Сердце господина Хэ

      Рабочий день Шаня подошёл к концу. Он вешает на дверь кафе табличку "закрыто" и запирает, опускает жалюзи на окнах, гасит свет. Выходит через чёрный вход, включает сигнализацию. Все его коллеги уже разошлись, только одна ждёт на улице, курит и неловко мнётся.       — Слушай, Шань, — девушка делает последний затяг и выбрасывает сигарету, — я знаю, что тебе совсем в другую сторону, но не мог бы ты меня в этот раз проводить?       — Что случилось?       Она оглядывается назад, закусив губу, подходит к Шаню ближе и почему-то понижает голос почти до шёпота.       — Блин, ты только не смейся... Там короче прямо напротив нашего кафе уже третий день подряд паркуется какая-то чёрная затонированная машина и стоит по пару часов, а как только мы закрываемся, сразу уезжает.       — И?       — И... А в этот раз не уехала, до сих пор на месте.       — Так может там человек ждёт кого.       — Ага, маньяк свою жертву. Стрёмно как-то. Сколько раз за эти дни на неё смотрела, ни разу из неё никто не выходил, никто в неё не садился. Как будто она там специально встала исключительно за нами наблюдать. Ты меня до центра доведи только, а там и освещения и народу больше, я дальше сама. А? Пожалуйста!       — Да без проблем в принципе, пошли.       — Спасибо!       Она выдыхает с облегчением и хватает Шаня под руку.       Они выходят с заднего двора и, действительно, напротив их кафе стоит чёрная наглухо затонированная машина. Мотор заглушен, фары не горят. Не единого признака того, что там внутри вообще кто-то есть. Шань не помнит видел ли её раньше, да у него и не особо когда есть время на работе по сторонам глазеть.       Они проходят эту машину, отдаляются от неё буквально на пару шагов, когда водительская дверь открывается и из неё кто-то выходит.       — Шань!       Шань цепенеет, услышав этот голос. Он неверяще оборачивается и смотрит на мужчину перед собой.       — Тянь?..       Девушка непонимающе между ними переглядывается. Дёргает Шаня, шепчет.       — Ты его знаешь?       — А? Да... Да, это мой... — Он облизывает нервно губы. — Мы учились вместе.       — А... Так выходит ложная тревога, что ли? Не по мою душу и не маньяк? — Она улыбается смущённо, отпускает его руку. — Я побегу значит? Извини, что напрягла.       — Ничего. Давай, до завтра.       Она кивает ему и в последний раз посмотрев на Тяня, быстро уходит.       Тянь провожает её взглядом.       — Я напугал твою коллегу?       Шань молчит. Он очень хочет сейчас себя ущипнуть или сильно-сильно зажмуриться, а потом резко открыть глаза: убедиться, не мерещится ли. Пять лет прошло. И вроде внешне в Тяне почти ничего не изменилось — если только ещё более красив и статен стал? — но что-то чужое, незнакомое во взгляде, тоне, движениях настораживает. Чёрная водолазка, чёрные брюки и ботинки, чёрное лёгкое пальто и перчатки — не человек, а тень просто. Демон. Волосы назад убраны, на лице хоть бы одна морщинка собралась, какой мускул дёрнулся: эмоций совершенно не разобрать.       Тянь понимая, что ему не собираются отвечать, кивает на машину.       — Садись, подвезу.       У Шаня сердце пропускает удар, грудь болезненно сдавливает.       — Не стоит, — он старается говорить ровно, — здесь недалеко, пешком дойду.       — Сядь.       Это всего лишь мгновение, даже десятая его часть, но проскользнувший холодный, как лёд, приказной оттенок моментально царапает слух. Шань вздрагивает, а Тянь осекается.       — Пожалуйста. — Добавляет сразу.       Шань сглатывает и делает шаг. Садится в машину. Тянь садится следом, закрывает дверь. Они оба выдыхают.       — Может для начала хоть "привет" скажешь? — Тихо говорит Шань.       — Привет.       — Привет.       — Ты почти не изменился.       — Зато ты ещё пиздатей стал.       Шань надеется если не полноценную улыбку вызвать, то хотя бы её отголосок всколыхнуть. Ничего.       — Давно вернулся?       Тянь не сразу отвечает, его выражение лица по-прежнему бесстрастно. Он заводит мотор, кладёт руки на руль.       — Пару дней назад.       — Вот как.       Машина трогается с места. Ни один из них больше слова не произносит.       Шань откидывается на сидение и бесстыдно разглядывает Тяня. Душа, как мячик для пинг-понга мечется от одной крайности к другой: сгрести в охапку и зацеловать, броситься с кулаками и избить. Зацеловать. Избить. Зацеловать...       Шань не сразу замечает, что собственные руки начинают подрагивать, а глаза щипать. Он прикрывает их, отворачиваясь к окну, а руки складывает на груди. Делает медленный глубокий вдох. Выдох.       Машина спустя какое-то время поворачивает и замедляется. Шань видит свой дом. Ему хватает пары секунд, чтобы осознать и то, что вот-вот готово было выбраться наружу через слёзы, моментально задыхается под подступившей к горлу злости.       — Приехали.       — Спасибо. — Шань говорит сквозь зубы.       Он открывает дверь и выходит, слышит, как Тянь выходит следом.       — Пригласишь на чай?       Шань оборачивается.       — Я не один.       Тянь вскидывает бровь, а Шань усмехается про себя: не уж-то лёд тронулся?       — Я хочу поговорить.       — Ты оглох? Я же сказал, что не один.       Они смотрят друг другу в глаза, словно мысленно бой ведут. Тянь в итоге вздыхает устало и это ощущается ни как будто он уступает, а как будто одолжение делает. Обходит неторопливо машину, облокачивается на дверцу со стороны Шаня: между ними расстояние — два шага. Руки в карманы, голову чуть в наклон.       — Я знаю, что тебя...       — Не ждёт никто? — Опережает Шань. — Конечно, знаешь, поэтому и удивился, услышав обратное. Только вот откуда, Тянь? А... Наверное, оттуда, откуда и про моё место работы узнал, да?       — Мне Цзянь сказал.       — А адрес мой тебе тоже Цзянь сказал? Я ведь только, когда свой дом из окна увидел, понял, что не продиктовал куда вести-то. И ты не спросил.       — Шань...       — Я меньше недели назад здесь квартиру снял, только сегодня матери объяснял, как до меня добраться, никто больше не в курсе.       Тянь взгляд не отводит, но и не отвечает ничего. Шань зубы стискивает. Он не надеялся ни стыда увидеть, ни извинений получить, но и такое равнодушие уж слишком, как будто то, в чём он его уличает — детские глупости.       Шань делает шаг, приближаясь. Голос становится тихий, низкий и в нём слышится угроза.       — Как давно ты за мной следишь, Тянь? И что куда интереснее: насколько тщательно? Ты знаешь, что я ел сегодня на завтрак? Или сколько раз за день сходил поссать?       — Шань...       — Уёбывай.       Шань практически выдыхает это Тяню в лицо, чуть поддавшись вперёд. От злости пульс в висках стучит: пять лет ни слуха, ни духа, а тут на тебе, заявился как ни в чём не бывало и в шпионов играет. Это не то отношение, которого Шань ждал, которого заслуживает. Это не то, что он хотел от него получить, услышать. Не спустя, сука, пять лет игнора!       — Сынок?       Они оба вздрагивают и поворачиваются на голос. Мать Шаня идёт прямо к ним и чем ближе она становится, тем шире её улыбка.       — Бог мой, это же Хэ Тянь?!       — Мама? — Шань тут же отступает от Тяня. — Ты что здесь делаешь?       — Решила посмотреть, куда ты заселился, вкусняшек тебе напекла.       — Здравствуйте, тётушка.       — Тянь, надо же, как возмужал! Но я тебя сразу узнала. Как ты? Тебя столько не было видно. Шань говорил, ты за границу улетал учиться?       — Да, отец настоял.       — Мам, Тянь уже уходит.       — Я никуда не тороплюсь.       Шань зыркает на Тяня, но тот не реагирует. Он не сводит глаз с его матери, на губах лёгкая полуулыбка, голос вкрадчивый, любезный.       — А вы всё так же прекрасны, как и в день нашей последней встречи. Совсем не изменились.       — Скажешь тоже, — она смеётся, — морщинок у меня прибавилось. А что вы на улице стоите? Давайте поднимемся, чай попьём, поболтаем? Ты не женился ещё, Тянь?       — Мам!       — Нет, тётушка.       — Ничего, успеется. За таким женихом, как ты девушки в очередь выстроятся. Не то, что мой раздолбай.       Шань фыркает. Мать передаёт ему пакеты, подталкивает в сторону дома.       — Идёмте.       Шань скашивает на Тяня взгляд, но ничего больше не говорит, цокает и ведёт их к себе. Только уже у порога, пропустив мать внутрь, он дёргает Тяня за руку.       — Попробуешь хоть что-то выкинуть...       — Не обижай меня так, Шань, разве я когда-то позволял себе бестактное поведение с твоей матерью?       Шань поджимает губы.       — Когда-то ты и шавок своих следить за мной не отправлял.       — Да как же тебя задело-то это, а... Если переживаешь, что я дам понять, какие отношения нас связывали — не стоит. Я не собираюсь за тебя каминг-аут делать.       — Мальчики, вы чего там застряли?       Шань отпускает руку Тяня, ничего тому не ответив. Разворачивается и проходит на кухню, Тянь — следом.       Час пролетает, как минута. Тянь пьёт чай с матерью Шаня, нахваливает её печенье и рассказывает о жизни за рубежом. Шань практически не отсвечивает.       Когда его мать уходит, едва за ней дверь закрывается, в квартире повисает оглушающая тишина. Напряжённая, неуютная. Шань собирает со стола грязную посуду, складывает в раковину, включает воду, начинает мыть. Он затылком чувствует на себе пристальный взгляд Тяня.       — Шань...       — Пять лет. Почему ты ничего не давал о себе знать целых пять лет? Я не просил названивать мне день через день, но хоть одно сообщение раз в месяц, в пару месяцев, в полгода: "со мной всё хорошо, Шань, я не сдох"! Этого было бы достаточно.       — Я не мог с тобой связываться.       — С Цзянем ты мог связываться.       — Я не хотел тебя втягивать...       — А Цзяня ты хотел втягивать?       — Шань...       — Что, блядь, Шань?!       Он поворачивается к Тяню, смотрит в глаза. Его колотит.       — Что?! Да я с ума от неизвестности сходил! Номер заблокирован, аккаунты все деактивированы, говорил, в другую страну полетишь, а по ощущениям — на другую планету. Где ты был? Почему ты не мог со мной связываться? Тебя в плену держали? Во что ты не хотел меня втягивать? Я знаю, что ты не из простой семьи, но разве я когда-то просил тебя что-то мне рассказывать, объяснять? Мне плевать было, лишь бы ты...       Он обрывает себя на полуслове, дёргается, отворачиваясь. Закрывает кран. Шмыгает носом, усмехается. Глаза предательски увлажняются.       — Знаешь, а я, наверное, совсем уж тогда хреново выглядел, раз Цзянь не выдержал и сказал, что разговаривает с тобой. Не волнуйся мол, не изводи себя, с ним всё в порядке. А я на него в тот момент смотрел и чувствовал себя, как дерьмом облитый. Говоришь, не мог со мной связываться? А может просто не хотел, Тянь? Может ты пожалел обо всём, что между нами было? Перегорел, а смелости сообщить, что я тебе больше нахрен не сдался, не хватило. Вот и решил по-тихому схорониться с надеждой, что я сам со временем отвалю? Так я отвалил, Тянь.       Он резко вытирает скопившиеся в уголках глаз слёзы, снова включает кран и начинает домывать остатки посуды. Быстро, зло.       — Ещё в тот самый момент отвалил, когда понял, что ты по собственному желанию на связь не выходишь. Ну не нужен и не нужен, тоже мне. Навязываться не собираюсь. Только зачем ты сейчас ко мне припёрся, а? Что надо? Ещё и следил за мной... — Шань хмыкает. — Столько раз представлял нашу встречу, столько раз думал, что скажу тебе. А кому "тебе"? Ты мне даже не улыбнулся, когда увидел... Одет строго, зализался, как деловой и взгляд такой непроницаемый, равнодушный, даже жутко. Тон твой, жесты сдержанные, властные. Ты пиздец, как напоминаешь своего брата сейчас, а у меня от него мороз по коже. Смотрю на тебя и думаю: ты кто, блядь? Где мой Тянь?       