Созвездие Энару

Часть вторая. Четыре года спустя. До начала патрульного вылета остается еще пятнадцать минут, но Тэхён привычно приходит заранее. Он здоровается с друзьями, а потом занимает место первого пилота в носовой части истребителя. Проверяет все датчики и показатели — топливомер, индикатор скорости и давления, связной передатчик и штурвал, после чего глубоко дышит и мысленно настраивается. Его собственный небольшой ритуал. Тэхён всегда проецирует уверенность, но каждый раз перед вылетом нервничает как в первый. Не потому, что боится. Скорее, не хочет подвести Сокджина, который под свою ответственность взял его на крейсер пилотом еще два года назад, когда Тэхёну было семнадцать. Он окончил академию досрочно и вместе с лучшим другом отправился на границу с созвездием Вирион. Чимин не захотел к отцу и брату на линкор, пусть генерал Пак и Соджун предлагали, а последовал за Тэхёном. Не верится, что когда-то они терпеть друг друга не могли, ругались, спорили и дрались из-за каждой мелочи. Их дружба началась совсем не традиционно — с кулаков и оскорблений, зависти и обиды, но теперь Чимин для него как брат, хоть Тэхён все равно отказывается называть его хёном, два года разницы слишком несущественны. Еще с академии с легкой руки директора Мина они работают в связке, делят истребитель на двоих и прекрасно показывают себя в бою, поэтому спустя два года оба уже в звании капрала. Другие патрульные истребители начинают готовиться к отлету. Тэхён проверяет часы, а потом замечает запыхавшегося Чимина, выбегающего из лифта. Он быстро залезает на место второго пилота за спиной Тэхёна. — Опаздываешь, — Тэхён замечает с усмешкой. Чимин сонно мычит, показывает ему средний палец и быстро проверяет показатели на своей приборной панели. Они надевают шлемы с визором и маски с кислородной трубкой, закрывают прозрачный купол и следом за другими патрульными вылетают из дока крейсера Пророк в космос. Там они рассредоточиваются по местам — у каждого истребителя своя патрульная зона, отчитываются капитану о начале смены и вскоре остаются одни. Военные силы Энару уступают по численности вражеским, поэтому они принимают все возможные меры предосторожности, одна из которых — невидимое поле вокруг истребителя. Каждый псионик, чей уровень выше третьего, способен поддерживать его. Сегодня очередь Чимина. Тэхён чувствует, как он с легкостью входит в ментальный резонанс с броней космолета, и вокруг начинает мерцать невидимый барьер. С помощью этой разработки им удается скрываться, избегать прямых столкновений, а также наносить внезапные атаки по ничего не подозревающим космолетам противника. Впрочем, по части технологических и оружейных разработок Вирион не отстает, а в чем-то даже превосходит энарийских ученых, поэтому ни одной стороне уже двадцать четыре года не удается одержать верх. Война длится дольше, чем Тэхён живет, и неизвестно, что должно произойти, чтобы она наконец-то закончилась. Даже самые успешные планы Сокджина не позволяют им получить преимущество и малейший перевес. Тэхён следит за приборной панелью, но пространство космоса тихое и пустынное, ни одного вирионского космолета или разведфлайера. Он находится в ментальной связке с Чимином, специальной технике всех пилотов, работающих попарно, но он и без связки прекрасно чувствует друга, благодаря врожденным эмпатическим способностям. Чимин, конечно же, думает о своем. — У меня сейчас встанет от твоих эмоций, — ворчит Тэхён. — Тьфу, Тэ! — Я серьезно, прекрати фантазировать о директоре Мине. Мы вообще-то на вылете. — Да что ты, а я и не заметил, — язвит Чимин. — Я вообще-то телепат восьмого уровня и прекрасно функционирую в режиме многозадачности. Чимин прав. И у него, и у Тэхёна довольно высокий уровень пси-способностей. Когда учились, в этом они тоже соревновались, не желая ни в чем друг другу уступать. У большинства их бывших сокурсников и нынешних сослуживцев уровень в районе пятого-шестого, но встречаются