Buffonata
После ночного пробуждения девушке пришлось долго восстанавливать дыхание и успокаивать грохочущее сердце. Казалось, что она больше не сможет сомкнуть глаз, но усталость брала верх, и сон сморил раньше, чем она успела обдумать видение. Разбудили Уэнсдей громкие звуки с улицы: похоже цирковые начали разбирать шатёр. Она поднялась с кровати, стыдливо осматривая свой вид. «Вчера уснула прямо в костюме. Стыд да и только» Аддамс сняла одежду, схватила со стула огромное чёрное худи по колено и вышла на улицу; без штанов, в нижнем белье, будто во двор собственного дома. Утренняя трава вся в росе, из-за чего стопы быстро намокают, ведь девушка почти не носит обувь. Лишь иногда, при необходимости. Помнится, она как-то вышла в город босиком, и ей не удалось избежать поражëнных взглядов и криков: «Что за фрик?» Уэнсдей направилась к шатру, который разбирали Аякс, Оттингер, Бьянка и Галпины. Бьянка явно находилась здесь лишь ради того, чтобы быть в окружении мужчин, а не в качестве первой помощницы. С рукой на мужском плече и коварной улыбкой на лице она уже что-то нашёптывала Тайлеру. Галпина младшего больше интересовала работа, и он не обращал внимание на Барклай. Краем глаза он увидел чёрное пятнышко — Уэнсдей — и тут же скинул руку Бьянки, чтобы помахать гимнастке. Уэнс равнодушно кивнула в ответ. Бьянка вновь попыталась привлечь Тайлера, но слаженную работу труппы отвлекло появление Гомеса: — А ну быстрее! Что это? Вы вообще работаете? За что я вам плачу? Бьянка тут же замолкает и, вся сжавшись, отступает от Тайлера. В зубах Гомеса Аддамса сигара; он, как всегда, с галстуком и в костюме, который облегает его выпирающий живот так, будто там прячется шар предсказаний. Гомес — глава и босс. Тот, кому все подчиняются. Талантливый фокусник да ещё и клоун. Он начал проявлять страсть к цирковому искусству с детства, когда его впервые повели в цирк. После того знаменательного дня случилось много событий, формирующих его будущую личность. Например, убийство собственной кошки, которая, сама того не подозревая, стала первой целью в его пробе метания ножей. Его мотивировали живые мишени, но точка, куда Гомес хотел попасть, всегда должна была быть выше. Он думал: «Неправильно убивать всех животных и птиц в округе, поэтому я должен стараться лучше!» Спустя неподсчитанное им количество маленьких трупов он, наконец, натренировал меткость и начал попадать без последствий для братьев наших меньших. Его родители, которые были такими же не от мира сего, как и все в семейке, решили, что у сына настоящий талант. А кошку похоронили на семейном кладбище. Так начался долгий путь. Путь к мечте: Гомес хотел собрать свою труппу.***
Первой находкой была Мортиша. Они встретились на похоронах. Отец Гомеса скончался, и сёстры Мортиши — сиамские близнецы — тоже. Могилы двух семейств были на ненормальной близости друг к другу, даже их родственникам это показалось чересчур. Гомес тогда посмотрел в сторону толпы по соседству, и их с Мортишей взгляды встретились. Мортиша была младше, но другого Аддамс бы и не потерпел. Их жизнь поначалу была наполнена вереницей холодящих душу свиданий. Гомес не постеснялся предложить своей возлюбленной встать у двери давно заброшенного здания, чтобы похвастаться талантом метать ножи. Мортиша в предвкушении ожидала то ли незабываемого шоу, то ли смерти от руки любимого. Сверкнула сталь под блеском луны — и три чёрные рукоятки, застрявшие в гнилых досках, уже обрамляли голову Мортиши, которая бесстрашно смотрела в лицо Гомеса, тем самым окончательно сведя его с ума. Но даже сейчас, спустя десятилетия без дня разлуки, спустя страшные потери ребёнка и рассудка Мортиши, Гомес мог с уверенностью сказать, что любит свою жену. В её честь он назвал цирк, и вместе с ней они начали ездить по городам в поисках лучших фриков для выступлений.***
