Сборник тиссаен/йенная

С рождения у вас на запястье имеется серая полоска которая начинает светиться мятным цветом только когда ваш соулмейт по настоящему счастлив.

Кажется, ее соулмейт — месиво, состоящее из горя и разочарования. Йеннифэр думает так на протяжении всей своей сознательной жизни и даже больше. Нет смысла скрывать то, что на запястье серый блик отголоска ее солумейта никогда не дает о себе знать. Йеннифэр в какой-то степени проникается уважением к своему неизвестному соулмету, потому что сама чувствует то же самое. Точнее, не чувствует. Тем не менее, она иногда испытывает что-то похожее на счастье, хотя, к сожалению, до сих пор не находит свою родственную душу. Геральт? О, сначала она думает, что это Геральт. Она специально напивается рядом с ним и чувствует непреодолимое счастье прервать свою сложную жизнь и отдаться утехам более приятным, чем, если бы занималась чем-то другим. Но рука Геральта — всегда серая, и это может означать только одно. Она недостаточно счастлива или же она ошибается? Тем не менее, она продолжает находиться рядом с ведьмаком, а когда их отношения с Цири начинают расти и превращаться в нечто большее — это настоящее счастье. Она косится на Геральта, когда тот не смотрит, испытывая непреодолимое желание наорать тому в лицо и заплакать самой. Это никогда не был Геральт. С чего она вообще вцепилась ему в глотку, когда уже давно подозревала это? Йеннифэр уходит, горячо попрощавшись с Цири и пообещав, что когда она закончит свои дела, то обязательно вернется к ней. Год метаний приводит Йеннифэр в Аретузу. Здесь она просто хочет отдохнуть, расслабиться и, возможно, выпить с Тиссаей, если та будет не слишком занята. Вероятно, она будет занята, поэтому Йеннифэр думает о Трисс и Сабрине, так как в Аретузе она ни с кем не общалась так близко, нежели с этими двумя. Но даже с ее непреодолимым желанием посплетничать ее подруги отказывают ей в этом. Объясняется это просто работой. Сабрина вернулась в Аретузу только для того, чтобы посоветоваться с Тиссаей, а Трисс слишком занята, окучивая грядки где-то в теплицах. Так или иначе, Йеннифэр оказывается сидящей в кабинете Тиссаи, рыдая в три ручья и поклявшись больше никогда не встречаться с Геральтом. Именно в тот момент, когда Йеннифэр находится в стадии сильнейшего опьянения и происходит это: Ее рука сначала начинает жечься, а затем серая полоса мягко загорается мятным светом. Йеннифэр пьяно хихикает, и такое поведение девушки привлекает внимание Тиссаи. Сама она не пила, считая себя выше того, чтобы делать это на своем рабочем месте, но это совершенно не означало, что она не слушала девушку. Таким образом, когда странное поведение Йеннифэр становится еще более странным, она отвлекается от бумаг и с любопытством смотрит на ученицу. — Тебя что-то рассмешило? — спрашивает Тиссая: — я думала, разговоры о ведьмаке и родственных душах тебя расстроили. — Кажется, мой соулмейт сейчас счастлив. Надеюсь, это не связано с тем, что я потратила лучшие годы не на того человека. Тиссая фыркает и прячет собственное запястье длинным рукавом. Йеннифэр слишком пьяна, чтобы задавать вопросы, но не слишком, для того, чтобы подойти и бесцеремонно отогнуть ткань. — Зачем ты прячешь это? — спрашивает Йеннифэр, и ее глаза забавно косят, хотя, Тиссая может поклясться, ее улыбка совершенно с этим не связана: — а ты нашла своего соулмейта? Тиссая молчит несколько долгих мгновений, прежде чем уклончиво ответить: — И да и нет. Йеннифэр хмурится. — Что это, черт возьми, значит? — Я знаю, кто мой соулмейт, но она, очевидно, не догадывается об этом. Йеннифэр кивает, а затем ее рот забавно раскрывается. — Она? Тиссая закатывает глаза, но кивает, надеясь, что Йеннифэр больше не будет донимать ее вопросами, но у ее ученицы, очевидно, другие планы. Она снова садится в свое кресло, прежде чем завалить Тиссаю вопросами. — Тебе нравятся женщины? Я и не думала, что ты… то есть, я хотела сказать, что рядом с тобой всегда были мужчины, поэтому я даже не предполагала. Я знаю ее? Она из Аретузы? Кто-то из Совета или же… ученица? Последнее слово Йеннифэр протягивает с улыбкой на губах, и Тиссая уже жалеет, что открыла рот. Казалось, что обычные слова из уст Йеннифэр звучат как нечто непристойное и даже вульгарное. — Все когда-то были ученицами, Йеннифэр, — говорит Тиссая. Она тянется за бутылкой вина. Кажется, что ей тоже не помешает выпить. К черту работу. Она бы никогда не подумала, что будет обсуждать нечто такое с кем-либо, тем более, если это была Йеннифэр. — О, ты ответила не на все мои вопросы, — Йеннифэр допивает вино: — так я знаю ее? — Знаешь. — О, Мелитэле, Тиссая де Врие обсуждает со мной своих любовниц. Такое откровение с твоей стороны делает меня действительно счастливой. Тиссая верит ее словам. Алкоголь делает свое дело, и все чувства Йеннифэр преумножаются. Единственное, чего она боится в данный момент, это посмотреть на свое запястье: потому что, как она думает, если она сделает это сейчас, будет совершенно очевидно, что все то, от чего она так старательно бежала все эти годы, в конечном счете, оказалось у нее прямо перед носом. Но Йеннифэр думает иначе. — Так, ну, твой соулмейт снова счастлив, — протягивает она, рассматривая запястья Тиссаи со сложным выражением лица: — я тоже. Совпадение? Тиссая смачивает горло и кивает. — Просто совпадение, — отвечает она, но в глазах Йеннифэр плескается понимание и вина: — не думай об этом. «Не думай об этом, потому что я совершенно точно не хочу это обсуждать»