и исключения, как девятый у командора Ли или официальный одиннадцатый у Сокджина. Чимин, между тем, продолжает. — Это тебя интересуют только истребители. Ты мне больше нравился, когда бегал за Соджуном. Старший брат Чимина действительно нравился Тэхёну в свое время, но это было так давно, что он уже и не помнит. — Ха! Бегал это сильно сказано. Подумаешь, подростковая влюбленность. Зато твоя переросла в зависимость. — Просто ты отказываешься мне помочь! — недовольно бурчит Чимин. — И проверить ментальные барьеры директора академии пилотов на прочность? Я еще не сошел с ума. — Ты же эмпат! — Директор Мин тоже, и он гораздо сильнее меня. Чимин дует губы, фонтанируя обидой и упрямством. — Я все равно добьюсь его, вот увидишь. Мин Юнги — мой! Тэхён только качает головой. Уже четыре года Чимин вздыхает по строгому директору с необычными глазами — голубыми с вкраплениями желтого. Поначалу Тэхён находил эту влюбленность забавной и подшучивал над Чимином, но потом начал чувствовать его эмоции как свои. Безответную любовь рекрута к своему учителю, его восторженность и восхищение, а также сексуальное желание, которое действовало и на него самого. Чимину проще. Он считывал только мысли, Тэхён же на уроках аналитики мучился с внезапными стояками, потому что не всегда получалось закрываться от волны чужих эмоций. Они с Чимином редко выбирались на общие сборища, где другие рекруты и пилоты находили себе развлечение на ночь. Во время увольнительных большинство их друзей предпочитало посещать бары на домашней станции Рассвет. Чимина это мало интересовало, так как с первого года академии он зациклился на директоре Мине, мужчине в два раза старше. Пытался ухаживать, бегал за ним, ловил каждое слово, на каждом занятии по военной аналитике старался заслужить похвалу. Проявлял знаки внимания, которые Мин стойко отвергал. По сей день Чимин не сдается и категорически отказывается смотреть на других. Тэхён думает, что у друга есть шансы. Каким бы строгим и закрытым Мин ни был, даже ему не по силам спрятать теплую ментальную волну, которая появляется, стоит ему увидеть своего бывшего лучшего ученика. Тэхён же много раз пытался ходить на свидания и встречаться, но всегда чувствовал в ответ только поверхностный интерес. Ничего похожего на те чувства и эмоции, что хотел бы слышать от любимого парня. Он всегда слишком эмоционально привязывается, но не видит в других той глубины, что чувствует сам. В ментальных полях заинтересованных в нем парней по большей части мелькает сексуальный интерес, а иногда и желание подобраться поближе к сыну полковника, и крайне редко — искренняя искорка симпатии. Его собственный сексуальный опыт не доходил дальше взаимной дрочки или быстрых минетов, как бы велико ни было желание, он понял, что не хочет просто секса с первым встречным. Сокджин расстраивался, так как хотел видеть его в отношениях, а Тэхён напоминал ему, что он сам обзавелся семьей только в двадцать семь лет. Чимин слышит его мысли, вздыхает и запускает ладонь в волосы, взлохмачивая челку. Цвет у него темней, чем у большинства энарийцев, больше клубничного оттенка с рыжеватым отливом, и на их совместных фото сильно контрастирует с пепельными волосами Тэхёна. Несмотря на их близость, внешне они совершенно непохожи. Тэхён давно обогнал друга в росте и ширине плеч, но все еще остается худым, в то время как Чимин — более сбитый и мускулистый. Они продолжают патруль, перебрасываются шутками в процессе, но настроение резко меняется, когда прямо по курсу возникают три вирионских фрегата, их черно-золотые отличительные полосы невозможно ни с чем спутать. Приборная панель начинает мигать. Тэхён стискивает штурвал и стремительно разворачивается, чтобы уйти из зоны действия вражеских радаров. Им даже с одним фрегатом сложно тягаться, не то что с тремя. На истребителе они не могут уйти в гиперпрыжок, поэтому он пытается оторваться и скрыться как можно быстрее. Несмотря на увеличивающееся