Теперь уже молодожёнами, спустя год совместной жизни, Гомес и Мортиша лениво попивали коктейли в подпольном баре где-то на трассе между Лос-Анджелесом и Лас-Вегасом. Их путь начался с города ангелов, захватывая самые безумные тусовочные точки. Но до того дня им не посчастливилось встретить человека, который бы выделялся из толпы и мог привлечь внимание чем-то сумасшедшим. Парочка уже не питала наивных надежд и просто сидела, втупую напиваясь. За их спинами раздался взрыв хохота вперемешку с криками: «Не гони, браток, мы же с тебя потребуем». Гомес обернулся, пока Мортиша витала в облаках, потягивая Кровавую Мэри из трубочки. За стойкой сидел «невысокий смуглый крепыш», каким для себя описал мужчину Аддамс, и в пьяном бреду громко спорил с барменом и окружившей его толпой, что сможет поднять бильярдный стол и обеспечит себе этим проживание на месяц. Все гоготали, из их ртов, не скупясь, вылетала слюна. Они были похожи на стаю голодных гиен, ведь крепыш клялся, что их ставка увеличится втрое, если тот не сдвинет стол. И все незамедлительно начали скидывать на зелёное сукно по десять долларов в пользу бармена. Гомес видел, что парень еле стоит на ногах, а глаза скосились, похожие на бильярдные шары, которые отлетали друг от друга после удара. Хмыкнув, он отвернулся, готовый в любую секунду покинуть бар, когда выяснится, что гиенам у стойки нужно готовить выплаты, а этот шут наверняка не имел при себе ни цента. Всё-таки не нравились ему пьяные потасовки, ведь Мортиша не знала, что в случае драки он не сможет её защитить. Сам Гомес этого, конечно, не признавал и пользовался оправданием, что он неисправимый пацифист. Внезапно все голоса в баре стихли. Послышалось кряхтение, будто человек позади пытается поднять скалу. Прорезавший сквозь тишину смешок поддержали ещё пара человек, а потом снова замолкли так резко, будто им перерезали глотки. Гомес обернулся в тот момент, когда крепыш оторвал стол от пола уже на десяток сантиметров, и больше не отворачивался. Он чувствовал, что наблюдает за чем-то крайне интригующим. Стол возвышался и возвышался, пока не оказался на уровне подбородка незнакомца. И тут из-под деревянных ярко-красных границ показалась рука. Она помогала придерживать стол, пока тот, словно годовалый ребёнок, подпрыгнул на плече крепыша. С зелёной поверхности вниз полетели купюры, которые собирались свободной рукой и исчезали в кармане силача. Зрители поникли, видя, как их деньги не множатся в сумме, а уходят от них навсегда. Пьяную публику не волновало то, что перед ними стоял мужчина, одной рукой на плече удерживающий тонну. Зато глаза Гомеса сияли за их спинами, а заскучавшая Мортиша, присоединившаяся к наблюдению, начала подсчитывать будущие деньги, которые могли достаться им с этого молодого человека. Мужчина стоял на входе в бар, выдыхая с паром вечерний воздух, когда у него за спиной раздался голос: — Гомес Аддамс, не интересует работа? — Только если на ней я смогу заработать так же легко, как сегодня, — мужчина обернулся и осмотрел собеседника. Теперь Гомес видел кристально-чистый взгляд с самоуверенными смешинками. — Я не буду ходить вокруг да около: мы с женой, — он кивнул в сторону курящей женщины (скорее девушки), которая прислонилась к стене и наблюдала за ними, — мечтаем собрать цирковую труппу. Пока колесим по городам в поисках таких, как ты, — снова смешок со стороны незнакомца. — Кто смог меня впечатлить. — И где твоя труппа, Гомес? С чего мне иметь сейчас деньги? — Предлагаю присоединиться к нам одним из первых. «Основатель цирка» — вот как будут тебя называть. А