Предложение

— Капучино на миндальном, — Чонхо дежурно улыбнулся девушке, забирающей заказ, и вернулся к кофемашине.       В беспроводном наушнике, вставленном в ухо, играла песня, которую Чхве почти не слушал. Кофейня была небольшой, управлял ей средних лет мужчина, совмещающий ведение бизнеса с работой в нем же, потому и порядки были не такие строгие. В то время как в некоторых компаниях работникам запрещалось даже уходить в уборную или покурить в течение рабочих часов, здесь сотрудникам были даны некоторые поблажки. Одной из них была как раз возможность пользоваться телефонами и наушниками. Если это не отвлекало от работы, разумеется. Коллега Чонхо обожала включать на фон плейлисты, найденные в интернете, и музыка играла из колонок, висящих под потолком. Сама она в это время слушала подкасты или даже смотрела фильмы, поставив телефон рядом с кассовым аппаратом. Она говорила, что так ей легче сосредоточиться на работе. Чонхо же свою музыку предпочитал включать исключительно в наушнике, чтобы ненароком не опозориться своими любимыми песнями. В последнее время такие мелочи уже мало для него значили, но годы, проведенные в постоянном самоконтроле, чтобы случайно не показаться «неправильным» или каким-то «не таким» из-за своих предпочтений, оставили неизгладимый след.       Веселый щебет коллеги за спиной, когда она рассказывала про десерты очередному покупателю, был уже настолько привычным, что Чонхо даже не обращал внимания на то, что она говорит. Мозг, наученный отключаться от внешних раздражителей, с удивительной меткостью выхватывал только названия напитков, которые парню нужно было приготовить. Частенько он вставал за приготовление кофе, избегая обслуживания людей на кассе: слишком веселые посетители его утомляли, слишком сдержанные вызывали приступ раздражения, дети отталкивали, женщины смущали, а мужчины пугали. Разговаривать с людьми Чонхо ненавидел и порой не мог себя контролировать, чтобы сдержать не особо приветливый взгляд. К тому же, за эту стрессовую неделю он как будто потерял несколько тысяч нервных клеток, и покой и умиротворение были необходимы как никогда раньше.       Раньше, когда Чхве только пришел работать в кофейню, его отталкивало абсолютно все. Остался он только из-за лояльного хозяина и возможности работать не полный день, а половину, чтобы совмещать с учебой. Работа за кофемашиной казалась нудной и монотонной, но позже он понял, что эта размеренность приготовления напитков, наоборот, плюс, а не минус. Было в этом что-то медитативное. Когда руки выучили последовательность работы, а сам парень начал уже готовить что-то на автомате, даже не задумываясь, просто по мышечной памяти, освободившуюся пустоту в голове, до этого забитую алгоритмом движений или контролем взбивания пенки, он заполнил другим. Иногда это были просто его текущие мысли ни о чем и обо всем одновременно. Когда он слушал подкасты или аудиокниги — размышления о сюжете и ходе событий. Если включал запись лекции, а иногда и дополнительные видеоматериалы курса, мозг сосредотачивался на усваивании поступающей информации. Ему не было нужды вслушиваться в шум вокруг, он лишь делал одни и те же отточенные до автоматизма движения, пока на экране преподаватель объяснял примеры по высшей математике и педагогике или диктор зачитывал чей-то диалог.       За прошедшую неделю он так и не получил ответа от — уже, судя по всему, бывшего — друга. Какой-то сломленный тихий голосок несмело предлагал отступить и забыть уже всю эту ситуацию как страшный сон. Разум подсказывал, что пора бы перестать надеяться на прощение и просто вынести определенные уроки, двигаясь дальше. Не первый и не последний друг на его пути. Да, Чонхо привязался и, кажется, по уши влюбился, но это не значит, что на этом человеке сошелся весь мир. Но эти все всплески холодной рассудительности тут же пресекались грозной волной эмоций. Испуганный голос в мозгу затихал, стоило только Чонхо оскалиться и рыкнуть на него. Дело было не только в утраченном общении: прежде всего Чхве хотелось извиниться за все, что он наговорил, и поблагодарить за предоставленный урок, ведь, по сути, если бы не их маленькая ссора, он бы так и продолжал обманывать и грызть изнутри самого себя. Благодаря этому человеку, показавшему, что не все так просто в жизни и нельзя быть «хорошим» по умолчанию, а сердце не заставишь любить или ненавидеть кого-то, стало спокойнее жить. С гордостью мелькнуло воспоминание, как Чонхо включил прошлым вечером какой-то фильм, где в центре повествования была гомосексуальная пара. И для него было шоком, что он впервые не испытал отвращения. Конечно, волна испуга, стыда и злости поднялась в груди, но она тут же разбилась о каменную глыбу уверенности в себе и в своих чувствах. Чхве внимательно всматривался в экран, старательно разглядывая, как страстно целуются два парня, потом переходя к более интересным вещам. Но все, что он почувствовал, было лишь живым любопытством и смущением. Отголоски привычки ненавидеть и избегать подобного все еще копошились в груди, но не вызывали тошнотворного ужаса и чувства вины.       