запропастился его сосед. И все равно, что с Хонджуном у него крайне напряженные отношения. Сейчас же он самостоятельно прыгнул в клетку к тигру, который весело улыбался своим мыслям, что-то мурлыча под нос. Чон совершенно не замечал мрачного состояния друга, который не отрываясь наблюдал за тем, как Юнхо вытаскивает из рюкзака чипсы, попкорн и бутылки с газировкой. С одной стороны, он и правда хотел прийти на ночевку к Юнхо, прямо как в подростковом возрасте, когда они отпрашивались у родителей и до утра болтали или играли в приставку. Но с другой… Минги посмотрел тяжелым долгим взглядом на то, как Чон старательно выискивает полотенца и сменную одежду для друга, широко улыбаясь. Ноутбук уже лежал на столе, готовый к тому, что на нем вот-вот включат какой-нибудь фильм. Сон нервно сглотнул, чувствуя, как больно дергается кадык. От мысли о том, что он проведет с Юнхо всю ночь в запертой комнате наедине, начинала кружиться голова. — Ты чего там завис? — вырвал из круговорота мыслей удивленный голос Юнхо. Он внимательно смотрел на Минги, держа в руках стопку с одеждой. Сверху было полотенце. — Ты в душ пойдешь? — Минги кивнул, и Чон закинул вещи в ванную комнату на тумбочку, приглашающе открывая дверь. — Сейчас? — Ну… — он смущенно глянул на часы. — Если мы хотим успеть посмотреть фильм и поболтать, то надо собираться ко сну уже сейчас… Мне завтра рано вставать. — А, точно, первачки, — угрюмо кивнул Сон и изумленно посмотрел на все еще вежливо открытую дверь в ванную. Он перевел взгляд на Юнхо. — Что? — Что? — Мне надо еще за вещами сходить и… — Зачем? Это же на одну ночь. Оденься в мою одежду? Зачем ходить туда-сюда на ночь глядя? — Говоришь так, будто я пешком в Инчхон за носками пойду… Мне просто спуститься на один этаж — и все. — Ну так зачем? — Юнхо аккуратно прикоснулся пальцами к локтю Минги, который недоуменно хлопал глазами. Он пробежался ладонью по плечу наверх, закидывая руку. — Там сейчас эти два голубка, будешь им мешать. К тому же… — он состроил максимально страдальческое выражение лица, и Сон замер. — Помнишь ведь, как в детстве было?.. Давай просто немного поностальгируем? Минги задумчиво отвел глаза, машинально наклоняя голову. Его короткие волосы мазнули по руке Юнхо, и тот поежился от легкой щекотки. Раньше, когда они еще были подростками и часто оставались друг у друга на ночь, чтобы не тащить много вещей с собой, постоянно одевались в вещи хозяина дома. В один день Минги щеголял в растянутой огромной толстовке, которая была ему явно велика, в другой — Юнхо неловко пытался одернуть слишком плотно сидящую на нем футболку. В детстве Минги был ниже и мельче Юнхо, однако значительно вытянулся в какой-то момент, а потом еще и подкачался, так что теперь они были одного роста и примерно одинаковой комплекции. Однако до сих пор странное чувство посещало, когда они оставались одни на ночь, и Минги было неловко от осознания, что ему нужно будет носить одежду Юнхо. Он все еще буквально тонул в широких футболках и кофтах, кутался в свитеры: это дарило ему какое-то чувство защищенности. Большой и мягкий Чон, как огромный плюшевый медведь, имел какую-то странную способность одним лишь движением и взглядом успокаивать. И создавалось ощущение, будто бы и в громадной чужой футболке тоже спокойнее, чем в своей. Однако, когда маленький Минги вырос, он начал избегать этого. Раньше проблем с обменом одеждой не возникало, но с возрастом Чон стал более привлекательным и в какой-то мере даже красивым. Странно было думать так о том, с кем знаком уже несколько лет и кого знаешь как облупленного, но отрицать, что Юнхо действительно стал невероятно хорош собой, было трудно даже с плохим зрением. Если бы Минги снял очки, он бы все равно нашел своего друга довольно-таки симпатичным. И «симпатичным» — мягко сказано. Очаровательным, притягательным, соблазнительным, сексуальным… Минги вдруг зашелся кашлем, поперхнувшись своей же слюной, которая вдруг резко начала вырабатываться. На глазах проступили слезы. — Ты в порядке? — испуганно похлопал его по спине Юнхо, и Минги отрицательно замотал головой. — Да… — сипя, выдавил он. Он схватил висящее на плече Юнхо полотенце и скользнул в ванную, громко захлопывая дверь. Чон растерянно открыл было рот, чтобы сказать, что полотенце Минги он уже положил в ванную вместе с одеждой, но промолчал, неловко взъерошивая волосы. Ждать Сона пришлось долго. Тот вышел каким-то подавленным и упрямо отказывался смотреть на Юнхо. Минги неловко одернул светло-серый джемпер, рукава которого висели, наполовину прикрывая пальцы. Он недовольно осмотрел себя и вздохнул. — Как будто в мешок картошки оделся, — проворчал он. Чон вопросительно оглянулся и засмеялся тому, как морщился его друг, оглядывая себя с ног до головы. — Ты мыться идешь? От тебя малолетками-психологами воняет. — Мой хороший опять ревнует, — нараспев протянул Юнхо, закрывая вкладки на ноутбуке и поднимаясь. Минги фыркнул. Как только Чон удалился в ванную, парень взял упаковку попкорна и потащился на кухню. На этаже было тихо. Ни музыки, ни криков, ни чьего-то гогота. Отчасти эта тишина удручала, но зато Минги мог позволить себе спокойно подумать о своем. Например, о том, как давно ему нравится Юнхо. Он вздохнул. Да, самый лучший вариант, о чем подумать перед тем, как оказаться с ним в четырех стенах на всю ночь наедине. Он закинул попкорн в микроволновку, уменьшая мощность и настраивая время. Как только она начала работать, парень сел на стул напротив микроволновки и уставился на плоскую пачку, медленно-медленно крутящуюся вокруг своей оси. Если так подумать, со своей ориентацией он смирился уже давным-давно. Точнее, он даже не думал о ней. Осознание пришло постепенно и незаметно, как не замечаешь движения солнца по небу. Просто в какой-то момент оно