до того будешь так же собирать публику в барах; всё, что заработал — твоё. А когда соберутся все, кто мне нужен, начнётся настоящее шоу. Ты ничего не теряешь. Всё лучше, чем развлекать этот сброд всю жизнь. — Допустим, ты меня заинтересовал, — крепыш протянул жилистую смуглую руку. Гомес боязливо ответил на рукопожатие. — Евгений Оттингер. Ты прав, терять мне нечего, но это не значит, что у меня нет прав и условий. Если мне что-то не понравится — я всегда смогу уйти. Гомес кивнул, не имея ничего против. Мортиша, как кошка, подошла к двоим мужчинам, положив руки им на плечи. — В таком случае сделка завершена, мальчики, — повернулась к Оттингеру, вблизи рассматривая его мышцы. — Добро пожаловать, крепыш. Позже, в путешествии, Гомес узнал, что Евгений может поднять вещи и потяжелее бильярдного стола, но секрет своей силы не раскрывал. Однажды растрогался и поделился историей своей жизни: неуклюжий мальчик, над которым все издевались, а потом самый сильный, кого все боялись. При этом, несмотря на общий вид, Оттингер был самым добрым из всей труппы. Просто плюшевый мишка, который мог раздавить настоящего медведя.***
После Евгения два новых члена команды появились так же совершенно случайно. Габриэль Барклай была бедной матерью-одиночкой, брошенной с ребёнком на руках. На момент знакомства с Гомесом её дочь — Бьянка — была уже десятилетней пигалицей, не позволяющей богатеньким детям давать себя в обиду, меняющей третью школу и с талантом остервенело размахивать маленькой шпагой. Габриэль было пятнадцать, когда её белокожий кавалер не пожелал нести ответственность за наличие юношеского желания совокупляться и отсутствие денег на презервативы. В шестнадцать, не окончившая школу, с ревущим младенцем и не имея малейшего понятия, как справиться с депрессией, Барклай решила оставить ребёнка на пороге случайного дома, который выглядел достаточно приличным, чтобы обеспечить несчастного ребёнка. Поставив корзинку на плетёный ковёр, Габриэль, казалось, в последний раз взглянула на Бьянку. Огромные чёрные глаза сверлили мать с вызовом: «Чего смотришь? Уходи, раз ты такая слабая, и я тебе не нужна. Тебя ведь не волнует, каким незнакомцам меня оставила? Небось отдадут мафии за цвет кожи, ещё и денег получат». Внутренний голос гипнотизировал Габриэль, она не могла оторваться от личика маленькой девочки. — Это ведь ты моя сила, которую я искала. Посмотри на себя: такая малютка, а уже состроила наглую рожицу, — девушка схватила корзинку, и побежала прочь от дома, в окнах которого внезапно загорелся свет. Больше она никогда не думала о подобных решениях. Их встреча с Гомесом случилась в лучших традициях, как это может произойти только у фриков, подобных им — на Хэллоуин. Габриэль хотела, чтобы праздник прошёл для дочери идеально. Она сама сшила им костюмы из лоскутков чёрной ткани. Помимо веселья, походы по домам должны были принести им хоть какие-то деньги. Два наряда — Смерть, которой была Габриэль, и Стикс — дочь — были готовы накануне Хэллоуина. Вместо косы у девушек были шпаги. Они разучивали небольшое выступление, чтобы удивлять хозяев домов и привлекать больше внимания, что позволило бы им нажиться в этот вечер. И Габриэль была довольна собой, когда на следующий день их мешочки наполнялись не только конфетами, но и монетами. Подойдя к последнему дому на улице, они были уже изрядно уставшими. Дверь открыла молодая пара в костюмах. У мужчины было перерезано горло, а за спиной его спутницы шевелились огромные паучьи лапки. Бьянка, не скрывая потрясения, смотрела на них, не моргая. — У вас самые красивые костюмы на этой улице! — воскликнула девочка, а потом, опомнясь, серьёзным шёпотом повторила уже надоевшую ей за вечер фразу: — Я — богиня Стикс — сражаюсь сегодня в честном бою со Смертью, оберегая ваш дом от несчастий. Не скупитесь на благодарность, чтобы сила моя в бою только приумножалась! И девушки начали своё выступление со шпагами. По сюжету Стикс стояла препятствием между Жизнью и Смертью, и в эту ночь Смерть пыталась пробраться в дома простых смертных, но справедливая Стикс встречала её своей острой шпагой, не позволяя совершить задуманное зло. — Они великолепны, — шептал Гомес на ухо Мортише, а та, чуть не со слезами на глазах, утвердительно кивала. Это действительно было лучшим выступлением за вечер. — Как вы смотрите на то, что я предложу вам работу, которая принесёт больше денег, чем то, что вы собрали за сегодня? — Гомес, в привычной ему манере, не церемонился с вопросами. — Мы таким не занимаемся. Пойдём, Бьянка, — Габриэль положила руку на плечо дочери и подтолкнула в сторону дороги, осуждающе оглядываясь на пару. — Мы с женой собираем труппу в цирк. Я хочу, чтобы вы к нам присоединились. Габриэль остановилась, сменив осуждение любопытством. — И какие деньги вы нам обещаете? — Поначалу небольшие, но мы поможем с мелкими выступлениями в качестве подработки. В нашей небольшой семье уже есть силач, который поднимает вещи весом больше тонны, будто это пух. Я профессионально метаю ножи, попадая в цель с любого расстояния, и люблю смешить детей, в качестве дополнения. Моя жена расскажет любому его будущее, которое, как ни странно, обязательно сбывалось. — Как круто! Мам, давай попробуем! Я же вижу, что ты устала мыть посуду! Такая жизнь звучит, как мечта! — Бьянка, тише! Габриэль, нахмурившись, стояла в раздумьях. Предложение действительно было очень соблазнительным, но как она могла довериться белокожим незнакомцам? — Я приму решение, когда познакомлюсь с вами достаточно близко. Вы изложите мне свой план и убедите меня в том, что вы не мошенники. — По рукам. Вы будете удивлены, насколько чисты и какие захватывающие у нас намерения! Семья Аддамс попрощалась с семейством Барклай. Бьянка обернулась, махая на прощание такой красиво наряженной паре. Гомес добродушно махал им в ответ, подмечая в голове мысль: «Она прекрасна, как медленно действующий смертельный яд». Через две недели труппа пополнилась двумя новыми участницами.***
После Барклай пришли Донован и Тайлер. Отец-пьяница и миловидный сынок. Мать мальчика ушла из жизни, когда тому было пять, и после этого Донован стал совершенно другим: он будто сошёл с ума. Спустя год после смерти жены ему пришлось уволиться, так как нервы больше не выдерживали. Он возвращался домой, по привычке ожидая тёплый ужин и объятия семьи, но вместо этого на него смотрел голодными глазами маленький Тайлер. Чëрт знает, что Галпину стукнуло в голову, но он увидел объявление на столбе в городе и потратил последние сбережения на курсы по цирковому мастерству. Отец учил сына жонглировать в свободное от работы время. Попыток было много, как и бутылок, сколько бы их ни билось от стараний сына: Тайлер был жутко неуклюжим. Его частенько называли слоном в посудной лавке. Но это чудное занятие отвлекало Донована от потери и заменяло разговоры с сыном, который частенько задавал неприятные вопросы. Они стояли в центре города, жонглируя разными предметами в разных количествах. Совпадение или судьба, но у обоих это получалось так ловко и легко, будто шары сами хотели лететь к ним в руки. Харизма и заранее поставленные сценки притягивали к этой странной паре народ в большом количестве. Конечно же их заметили Гомес с Мортишей, увозя с собой в дальнейшее путешествие.***