После разговора с преподавателем Юнхо и друзьями он долго не мог уснуть, размышляя о том, что именно его раздражало в однополых отношениях. Ответа найти не смог. Однако осознал кое-что очень важное: каждый раз, стоило ему увидеть, как парни обнимаются и держатся за руки или девушки целуются, в груди вспыхивало ужасное, гложущее и терзающее чувство стыда. Именно этот стыд перерастал в раскаяние и угрызения совести, и он снова ощущал себя подростком, запершимся в ванной и вызывающим рвоту, лишь бы избавиться от осевшего на языке вкуса слюны другого мужчины. Страх показаться неправильным, испытать унижение, демонстрируемое надменностью отца — бушующее обвинение себя же в несуществующих психических отклонениях. Твердая циничная уверенность, что только традиционные отношения могут принести удовлетворение, крошилась об осознание того, что единственный, кто приносил радость, оказался тоже мужчиной. И даже спустя столько дней без общения воспоминания об их разговорах и звонках грели душу, вызывая улыбку и легкое болезненное покалывание в груди. Поэтому Чонхо не сдастся. Ему просто надо придумать, как снова привлечь внимание, а затем и извиниться. Однако в последнее время мало того, что из-за стресса голова плохо работала, так еще и надвигающиеся экзамены отнимали время и остатки сил. — Эй! Чонхо-я! — Сохи окликнула его снова, в этот раз даже слегка постучав ладошкой по плечу. Ее длинные острые ноготки царапнули даже сквозь фирменную футболку. — К тебе друг пришел. Отвлекись на минутку!.. — она отвернулась опять к прилавку, весело фыркая и опираясь ладонями на столешницу. — Он у нас смотри какой работящий. — Чонхо-щи всегда такой, сколько его помню, — глубокий низкий голос был ласковым и как будто даже слегка печальным. Он пробежался мурашками по слуху и, цапнув за горло, скатился по рукам легкой дрожью.       Отчего-то волна смущения накрыла Чхве, и он не посмел даже взгляд поднять, чтобы поздороваться с хеном. Вместо этого только пробубнил что-то себе под нос, показательно игнорируя его и отставляя в сторону стаканчик со своим только что законченным кофе. Время обеда уже прошло, время близилось к вечеру, и, хотя сегодня был выходной, посетителей было не так много. Работы было мало, и в такие спокойные дни они с Сохи, с которой работали в одной смене, предпочитали заниматься своими делами. Иногда даже девушка выгоняла его в подсобное помещение отсыпаться перед учебой, или сама уходила на полчасика поболтать с подругами по телефону: все равно за это время в кофейню приходило от силы три-четыре человека, а потому оставшийся в одиночестве не сильно рисковал «поймать запару», как выражалась коллега.       Вот и сегодня все основные волны покупателей уже прошли, и, судя по времени на часах и опыту Сохи, до вечера можно сильно не загоняться. Они с Чонхо планировали разойтись по разным углам кофейни: девушка собиралась включить фильм и пройтись по залу, чтобы протереть столы и полить цветочки в навесных горшках, а парень хотел сварить себе американо с любимым кленовым сиропом и льдом и спрятаться на кухне с целью сделать несколько заготовок для десертов на завтра. В их маленькой кофейне десерты и выпечка делались работниками по специальным рецептурам из заготовок, которые хозяин закупал оптом. Обычно кто-то один возился на кухне, пока второй работал за прилавком и кофемашиной, но порой, в спокойные дни, оба могли сидеть за стойкой и заниматься своими делами. Из приготовленных с утра десертов за день продалось всего лишь пара десятков, и поэтому в холодильнике еще осталось несколько пирожных. Нужды весь день стоять и взбивать крем или выпекать формы для тортиков не было. Тесто, которое разморозила сменщица, тоже не использовалось полностью. На завтрашнее утро точно хватит. А доделать или допечь что-то в течение дня всегда можно; Чонхо уже наловчился работать с полуфабрикатами в этой кофейне.       Не сказать, что Чонхо было неприятно общество постоянных посетителей, но он все же предпочел бы избежать разговоров хотя бы сегодня. Меланхоличное настроение совершенно не располагало к светской беседе. Он, поняв по голосу, кто пришел, тут же принялся делать еще один холодный американо, предварительно отодвинув свой стаканчик в сторону, чтобы ненароком не перепутать. Этот молодой человек всегда заказывал одно и то же, и даже в этот раз, судя по согласно дублирующей заказ коллеге, абсолютно тот же кофе, что и обычно.       Чонхо очистил холдер и, вставив его в кофемолку, стрельнул глазами на полку со специями. Пока сбоку тихо жужжал аппарат, наполняя холдер молотым кофе, он прикидывал, что в этот раз добавить в напиток. Корица и мускатный орех ему уже наскучили, шафран лучше сочетался бы с молочным кофе, а не с черным, а сладкие стружки абсолютно потеряются под кофейным ароматом. — Чонхо-щи не будет возражать, если я в этот раз возьму латте? — внезапно раздалось за спиной, и Чхве, на секунду зависнув, медленно обернулся, так и застыв с темпером в руке. — Что, простите? — ему не послышалось? — А как же американо?..       