только-только поднялось на востоке, и вот уже в следующий момент висит прямо над головой. Того и гляди, упадет. Он даже не был уверен в том, что ему нравятся парни: он был уверен только в том, что от одного конкретного парня колени подкашиваются, а мысли путаются. В том же возрасте он познакомился с фанфикшеном. В фанфиках однополая любовь была чем-то трепетным и невероятным, а первые поцелуи всегда описывались так трогательно, что Минги невольно заинтересовался этим. Посоветовался с Юнхо. Юнхо сказал, что в любопытстве нет ничего плохого. И тогда Минги выловил какого-то парня из параллельного класса и ради эксперимента поцеловался с ним, однако никаких необычных ощущений не почувствовал. Посоветовался с Юнхо. Юнхо сказал, что, вероятно, те эмоции, описываемые в фанфиках, возникают при поцелуе с кем-то близким и дорогим сердцу. Ради эксперимента поцеловался с Юнхо. Потом не мог уснуть всю ночь, открыв для себя нечто новое под названием «мастурбация на возникающие в возбужденном мозгу образы». Больше он с Юнхо решил не советоваться. Было страшно ощущать подобное к лучшему другу. Отчего-то возникало неприятное чувство, что он предает доверие Чона своими чувствами. Минги отлично знал, что в реальной жизни не бывало такого, чтобы друзья с детства становились парой: намного чаще они относились друг к другу как к семье. Взять того же Юнхо: привычка называть Минги «хорошим» появилась относительно недавно, до этого это всегда были какие-то братские прозвища типа «бро», «братан», «дружище» и так далее. Что стукнуло в голову вымахавшему под два метра кучерявому засранцу, что он вдруг нашел классной идею звать лучшего друга милыми кличками, разбавляя местоимениями «мой» — Минги понять не мог. Однако реакция его организма на певучее «мой хороший» или «маленький» на ухо была всегда довольно-таки однозначной. Сон просто выключался и пропадал из реальности. Микроволновка истерически пропищала в третий раз, и только тогда Минги, мотнув головой, поднялся на ноги, доставая готовый попкорн. Взяв из шкафчика глубокую миску и настроив микроволновку обратно, медленно пошел в комнату. Юнхо уже вышел из душа и сидел с мокрыми волосами, покачивая головой в такт песне, которую напевал. В отличие от одетого в джемпер и спортивные штаны Минги, на себя он напялил более легкую одежду: широкие шорты до колен и старую футболку, на которой виднелось не поддающееся выведению пятно из-под какого соуса на рукаве. Оно, кажется, там уже несколько месяцев. Минги не уверен, он его не разглядывал. Он разглядывал сильные оголенные ноги и открытую шею со слегка подрагивающим кадыком. Чон глянул на дверь и приветственно помахал вошедшему Минги. Он похлопал на кровать рядом с собой. — Я фильм выбрал… ты же ничего против триллеров не имеешь? Минги испуганно сглотнул и дрожащими руками принялся открывать попкорн. Юнхо хитро улыбнулся. — Я… нет… Нет, не имею. — Уже давно хотел посмотреть, — жалобно выдохнул парень, потягиваясь. Он поставил стул посередине комнаты и водрузил сверху ноутбук. Остановившись около выключателя, внимательно посмотрел на Минги, который только-только закончил возиться с попкорном и теперь неловко гладил ладонями колени, оглядываясь. — Все? Сон вопросительно глянул на руку друга, которую он держал на выключателе, готовый потушить свет. — Погоди, может, сначала расстелемся? — Юнхо недоуменно моргнул. — Я вчера только постельное менял, все нормально. Зачем еще раз? — Нет, я про кровать для меня. Не буду же я с тобой в одной постели спать. Не маленькие уже. — А уснуть-то сможешь после ужастика? — усмехнулся Чон, скрещивая руки на груди. — А нечего выбирать такие фильмы, — огрызнулся в ответ тот. — А я, может, хочу, чтобы мой хороший со мной спал, — вздохнул Юнхо. Он провел пальцами по волосам, и Минги с замершим сердцем проследил за этим движением, так как из-за него рукав задрался, оголив крепкие мышцы на руках. Он сглотнул. Юнхо посмотрел умоляющими глазами на друга. — Давай… давай сначала посмотрим фильм, а потом решим, — моментально сдался парень, забираясь с ногами на кровать. Юнхо просиял и, щелкнув выключателем, запустил фильм. Он присел рядом с Минги, открывая чипсы и кладя их между ними. Первое время фильм они смотрели молча. Происходящее на экране увлекало не особо, и даже первый скример не вызвал никакой реакции у парней, которые лишь скривились на такую жалкую попытку их напугать. Попкорн закончился в первую половину фильма. Чипсы были тоже на исходе. — Я уже жалею, что выбрал этот фильм. Мне его очень рекомендовали, — пробубнил Юнхо, скрещивая руки на груди. Минги сдавленно кивнул, во все глаза глядя на экран. — Абсолютно ничего интересного, — прошептал он. Чон удивленно посмотрел на друга. Тот сидел, скрестив руки точно так же, как и Юнхо, и подтянув ноги к груди. Юнхо смотрел на то, как блики от экрана сверкают в круглых очках и скользят по коже парня рядом, и не мог оторвать глаз. Он медленно повел взглядом сначала по торчащим во все стороны все еще слегка влажным волосам, по напряженным плечам, на которых висел его серый джемпер, по подрагивающим ладоням. Со стороны ноутбука раздался какой-то резкий звуковой эффект, и пальцы Минги судорожно дернулись, впиваясь в кофту. Юнхо скользнул глазами выше. Губы Минги были плотно сжаты, а брови нахмурены. Ему явно не нравилось то, что происходило на экране, но оторваться не мог. Эту привычку за ним Чон заметил уже давно: когда что-то его пугало или напрягало, тело его замирало, а сам парень смотрел на угрозу пристально, практически не моргая. Юнхо и сам не особо любил триллеры и ужастики, но не мог отказать себе в удовольствии иногда помучить Минги и включить что-нибудь подобное. К тому же, и ситуация располагала: в детстве Минги очень боялся спать один после фильмов. Они повышали его тревожность, и