Шань убирает последнюю кружку, закрывает воду и опирается руками на раковину. Прикрывает глаза. Голова начинает болеть: слишком много эмоций, а горло саднит — он устал говорить.       — Вали отсюда. Хватит с меня. — Выдыхает тихо.       — Шань...       — Я сказал: пошёл нахер!       — Я тебя люблю.       Шаню кажется, у него ноги в пол врастают, губы начинают дрожать. Он шмыгает носом, чувствует, как слёзы вычерчивают по щекам солёные дорожки.       — Сука ты, Тянь. Просто сука. В жопу себе засунь своё "люблю".       Тянь какое-то время молчит, прежде чем снова заговорить: то ли с мыслями собирается, то ли даёт Шаню время успокоиться.       — Много чего произошло. В какой-то момент я действительно думал, что оборвать с тобой связь будет самым лучшим решением. Самым безопасным для тебя. Потом я об этом пожалел. Но у тебя было всё хорошо и я не стал...       Шань прыскает со смеху, поворачивается к нему.       — А не должно было? — Он складывает руки на груди. Закипает по новой. — Мне нужно было в подушку реветь сутки напролёт или пойти с моста бросаться?       — Прости.       — Я тебя сейчас ударю.       Тянь поднимается, подходит к нему и когда ему остаётся шаг, чтобы оказаться вплотную, Шань толкает его в грудь, вынуждая отступить и сохранить дистанцию. Он вытирает глаза: слезы больше не текут, но ресницы неприятно влажные.       — Прости. — Повторяет Тянь.       — Заткнись.       — Шань...       — Я не знаю тебя, ясно? Ты не мой Тянь. Мой Тянь никогда бы не заставил меня так переживать, ему было бы плевать на всё, он бы меня не оставил. Никогда бы не стал за мной следить. Он никогда бы не стоял передо мной, как бездушный робот, а давно бы засосал по самые гланды, потому что последнее, что он сказал, уезжая: когда я вернусь, оттрахаю тебя так, что ты неделю с кровати встать не сможешь. Это мой Тянь! А ты кто?       Голос под конец дрогнул и вышел почти всхлип. Шань закрывает глаза рукой: у него так и не получается до конца успокоиться. Думает, как же жалко он, наверное, со стороны выглядит, но уже плевать: эта обида слишком долго в нём копилась.       — Я так тебя ждал. — Сипит Шань. — Так скучал. Каждый грёбанный день.       — Я тебя люблю.       — Да пошёл ты.       — Прости.       — Блядь.       Шань дёргает Тяня на себя, схватив за ворот, и целует. Отчаянно, грубо. Обхватывает за шею руками, прижимает к себе так, словно желает раздавить. Тянь от неожиданности машинально берёт его за бока и вдыхает шумно через нос, когда сухие губы Шаня впиваются в его. Гул колотящегося сердца передаётся даже через несколько слоёв одежды, как и жар его тела, от которого сразу же бросает в пот. Тянь оттесняет Шаня назад, пока тот не упирается поясницей в кухонный стол и проскользив ладонями по спине, крепко обнимает.       У них не выходит нормального поцелуя: они настолько впритык друг к другу, что губы вдавлены в губы почти до боли, ими едва ли можно пошевелить. Но даже если кости под таким натиском затрещат — это не заставит их ослабить хватку. Весь голод истосковавшегося по близости тела, вся страсть, всё было вложено в это объятье.       — Я тебя ненавижу.       — Знаю.       Кажется проходит вечность, прежде чем Шань отпускает шею Тяня и шепчет это задушенно. Они дышат тяжело, облизывают зудящие губы. Всё ещё близко: взбудораженные до головокружения, ничего не соображающие от переизбытка чувств.       Шань берёт в ладони лицо Тяня, Тянь — его. Они целуются снова: жадно и влажно, с придыханием. Тянь наваливается на Шаня — он откидывается чуть назад. Будь кухонный стол не таким высоким, Тянь бы давно его на нём разложил.       Одежда раздражает с каждой секундой всё больше: руки, шаря по телу, собирают её и безбожно мнут, добираясь до кожи. Пальцы вцепившись, бороздят, оставляя бледные полосы. Толпы мурашек прокатываются от макушки до пят.       