Он чувствовал себя глупо за свой обиженный изумленный вид, но виноватая улыбка тронула тонкие губы посетителя. Он неловко заправил часть светлых волос за ухо, темными синими глазами глядя на парня перед собой, который смотрел на него отчасти обвинительно, а отчасти пораженно. Чонхо знал, что глаза у него синие, потому что однажды увидел мельком, когда тот повернулся на свет. Со стороны же они казались глубокого ониксового цвета. В последнее время этот студент заходил к ним не так часто, как обычно: приближались экзамены, и даже на его светлой гладкой коже легли темные синяки из-за недосыпа. На запястьях и тыльных сторонах ладоней были слегка смазанные чернила с тонкими рядами терминов и химических формул. Черты лица, всегда расслабленные и из-за этого как будто неземные, словно стали острее. Молодой человек перед Чонхо был прекрасен, без сомнения, вот только он уже совершенно привык к этой красоте, видя сейчас в ней лишь усталость и загруженность, умело скрытую невесомой улыбкой. — Я так много пью энергетиков в последнее время, плюс почти не сплю… — начал объяснять он. — И беспокоюсь о своем здоровье. Слишком много таурина и кофеина опасно для организма. Так что хочу что-нибудь полегче. С молоком бы… — Могу, конечно, сделать, но тогда специи… — Чонхо снова растерянно взглянул на полку. — На твой вкус, — он взмахнул руками, — я тебе доверяю.       Чхве задумчиво кивнул, а потом встрепенулся. Он отвернулся обратно к кофемашине, слушая краем уха, как Сохи принимает оплату и втягивает парня в бессмысленный разговор. Раз такое дело, значит, он может немного поэкспериментировать. Ему давненько было любопытно, что будет, если насыпать несколько видов добавок в кофе, но, как назло, мало кто из посетителей хотел ставить эксперименты над своими напитками, а без разрешения мешать все, до чего дотягиваются руки, было бы некультурно. Он налил в питчер молоко и, задумчиво проведя пальцем по бутылкам с сиропом, добавил карамельный. Потом вытащил с полки баночку с шафраном и насыпал немного прямо в молоко с сиропом. Оценивающе перемешал деревянной палочкой получившуюся смесь и аккуратно принюхался. Запах карамели абсолютно перебивал аромат специи, и поэтому Чонхо, хмурясь, добавил еще немного легкого золотистого порошка, снова принюхиваясь. Пряный, освежающий и при этом слегка вяжущий запах казался аппетитным, и у Чхве, кажется, даже повысилось настроение от того, что он смешал что-то привлекательное на первый взгляд. Легкая гордость поднималась из груди, забиваясь под язык щекочущим чувством. Краем глаза он уловил мимолетное движение и, отвлекшись от питчера на мгновение, пересекся взглядом с нежными уставшими глазами, которые с едва скрываемой грустью наблюдали за Чонхо. И даже не за его действиями. Парень смотрел прямо ему в глаза, улыбаясь.       На секунду этот взгляд показался знакомым: точно такой же сам Чхве видел по утрам в зеркале уже несколько дней кряду. Что-то странное царапнуло сердце, вырывая судорожный вздох в ответ наполненным сожалением синим глазам. Их разделял метр и перегородка стойки, но уставшее сознание вдруг нарисовало огромную пропасть, и неожиданность этого ударила под дых. Ладонь обжигал нагревшийся питчер с уже потихоньку закипающим молоком, но Чонхо было все равно. Он смотрел на печальные черты лица, искаженные неизвестной горечью и, кажется, виной. Внезапно глубокие черно-синие глаза испуганно метнулись вниз, и спустя пару секунд Чонхо почувствовал, как боль полоснула по пальцам. Он, шипя проклятья, рефлекторно одернул руки, и питчер с горячим молоком упал на пол, разбрызгивая содержимое. Приятный дурманящий запах сиропа и специй наполнил воздух. Чхве с плохо скрываемой досадой смотрел на обожженные пальцы, покрытые тонкими струйками молока. Парень буквально чувствовал, как у него горят уши от неловкости: надо же, засмотрелся на черт пойми кого, из-за чего пропустил момент, когда молоко начало кипеть. — Ты в порядке?! — взвизгнула Сохи, подлетая с салфетками и начиная вытирать молоко с подрагивающих пальцев. От трения бумажной салфеткой боль разлилась по коже сильнее, и Чонхо прикусил губу, чтобы ненароком не издать какого-нибудь болезненного шипения. — Стой!.. — прикрикнул перепугавшийся не на шутку парень, перегибаясь через стойку и касаясь кончиками пальцев плеча Сохи. Та вздрогнула и резковато обернулась. Чонхо старался не поднимать глаз. Поперек горла встал ком. — Нельзя бумагой!.. Надо… боже, — он одернул руку, выпрямляясь и оглядываясь. Внимательные глаза скользнули к камере видеонаблюдения, висевшей под потолком в углу, а потом снова остановились на девушке. Его рука метнулась к раковине, которая была чуть дальше кофемашины. — Я могу зайти за стойку?       Сохи растерянно глянула на Чхве, но, увидев, что тот все так же стоит, низко опустив голову и как будто бы сжавшись, мелко закивала, отнимая руки и испуганно замечая, как поморщился Чонхо, стоило только грубоватой поверхности салфетки царапнуть чувствительную кожу. Она уже покраснела и, казалось, болезненно пульсировала. Скрип маленькой дверцы парень даже не заметил. Когда аккуратная ладонь настойчиво схватила его за запястье, он лишь мелко дрогнул, но послушно посторонился, давая пройти, и затем сам последовал за потянувшими его руками.       Вблизи молодой человек оказался чуть выше Чонхо, но тот, усиленно изучающий пол под ногами и не смеющий поднять голову из-за клокочущего внутри стыда, заметил, что это из-за тяжелых ботинок с толстой подошвой, которые добавляли несколько сантиметров росту. Шум текущей воды совершенно не вызвал никаких эмоций, и только когда прохладная рука потянула обожженную ладонь и подставила ее под струю ледяной воды, Чонхо судорожно вздохнул от мгновенно резанувшей боли. Но она тут же ушла, и приятная облегчающая прохлада немного успокоила ноющие пальцы. Чувство вины за то, что чужой, по сути, человек, занимается его проблемой, захлестнуло с головой. — Чонхо-я, не стоит так улетать в свои мысли… — полушепотом коснулось его ушей. Парень отточенными, четкими движениями развязал темно-красный передник и стащил его, откладывая подальше. На нем чернеющими влажными пятнами уже подсыхало молоко. — Что ты замер? Сразу надо под воду холодную.       