потому Юнхо всегда ложился рядом с ним, обнимал или просто брал за руку, и они так и засыпали. На следующий день Минги говорил, что фильм был абсолютно не страшным, и спал он с Юнхо только из-за того, чтобы самому Чону, разумеется, не было боязно спать одному. Тот лишь улыбался и кивал. Если его другу было легче преподносить это так — хорошо, он ничего против не имеет. Ему всегда нравилась эта черта Минги казаться сильным по утрам, потому что он сбрасывал эту маску только рядом с Юнхо. Возможно, будущему психологу нельзя было так говорить, но осознание того, что этот парень доверял Юнхо гораздо больше остальных, подпитывало какую-то эгоистичную радость внутри, поднимая волну счастья и желания сделать все, чтобы Сон и дальше чувствовал себя в безопасности. Возможно, ради этого он и выбрал этот фильм. Хотелось, чтобы Минги, напуганный разворачивающимися на экране событиями, почувствовал себя снова защищенным, когда Юнхо возьмет его за руку, погладит по волосам, успокаивая, и, притянув к себе, мягко-мягко поцелует в щеку. Разумеется, только ради того, чтобы отвлечь его. Хотя… он слукавит, если скажет, что это единственная причина, по которой он выбрал именно этот фильм. Юнхо в нетерпении поерзал. Внезапно Минги, неотрывно следящий за фильмом, перестал трястись и шокировано приоткрыл рот. Испуг пропал с лица, оставляя только недоумение. Вот оно!.. Юнхо посмотрел в экран, отлично понимая, что он там увидит. Две девушки, одни из главных героинь, покрытые кровью и зажатые в каком-то углу, страстно целовались. Чон уже видел этот триллер и знал, что там происходит. — Это что такое? — недоуменно спросил Минги, во все глаза глядя на ноутбук. — Это поцелуй, маленький, — посмеиваясь, ответил Юнхо. — Нет, я про… — он нахмурился, когда поцелуй наконец разорвался, и одна из девушек, блондинка, прошептала второй, что всегда будет любить ее. Клише? Клише. Особенно для ужастиков: персонажи признаются друг другу в любви перед смертью одного из них. Парни одновременно закатили глаза. Это был настолько избитый троп, что даже сказать было нечего. — Бред какой-то. Почему она притворяется, будто бы не знала о том, что она влюблена?! Юнхо спрятал улыбку, серьезно кивая. — Это же очевидно! Они всегда вместе. Да с самого начала ведь было понятно, что беленькая к ней неровно дышит, — раздосадовано фыркнул Минги. Юнхо испуганно подобрался и снова посмотрел на друга. — Как можно не понять, что кто-то влюблен в тебя?! Внутри что-то оборвалось. Интересно, а насколько он сам был очевидным?.. Внезапно Юнхо прокрутил в голове их последние пару лет жизни и испуганно дернулся — благо, на экране выскочил какой-то скример, и его дергание тут же замаскировалось. Слишком очевидно!.. Чересчур очевидно! Если Минги так быстро понял об отношениях этих девушек, то и Юнхо должен был расколоть на раз-два. Наверное, именно поэтому он и отдалился: понял, что его друг неровно дышит по отношению к нему и постарался выстроить между ними дистанцию, чтобы как-то замять это. Странно, что тогда он согласился ночевать вместе. Хотя это можно было объяснить добротой Минги: он по натуре своей всегда был мягким и мог просто из вежливости согласиться остаться в комнате старого друга. Это объясняет сразу и тот факт, что он сразу же захотел сбежать за своими вещами и уточнил, почему Юнхо не дал ему постельного белья, чтобы спать отдельно. Чувство вины за свою наивность и настойчивость коснулось горла, сдавливая его и не давая вдохнуть. Наверное, Юнхо и правда слишком много себе позволяет. Они с Минги частенько играли в какие-нибудь игры, и Юнхо постоянно выигрывал, на что его друг негодовал, называя Чона «удачливым придурком». И Чон не обижался. Не будь он «удачливым придурком», он бы не встретил Минги. Иногда ему кажется, что потратил всю свою удачу на одну-единственную встречу. Если вспоминать, как в детстве ему постоянно не везло с друзьями и окружением, а на занятиях, где требовалась работа в паре, он стабильно оставался один, похоже, такое золотце, как несуразный и неловкий Минги, досталось Юнхо в качестве извинений от Вселенной. Иначе он не мог объяснить, почему такой замечательный человек — этот подарок судьбы — достался именно ему. Порой он размышлял: вместе с улыбкой Минги ему начала улыбаться и Фортуна. И, если бы сказки про отважных героев, получающих в конце долгого и изнуряющего пути горы сокровищ, были бы правдой, то путь Юнхо определенно должен был лежать через моря лавы и полчища драконов. Потому что такое сокровище ни в коем случае не могло достаться ему просто так. Он его был не достоин. Он опять взглянул на Минги. Тот снова недовольно смотрел фильм, напряженно сжимая пальцами джемпер. Рука против воли потянулась к плечу. Она коснулась напряженных мышц, и Минги вздрогнул, переводя озадаченный взгляд на Юнхо. Однако тут же отвернулся и снова начал бездумно пялиться в экран. Это дало чуть больше уверенности, и Чон пододвинулся ближе, поднимаясь рукой выше и начиная слегка разминать воротниковую зону. Минги на мгновение прикрыл глаза, наклоняя голову в сторону друга. Он всегда делал это непроизвольно, когда пытался расслабиться. Рука Юнхо продолжала методично массировать напряженные плечи, и постепенно Сон расслабился, выдыхая. — Ты как? — шепотом промурлыкал Юнхо, и парень неопределенно дернул плечом. Он выпрямил ноги и потянулся, придвигаясь чуть ближе к Юнхо. Сердце радостно встрепенулось. Дурацкая, отвратительная, неожиданная, самая глупая на свете мысль стрельнула в голову. Юнхо раздвинул колени Минги в стороны и перекинул ноги через одно бедро, практически вжимаясь в его тело и нахально устраивая свои ноги между его колен. Сон вздрогнул, поперхнувшись зевком и пару раз сухо кашлянув. Он перепугано посмотрел на друга, машинально опуская руку на его колени и слегка