расстояние, вирионцы устремляются следом. — Черт, они нас засекли! — Тэхён ругается и увеличивает скорость до максимума. — Чимин-а, держись! Он петляет в попытках запутать сигнал и уходит все дальше, но вирионцы не отстают. Два фрегата вспыхивают огнями гиперпрыжка и через несколько мгновений появляются уже впереди истребителя, преграждая путь. Вражеские радары работают точнее обычного, в другое время они бы уже давно оторвались от преследования. — Они буквально считывают наши координаты! — со злостью шипит Тэхён. — Нужно предупредить остальных, — ментальный фон Чимина вторит его эмоциям. Без предупреждения фрегаты открывают огонь. Тэхён маневрирует из стороны в сторону, в то время как Чимин передает срочный сигнал капитану патруля, отправляя их координаты, а потом сам берется за оружейный рычаг. Смысла прятаться больше нет. Налобная повязка, которую Тэхён надевает под шлем, пропитывается потом, все внутри вибрирует от напряжения, но руки действуют четко и выверенно. Он умело избегает попадания вражеских снарядов, а Чимин метко выпускает ракеты одну за другой. Они действуют слаженно, как единый организм, единый пилот с двумя сознаниями, ведь не зря в свое время считались лучшими рекрутами академии. Благодаря отработанным действиям, им удается подбить один из фрегатов, некритично, но из боя он выходит. Оставшиеся два напирают, не оставляя пространства для маневра. Броня выдерживает несколько точных ударов, но потом отключается, а вместе с ней невидимое поле. Тэхён пытается воздействовать на вражеских пилотов ментально, чтобы дезориентировать их, но ему одному не по силам справиться с двумя многочисленными экипажами и пробиться через броню, которую вирионцы ставят от ментальных нападений. С каждым годом разработки их ученых все искуснее, и все сложнее становится им противостоять. Выбраться нет шансов — энарийские космолеты слишком далеко, сигналы глушатся, а вирионцы уже окружают их. Чимин мысленно прощается с ним, и Тэхён матерится в ответ. — Не смей! — хрипло рычит он. Это не может быть конец. Нет. Тэхён не готов умирать. Он еще не свозил племянника на аттракционы, как обещал, купленный в подарок игрушечный истребитель так и остался в комнате в ожидании увольнительной, а еще… Тэхён еще не влюблялся, испытывал это чувство только через эмоции других, но никогда самостоятельно. Неужели он не узнает, каково это? Все желания и мечты мелькают в голове за считанные секунды, переплетаясь с эмоциями Чимина, а потом их накрывает волна очередного снаряда. Тэхён кричит, закрывая глаза от ослепительной вспышки. Голова взрывается болью, уши глохнут от ультразвука, в них становится горячо и мокро. Он касается шеи пальцами и видит кровь. Чимин еле слышно скулит, а потом издает жуткий стон. Их ментальная связь обрывается, будто сознание Чимина где-то далеко. Тэхён продолжает сжимать штурвал, но не чувствует ни его, ни пальцев. Приборная панель яростно мигает, а потом полностью отказывает. «Я не попрощался с Сокджин-хёном», — думает Тэхён. После этого не остается ничего. 💫 Тэхён не чувствует никого и ничего вокруг себя. Он отстраненно понимает, что все еще жив, так как мыслит, пусть и мутно, но при этом находится в каком-то вакууме. Он щурится от падающего прямо в глаза яркого света. Над ним наклоняются люди, темноволосые и с искаженными лицами, люди, которых он не чувствует, будто ментально ослеп. Его переворачивают как безвольную куклу из стороны в сторону, тычут приборами и трубками, от которых в голове начинается ультразвуковой свист. Запястья невыносимо жжет, их сжимают в незримых безжалостных тисках, а горло такое сухое, что он не может даже сглотнуть. Тэхён будто находится отдельно от тела, в каком-то странном наркотическом коконе. Он больше не чувствует Чимина. Хочется кричать, но голос не слушается. Тело не слушается, тяжелое и ватное — чужое. Над ним наклоняется женщина, ее темные глаза пронизывают холодом, а улыбка пугает до дрожи. В шею грубо впивается игла, и женское лицо медленно плывет перед глазами. Все начинает кружиться, как в тренажере полетов, и мир меркнет, расплываясь в сплошное темное пятно. 