Чонхо еле сдержал кривую болезненную улыбку. Хоть его и отчитывали, как маленького ребенка, он не мог злиться: парень делал это как-то по-доброму, действительно сочувствующе, и так тепло, что что-то в груди тоскливо ныло. Так же его друг сердился, когда Чонхо отвечал поздно ночью на сообщения, выдавая с головой тот факт, что не лег спать, как обещал пару часов назад. Или когда снова забывал поесть, проводя полночи за конспектами. Так же укорял, когда Чхве слишком часто останавливал фильм, чтобы высказать замечания по поводу сюжета, актерской игры или операторской и сценарной работы. Он ругал его так же терпеливо, ласково и ворчливо-обиженно, как и отряхивающий его одежду молодой человек. Чонхо лишь послушно держал руки под холодной водой, поджимая губы.       Когда он выпрямился и выбросил в урну пару салфеток, которыми промокнул пятна на одежде, то тихо вздохнул и подошел ближе. От него пахло каким-то кремом, масками и бальзамами для волос и стиральным порошком. Тонкие пальцы коснулись покрасневших рук, аккуратно надавливая и проверяя, не слишком ли они опухли. От чужого прикосновения резко стало холодно, как будто ледяную воду лили не на пальцы, а на спину. Из-за этого ощущения по рукам пробежались мурашки. — Прости меня, — невесомо коснулось слуха. Чхве вопросительно приподнял голову, краем глаза глядя на виновато поджатые губы. Печальные глаза, казалось, еще сильнее потускнели. — Из-за меня тебе больно. — Не больно мне, — буркнул Чонхо, слабо пытаясь вытащить ладони из твердой хватки парня. Тот не стал настаивать и, на пару секунд сжав чужие холодные из-за воды руки чуть крепче, отошел на пару шагов, все еще критично глядя куда-то в сторону. — Как скажешь, — смиренно произнес он, и Чонхо на мгновение почудилось, что горькая усмешка скользнула по выточенному прекрасному лицу. — Все равно прости за то, что я сделал. Ладно? — Ты ничего не сделал. Сам выронил питчер.       Сохи подошла, проскальзывая к раковине и вымывая руки с мылом. Она уже протерла разлитое молоко и теперь странно притихла. Она обеспокоенно поглядывала на Чонхо. — Давай я сделаю кофе, а ты наложи бинт. Ладно? — Лучше перед этим через сухое полотенце приложить лед или что-нибудь холодное минут на пять, — подал голос второй. — Что вы носитесь со мной, как клуши? — вспыхнул Чонхо, обходя Сохи боком и сурово глядя на молодого человека, который сначала непонимающе моргнул, а потом, осознав, что все еще находится на рабочей территории, вышел из-за стойки, скрипнув дверцей. — В порядке со мной все. Я сам сделаю кофе. — Чонхо-щи… — упрямо начал парень, но Чхве прервал его насупленным взглядом. Несколько секунд они буравили друг друга тяжелыми взглядами. Наконец Чонхо не выдержал. — Давай я сначала отдам твой латте, а потом уже пойду и приложу лед. Идет? — Лучше сразу, пока ожог свежий. — Эспрессо сдохнет. И так уже две минуты стоит, — он махнул рукой на маленькие молочники на поддоне кофемашины, в которых чернел все еще источающий пар и приятный запах кофе. — Как знаешь… — сдался тот, заправляя прядь волос за ухо и отворачиваясь. — Не злись, — тихо попросил Чонхо, наливая молоко снова и добавляя туда все то, что планировал добавить в первый кофе. Он снова сбросил пар из стимера и начал взбивать молоко, в этот раз внимательно наблюдая за ним. — Я просто хочу попробовать кое-что.       Собеседник дернул плечом, молча соглашаясь. Сохи подошла чуть ближе, но, словив напряженный взгляд коллеги, который не любил, когда кто-то лезет под руку, отступила на пару шагов, вытягивая шею и продолжая наблюдать, готовая в любой момент броситься на помощь.       Чонхо снова попытался войти в то состояние, когда вдохновение несет его придумать что-то новенькое. Странно, но только с этим посетителем ему удавалось расслабиться по-настоящему настолько, чтобы в голове рождались цветы-фейерверки ароматов и вкусов. Так вдохновленно он себя чувствовал только на кухне в общежитии, когда снова пек что-то или придумывал рецепты с нуля. Было интересно каждый раз смешивать специи и добавки, комбинировать сиропы и смотреть на то, как в уставших глазах рождается искра любопытства, смешанная с наслаждением.       Приходил он не так часто. Иногда по утрам перед тем, как пойти на учебу — это Чхве узнал из их коротких разговоров, затеянных из вежливости — но чаще по вечерам в выходные. На выходных Чонхо брал смены на целый день, чтобы заработать чуть больше, и этот парень, поняв это, начал приходить именно в эти дни. Крайне редко он заглядывал в будни в середине дня. На кого учится, он не сказал даже любопытной Сохи, но судя по постоянно уставшему напряженному виду, на кого-то очень серьезного.       