Следующим пополнением стала Энид. Её Гомес заметил на сцене другого цирка. Изящная иллюзионистка, неплохой мим. Любой, кто попадает девушке под руку, рисковал быть ограбленным. «Иллюзия — это не дешëвое зрелище. Иллюзия — это когда ты заставляешь человека смотреть на одно действие, пока всё самое интересное они не замечают» — самая умная фраза Энид за всю жизнь. Сказать на одном дыхании у девушки всё равно не получалось: она всё время пыталась добавить что-то ещё, чтобы звучало красивее и умнее. Хотела, чтобы её запомнили по одной фразе и потом цитировали, упоминая великую иллюзионистку. Но когда Уэнсдей подросла и Энид решила поучительно рассказать той о своей профессии, снова запутавшись в словах, Аддамс только закатила глаза, ответив: «Краткость — сестра таланта. Попробуй». Энид не была сильна в умных словах, но её пальцы могли с лёгкостью заставить золотые часы исчезнуть с руки собеседника. Когда Гомес это узнал, оставшись без кошелька после встречи с Синклер, он сразу переманил девушку в свой цирк. Деньги она ему до сих пор не вернула.***
Аякса он встретил на улице в Греции, когда они с Мортишей оставили труппу тренироваться к первым совместным выступлениям, а сами отправились в недолгий отпуск. Мальчишка собирал толпы вокруг себя, исполняя различные акробатические трюки на передвижных балках с кольцами. По вечерам отдыхал, обращаясь печальным мимом. — Если ты подаришь мне славу — я с тобой хоть на край земли, — фраза, завершающая их договор с Гомесом. Славу он-таки получил. Юная Энид была единственной, кто подходил ему по возрасту и, чего таить, по вкусу. Их парное выступление мимов перетекало в уединённые парные выступления за шторами гримёрок. Тогда, ещё подростками, им нравилось рассматривать друг друга в темноте, а наличие полового партнёра придавало уверенности. Спустя время Гомесу надоело натыкаться на изучавших биологию тела молодых людей и он, нехотя, выделил им трейлер. Так началась совместная жизнь иллюзионистки и акробата, которая к настоящему времени близилась к фарфоровой годовщине. Со стороны сложно было сказать, прошли ли их отношения испытания временем, но, без сомнений, их фарфор был весь испещрён трещинами.***
Цирк полным составом выступал уже год, когда у труппы появился новый маленький член семьи. Уэнс подрастала, и, конечно же, копировала поведение цирковых. Ей нравилась Энид и ловкость её рук, благодаря которым она всегда бесплатно получала шоколадку на рынках и ярмарках. Но у Гомеса были свои планы на дочь: он чувствовал, что их составу не хватало женской изящности, драмы в выступлениях, оголëнности молодого тела, и учил Уэнсдей гимнастике с ранних лет. Поначалу он привлекал народ милой невинной девчонкой, на которую все смотрели и радовались, когда она участвовала в сценах с клоунами. Но когда её формы стали округляться, а на лице больше не осталось тени детской невинности, она начала полноценно выступать одна. И тогда к цирку пришёл ошеломительный успех. Гомес же постоянно поправлял дочь, ему ничего не нравилось. Был период, когда из-за приказов отца Аддамс хотела сбежать из дома. Она даже начала приводить план побега в действие. В одну холодную осеннюю ночь, когда остальные члены семьи уже разошлись спать по своим вагонам, Уэнс, чтобы не привлекать внимание родителей хлопком дверей, вылезла через водительское окно на улицу. В то время они ещё жили вместе. Босиком, одетая во что попало шестнадцатилетняя девушка уже была в шумном городе посреди многолюдной площади, пыталась найти транспорт, когда осознала, что не выживет без цирка. Понимание пришло, честно говоря, вовремя. Позже Уэнсдей часто представляла, что бы с ней было сейчас, если бы она только в соседнем штате поняла свою беспомощность и зависимость от семьи. Всю дорогу назад девушка шла с мыслями о том, какая же она неблагодарная идиотка и как ей хватило наглости