💫 Утром своего совершеннолетия Чонгук просыпается, как обычно, по сигналу будильника. Ничего особенного от этого дня он не ждет. Сразу же заправляет кровать, разглаживая все складки на покрывале, делает короткую зарядку и принимает душ, после чего надевает выстиранную черную форму курсанта военной академии. Он совсем недавно поступил туда после окончания школы пилотов. Чонгук хотел сразу отправиться воевать, как некоторые из его одноклассников, но отец настоял на своем — сын гранд-адмирала должен учиться в академии. Чонгук же думает, что только теряет время. Он хочет служить на военной базе пилотом, но отец запрещает и вообще относится к нему как к маленькому. Чонгук даже настоящий истребитель еще ни разу не пилотировал, факт, из-за которого ему безумно стыдно. Он налетал сотни часов на симуляторах, по всем тестам у него высшие баллы, он только и делает, что учится, но отец непреклонен. По крайней мере, на курсе пилотирования в академии Чонгук точно сможет сесть в кресло пилота, поэтому с нетерпением ждет, когда закончится вводный теоретический курс и начнется практика. Он забирает заранее заказанный контейнер из отсека в стене, куда еду доставляют с кухни. Обычный сбалансированный завтрак, но Чонгук всегда добавляет к заказу что-то из выпечки — булочку с начинкой или кусок торта, так как не может отказаться от сладкого. Звучит сигнал-напоминание. Чонгук берет с полки коробку с инъекциями и привычно вкалывает одну в плечо с помощью автоматического инъектора. Ампулы заканчиваются, и он отмечает про себя, что нужно заглянуть в медотсек. По крайней мере, они действуют, и никаких симптомов, о которых его пугали, Чонгук не чувствует. На комм приходит сообщение от отца. Несколько сухих строчек поздравления, которые с большой вероятностью писал его секретарь. Чонгуку плевать. Ведь человек, от которого он всегда так ждал поздравлений с днем рождения, уже четыре года мертв. Сердце до сих пор отказывается верить, что Намджуна нет рядом, что он больше не увидит солнечную улыбку старшего брата, не обнимет его, не услышит родной голос. Чонгук сглатывает. Последний раз он видел Намджуна на свое четырнадцатилетие, а тот подарок хранит и использует до сих пор — боксерские перчатки, уже немного потертые, висят на турнике, который когда-то установил Намджун. Соседнюю комнату, которая раньше принадлежала брату, уже давно занимает кто-то другой, но часть вещей Чонгук забрал себе, хоть отец и сказал отправить все в утилизатор. Иногда кажется, что Намхёк совсем каменный, что смерть Намджуна для него ничего не значит, но Чонгук верит, что это не так. Отец всегда выделял Намджуна, всегда больше любил его, он просто не показывает свои эмоции, не то что Чонгук, у которого глаза чуть что на мокром месте. Он ругает себя и хочет научиться отстраняться, быть похожим в этом на отца, но получается плохо. После завтрака Чонгук отправляется на занятия в академию, где проявляет активность и с готовностью отвечает на вопросы учителей. На перерывах его поздравляют однокурсники и спрашивают, собирается ли он отмечать, зовут в клуб, но Чонгук отказывается. Среди них у него нет близких друзей. Из-за его положения сына гранд-адмирала отношение к нему двойственное — кто-то подлизывается, кто-то открыто недолюбливает, но при этом никто не идет на конфликт. Чонгук же сосредоточен только на своей цели — попасть в ряды пилотов космофлота. До окончания академии всего три года, нельзя отвлекаться на глупости. Одна из сокурсниц со смущенной улыбкой вручает ему коробку конфет, и он вежливо благодарит ее, но чувствует неловкость. В его сторону не первый раз проявляют знаки внимания, но он каждый раз теряется. Чонгук редко обращает внимание на девчонок, они смущают и немного пугают его. Он рвется в космос воевать и совсем не