Знакомство их началось, когда он пришел однажды с утра и, приветливо улыбнувшись Чонхо, попросил что-нибудь бодрящее. Это было спустя пару дней после того, как его друг — на тот момент он считал его подругой — написал ему в личные сообщения то огромное насмешливое сообщение, с которых началась их дружба. Злой после спонтанной перепалки, оскорбленный сладчайшей улыбочкой парня напротив и раздраженный столь туманным запросом Чонхо, к тому же еще и не выспавшийся, еле подавил всплеск агрессии и сварил улыбающемуся белобрысому засранцу американо, щедро сдобрив его красным перцем. Он ожидал ругани, оскорблений или хотя бы несдержанного крика, но молодой человек только отпил немного, потом, оценивающе оглядев стаканчик, чуть высунул кончик языка и снова сделал пару глотков. Пожав плечами, всыпал пару пакетиков сахара, оставил на столешнице пару купюр в качестве чаевых и просто ушел, поблагодарив и пожелав хорошего дня. Чхве клянется, он видел, как самодовольно улыбался этот парень, покидая кофейню. Видимо, посчитал себя победителем, высмеяв вспыльчивого бариста своей сдержанной реакцией и унизив оставленными чаевыми.       Вопреки ожиданиям Чонхо, спустя несколько дней он снова пришел, и, с порога широко улыбнувшись парню, снова попросил что-нибудь интересненькое, добавив, что в прошлый раз все было великолепно. Чхве, незаметно закатив глаза, с дежурной улыбкой принял заказ и сварил американо еще раз, однако теперь налил туда всех сиропов, которые у них были в наличии. Молодой человек усмехнулся, увидев это, но, гордо задрав подбородок, попробовал, и, даже не поморщившись, глядя прямо в глаза Чонхо, снова оставил пару купюр, сахарно улыбаясь и сердечно благодаря за кофе. Чхве это уже начинало бесить.       Такие попытки вывести беловолосого юношу на конфликт — Чонхо даже не запоминал его имя долгое время, назло переспрашивая его снова и снова — продолжались еще какое-то время, пока однажды он не пришел такой понурый и замученный, что даже у обиженного на весь мир Чхве рука не поднялась что-то подмешать в напиток. Он слабо-слабо улыбнулся, попросил американо на вкус бариста, и сел за столик, практически сразу же проваливаясь в беспокойную дрему. Какой-то укольчик совести неприятно зудел в легких и поднимался к глотке. Чонхо в тот день сделал самый обычный кофе, добавив в него совсем немного мускатного ореха для пряности. Терпкий, незаметный запах приятно оседал на языке, и вызывал у парня только светлые ассоциации с чем-то теплым, домашним и мягким. Позвав юношу несколько раз, он с изумлением отметил, что тот спит. Тогда, пересилив себя, вышел из-за стойки, и сам отнес ему стаканчик, аккуратно толкая в плечо. Удивленный, благодарный и даже слегка шокированный взгляд чернильно-синеватых глаз, когда он понял, что в этот раз без фокусов, того стоил. Наверное, с тех самых пор и наступило их «перемирие».       Вряд ли их можно было назвать «друзьями», как их окрестила Сохи, но этот посетитель был едва ли не единственным, кто вызывал у Чонхо симпатию. В первую очередь своим упрямством и несгибаемым характером, который Чхве очень ценил в людях. Во вторую — подаренной возможностью поэкспериментировать на работе. В третью — симпатичной мордашкой, которая сначала вводила в ступор, но, когда Чонхо сумел привыкнуть к ангельской прохладной красоте, раскрылась в новом свете, обнажая странную меланхолию и усталость, отраженную в каждой линии лица. Ну и, наверное, Чонхо нравилось, что этот парень, как только они пришли к взаимной терпимости и даже благосклонности, стал охотнее делиться чем-то интересным. Например, иногда с утра он мог в сонной задумчивости порассуждать вслух о прочитанной книге или рассказать пару забавных фактов. Вечерами в выходные, если не было посетителей, становился около стойки и, пока Чонхо мыл кофемашину, включал музыку. Плейлист нового приятеля ему нравился. Там были в основном английские песни, текста которых он не понимал, и тогда юноша добродушно кратко пересказывал перевод. Писал на листочках и салфетках названия понравившихся Чонхо песен, даже оставлял пару раз названия своих любимых книг. Вечерами, когда делать было нечего, его успокаивающее приятное присутствие расслабляло.       Чонхо влил эспрессо в молоко, аккуратно ставя стаканчик на стол. Он взял палочку и растянул ею тонкую капельку кофе, оставшуюся на пенке, в попытке сделать листочек. Но, поняв, что не получается, обиженно засыпал неудавшийся латте-арт шоколадной крошкой и закрыл напиток крышечкой. Взял лежащий тут же маркер, нарисовал солнышко и подписал размашистым почерком «Есан-хен» на стенке. В этом не было необходимости, так как парень в кофейне сейчас был один, но все же хозяин считал, что это повышает лояльность, а потому настаивал на подписывании напитков. — Пожалуйста, — поставил стаканчик на стойку он. Есан заинтересованно оторвал взгляд от телефона, и, отлипнув от стенки, подошел ближе. — Ваш латте с карамелью, шафраном и шоколадной крошкой, — салфеткой взял трубочку и протянул ее юноше. — Прошу!       Чонхо гордо смотрел на то, как парень восхищенно разглядывает стаканчик с напитком, а потом принимает трубочку, но не торопится пробовать. — Раньше ты мне не рисовал ничего, — полушутя-полуобиженно отметил он. — Будем считать, это в качестве благодарности за то, что помог мне с ожогом. — Кстати о нем… — Все в порядке. Пробуй уже!.. — Чонхо-щи, тебе следует все же… — Он и не болит уже, — поморщился Чонхо. — Я забыл даже про то, что обжегся. Не бегай со мной как мамочка-курица с яйцом. — Ты никого не слушаешь, я прав? — красноречиво закатил глаза он, но сдался и отпил немного, задумчиво пытаясь распробовать. — Ну? — обеспокоенно спросил парень, чуть наклонившись вперед. — Как? — Необычно… — медленно произнес Есан, и, увидев, как потемнели глаза Чонхо, тут же встрепенулся. — Но это вкусно!.. Просто сочетание странное. Шафран горьковатый, карамель сладкая. Еще и шоколад таять начал… — Давай переделаю, — Чхве потянул руку к стаканчику, но молодой человек увернулся, качая головой. — Хен!.. — Успокойся. Это вкусно. Правда. Может, просто из-за молока непривычно. — Как вариант… — задумчиво протянул он, глядя на стаканчик таким испепеляющим взглядом, как будто это была вина картонных стенок, что кофе вышел неудачным. — Дай, — требовательно протянул он ладонь, и на настороженный взгляд Есана закатил глаза. — Я просто попробую.       