поглаживая. От ощущения горячей сухой ладони на коже побежали мурашки, и Юнхо не придумал ничего лучше, как опустить свою руку, прекращая массировать плечи, свешивая ее так, что теперь получалось, будто он приобнимает Минги. Парень упорно не смотрел на Чона. Юнхо вздохнул и запустил руку в волосы Минги, начиная перебирать влажные пряди, иногда царапая кожу головы. Сон задумчиво провел ладонью, поднимаясь выше по бедру и слегка залезая большим пальцем под ткань шорт. Он отсутствующе смотрел в одну точку, погрузившись в свои мысли. Его рука блуждала, а пальцы вырисовывали только ему известные узоры. Внутри темных глаз плескалось что-то непонятное, и редкие всполохи от экрана никак не помогали понять, что же это была за смесь эмоций. Грубоватые мозолистые пальцы Минги невесомо скользили по прохладной коже Юнхо. Тот тяжело сглотнул и изо всех сил попытался дышать ровно. Он правда пытался. Получалось отвратительно, потому что Минги, будто бы специально, провел ладонью вниз, к голени, а потом скользнул ею на другую ногу, заставив Юнхо дернуться он внезапного жара чужой кожи. Он плотнее сжал колени, когда пальцы Минги поднялись к ним, и снова остановились где-то на бедре, крепко впиваясь в него. Юнхо сжал волосы Сона в кулаке, слегка оттягивая, на что получил судорожный выдох и дернувшийся кадык. Минги прикрыл глаза на секунду. Юнхо прошибло током. Он напрягся и внимательно посмотрел на друга. Тот все еще находился в своем мире. Вернув ладонь на колено, принялся большим пальцем поглаживать выпирающие косточки. Юнхо практически не моргая смотрел прямо в глаза Минги, ловя каждое изменение в выражении лица и изгибе бровей. Если вдруг хотя бы малейшая тень злости или отвращения коснется его — Чон тут же остановится. Он сможет. Он уверен. Минги впился ногтями в тонкую кожу, когда Юнхо снова на пробу слегка оттянул его волосы, и издал низкий горловой стон, который тут же заглушился судорожным выдохом Юнхо. Нет, теперь он не уверен… Он сглотнул вязкую слюну, чувствуя рождающееся возбуждение. Он знал это чувство. Оно преследовало его последнее время с пугающей частотой. Возможно, сказывалось долгое отсутствие отношений и секса, но почему-то рядом с Минги все чувства обострялись, как у кошки в ночи. Загипнотизировано он потянулся к Минги, приближаясь к его лицу. Не особо приятные звуки льющейся крови и крики из ноутбука никак не мешали. Они долетали словно через толстое стекло. Как будто что-то отделяло их от мира вокруг. Вдруг забавная мысль пронзила голову: хорошо, что Юнхо не купил пива, как планировал, а ограничился газировкой. Если он чувствует себя настолько заведенным и без алкоголя, то страшно представить, что будет, если… Вторая рука Минги скользнула по голени наверх, к колену, и пальцы мягко толкнули его в немой просьбе слегка поддаться. Юнхо абсолютно не соображал. Он слепо повиновался и чуть не задохнулся от ударившего ниже живота жара, когда горячая ладонь Минги прошлась по внутренней стороне бедра, как только Чон послушно слегка раздвинул колени. Минги запрокинул голову, стоило пальцам руки Юнхо, перекинутой через плечи, выпутаться из волос и слегка коснуться острой челюсти. Юнхо жадно посмотрел на то, как дернулся кадык. Он пробежался языком по резко пересохшим губам. Минги раскрыл затуманенные глаза, и Юнхо будто что-то резко ударило, выталкивая из этого возбужденного состояния. Он только что… Он испуганно скинул руки Минги со своих бедер и схватил его очки, стаскивая. Тут же отскочил, отползая чуть дальше на кровати и выдавливая что-то наподобие смеха. Однако этот смех был похож, скорее, на кряхтящий кашель. Юнхо смочил горло слюной, складывая очки Минги и кладя их на прикроватную тумбочку. Тот все еще сидел, непонимающе моргая. Грудь его тяжело поднималась и опускалась в такт дыханию. Руки дрожали. Юнхо не смотрел на друга. Лицо его пылало, шея покрылась неравномерными багровыми пятнами. Он краем глаза заметил, как Минги судорожно подтянул ноги к груди, обнимая их, и сам тоже как можно незаметнее накинул на себя одеяло. — И… итак… — голос Минги был басистым, хриплым. Юнхо не смог сдержать сдавленного стона. Дрожь пробила тело, и он закатил глаза, запрокинув голову. — Молчи, — попросил он. Прокашлявшись, мотнул головой. — Просто молчи. Минги лишь промычал что-то в знак согласия. — Перед сном… — выдавил из себя Юнхо. — Надо очки было снять… в-вот… — Ага… Сосущее разочарование растекалось внутри. И Юнхо не мог понять, почему. Потому что начал это все или потому что остановился. Он украдкой посмотрел на Минги, который трясущимися руками пытался выключить фильм и закрыть ноутбук. Он пододвинулся, разглаживая постель, а потом неловко почесал затылок. — Так все же стелим тебе кровать… да? Возможно, в глубине души он надеялся услышать отрицательный ответ, но понимал, что легко отделается за свою наглость, если Минги просто ляжет не рядом с ним. Хотя, с другой стороны, они ведь друзья. Не станут они вот так ссориться из-за подобного, правильно? Да, разумеется. Друзья ведь частенько делают глупости. Например, втискивают свои колени между ног друг друга так, что, стоит сделать одно неверное движение — коснешься чужого паха. Юнхо чувствовал, что совершил самую большую глупость из всевозможных, и теперь боялся, что Минги абсолютно его возненавидит за эти «пидорские» штуки и за то, что посмел без разрешения влезть в личное пространство. Минги чувствовал сильнейшее сексуальное неудовлетворение и боялся, что Юнхо этим вечером опять прикоснется к нему, потому что в таком случае он не сдержится и просто повалит его на кровать. Спали они все же в разных постелях.***