сбежать из тёплого дома. Даже дала себе по лицу за такое поведение, которое точно расстроило бы отца, а ведь она так старалась ему угодить. Вернувшись под утром с израненными ногами и только одним желанием — уснуть — она наврала родным, что упражнялась всю ночь, желая довести своё выступление до идеала. Ожидая, что отец будет настаивать на доказательствах и просить её показать результаты ночного труда, Уэнсдей трясло от страха, но ей невиданно повезло: в этот день у Гомеса была ранняя встреча с арендатором места, где должен был располагаться передвижной цирк для следующего выступления. Он одарил дочь снисходительным взглядом и попросил не изводить себя до полусмерти, иначе «Кто будет выступать вместо тебя?» Уэнсдей кивнула и была рада вернуться в трейлер, где помыла ноги и быстро уснула в объятиях ещё здоровой матери.***
Последним, не считая близнецов Энид, пришел Роуэн. Настоящий псих, сидящий в вагоне всё время. Но на сцене он проделывал вещи, в которые нормальный человек ни за что не поверит. Ведь никак не докажешь, что парень поднимает предметы силой мысли без каких-либо прозрачных верёвок или скрытых магнитов. Роуэн был тем самым фриком среди фриков. В свободное время его почти никто не видел, никто с ним не говорил. История его появления в цирке оставалась загадкой. Казалось, один лишь Гомес общался с телекинетиком.***
Собраться в путь до поместья удалось лишь к обеду. Цирковые разложили оборудование по своим вагонам, а сам купол спрятали в отдельный седьмой. Три вагона цеплялись к трейлеру Гомеса и Мортиши, другие четыре ехали за трейлером Донована и Тайлера. Проверив всё ещё пару-тройку раз Гомес попросил всех размещаться по своим вагончикам. Но цирковые давно забегали в дом к тем, с кем хотели ехать. Благо к этому Аддамс уже привык и не пытался исправлять, только для вида повторяя один и тот же приказ, как проявление своей важности. Уэнсдей и Энид договорились, что после первой остановки будут ехать в трейлере гимнастки, оставив Аякса вместе с близнецами. Тайлер вызвался помочь парню, видя, как тот загибается от повиснувших на плечах детей и представляя, что будет, когда тот останется один. Большая компания собралась в трейлере иллюзионистки и акробата. Бьянка напросилась к Оттингеру, чтобы не оставаться наедине с матерью. Хотя её присутствие не напрягало, но Бьянка уже доходила до отчаяния из-за своего одиночества. Габриэль предложила свою компанию Мортише (чьë психическое состояние ещё позволяло хоть как-то общаться с людьми). Роуэн сидел в своëм трейлере один, никого этим не удивив. Энид и Уэнс обговаривали новое упоминание цирка в газете, сидя на диване, пока Тайлер развлекал малышей. Аддамс казалось, что кучерявый иногда сам ведёт себя, как ребёнок. Она знала из его рассказов, что когда они с отцом только появились в цирке, состояние обоих оставляло желать лучшего. Отец на грани безумия, и сын, которого никто толком не воспитал. Но жизнь среди таких же потерявшихся людей помогла им адаптироваться и прийти в себя. Донован бросил пить (это было единственным условием Гомеса), а Тайлер общался с Бьянкой, так как больше дружить было не с кем, тем более они были одногодками. Бьянка нравилась ему, ведь она была общительной бойкой девочкой. Если кто-то из чужих детей хотел посмеяться над видом ещё неокрепшего несуразного Галпина после его выступлений с отцом где-то в городе, Бьянка всегда была наготове выколоть обидчикам глаза. Это располагало к себе и они были хорошими друзьями. А потом Бьянка изменилась: стала вести себя не по возрасту вызывающе, спрашивала Тайлера, не хочет ли тот потрогать её после тренировки по фехтованию. Парня это не интересовало, и он отдалялся от некогда забавной боевой