Тот осторожно приблизил свой напиток к Чхве, и когда тот попробовал его взять в свои руки, упрямо дернул в сторону, всем своим видом показывая, что не собирается отдавать его в загребущие лапы не довольного своей работой бариста. А то сначала в мусорку самокритичный Чонхо отправит кофе, а потом — себя. Парень недовольно поджал губы на этот акт недоверия, но промолчал и просто наклонился, делая глоток через ту же самую трубочку. Он буквально ощутил, как крупно содрогнулся юноша. Вопросительно поднял глаза, невинно глядя из-под упавшей на глаза челки. Есан лишь качнул головой, а шея его покрылась робкими розоватыми пятнами. Чонхо задумчиво погонял молоко по языку в попытке распробовать. Парень был прав: терпко-сладкое сочетание шафрана и карамели действительно вязко оседало на языке, а тонкие нотки шоколада, оттеняющего общую композицию вкуса, были слишком приторными. Шафран абсолютно терялся, окруженный сладким, поэтому либо в следующий раз надо будет добавлять стружку горького шоколада, а не молочного, чтобы уравновесить горечь и сладость, либо поискать в качестве третьей добавки что-то другое. Такие комбинированные сложные рецепты всегда будоражили воображение Чхве сильнее остальных: придумать идеальный букет, в котором каждая крошка аромата и вкуса, каждая нота будет идеально сочетаться с остальными, крайне тяжело. Поэтому ему так нравились заказы Есана. — Я вернулась, — пропела Сохи, возвращаясь за прилавок и натягивая передник. Она отряхнула мокрые руки, тут же их дезинфицируя. Люди, конечно, чаще всего были понимающими, но большинство с отвращением относились к тому факту, что бариста тоже нужно иногда ходить в уборную. Поэтому даже помыв два раза руки с мылом, девушка протерла их антисептиком.       Она остановилась, глядя на замерших парней. Чонхо в задумчивости придерживал стаканчик кончиками пальцев, находясь в своей вселенной, а Есан тяжелым взглядом смотрел на то, как ладонь Чхве лежит прямо поверх его. Девушка слегка нахмурилась, но тут же кашлянула. — Чонхо-я! — позвала она вновь, и тот, встрепенувшись, оглянулся. — Если хочешь отдохнуть или поболтать — иди. Людей все равно нет.       Тот лишь перевел взгляд обратно на стоящего рядом парня и, увидев, как тот отстраненно пожимает плечами, поблагодарил коллегу и вышел из-за стойки. Они сели чуть глубже в зал, за столик, стоящий около стены. Справа находилось высокое широкое окно, за которым были видны семьи и парочки, гуляющие в этот летний приятный вечер.       Есан снова отпил кофе, расслабляясь и растекаясь по стулу. — Как дела на учебе? — преспокойно спросил Чонхо, глядя на то, как парень достает кейс для беспроводных наушников и подключает их к телефону. Молча убрал свой из уха, пряча в карман, и принял протянутый наушник. Молодой человек, не отрывая губ от трубочки и лениво потягивая напиток, дернул плечом, включая рандомную песню. — Как всегда. Тихо, монотонно, познавательно. — Так и не скажешь, на кого учишься? — тот с легкой виноватой улыбкой качнул головой. — Ладно. — Ты сегодня особенно замкнутый в себе. Все хорошо?.. — участливо спросил он, протягивая жестом потребовавшему кофе Чонхо стаканчик. Тот сделал пару глотков. — Не выспался, наверное. Тяжело засыпать в последнее время. — Почему? — легкий румянец окрасил белую кожу.       Чхве пожал плечом, что-то бубня. Не скажешь ведь, что до этого его убаюкивали разговоры с другом. Приятно было перед сном читать его многочисленные сообщения, потихоньку погружаясь в дрему. Как будто они находились рядом и могли вот так друг друга успокоить. Благо, Есан не стал настаивать на ответе, только отвел взгляд. — Ты и сам не лучше выглядишь. — Экзамены, — просто ответит тот. — Плюс… не знаю, неделя стрессовая. — Понимаю. — А у тебя что?       Было что-то интимное в их тихом разговоре за дальним столиком кофейни, когда последние косые лучи скользят по асфальту и путаются в волосах прохожих за окном. Как будто что-то толкало на откровение, заставляя расслабляться и терять бдительность. Опасный испуганный голосок в голове пищал о том, что не стоит доверять кому попало ту тайну, которую сам недавно в себе открыл и проработал. Да и, наверное, будет странно звучать со стороны разговор о том, как он влюбился в кого-то спустя два месяца общения. Точнее, влюбился-то раньше, вот только осознал слишком поздно. Но и полумрак погруженного в закатные лучи солнца угла, где стоял их столик, и бойкий голосок Сохи, подпевающий вслух льющейся из колонок песне, и кофе на двоих из одного стаканчика, который они поочередно потягивали — все это накрывало куполом и дарило чувство защищенности. Музыка в наушнике была тихой, яркой, эмоциональный голос певца с легкой хрипотцой завывал на немецком. Чонхо уже давно не удивляется месиву из исполнителей и песен в плейлисте этого человека. — Как ты… относишься к однополым отношениям? — аккуратно спросил его Чонхо, робко поднимая тяжелый взгляд.       