Хонджун абсолютно не был готов к тому, что вот-вот в его комнату заявится Сонхва. Он был как на иголках, несколько раз перепроверил свои шкафы и полки, убеждаясь, что нигде не оставил ни одного скетча или ниточки. Краски и кисти он замотал в три пакета и забросил в самый низ шкафа. Холст с нарисованным извергающимся вулканом, сжигающим деревья на своем пути, он затолкал под шкаф Минги, надеясь, что Сонхва не придет в голову залезть туда. Он боялся. Боялся, что его комната слишком сильно показывает все, что творится внутри. Как только Сонхва пришел, мрачно дуясь и сжимая в руке пакет с вещами, Хонджун слегка расслабился: кажется, тот снова погрузился в свои мысли после встречи с соседом. Пак улыбнулся парню и активно помахал рукой. От яркой сладкой улыбки сводило зубы. — Я в душ, — тут же отрезал Хонджун, стоило лишь Сонхва зайти в комнату. Дверь в ванную комнату захлопнулась, и улыбка сползла с лица. Сонхва обессиленно сел на пол, вздыхая. Как только он вернулся в комнату, Чонхо тут же попытался с ним поговорить. Выглядел он действительно разбито. Возможно, только из-за того, что они втроем перессорились, а, может, сюда еще примешалось и то, что у подружки — или, как Сонхва подозревал, скорее у друга — Чонхо тоже вспыхнувший вчера конфликт вызвал довольно-таки однозначную реакцию. Обиду, злость и резко упавшую самооценку. Слушать Чхве Сонхва не стал, лишь молча собрал необходимые для ночевки вещи, одежду и тетради и ушел. Выяснять что-либо сил не было. К тому же, Сонхва слукавит, если скажет, что он совсем не торопился к Хонджуну. Тот факт, что Ким решил впустить Сонхва в свое маленькое пространство, отдавалось беспорядочным биением сердца и сбитым дыханием. Кончики пальцев как будто покалывало. Пак еще раз оглянулся. В прошлый раз он был здесь только мельком, и ничего, по сути, не успел рассмотреть. Половина Минги так и осталась нетронутой. Создавалось ощущение даже, что даже пылинки лежат на своих прежних местах: Сонхва показалось, что он помнит эти две упаковки из-под чипсов, лежащие рядом с тумбочкой. Валялось зарядное устройство на полу, рядом — наушники. Сонхва нехотя поднялся и, скрепя сердце, судорожно схватил валяющиеся зарядку и наушники. Он сквозь зубы выдохнул, аккуратно сворачивая их и кладя сверху, на тумбочку. На автомате поправил книги, выравнивая их, и поставил стакан из-под воды и баночки с витаминами в ряд. Немного постоял, задумчиво буравя взглядом пустые пачки из-под чипсов. Наконец он не выдержал и, подняв глаза к небу, всхлипнул. — Ебать, срачельник… Наскоро завязав волосы в мелкий хвостик на затылке и заправив выбившиеся пряди за уши, тут же вытряхнул свои вещи на постель Хонджуна, аккуратно раскладывая их, и в освободившийся пакет начал запихивать валяющийся мусор. Туда полетели и пачки, и пустой пакетик из-под сока с тумбочки, и оторванный кусочек бумажки с половины Хонджуна, и свернутая салфетка, валяющаяся около двери. Он примял собранный мусор руками, а потом со взглядом хищника, увидевшего добычу, обернулся к кровати Минги. Постельное белье уже было сменено, а сама кровать — расстелена. Видимо, Сон перед уходом побеспокоился об этом. У Хонджуна и Минги, насколько Сонхва понял из обрывков получаемой от своего парня информации, была четкая договоренность: не лезть на чужую половину комнаты. Поэтому Хонджун и не беспокоился особо о том, что и где там разбросано у Минги. Но Сонхва не был их соседом, и потому ему было позволено перемещаться по обеим половинам комнаты. Пока Хонджун отсутствует, разумеется. Пак подошел к кровати и, опустившись на колени, заглянул под кровать. Вопреки всем дурным ожиданиям, там оказалось относительно чисто: только небольшая бумажка, похожая на обертку из-под шоколадки, и немного пыли. И носок. Судя по всему, когда-то давно постиранный и потерянный. Сонхва достал его и кинул на стул в надежде, что вернувшийся с утра Минги найдет второй сам. С тяжелым сердцем он посмотрел на этот носок и поджал губы. А найдет ли? С соседом Хонджуна он был не знаком, но подозревал, что человеком он был не особо аккуратным и как будто бы вспыльчивым. Он вполне мог в порыве расстроенных чувств от потери носка выбросить его пару. Мысленно помолившись за благополучие носка, Сонхва присел на колени рядом с постелью Хонджуна. Он был уверен, что не найдет никакой грязи, но проверить было нужно. Он наклонился и с изумлением заметил какой-то черный завязанный пакет. Сонхва наклонил голову, рассматривая его, а потом вытащил из-под кровати, осматривая. Любопытство пересилило, и он все же аккуратно развязал его. Сердце остановилось. К горлу подступила горечь. В пакете были шоколадки, батончики и конфеты, которые Сонхва эти три недели каждый день таскал Хонджуну в качестве «оплаты» их отношений. Они, хоть и лежали более-менее аккуратно, все же были запиханы под кровать в пакете. Сонхва обиженно поджал губы, чувствуя, как на глазах наворачиваются слезы. Конечно, отношения у них не совсем настоящие, и любви в них нет, но было не особо приятно увидеть этот пакет. Пак завязал его и затолкал обратно, подскакивая на ноги. Вода в ванной комнате все еще лилась. Он отряхнул брюки и, наскоро переодевшись в легкие пижамные штаны и толстовку, прыгнул на кровать Минги. Спустя пару минут из душа вышел Хонджун, впуская вслед за собой в комнату цветочный запах его геля для душа. Увидев развалившегося на кровати Сонхва и пакет у выхода, изумленно осмотрелся. — Зачем ты убрал его половину? — недовольно проворчал он. Сонхва сглотнул. — Просто так. Я же пока тут, правильно? Я не лез никуда, только мусор вокруг пособирал. Ничего не исследовал и не рыскал. Ничего страшного ведь? — он облизнул пересохшие губы. — На твою половину тоже не лез… — севшим голосом соврал он и прокашлялся. Парень смотрел на него молча. Наконец Ким окинул свою часть комнаты беглым внимательным взглядом и вздохнул. — Разбалуешь, — только и ответил Хонджун, теряя интерес. Он отвернулся, высушивая волосы полотенцем. Он уже был одет в