Под небом Бейруна

      Как прошел день после давки он вообще не помнил. Что-то ел, как-то спал в вещь мешке что кто-то принес, и работал без устали. Выполнял задачу за задачей. Весь нырнул в работу.       Немного пришел в себя, когда в расположение где он остался ночевать к нему, вызвали врача. Сослуживцы сказали, что он истошно орал во сне, они сразу постеснялись ему сказать, о чем конкретно он орал, но, когда уже врач до них стал допытываться неохотно, ответили.       — Майора Дегуршаф по имени звал.       — И все.       — И просто крики, без смысла.       Врач расспросил поподробней что там произошло. Реруген опять рассказал все в двух словах. Доктор только неутешительно кивнул.       — У вас похоже ПТСР. — Полковник знал расшифровку аббревиатуры, посттравматическое расстройство. Он часто видел этот диагноз в мед выписках фронтовых офицеров.       — От одного раза. — Он почему то думал, что это системная проблема. Когда твоя психика ломается день ото дня. Тонет в крови сослуживцев и страхе, а когда ты оказываешься в безопасности окончательно ломается и наступает ПТСР.       — Я вам успокоительные выпишу, если сразу начать его лечить оно легко лечиться. Не переживайте.       — Ты же мне ту дрянь хочешь всучить от которой и двух слов связать не можешь. — Врач только глаза потупил от его пронзительного взгляда. — Так и знал. Не надо. Мне пока работать надо. Потом полечусь. — Доктор даже возражать не стал, знал, что все офицеры, упертые как ослы, и нет смысла их хоть в чем-то переубеждать.       Реруген после подхватил свой спальный мешок и пошел спать в свой отдел, где работала ночная смена. Пишущие машинки мирно шуршали, убаюкивая его. На утро девочки сказали, что он пару раз звал Таню, но они его тут же будили и он опять мирно засыпал.       Полковник был из тех людей что невыносимо долго просыпались. Он обычно не помнил первые минут пятнадцать после пробуждения. В кадетском у него из-за этого куча проблем была, пока он не сдружился с жаворонком что стабильно вставал за полчаса до побудки и будил его вместе с собой. Сейчас этот парнишка уже взрослый мужчина служит главой военной полиции, и в отличии от него пост свой на время войны не покидал.       Утро только вступало в свои права, от пережитого вчера стресса он был весь как пережёванный, синяки кажется болели сегодня сто крат, плечо от неудобной постели вопило.       Кто-то то из секретарей сунул ему в руки кружку с кофе. Он хотел поблагодарить, но язык ещё не ворочился, и он просто что-то буркнул.       — Пожалуйста. — Вместе с кофе ему подали утроению газету. Сонливость тут же развеялась, когда он увидел фотографию на первой полосе газеты и заголовок.        «МИФРИЛ ПАЛА»       Фото где он держит её на руках перед тем как передать в руки Вайса и целует в лоб.       На фотографии почти не видно его лица, только глаза в ужасе зажмуренные, от Тани только волосы что даже на черно белой фотографии выглядят багровыми, и ступни торчащие из-под полога кителя. Черные.       Он даже статью не начал читать, а в голове уже мысль «Убью это гада, как он посмел писать такое о ней. Она там чуть не умерла. Она там вся переломалась, а он смеет даже заикаться о ней. Убью, собственными руками на тот свет отправлю.»       — Реруген ты видел? — Ромель что тоже спал в своем кабинете решил видимо спуститься к нему увидев заголовок.       — Я его убью Ромель.       — Ну не кипятись, ты хоть текст читал?       — Нет. — Реруген не отвечает, а рычит.       — Ну я тоже нет. Давай прочтем прежде чем морды бить. — Ромель начинает бегать глазами по строчкам своего экземпляра газеты. — Ой, ой, ооооййй бляяя.       — Реруген в след за ним пробегается по строчкам.       В начале немного об хронологии событий. Потом упоминания подвига Мифрил, не слова о том, что вообще-то не один человек не погиб, что в подобных обстоятельствах уже не подвиг, а чудо. Пояснение к фотографии.        «Мифрил последи годы много служила на севере, а на севере в лоб целуют только покойников.»       — ПОКОЙНИКОВ! — Взрывается Реруген.       — Ну это он конечно перегнул, но остынь. То, что ты ему морду набьешь никому не поможет.       — Таня в себя придёт, порадуется немного. — Парирует успокаивавшую речь Ромеля Реруген.       — Не меньше твоего хочу, чтобы она очнулась, но ты же понимаешь, что Полковник Герман недалеко от истины ушел.       Реруген прекрасно знал, что Ромель сейчас говорит чистую правду. Ему вечером передали рапорт из больницы. Ужасный правда по форме, потому что больница была гражданской. В ней говорилось что успели они ели-ели. Стоило им снять девушку с рук Вайса как у неё встало сердце. Завели. Потом ещё два раза останавливалось, но врачи выдергивали её с того света.       Операцию на ногах вообще проводило четыре бригады хирургов в усилении лечебных колдунов.       Читая рапорт Реруген понял что-то что выкинула Виша из ноги командира тогда было куском кости, который мешал кровотоку. Нарастить почти два сантиметра большеберцовой кости они не смогли и теперь у Тани на всю жизнь правая нога на два сантиметра короче. Хотя возможно это даже проблемой не будет, ведь остро стоит вопрос того сможет ли она вообще снова на ноги встать и пойти.       Почки пострадали при ближайшем рассмотрении не сильно, за месяц полностью восстановятся. Разрыв печени смогли быстро устранить, а вот с легким вышла заминка. Виша оказалась плохим врачом и вместо ткани легкого наколдовала там рубец, который в любую минуту может лопнуть. Чуть позже, когда Майор восстановиться они попытаться это исправить, но скорее всего вообще некогда такую возможность не получат.       Сломаны четыре ребра, все остальные в трещинах, он ей их сломал, когда выгонял кровь из легких. В рапорте же была приписка что данная травма самая незначительная потому что тело Майора хорошо реагирует на заживляющие кости магию.       В конце, когда он уже немного обрадовался, что вроде как врачи смогли её «починить» было особое примечание.       Вероятность выживания тридцать процентов. Слишком большое количество манны потеряно, применено лечебных заклинаний и пролито крови.       Тут у него кровь в жилах застыла, тридцать процентов для этого хрупкого цветка золотова василька были слишком маленькими шансами.       — Так что не психуй Реруген. Работать надо. — Вырвал из воспоминаний Полковника, Ромель. — Пей кофе и вот тебе пара рапортов.       На стол Полковника опустилась стопка как минимум из десяти листов.       — Как там её крыло? Видел рапорт по выданным им распоряжения, но не читал.       — Думал, что его то ты в первую очередь прочтешь. — Не без сарказма высказался Ромель.       — Я тебе доверяю в этом плане. Ну так что? — Реруген залпом выпил уже остывший кофе.       — В укрепление отправились. Связисты поначалу в отдел информирования населения, но как оказалась информировать то особо и некого, как и опознавать. Поэтому и они в усиление пошли. А Вишу я в госпиталь пристроил. В родильное отделение.       — Зачем туда? — Реруген удивился такому странному назначению, он бы ещё понял скорую помощь там вроде была её специальность, задержать человека на этом свете до момента как врачи подоспеют.       — А ты не в курсе про детей «золотого василька»?       — Про каких детей?       — Так если ты меня покормишь я тебе расскажу. — Ромель обернулся на секретаршу что принесла из столовой самое съедобное там блюдо, хлеб с колбасой. Причем повара были явно не готовы к такому наплыву офицеров и подавали сегодня не этот мерзкий хлеб больше похожий на губку, а обычный гражданский. Пушистый и хрустящий.       — Я сейчас и вам за порцией схожу. — Еще две порции кофе оказались на его столе. Одна Ромеля и одна Полковнику.       — Ну вешай здоровяк.       — Меня так Таня при тебе назвала, и ты запомнил?       — Ромель, — Реруген только посмотрел на него поверх своих запасных очков. — То что ты «здоровяк» лежит на поверхности. — Стул на который уселся Ромель в будто подтверждения его слов жалобно скрипнул.       — Ну, это случилось на южном фронте.       — А можно сразу к делу?       — Нет. Бутербродов мне ждать долго, ты мне адъютанта не выделил, вот в итоге хожу и побираюсь.       — Две минуты, и я выделю тебя самую красивую и легкодоступную секретаршу. — Реруген достал форму рапорта на временный перевод и уже занес ручку над бумагой.       — Я вообще-то женат.       — И? — Реруген только бровь игриво вздернул.       — Поимей совесть! — Ромель взорвался от его слов. — Она на сносях и родит со дня на день!       — Прости. — В свете новых обстоятельств шутка действительно была неуместной. — Она в столице или на юге?       — Тут.       — Ты её хоть навестил вчера? — Реруген знал, что Ромель покидал штаб вчера вечером в охранении нескольких Таниных колдунов, и уже в ночь вернулся сюда ночевать.       — Да какой там. Весь день как белка в колесе. — В дверь кто-то скромно постучался, открыл её, это был гонец из отдела разведки. — Во видишь, я нарасхват.       — Раз… — Солдат хотел обратиться по форме к самому генералу, видимо ещё не зная, что он не любитель военного официоза.       — Да иди сюда, что там у тебя?       — Данные что вы запрашивали.       — Иди в переговорную и отдай их пышногрудой блондинке с капральскими погонами. Понял? Повтори.       — Капрал, блондинка, отдать ей.       — Нееее. Пышногрудая блондинка капрал. Ей.       — Есть отдать документы пышногрудой блондинки. — Салаге и двадцати лет наверно не были, и он зарделся от подобного описания женщины.       — Все, дуй.       — Есть! — Попрощался солдатик и выскочил коридор.       Реруген только заулыбался такой хамоватости Ромеля, понятно почему Нойману он нравиться.       — У тебя же там только одна блондинка. Зачем парнишку смущаешь?       — Полковник, будь я у себя на юге то охарактеризовал её просто как пышногрудая. — Он заливисто рассмеялся. — Там такая грудь что все остальные приметы лишние.       Реруген вспомнил секретаря по анализу данных которого он выписал Ромелю, и её выдающийся бюст пятого размера.       — Но тебе то такие не нравится. — Генерал только лукаво посмотрел на Полковника и получил в ответ испепеляющий взгляд. — Какая, блять, кошка между вами пробежала? Вы же только недавно в десна долбились, а тут как я её не упомяну ты сразу в стойку. Расскажешь?       — Ты мне про «золотой василёк» обещал рассказать.       — Потом. Давай лучше ты. — Ромель так по-дружески ему улыбался что Реруген решил раскрыться.       — Мы поругались. И расстались.       — И все? Нет, тут что-то ещё есть.       — Она в истерике умоляла оставить её и чуть не пришибла Серебрякову, когда та пыталась её утешить. — Реруген говорил холодно и отстраненно, но душа его горела.       — Она на Вишу заклинание применила?       — Да.       У Ромеля лицо вытянулось от удивления.       — Сказала, что ей не нужна моя любовь. Если в двух словах. Может трахаться ей со мной и понравилось, а вот все остальное видимо выводило ей из себя.       — Что остальное? Ты её глаза во время секса вылизывал?       — Ха. Нет. Заботился. А ей это неприятно.       — Я вообще нечего не понимаю, Виша о ней уже лет…       — Шесть лет. Шесть лет она её адъютант.       — И ей она чет не гонит от себя.       — Ромель, я не знаю, она меня то целует, то нахер шлет. То клянется, что переспали одну ночь и все кончено, а потом приходит ко мне среди ночи и прыгает в постель. Говорит, что ей на меня плевать и что я могу кабанчиком катиться, а потом до смерти ревнует за измену. Я не понимаю, что твориться у неё в голове. Никогда не понимал, как она мыслит и сейчас не понимаю.       — И несмотря на все это ты бросился её спасать. Уж кому как тебе не знать, что в толпе можно запросто погибнуть.       — Я тогда об этом не думал. — Реруген опять залпом выпил весь оставшийся кофе. — Думал, что ещё миг и ей настанет. Все, о чем я тогда мог думать.       — Вот это у вас любовь всё-таки. Кипучая страсть молодости и не смотри что тебе тридцать пять. Нечего проснётся и простит тебя как миленького, ты такое дело сделал. Любая бы простила, а Таня может поломается немного и тоже простит.       — Я обещание нарушать не буду. Больше не буду. — Он принялся жевать казавшийся ему каменным бутерброд.       — Какое обещание?       — Что, если она перестанет плакать я больше и не взгляну на неё.       — А то что ты пялился на неё во все глаза во время парада мы опустим.       — Тогда все пялились. — Парировал Реруген. — Не хочет она этих отношений, ну и пусть. Я действительно для неё староват.       — Ну я говорил с Вишей по этому поводу. Она сказала, что после того как ты её выебал они хотели скрутить её и повезти к врачу. — Реруген вопросительно изогнул бровь. — Таня за неделю не одного замечания своим солдатам не сделала. Виша уточнила что один из них имел неосторожность выйти на плац в грязных ботинках, так она их только взглядом окинула и дальше пошла. Любит она тебя не меньше твоего видимо. Ладно, вижу, что тема себя изжила. Но рассказ про «золотой василек» навряд ли внесет ясность в потаённую девичью душу.       Полковник скромно улыбается.       — Да я и не пытался её разгадать если честно, люблю бестию и люблю.       Секретарша наконец принесла три порции бутербродов для Ромеля и от принялся поедать из один за одним повествуя свою историю.       — Дело было на южном фронте, она только вышла из допросной вся крови перемазанная, я спросил есть ли что, она сказала, что нет и пошла мыть руки в умывальнике. Воды на юге тогда было немного, и она педантично оттирала кровь экономя жидкость. Я тогда ещё решил обратить внимания на то как она будет мыть руки надеясь увидеть детскую брезгливость, а нет только холодный расчет. Потом прилетел кто-то из её офицера, сказал что-то. Она в лице не переменилась, но быстро окатила руки водой вообще её не экономя, прыгнула к нему на руки и куда-то улетела. Мне тогда подумалось что вот она разгадка, стоит мне узнать от чего она так поменяла свои приоритеты и разум её для меня раскроется. Ближе к вечеру я навестил госпиталь что мы организовали для гражданских, и услышал там это «Майор — это чудо, вы настоящая волшебница!».       — Погоди. Волшебницы в сказках юга детей едят. Случайно дети «золотого василька» это не младенце которых крадут колдуньи и подменят на украшения в качестве выкупа матери?       Ромель засмеялся проницательности Полковника.       — Ну я кстати потом так подумал. Но сначала я увидел у неё на руках двух младенцев, крохотных даже на её фоне. Ей тогда было тринадцать лет. Талисман над ними светился, и они были все в каких-то формулах. Младенцы родились недоношенными. это было две девочки, их брат погиб от того что не смог дышать самостоятельно. Таня тогда пояснила мне что в принципе они примерно тоже на больших высотах делают, концентрируют кислород напрямую в крови минуя легкие, и чуть-чуть она вокруг них ускоряет время, ведь базовая магия лечения просто ускоряет заживление ран в той степени в которой они бы и сами зажили. И сказала слова «я их утроба сейчас» и вот эти слова меня поразили. Она офицер что пару часов назад безжалостно пытала человека, кромсает колдунов пачками, согласилась ненадолго побыть для каких абсолютно ей незнакомых младенцев «утробой», Реруген они даже не Имперце, мать их и отец Француанци.       — Так при чем тут «золотой василек»?       — Пока она служила на севере один роддом прознал о её способностях, правда, чтобы спасти младенца Таня должна быть первой кто возьмет его на руки.       — И чтобы не указывать её имя в мед документах она стала «золотым васильком»?       — Так оно и есть.       — А герольды уже утвердили орден её имени?       — Не слышал, а что хочешь предложить другое название.       — Нет. Маги сейчас все больше в гражданскую медицину идут и углубляют свои познания в сохранении жизней, а не в уничтожении. Орден подобный давно напрашивался, а тут ещё и такая история. Только нужно ещё медаль придумать такую же, орден — это всё-таки для каких-то великих дел, но подобные маленькие чудеса должны происходить повсеместно и награждаться тоже.       — Не без этого. — Ромель доел, и опять какой-то гонец постучался к ним в дверь. — Сам мысль герольдам передашь или мне лучше?       — Тебе. Ты всё-таки целый Генерал, а я так. Полковник.       — Не прибедняйся, я под твоим командованием всю войну отходил.       — Да я там только рядом стоял. — Отмахнулся Полковник.       — Ну бывай тогда.       — До встречи.