подруги. Спустя несколько лет они вовсе перестали делиться чем-то важным, а Тайлер так и не узнал, что же так повлияло на изменения Бьянки. Он был старше Уэнсдей, как и все в труппе, не считая близнецов, но это не мешало им быть друзьями. Тайлер был из тех, кто скажет: «Если ты соберёшься замуж, то знай: я буду подружкой невесты». Аддамс часто игнорировала Галпина, но не от злости или неприязни, скорее это было чем-то вроде её дружеской фишки. Помимо прочего, она знала, что если цирковые заметят, что эти двое неплохо спелись, то Бьянка устроит скандал, Габриэль выйдет на её защиту, Донован вступится за сына, что повлечёт за собой обстановку живого курятника в труппе, а Уэнсдей не хотела лишний раз раскачивать и без того напряжëнную атмосферу в цирке.***
Трейлеры проезжали последний большой город на пути к поместью. Главная улица встретила их толпой и детским смехом. Все взгляды были направлены на всемирно известные разноцветные вагончики. Дети бежали за ними по тротуару, чтобы помахать артистам. Цирковые высовывались из окон и махали всем в ответ с натянутыми до ушей улыбками на лицах. Гогочущая толпа провожала их до самого конца улицы. Маленькие проказники, чьи родители не успевали вылавливать их среди чужих детей, не смотрели под ноги и спотыкались об камни и выступы на дороге. — Господи, они похожи на безмозглых зомби, — сквозь зубы, продолжая улыбаться, шипела Бьянка. За ней, из другого трейлера, Энид махала рукой, как заведëнная, бормоча под нос проклятия, пока её раскачивало из стороны в сторону из-за ям на дороге. Роуэн выглянул из окна только наполовину: его случайно заметила маленькая девочка и очень обрадовалась, тыча в его сторону маленьким пальчиком. Парню это не понравилось, и он разыграл пантомиму, в которой его лицо прикрывала опускающаяся рука, а когда лицо показалось снова, то вместо спокойного выражения на ребёнка смотрела покрасневшая гримаса ненависти. Роуэн успокоился, когда услышал громкий плач девочки в ответ. Но вот тротуар закончился, а вагончики покатили на шоссе. Дети остались вдали провожать цирк взглядами и махать своими крошечными, испачканными в грязи ручками.***
Последняя на шоссе заправка, съезд в тёмную арку деревьев, дороги по угрюмым, не лишённых зловещих мест, лесам — и они прибудут в поместье Аддамс. Заправка представляла собой взрыв жёлтой краски, которая резала уже привыкшие к ночной темноте глаза. Уэнсдей, выходя из вагона, сразу сморщилась от яркого света. Цирковые были ужасно уставшими, каждый протирал глаза, пытаясь прийти в себя. Толпой, дружно толкаясь, они пошли в магазин, чтобы пополнить запасы и опустошить мочевые пузыри. Гимнастка стояла возле полок с батончиками, с любопытством изучая состав на цветных этикетках. Соблюдая строгую диету сложно побаловать себя большим выбором, поэтому Аддамс подсчитывала все за и против. Энид с близнецами, в числе первых, направились к туалету, возле которого уже заняла очередь Бьянка, недовольно дёргающая ручку двери. — Дорогая, не пропустишь нас? Боюсь, как бы они не начали орать во всю глотку, — Синклер пришлось прибегнуть к вежливости, хотела она того или нет. — Ты, кажется, плохо учила математику? На кой хер мне пропускать тебя и твоих отпрысков и ждать целую вечность? — Нормально же попросила, идиотка, — не желая слушать разъярённые вопли Бьянки, девушка тут же развернулась по направлению худшего из вариантов для многодетной мамаши — к улице. — Пойдёмте, покажу вам, где мы все в итоге окажемся. Аякс стоял возле кофемашины в другом конце магазина, поэтому не придавал значения эху чужого спора. Через несколько минут к нему направилась хищная фигура, обладательница которой была полна решительности, недовольства и мести. Слегка виляя