думает об отношениях, хоть его сокурсники только об этом и говорят — кто с кем, когда и как. Чонгук и целовался-то всего однажды, когда на выпускном школы пилотов одноклассница зажала его в углу. Он не знал, куда деть руки и как держать голову, нос мешался, а у ее губ был химический вкус блеска. Ему не понравилось. Чонгук даже глаза не закрыл, а потом избегал ту девчонку, как мог. Он искренне не понимает, что такого приятного может быть в соприкосновении губ. Негигиенично, раз. Мокро, два. Ничего хорошего. Сейчас он учится в академии, где большинство курсантов — парни, однако и это в последнее время тоже начинает напрягать. Он замечает за собой, что слишком часто засматривается на однокурсников, когда они переодеваются в раздевалке. Подсознательно сравнивает себя с ними, восхищается чужой мускулатурой и немного завидует. О сексе Чонгук думает только с отстраненным интересом и не торопится пробовать сам. Один раз в раздевалке он наткнулся на двух парней, которые целовались и дрочили друг другу. Он до сих пор краснеет, вспоминая об этом. Почему-то каждый раз становится жарко и волнительно, и голова начинает странно шуметь. Он не понимает, что с ним происходит. Подобные отношения на станции Дюна Два, да и на всем Вирионе, под запретом. Отец всегда открыто высказывает свое неодобрение, а в Сенате поддерживает законопроект против однополых пар. Чонгук помнит, что Намджун всегда встречался исключительно с девушками, был очень популярен и даже ровесницы Чонгука заглядывались на него. За два последних года он подкачался и сам, наконец-то постоянные тренировки начали приносить результаты, но до этого он долго оставался тощим и нескладным. Сейчас даже лицо изменилось, пропал тот пухлощекий вид, который Чонгука в себе раздражал. Скулы оформились и заострились, и теперь в нем просматриваются мужественные черты. Однако хоть он и вырос, все равно никогда не будет походить на брата. Он обедает в столовой академии, где им выдают ланчбоксы из пищевого синтезатора. Не так вкусно, как натуральные продукты, к которым он привык, но остальные уплетают обед с удовольствием. Чонгук знает, что вырос в тепличных привилегированных условиях, на этаже, где живет высшее руководство и их семьи, где у каждого личные комнаты и куда доставляют продукты с планетных колоний. Большинство его однокурсников живет в общих казармах, ведь многие из них родились на планете и попали в космос только по военному призыву. Он же другой жизни не видел. Намджун когда-то обещал свозить его на планету Гантра, а потом Чонгук не решился полететь один. После второго блока занятий он выскальзывает из кабинета и сразу же направляется к лифту, чтобы избежать уговоров парней, которые не прочь погулять за чужой счет. Он не в настроении для развлечений. Лифт пустой, когда он заходит в него, но через несколько этажей к нему присоединяются двое сотрудников станции, незнакомые ему парни из отдела безопасности. Они даже не смотрят на него и продолжают оживленный разговор. — Слышал про пленного энарийца в закрытом отсеке? — громко шепчет один. Чонгук прислушивается повнимательнее, так как новость кажется ему неожиданной. Всех пленных обычно доставляют в тюрьму на месте старой станции Дюна. — Да, его только сегодня перевели. Говорят, ценный источник сведений. — Я слышал, это сын самого Карателя. Второй парень присвистывает, и они шепчутся дальше, но Чонгук уже не слушает. Он опускает взгляд и сжимает кулаки, впиваясь ногтями в ладони. В ушах стоит шум, кровь пульсирует в висках, отбивая каждый слог ненавистного прозвища. Ка-ра-тель. Виновный в смерти брата, хитроумный стратег, из-за чьих операций они несут потери. Тот, из-за кого отцу не удается одержать в войне верх. Словно в тумане, не видя никого и ничего, Чонгук возвращается к себе в комнату. Подходит к столу, на полке над которым стоит их общее с Намджуном фото, и там же Орден золотой звезды, которым брата наградили посмертно. Он касается холодного металла