одежду для сна и поэтому подошел к выключателю, вопросительно глянув на Сонхва. Тот лишь кивнул и быстро поставил телефон на зарядку, накрываясь одеялом. Погас свет. В темноте раздались тихие шаги и шорох. Сонхва молча слушал, как Хонджун устраивается в постели, и смотрел в потолок. Точнее, туда, где должен был находиться потолок. Он не мог разглядеть его, так как глаза еще не привыкли к темноте. В наступившей тишине он четко слышал, как тикают часы. Наверное, это были наручные часы Хонджуна. Некоторое время они лежали молча. — Ты и правда не любишь сладкое? — вполголоса спросил Сонхва. Хонджун нахмурился, лежа с закрытыми глазами. — К чему вдруг такой вопрос? — Да просто… ты как-то говорил, чтобы я прекратил тебе сладости таскать. Между ними повисла пауза. Со стороны кровати Кима послышался шелест одеяла и простыни. Хонджун перевернулся на спину и открыл глаза, задумчиво поджимая губы. Он слышал, как колотилось его сердце. Отчего-то в темноте голова начинала работать намного лучше, а мысли очищались, избавляясь от белого шума, который наполнял голову весь день до этого. Дышать было намного проще. В какой-то момент Хонджун почувствовал разливавшееся по венам спокойствие и глубоко вдохнул. Ничего же страшного не случится, если он ответит буквально на один вопрос, да?.. — Не люблю. Точнее… — он замялся, не зная, стоит ли продолжать. Сонхва не торопил, лишь внимательно ждал продолжения. Это терпение подкупало. Наконец он набрался смелости и снова открыл рот. Отчего-то именно сегодня, в такой интимной обстановке, хотелось поделиться чем-то личным. Создавалось ощущение, будто ночная мгла спасала от чужого внимания и защищала от возможности снова наступить на одни и те же грабли. — Раньше любил. Да и сейчас люблю, если честно. Просто… в какой-то момент понял, что нельзя есть так много сахара. Я, все-таки, не особо активный… нужно следить за фигурой. — Ты очень красивый. Сердце пропустило удар. Хонджун нахмурился и слегка повернул голову в сторону Сонхва в попытке увидеть его силуэт на кровати. С чего вдруг этот внезапный комплимент? Здесь, вроде как, не перед кем играть парочку, да и Хонджун поделился этим маленьким фактом не для того, чтобы найти сострадание. Однако спрашивать не стал, боясь разочароваться. Приятное чувство, природу которого было невозможно понять, растекалось по телу. Сонхва действительно считает его красивым?.. Или это просто попытка втереться в доверие? Не давая ни минуты подумать, низкий бархатный голос Сонхва снова разнесся по комнате. — Я правда считаю тебя одним из самых красивых людей в своем окружении. Знаешь… если бы у меня была возможность, я бы… — он замолчал. Хонджун вопросительно повернул голову полностью. Темная фигура Сонхва на кровати привлекала внимание и притягивала взгляд. — Я бы начал с тобой встречаться по-настоящему. Хонджун поражено приоткрыл рот. Нервный смешок сорвался с губ. Он неверяще прикрыл глаза и снова отвернулся, поворачиваясь к стене. — Ложись спать. Завтра рано утром на учебу. У тебя еще и собрание в совете. По вторникам всегда в студенческом совете были собрания начальников всех секторов. Они обменивались последними новостями, придумывали планы на грядущую неделю и распределяли обязанности. Хонджун знал это, потому что уже привык вслушиваться в беспорядочную болтовню Сонхва. В какой-то момент его общество стало настолько незаменимой частью жизни, что Хонджуну становилось некомфортно долгое время находиться в одиночестве. Ему не нужно было много внимания: достаточно было хотя бы молчаливого присутствия, как на обеденных перерывах, когда Сонхва, неспешно жуя свою еду или потягивая через трубочку переслащенный кофе, печатал что-то в ноутбуке или расчерчивал и заполнял таблицы в больших тетрадях. Хонджун всегда краем глаза наблюдал за ним: смотреть на Сонхва за работой было приятно. Тот изредка выстукивал что-то по столу пальцем, и этот сбитый ритм не вязался с мелодией шумящего вокруг мира. К этому Хонджун тоже уже привык. Рядом с Сонхва было спокойно и тревожно одновременно. Он не вписывался ни в одну из привычных для Хонджуна моделей существования, чем расшатывал и без того подвергшуюся переосмыслению картину мира. Но при этом эта преступная оригинальность помогала Киму оставаться в сознании. Когда он в очередной раз утопал в своих мрачных мыслях, полностью убиваясь ненавистью к себе и страхом перед будущим, вслушиваясь в музыку визжащих шин и топота людей, его слух ошпаривало громким смехом или тихим «ой» от допущенной в коде ошибки. Иногда Сонхва начинал вслух шипеть проклятия и материться, и Хонджуну едва удавалось скрывать улыбку. Возможно, он не заслуживал этого тепла, которое, он чувствовал, поглощается с пугающей скоростью и точностью, но это самое тепло и нежность во взгляде напротив, которая полностью обезоруживала, стали для Хонджуна чем-то вроде наркотика. Ему было тяжело без Сонхва. Он нуждался в его присутствии. И, если бы он не считал себя ревностным уничтожением абсолютно всего хорошего в мире, он бы обрадовался, что наконец-то сумел привязаться к кому-то, пусть и через такие сомнительные обстоятельства знакомства. Вот только Хонджуна эта близость невероятно пугала. Он чувствовал себя героиновым наркоманом. И боялся, что это зависимость убьет его. Еще одного удара он не переживет. Он научился жить от одной случайной связи к другой, никогда не общался ни с кем дольше пары недель (в лучшем случае) или нескольких встреч, и совершенно забыл, каково это — просто общаться с человеком, не ожидая, что он зажмет в углу или начнет лезть в ширинку. Хонджун привык спать со всеми подряд. Но он не привык любить кого-то. Если вдруг это все окажется очередной стратегически выверенной игрой, направленной на полнейшее уничтожение, если вдруг выяснится, что Сонхва просто стреляет