бедрами, что уже стало неотъемлемой частью её походки, Бьянка подошла к Аяксу и включила режим «дурочки»: — Ой, а можешь и мне сделать кофе? А то я не разбираюсь во всех этих механизмах. Того глядишь — и сломаю что-нибудь, — хлопает ресницами девушка, мягко опираясь на мужское плечо. «Да уж, мог бы и подкачаться за всё это время», — проносится у неё в голове. Добродушный Аякс, который явно не уловил подтекста, сразу же начал объяснять Бьянке азы работы кофемашины. Девушка улыбнулась и, прильнув к его спине до неприличия близко, внимательно выслушивала лекцию. Аддамс смотрела на это всё из-за полок, рассуждая, стоит ли вмешаться. «С одной стороны, заехать Бьянке по морде звучит заманчиво, с другой — Аякс ведь не мой муж, лучше, чтобы это увидела сама Энид. Да и шоу тогда будет в разы интереснее» «Не упомяни имя Господа всуе». Как по волшебству, Синклер, с двумя детьми за руку и с солнечной улыбкой на лице, появляется в поле зрения Уэнс. — Милая, я только что чуть не наступила в собачье дерь… — …мо, — прошептала Аддамс, улыбаясь. Илюзионистка тут же заметила чрезмерное внимание к своему мужу со стороны Бьянки. Улыбку как рукой стёрло, Энид, не глядя, попросила детей постоять на месте. Сама она вихрем пролетела мимо Уэнсдей, волоски которой затрепетали в воздухе. Бьянка, кажется, и не слышит топота Синклер: девушка хихикает и подмигивает Аяксу. Петрополус стоит, как стоял, словно обманутый ребёнок, не понимая, что Бьянка пытается сделать. А Энид уже находится у Барклай за спиной. Не церемонясь, она хватает девушку за плечо и резко отдёргивает от мужа. Та от неожиданности вскрикивает. «Кажется, её совсем понесло», — думает Уэнсдей, с забавой наблюдая на действия подруги. Синклер сжимает горло Бьянки и припечатывает к полкам. — Эй! Что там у вас происходит? — кричит продавец. — Я сейчас полицию вызову! — Не смей больше подходить к моему мужу, — шипит Энид и отпускает Бьянку. Барклай кашляет, хватаясь за горло, и быстро убегает в сторону вагонов. *** В то время, как в магазине разворачивалась такая драма, Гомес и Донован стояли возле газовой колонки с сигаретами в руках. Это было опрометчиво и совершенно небезопасно, но кого из них это волновало? — Что думаешь делать, когда Мортиша уже будет не в состоянии выступать? — решает задать вопрос Галпин старший. — Она сильнее, чем все думают. Когда она не захочет выступать, я тоже перестану. Будем доживать свои дни в особняке. — С наличием горячих молодых горничных? — подмигивает Галпин. Гомес решает промолчать. — А цирк? Что будет с нами? — вдруг задаёт очередные неудобные вопросы Донован. — А мне какое дело? Цирк пусть стоит возле дома в качестве напоминания. А вы? Что вы… Уже давно не нищие потерянные излишки общества. Может убью вас всех, и так закончу эту историю, — Гомес начинает хохотать. Донован вздыхает. Всё, что он может, это молиться, чтобы Аддамс старший на самом деле шутил. Кто его знает? Ещё тот чудак. *** Бьянка, вся в слезах, добежала до последнего в цепочке вагончика. Девушка стучится, как ошалелая. Раздаются шаги, и дверь приоткрывается, выпуская узкую полоску света. — А, это ты, — расслабившись, небрежно произносит Роуэн своим загадочным голосом.— Что нужно? Мне казалось, мы уже поговорили, — выделяет это слово паузами, — достаточно, когда ты свалила из трейлера тупицы Оттингера. — Ты не видишь, что мне плохо?! — всхлипывает Бьянка. — О! Я не заметил. Что-то стряслось? — Эта ненормальная пыталась меня придушить! Ты долго будешь держать меня на пороге?! — Аддамс? Ты ведь знаешь: если она тебя обидит, то попрощается с жизнью, будь в этом уверена. — Это не она, а со смертью ты подожди. Ещё не время, — и, не дожидаясь разрешения, юркнула в тёплый трейлер.