Есан окинул его заинтересованным, но отчего-то испуганным взглядом, в котором смешались горечь и нежность. — Спокойно. А что такое? — Мне один парень нравится, — на секунду, как показалось Чонхо, в черных глазах, тонкими синими прожилками в которых отражалось солнце, мелькнула боль и тоска. — Но мы поссорились недавно, и он мне не отвечает.       Есан задумчиво кивнул, а потом, поставив стаканчик на стол, оперся локтями о столешницу и наклонился чуть вперед. Его светлые волосы качнулись, волнами падая на скулы. — А он знает о том, что тебе нравится? — Я сам только недавно узнал, — скривился Чонхо, нагло отбирая стаканчик прямо из-под потянувшейся к нему руки Есана. Тот наигранно обиженно фыркнул, но ругать не стал. — Не знаю… страшно это все. Хочу помириться, но из-за того, что он меня игнорирует, вообще не понимаю, что делать. — Может быть… — низкий голос его вызывал в кончиках пальцев Чонхо приятную томную дрожь. Вот об этом он и размышлял последнее время, когда пытался сам себе объяснить свою ориентацию: в то время как подвывающая на фоне Сохи вызывала у него раздражение своим высоким писклявым голоском, вкрадчивый аккуратный баритон заставлял сердце замирать в сладостном предвкушении. Интересно, а у его друга голос такой же низкий и бархатный, как у Есана?.. — Может, этот парень просто тоже боится? — это вырвало Чонхо из его мыслей. — Я имею в виду… если ты говоришь, что осознал свои чувства совсем недавно, может, он тоже еще не до конца понимает, что чувствует по отношению к тебе? Боится, что во время вашей ссоры сказал что-то не то или как-то причинил тебе боль. — Причинил, — согласился Чонхо, не видя смысла отрицать. Есан дернулся и, поджав губы, загнанно посмотрел на сидящего напротив парня. — Но это не значит, что мы не можем поговорить, да? Он сказал то, что ранило меня, это так. Но… — он замолчал. А что «но»? Но он и сам ударял раз за разом в больные места друга? Но именно он стал причиной их ссоры? Но он не заслуживает такого неуверенного и самокритичного человека, как Чонхо? Что именно «но»? — Вот поэтому и не пишет тебе, — дрогнувшим голосом произнес Есан. Чхве поднял на него изумленный взгляд, пытаясь понять, что вызвало такую перемену. Парень потягивал кофе. — Потому что не хочет случайно нарваться на твою агрессию или типа того. — С чего бы мне быть агрессивным? — насупился тот. — Мы оба знаем, насколько ты вспыльчивый, — закатил глаза юноша. — Если вдруг он тебе сейчас напишет, у тебя это вызовет плохие эмоции, ты накинешься на него, и это окончательно разорвет ваши отношения. Наверное, в случае с тобой легче переждать бурю, а потом только попытаться поговорить, чтобы ты остыл к тому моменту. — Ты делаешь из меня какого-то монстра. — Тебе напомнить, как ты травил меня первые дни? — До сих пор травлю, — многозначительно протянул Чонхо, наклоняясь ближе и прямо из рук Есана делая глоток кофе. Тот уже даже не смущался, только тихо улыбался на это отчасти детское поведение. Тяжелая ладонь уверенным и крепким движением поправила короткие топорщащиеся волосы Чонхо, и тот нахмурился, протестующе мыча что-то. — Эй, прекращай. Ты как мама!.. — Прости. Прилив нежности. — К чему это он?.. — тихо запинающимся голосом спросил Чхве, поправляя откинутую в сторону ловкими пальцами Есана челку. — Камон, — смешливо фыркнул парень, приподнимая почти пустой стаканчик. — У нас с тобой столько непрямых поцелуев только что было!.. — вспыхнувшие румянцем щеки Чонхо вызвали у него приступ сдавленного смеха. Чхве сурово нахмурился, но сдержал рефлекторный порыв сказать какую-нибудь гомофобную колкость в ответ. — А, во-вторых, ты только что советовался со мной по поводу своего друга. — Я не советовался, ты сам влез, хен. — А как не влезть? — меланхолично ответил тот, поднимаясь и допивая латте. Чонхо, находящийся под впечатлением от замечания про непрямой поцелуй, проследил глазами, как капелька кофе скользнула по контуру губ. Стоило только Есану облизнуться кончиком языка, тут же странное скручивающее желудок чувство схватило его под ребра, не давая дышать. Кончики ушей — он чувствовал — горели так нестерпимо, будто их подожгли. — Я не хочу, чтобы тебе было плохо. Все же… — он замолчал, как-то странно смотря на Чонхо. Когда пауза затянулась, и Чхве вопросительно поднял глаза, тот мотнул головой, вздыхая. — Вам обоим нужно время. Хорошо?       Чонхо промолчал, поднимаясь вслед за Есаном на ноги и протягивая руку, чтобы забрать стаканчик. Молодой человек, наклонившийся за своим рюкзаком, вздрогнул, когда его руки коснулись горячие сухие пальцы Чонхо. Он метнул короткий испуганный взгляд на него, а потом непонимающе поджал губы. Болезненное отстраненное выражение коснулось его лица в который раз за вечер, и Чхве физически ощутил, как из-за этого виноватого расстроенного взгляда его сердце судорожно сжимается. Есан выглядел разбитым. Парень молча осторожно забрал пустой стакан, отходя в сторону и пропуская юношу вперед. Тот благодарно кивнул, оставляя пару купюр на стойке. Сохи заворчала, но смиренно приняла деньги, давно уже поняв, что спорить с этим посетителем бессмысленно.       