на поражение, он просто… он не знает, что тогда будет. Если так подумать, у Хонджуна и друзей-то особо нет, чтобы было к кому прийти в случае болезненного разрыва. С Минги они не общаются, не переваривают друг друга, и Сон общается со своим соседом только из-за того, что Юнхо к нему хорошо относится. Юнхо? Он не друг. Хонджун не особенный для него. Он добр со всеми. По сути, все, что они друг о друге знают — лишь капля в море реального количества вещей, которыми хотелось поделиться. Тоже странная закономерность: после знакомства с Сонхва резко появилось желание вскрыть все старые гнойники и очистить их, чтобы наконец вздохнуть свободно. Единственная проблема — куда этот гной слить. Просто в подушку со слезами? Слез нет, они давно высохли. Найти какого-нибудь человека в баре и иголкой-алкоголем поддеть нарыв, чтобы он лопнул? Скорее всего, единственное, что лопнет — терпение этого человека, и он просто пошлет Хонджуна куда подальше. Если не попытается заткнуть рот какой-нибудь мерзостью, разумеется, обещая, что после жаркой ночки обязательно выслушает все, что угодно. Да и не рискнул бы Хонджун шляться по барам: после нескольких прецендентов, когда милые парни подсыпали что-то в коктейли, доводя маленького Кима до полубессознательного состояния, после которого он не помнил ничего, желание ходить в одиночестве отпало. Хотя раньше, после второго расставания, он частенько грешил вот такими «рандеву». — Спишь? Тихий голос снова разорвал мерно текущие мысли, вновь полностью руша привычный мирок-купол вокруг Хонджуна. Он уже даже не удивляется, с какой точностью Сонхва вычисляет, когда именно встряхнуть задыхающегося в своей кипящей черной боли Кима. Он сглотнул. — Да. — Ладно. И они снова замолчали. Хонджун слышал мерное дыхание за спиной и старался подстроиться под него, выравнивая свое собственное. Сердце колотилось, как бешеное. Он не знал, как вернуть его в привычный ритм. Горечь растеклась по пищеводу. Он почувствовал, как по загривку пробежались мурашки. Сонхва молчал. И это было ужасно. Руки слегка подрагивали. Как бы Хонджун ни силился дышать размеренно, тело не слушалось. Хонджун в полубессознательном состоянии подтянул колени к груди. Сонхва не должен сейчас молчать. Он же всегда встревает в монолог Хонджуна с самим собой. Так почему сейчас он молчит?.. Перед глазами вспыхнуло что-то белое, как будто свет от фонаря пробежался по стене, и Хонджун похолодел, понимая, что у него снова начинает, кажется, ехать крыша. — Хонджун-и. Спасибо!.. — Что?.. — хрипло спросил он. — Ты всегда так рано ложишься спать? — Нет. Они ненадолго замолчали. Сонхва хотел поговорить. Это грозило нарушением правила номер четыре. Интересно, как долго Хонджун будет истерически смеяться с утра, когда осознает, насколько сильно и он сам хочет нарушить его? — Обычно я, наоборот, ложусь поздно. — Почему? — Занимаюсь… всяким, — Сонхва молчал. Хонджун тоже замолчал. Видимо, Пак чувствовал, что его парень недоговаривает. Наконец он вздохнул. — Я просто… не могу уснуть. Не знаю. Мне тревожно спать. Каждый раз как будто что-то… — дрожь прошла, и дыхание стало постепенно замедляться и возвращаться к нормальному ритму. — Как будто меня выдергивает из сна, когда я пытаюсь уснуть. Знаешь… как на волнах. То погружает в дрему, то вырывает. Я даже объяснить не могу… иногда слышу всякие шорохи, вижу галлюны какие-то. Между ними повисла тишина. — Я не сумасшедший, ясно? — Ты не сумасшедший. Я понимаю, что ты чувствуешь. Хонджун повернулся на другой бок, всматриваясь в профиль Сонхва. Тот лежал с открытыми глазами, глядя в потолок. Глаза привыкли к темноте, и Хонджун сумел разглядеть плотно сдвинутые брови и поджатые губы. — У меня так же было одно время. Тревожность какая-то. Как будто бы к шее привязан камень, который иногда резко дергает наверх. И меня за ним. — Да… — выдохнул Хонджун. Он почувствовал, как в уголках глаз собираются слезы. — Это было как раз тогда, когда родители развелись. Я чувствовал себя очень одиноким, если честно. Ну, и… вот так, — он повернул голову, сталкиваясь взглядами с Хонджуном. Тот не сумел заставить себя отвести глаза. Они просто молча смотрели друг на друга. Наконец Сонхва приподнялся на локте. Хонджун, как загипнотизированный, повторил это движение. — З-знаешь, что мне помогало?.. Хонджун активно замотал головой. Сонхва поднялся с кровати и медленно и осторожно подошел к Хонджуну. Тот внимательно наблюдал за каждым движением. Как только Сонхва оказался буквально в метре от парня, он остановился и, прикоснувшись кончиками пальцев к матрасу, присел на корточки, протянув приветственно раскрытую ладонь. Хонджун смерил ее долгим испуганным взглядом, а потом посмотрел прямо в умоляющие темные глаза Сонхва. Тот спокойно и терпеливо улыбался. Ким отполз на кровати подальше, к стене, отлично понимая, чего хочет его парень. Он настороженно одернул футболку и весь как-то сжался. Сонхва лишь тихо сидел, ожидая разрешения. Хонджуну это льстило. Сонхва пока что был первым, кто действительно спрашивал и ждал разрешения, прежде чем нарушить личное пространство. От этого в горле запершило. Ким чувствовал, что слезы вот-вот сорвутся с ресниц. Это было странное щекочущее чувство. Он уже давно не испытывал его. Дрожащими руками он сжал футболку и, зябко обняв себя за плечи, протянул руку, несмело обхватывая пальцы Сонхва и слегка тяня на себя. Пак солнечно улыбнулся и залез на кровать, тут же мягко притягивая к себе Хонджуна. Тот повиновался, и его осторожно, будто он был сделан из хрупкого горного хрусталя, уложили на кровать, накрывая одеялом. Сонхва лег рядом, поворачиваясь лицом к парню и закрывая глаза. Его ладонь лежала на простыни, как бы намекая, что Пак не против, если его парень вдруг решил взять его во сне за руку. Хонджун широко раскрытыми