и смотрит на старую фотографию. Каким бы Намджун был сейчас? — Я отомщу за тебя, — уверенно говорит он и кивает сам себе. Чонгук достает из сейфа именной бластер Намджуна, который ему передали вместе с другими вещами из шкафчика брата на военной базе Нибос. Он проверяет заряд и цепляет бластер на пояс. Голова проясняется. В нем зреет холодная решимость. Чонгук не знал, что у Карателя есть сын. Его смерть не вернет ему брата, но, возможно, хоть немного успокоит душевную боль. Он посмотрит ему в глаза, плюнет ему в лицо и безжалостно выпустит заряд плазмы в сына убийцы. Он покидает комнату и на лифте спускается на нижний боковой этаж, где находится закрытый отсек. Там проводят различные испытания, отсек используют для своих нужд инженеры, безопасники и ученые. Логично, что военнопленного поместили именно сюда. Нужную дверь он находит благодаря охране — двое вирионцев с бластерами наперевес стоят по обеим сторонам. Чонгук уверенно подходит к ним. — Я хочу увидеть пленного. Они переглядываются между собой. По нарукавным полоскам Чонгук понимает, что они в низших чинах. — Я не думаю… — начинает один. — Я могу прямо сейчас позвонить отцу, но не думаю, что он будет доволен, что его отвлекают по таким пустякам, — Чонгук демонстративно достает из кармана комм. — Это же просто энариец. — Хорошо, хорошо, — охранники нервно поднимают ладони в останавливающем жесте. — Проходи. Только запомни, что несмотря на блокирующие браслеты, он все еще может быть опасен. — Я справлюсь, — Чонгук кивает. Его начинает немного потряхивать из-за собственной смелости, он еще никогда себя так не вел. Охранники вводят на электронной панели код, цвет подсветки меняется с красного на зеленый, и после нескольких щелчков дверь отъезжает в сторону. Она тяжелая и двойная, с усиленной защитной системой. Чонгук расправляет плечи, заходит внутрь и оказывается в камере — небольшой комнате без иллюминаторов, но с ярким потолочным освещением. У дальней стены металлический стол и два стула, впаянных в пол, в стене прячется туалет, как и во многих транспортниках, а в углу койка с матрасом, на которой лежит парень. Чонгук осторожно подходит ближе, но энариец не шевелится. Он спит, если судить по ровно вздымающейся груди. На нем серебристый форменный комбинезон, порванный в нескольких местах, на его нагрудных нашивках на одной изображен истребитель, на другой ярко-зеленая капля с цифрой восемь под ней, а на третьей указано имя. Ким Тэхён. Запястья — одно с порванной манжетой — охватывают два браслета из черного металла, которые блокируют пси-способности, телепатию или эмпатию. На старших курсах академии ему предстоит научиться противостоять воздействию псиоников, но уже сейчас все учителя открыто говорят об ошибке в генетическом коде всех энарийцев. Их пси-способности опасны, ведь именно они поспособствовали началу войны. Неправильно услышанные мысли явились причиной теракта, организованного энарийцами, где погибли тысячи невинных вирионцев. Любое ментальное воздействие противоречит всем законам галактики о вторжении в личное пространство. Несмотря на это, Чонгуку всегда было немного любопытно, каково это, слышать чужие мысли или эмоции. Светлые пепельные волосы прикрывают лицо. Цвет смотрится неестественно и дико, ведь у всех вирионцев они темные — от каштановых до черных. У самого Чонгука волосы темные и волнистые, сильно отросшие, почти до ушей, но он собирается их сбрить после принятия присяги. Энариец не шевелится, и Чонгук начинает злиться. Он пинает его носом ботинка, так как не хочет подходить близко. Парень издает низкий стон, вздрагивает и поворачивает голову. Когда он открывает глаза — кристально голубые, чистейшие и глубокие — Чонгук на миг забывает, кто он, где и зачем. Этот взгляд пронзает насквозь и словно затягивает, заставляя дыхание сбиться. Энариец кажется выходцем из другой галактики или даже вселенной, но порез на щеке и сухие бледные губы выдают в нем простого