Чонхо швырнул пустой стаканчик в урну и вернулся к стоящему около стойки Есану, который прощался с Сохи. Он вытащил наушник и отдал его парню. — Напишешь название той песни, которая играла до этого? — А, ту песню рамсов? Давай, — он оглянулся в поиске салфетки, а Сохи, доставшая и уже протянувшая ручку, ойкнула и побежала в подсобное помещение, что-то крича о том, что сейчас принесет упаковку новых. Чонхо виновато посмотрел на ласково улыбнувшегося Есана.       Какое-то навязчивое глупое желание скользнуло в голову настойчивым гулом, полностью выбивая все мысли. Он смотрел на то, как юноша вертит в руках ручку, а абсолютно странное чувство поднималось в груди, затапливая легкие и отрезая доступ к кислороду. — Прямо тут давай, — он протянул ему руку. Есан изумленно вскинул брови, на что собеседник пожал плечом. — Так точно не потеряю. Плюс, ты же пишешь у себя на руках.       Снова эта чертова спокойная улыбка оторванного от мирской суеты ангела. Сердце гулко билось в горле, когда тонкие и аккуратные, но сильные ладони придержали его за запястье, а кончик ручки щекотливо заскользил по коже. Якобы невзначай, чтобы встать поудобнее, Чонхо наклонился ниже, как можно незаметнее тихо вдыхая смесь запахов чистоты и средств для ухода за собой. Без кислотно-ягодных или приторно-цветочных отдушек, которыми пахнут девушки. Чистый аромат безупречной стерильности. Чхве это нравилось. Он оперся рукой на стойку, подходя еще на полшага ближе, и исподлобья как можно незаметнее поднял глаза на склонившегося над его запястьем парня. Светлые волнистые волосы легкими вихрями обрамляли лицо, дрожащие ресницы и слегка сведенные брови добавляли мягкости отточенным чертам лица.       Против воли Чонхо протянул руку, убирая упавшую на его лицо прядь волос и заправляя ее за ухо. Молодой человек мелко дрогнул, и, торопливо выведя последнюю пару линий, рывком поднял наполненные едва ощутимой паникой, смущением и виной глаза. Волосы у Есана легкие, непослушные, не такие жесткие и толстые, как у всех знакомых Чхве. Между ними оставалась пара сантиметров, и от осознания, насколько близко Чонхо наклонился, погрузившись в свои мысли, по спине пробежалась толпа мурашек, которая тянущим комком собралась в низу живота, скручивая все в узел. Он бегал взглядом по светлой коже, прямым чертам лица и синеве темных недоуменных глаз.       Есан судорожно сглотнул, вздыхая, и Чонхо проследил взглядом за дернувшимся кадыком. — Что-то с тобой не так… — задумчиво выдохнул он. Есан дернулся от этих слов. — Ты мне кое-кого напоминаешь. — Правда?.. — легкая напряженная улыбка коснулась тонких губ, и парень отстранился, отводя от своего лица так и замершую после поправления волос чужую руку. — Мало ли в мире похожих людей.       Он положил ручку и отошел на пару шагов, не сводя внимательного прямого взгляда с буравящего его таким же суровым взором Чхве. Махнул на прощание, перехватил рюкзак покрепче и вышел из кофейни, что-то крича о том, что обязательно зайдет еще.       Парень опустил плечи, наконец выдыхая. Чужой запах так глубоко впился в его мозг когтями, что Чхве даже не мог дышать свободно рядом: ощущение собственной слабости отдавалось в теле легкой приятной дрожью. Сильные руки, упрямый и проницательный взгляд, острый язык — Есан хоть и выглядел хрупким парнишкой, на деле же был пожестче самого Чонхо. Меланхоличный взгляд, постоянная улыбочка, мягкие и шелковистые волосы, на уход за которыми наверняка уходит много времени и сил: каждая такая мелкая деталь на контрасте с твердым характером и несгибаемой волей рождала что-то смутно знакомое в глубине души. Точно так же он ощущал себя, получая очередное «не по-женски колкое» замечание от своей «подружки» — на тот момент он еще даже предположить не мог, что общается с парнем, а потому и грубые фразы воспринимал как что-то необычное и парадоксальное консервативному видению роли женщины в их семье. Внешняя хрупкость — хрустальный сосуд, в котором тикает ядерная бомба — возбуждала в его воображении волну интереса и живого любопытства, смешанного с нежностью. Есан был такой же загадкой, как и тот его друг: с первого взгляда легкая головоломка-лабиринт, которую можно пройти играючи, а на деле в проходах этого лабиринта неожиданно вырастали стены, повороты направо вели налево, и в некоторых коридорах пол внезапно мог уехать из-под ног.       Чонхо, мотнув головой в попытке скинуть наваждение, обернулся к стойке, намереваясь вернуться к работе и своему давно забытому американо, и заметил замершую в проходе Сохи, которая тихо и внимательно смотрела вслед пропавшему за входной дверью Есану. Она медленно перевела чуткий взгляд на вздрогнувшего Чхве. — Чонхо-я… — тихо начала она. — Он же твой парень, да?       Парень поджал губы, чувствуя на них остатки кофе, который они пили вместе. Оглянулся на входную дверь, чуть сильнее втягивая носом воздух, пропитанный, как казалось Чонхо, запахом стирального порошка и бальзама для волос. И медленно опустил глаза на аккуратно написанные на запястье название группы и песни тем же ровным почерком, которым были написаны формулы на руках Есана. В самом уголке было нарисовано крохотное сердечко, неаккуратно заштрихованное.       Он снова, судорожно вдохнув, поднял растерянные глаза на Сохи. Торжествующие нотки сверкнули в ее вечно подернутых любопытством глазах. Парень почувствовал, как каждая его клеточка тела трясется, а уши и шея полыхают огнем смущения.       Ее вопрос он оставил без ответа.