глазами посмотрел на Сонхва, не смея отвести взгляда. Тот выглядел невероятно красивым в лунном свете. Прозрачные серебряные лучи играли в белоснежных волосах и мягко стекали по прямым правильным чертам лица. В этом нежном ночном свете Сонхва был похож на ангела. И вдруг Хонджуну показалось, что его сердце разбилось на миллион осколков, а сам он умер, потому что ушей его коснулась ласковая тихо-тихо напеваемая мелодия. Он ошарашенно посмотрел на Сонхва. Тот полушепотом пел что-то тягуче-сладко, мягко и осторожно, и Хонджун чувствовал, как дрожит всем телом. Он слушал голос Сонхва, то, как он пел, и постепенно расслаблялся. Впервые за долгое время перед сном он был расслаблен. Хонджун несмело посмотрел на лежащую руку и очень осторожно коснулся ее пальцами. Ладонь аккуратно, будто только этого и ждала, тут же закрылась, как ловушка, ловя дрожащую руку в свой плен. Сонхва переплел их пальцы и, осторожно подтянув переплетенные руки к губам, улыбнулся, не переставая петь. Прохладное дыхание обжигало кожу. Хонджун уткнулся носом в свою подушку, все еще не смея оторвать глаз от Пака. Казалось, стоит лишь отвернуться и моргнуть — и этот ангел пропадет, растворится в серебряном лунном свете, из которого вышел. По щекам скатились слезы. Все внутри задрожало. Хонджун почувствовал, как начинает жечь горло, и еле как подавил рвущийся наружу всхлип. Сонхва, услышав, как сбилось сиплое дыхание парня, на мгновение прижался к дрожащим пальцам Хонджуна легким поцелуем, и это стало последней каплей. Хонджун не слушал больше песню. Он не разбирал слов. Он лишь уткнулся лицом в подушку, рыдая навзрыд. Он чувствовал, что тот мерзкий старый гнойник, так требующий, чтобы его сорвали, наконец треснул, выплескивая поток тянущей ледяной боли, отравляющей внутренности и мысли. Как только из уст Сонхва полушепотом сорвалось плавное «ангел, защитник моих снов, охраняет меня, пока я сплю», новая порция рыданий разнеслась по комнате. Каждая строчка делала все больнее и больнее. И строчка о постоянных промахах. И о резком пробуждении среди ночи в слезах. И о том, как мир вокруг рушится. И в тот момент, когда голос Сонхва чуть-чуть надломился, Хонджун просто хрипло закричал в подушку. Рука Пака сжала его трясущуюся ладонь так крепко, что, казалось, вот-вот сломает ее. Было больно. В голове билось много мыслей, и все они были мерзкими и отвратительными. Внезапно Хонджун осознал, насколько плотно болезненная грязь вошла в его жизнь, что он просто привык уже и перестал обращать внимания на нее. Если бы у Хонджуна была возможность, он бы избавился от этой нечестной азартной игры, которую везунчики называют «жизнью». Везунчики с золотой ложкой во рту, с великолепными друзьями и замечательными партнерами. Эта игра была грязным мусором, которая бьет по самому больному в тот момент, когда все только начинает налаживаться. И Хонджун плакал. От боли, от страха и от бессилия. Он боялся, что его ударит наотмашь еще раз, и он потеряет то, чем так дорожит сейчас. Он боялся, что Сонхва просто наиграется и уйдет, оставив его наедине с этими непереваренными, вспыхнувшими с новой силой чувствами. Все люди лицемерны. Они все скачут друг вокруг друга в пугающем, диком танце. Хонджун завидовал им. Если бы у Хонджуна было чуть больше смелости и сил, он бы уже давно избавился от этой дерьмовой жизни. В ней все равно нет ничего привлекательного: этот короткий отрезок времени перед смертью не может дать никаких ответов и даже не объясняет базовых различий между «добром» и «злом». Если любовь — это «добро», то почему Хонджун испытывал от нее лишь боль, которая является «злом»? Если Сонхва был ангелом, то почему из-за него хотелось рыдать навзрыд? Наверное, Хонджун больше никогда не вернется в тот маленький уютный мир, когда он искренне улыбался. Сейчас его мир состоял лишь из булимии, побега от самого себя, паранойи, распутства, истерики и сломанной детской мечты быть хоть кому-нибудь нужным. Хонджун просто хотел закрыть глаза и больше никогда не видеть всего этого. Когда рыдания наконец начали сходить на «нет», Сонхва пел эту песню уже в четвертый раз. Вместо плача из горла вырывались лишь сдавленные всхлипы и хрипы. Хонджун стыдливо вытер рукой глаза, давая себя пять минут, чтобы прийти в себя. С утра будет болеть голова. Он молча восстанавливал дыхание и чувствовал, что его клонит в сон. Хонджун свернулся клубочком, слушая, как сонно Сонхва поет, уже практически неразборчиво пропевая слова. Он тоже устал за сегодня. Тихое ласковое мурлыкание стало практически неслышным и потихоньку начало прерываться глубоким дыханием. Хонджун украдкой посмотрел на парня. Тот лежал со слегка приоткрытым ртом, явно уже почти уснувший, однако так же крепко держал ладонь Кима в своей. Тот всхлипнул и на пробу аккуратно пододвинулся. Он одними пальцами схватил краешек толстовки Сонхва и осторожно подполз, сворачиваясь клубочком и утыкаясь носом в грудь парня в попытке получить хотя бы капельку любви. В его планах было незаметно полежать вот так немного, а потом снова сбежать на свою половину кровати, а, еще лучше, на постель Минги, до того, как Сонхва заметил бы, как Хонджун жалко пытается немного погреться в тепле своего маленького серебряного солнца. Однако он забыл одну очень важную вещь: Сонхва обожал рушить все планы Хонджуна. Именно поэтому он в полудреме из последних сил вытащил вторую руку и обнял его, крепко прижимая к себе. Он оставил невесомый поцелуй на его влажной после слез щеке. Хонджун опешил. Однако еще сильнее он впал в ступор, когда Сонхва отпустил его руку и, мягко прикоснувшись к затылку и погладив по волосам, запустил пальцы в разноцветные пряди, нежно поглаживая. Однако Хонджун не стал вырываться. Наверное, и он заслуживает хотя бы маленького кусочка счастья? Хотя бы на одну ночь.