человека. Пленного. Тэхён смотрит с настороженностью, будто сканируя с ног до головы, а потом приподнимает брови и потягивается, устраиваясь на койке сидя. — Дай угадаю, я на Нибос? — голос у него неожиданно низкий. — Вопросы здесь задаю я, — холодно говорит Чонгук, поражаясь чужой наглости. — Что, у Вириона настолько плохо с личным составом, что они отправили на допрос подростка? — насмешливо тянет Тэхён, в его глазах мерцают искорки. — Я совершеннолетний! — возмущенно вспыхивает Чонгук. — И я не разговаривать сюда пришел! Он отстегивает бластер с пояса и направляет на Тэхёна, укладывая палец на спусковой крючок. Он держится за рукоять обеими руками, расставляет ноги, как учили на курсе стрельбы, и прицеливается. Только вот в школе и академии он стрелял по автоматическим мишеням — движущимся фигурам в энарийской форме, у которых не было лиц. Не было глубоких живых глаз и подрагивающих густых ресниц, не было розовых потрескавшихся губ, не было дыхания, от которого вздымается грудь. Это живой человек. У Чонгука трясутся руки, потеют ладони, палец скользит по спусковому крючку, но он не может заставить себя надавить на него. В мыслях он был готов стрелять в расплывчатый образ врага, но в реальности все по-другому. Он сколько угодно может ненавидеть Карателя и все с ним связанное, но лишить жизни человека, увидеть, как его глаза пустеют, а лицо застывает, не может, как бы ни хотел. Чонгук злится на себя. Если он сделает это, докажет отцу, на что способен. Докажет свою готовность убивать энарийцев и вступить в ряды космофлота. Он стискивает зубы. Тэхён смотрит прямо, уголки губ опущены, ни следа насмешки в кристальных глазах. Смотрит не на бластер, а на него. Без страха, в ожидании, он смело встречает грядущую смерть, и Чонгук не понимает, как такое возможно. Тэхён должен был умолять, встать на колени, просить прощения за грехи отца, должен смотреть с ненавистью, но в нем нет ничего, кроме уверенности и спокойствия. Только прикушенная нижняя губа выдает волнение. Чонгук с разочарованным возгласом опускает бластер. «Слабак», — говорит он сам себе, призывает образ брата, но от этого становится только хуже. Зачем он вообще пришел сюда? Только разбередил душу. Этот парень — не Каратель, он простой пилот, совсем еще юный. С чего Чонгук решил, что его смерть поможет ему отпустить? Он только позволил чужим глазам затронуть себя, опять проявил мягкость и жалостливость. Не зря отец не пускает его на фронт. Он даже безоружного парня пристрелить не способен. — Тебе повезло, — Чонгук выдыхает и опускает плечи. — Только в память о моем брате я не стану убивать тебя. Скажи спасибо Намджуну. Он возвращает бластер на пояс и разворачивается, чтобы уйти. Возможно, стоит заказать с кухни бутылку крепкого алкоголя, хоть он и не пьет. Сегодня особый день. — Подожди… Чонгук? — за спиной раздается изумленный голос. Чонгук замирает, а потом резко — до головокружения — оборачивается. — Откуда ты знаешь мое имя? — с подозрением и злостью спрашивает он. — Ну конечно… Как я сразу не догадался, Намджун столько рассказывал о тебе, — Тэхён с широко распахнутыми глазами изучает его лицо. У Чонгука голова идет кругом. Ноги подкашиваются, и он оседает на пол. — Эй, ты чего? — Повтори, что ты сказал. — Ну, ты же брат Намджуна? — Мой брат мертв, — Чонгук еле шевелит губами. — Нет, — Тэхён смеется. — Он жив и здоров. Там, на Энару. — Ты врешь! — Какой мне смысл врать? Серьезно, Намджун много рассказывал о тебе. Он очень скучает, все эти годы пытался связаться с тобой. По лицу текут слезы, сами, непрошенные и тихие. Реальность раскалывается, словно под Чонгуком огромная трещина, и он теряет почву из-под ног, падая в открытый космос. Падает, потому что не за что больше цепляться. Тэхён поднимается с койки — браслеты ограничивают его способности, но передвигаться он может свободно, поэтому плавно опускается рядом. — Ну что ты, — с улыбкой он вытирает боковой стороной ладони слезы с щек. Это отрезвляет. Чонгук с силой отталкивает его, так, что Тэхён падает, а потом вскакивает и давит на панель двери, чтобы его выпустили. Он не помнит, как добирается до комнаты. Там он буквально сдирает с себя форму, скидывая ее бесформенной кучей на пол, и остается в одних боксерах. Наматывает ленты на ладони, надевает перчатки и боксирует до изнеможения. Несмотря на пот и боль в плечах, бьет подвесной боксерский мешок, установленный у стены. Бьет за свою слабость и мягкотелость, бьет за глупую надежду, которую так жестоко дал ему Тэхён. Его словам нельзя верить. Все энарийцы подлые и коварные, и пусть без пси-способностей, Тэхён все еще способен на обман. Он слишком жесток, чтобы так обнадеживать. Наверняка он знает о Чонгуке, как о сыне гранд-адмирала, и просто пользуется его наивностью и болью. Чонгук бьет и не может остановиться, пока руки не начинают неметь. Он обессиленно падает на пол, снимает ленты с саднящих ладоней и устремляет взгляд в широкое иллюминаторное окно, за которым мерно движутся космолеты и мерцают далекие туманности. Когда пришло известие о гибели Намджуна, о том, что его фрегат подбили в операции, спланированной Карателем, Чонгук не мог найти утешения. Он не спал, сидел по ночам на полу и смотрел на звезды, представляя, что Намджун где-то там среди них. Что он слышит, когда Чонгук тихо рассказывает о себе, что утешает, когда он отчаянно плачет. Четыре года прошло, а Чонгук до сих пор скучает, внутри все такая же глубокая болезненная рана, пустота, которую ничто не в состоянии заполнить. Он помнит родную улыбку и ямочки на щеках. Помнит, как Намджун катал его на спине по коридорам станции, распугивая сотрудников. Как рассказывал истории, вычитанные из книг, а Чонгук слушал с раскрытым ртом, ведь его старший брат — самый умный, самый сильный, лучший во всей вселенной. Иногда ему хотелось просто сбежать — взять космолет и отправиться в самую дальнюю точку их галактики, не глядя забив координаты, чтобы больше не думать и не чувствовать. Каратель виноват во всем, а теперь его сын врывается в его жизнь, переворачивая все с ног на голову. Чонгук сворачивается в клубок и фокусируется только на том, что видит. Блеск звезд гипнотизирует и отвлекает. Дыхание выравнивается, веки медленно тяжелеют, и он погружается в сон. Просыпается Чонгук посреди ночи, усталый и опустошенный. На часах без пятнадцати три. У него болит голова и сушит горло. За окном движутся только грузовые шаттлы и оборонительные эсминцы. Тишина. Чонгук со стоном поднимается с пола, игнорируя дискомфорт в тянущих мышцах. Аккуратно вешает отброшенные перчатки, поднимает форму и отправляет в стирку, после чего умывается сам. Глаза красные, нос распух. Он осушает бутылку витаминной воды и переодевается в темно-синий комбинезон, какие носят простые жители станции, надевая под него футболку. Чонгук пытается заниматься, но не запоминает ни строчки, а в расчетах путается так, будто учебник по навигации впервые видит. Он пытается снова заснуть, но сон не идет. Перед глазами стоит лицо Тэхёна и образ брата. Ночью все ощущается по-другому. Угол восприятия смещается и надежда возвращается с новой силой. Из призрачной и трепетной упрямо крепнет и будоражит все его существо. Что, если Тэхён сказал правду и Намджун действительно на Энару? Он говорил так уверенно, что Чонгук начинает сомневаться. Это полнейшее безумие, но он должен знать. Если есть хоть малейший шанс, что Намджун жив, Чонгук должен проверить. Если он упустит возможность вернуть его, не сможет с этим жить. За считанные секунды он поднимается с кровати, натягивает ботинки и выскальзывает за дверь. С каждым шагом по тихим коридорам сердце начинает лихорадочно колотиться. На этот день рождения он не ожидал никаких подарков, и появление Тэхёна на станции вряд ли можно таковым назвать, но несмотря ни на что, впервые за долгие годы боль отступает. На том месте, где еще утром чернела дыра, зарождается что-то новое.