Шань отталкивается от стола, прижимает Тяня к стене. Губы соскальзывают к шее, а рука опускается на пах и с силой сжимает его вставший член. Практически агрессивно. У Тяня от этого воздух выбивает из лёгких. Он сглатывает.       — Ты мне подрочить хочешь, или оторвать его к чертовой матери — Хрипит.       — А это будет зависеть от твоего поведения.       — Даже так...       Шань облизывает его кадык, ставит засосы. Тянь не протестует. Он в отместку кладёт руки на его зад и стискивает, разводя половинки в стороны. Шань мычит куда-то ему в ухо.       Как они добираются до кровати, ничего попутно не уронив — загадка. Тянь снимает с Шаня кофту, толкает того на кровать, берётся за свою водолазку и чувствует как Шань в это время расстёгивает и спускает ему брюки. Пока он из них выпутывается, Шань успевает избавиться и от своих.       Трение разгорячённой кожи о кожу электризует воздух, заставляет кровь в венах вскипать. Переплетаясь руками, ногами, раскачиваясь друг на друге, имитируя фрикции, они задыхаются в поцелуях и сдавленных стонах. Член давит на член, перемазывается между животами выделяющийся предэякулят, от царапин и щипков расцветают красные пятна на спине, боках, бёдрах.       Шань шлёпает Тяня по ягодице, кивает в сторону прикроватной тумбочки.       — Там, — шепчет жарко, — в самом верхнем ящике.       Тянь отрывается от него, достаёт презервативы, смазку. И если тюбик со смазкой уже откупорен, то коробочка с презервативами новая — запаяна плёнкой. Он вошкается с ней долго: пальцы подрагивают, не слушаются; на хмурый взгляд Шаня поясняет.       — Они не распакованы.       — Потому что я ни с кем не трахаюсь. — Шань отбирает у него презервативы, начинает сдирать плёнку сам. — Я вообще не уверен, что у них ещё срок годности не кончился.       У него получается быстрее. Он отдаёт презервативы Тяню, а пленку с коробочкой бросает на пол. Тянь подкладывает ему под поясницу подушку, выдавливает на ладонь смазку. Шань вздрагивает, покрываясь мурашками, когда Тянь размазывает смазку по его члену, яйцам, промежности: мокро, прохладно, но очень приятно. Он берёт себя под колени и подтягивает их к груди, чтобы было удобней.       Тянь надрачивает ему — рука скользит легко и быстро; массируя вход, проталкивает пальцы. Шань то морщится, то облизывает губы, старается держать дыхание, но то и дело сбивается, сжимаясь. На лбу выступает испарина, мышцы сводит от нетерпения.       — Давай уже...       Тянь раскатывает презерватив, позволяет Шаню положить ноги себе на плечи, приставляет к входу головку. Они сталкиваются на секунду взглядом, и Тянь толкается в него, наваливаясь всем весом.       Шань не сдерживает голос, не следит за языком: то "боже", то "блядь" между каждым шлепком бёдер; обхватывает член и начинает ласкать себя в том же темпе, растворяясь в новых ощущениях.       В распирающе-остром удовольствии и в пожирающих, опьянённых от дозволенной власти, глазах; в оглушающе громко стуке собственного сердца и в тихом шёпоте зацелованных губ Тяня. Смотри на меня, чувствуй меня, дыши мной.       Пропитаться запахом друг друга, заклеймить прикосновениями. Трепет ресниц, спутанная чёлка, взмокшая кожа, возбуждённый румянец. Двигаться с ним, двигаться в нём. Глубоко, интенсивно.       — Малыш...       Шань всхлипывает, рука на члене ускоряется: он уже близко к оргазму, Тянь улавливает это. Ему и самому осталось немного.       — Люблю тебя.       Шань кончает, выплёскивая сперму себе на живот; у него дрожат ноги. Он сжимает Тяня в себе рефлекторно и тот кончает почти сразу за ним. Эти мгновения опустошения волшебны.       Тянь ложится рядом с Шанем, тесно прижавшись. Они ничего не говорят, даже не думают, просто дышат: им слишком хорошо сейчас. Только когда уже всерьёз начинает клонить в сон, Шань осторожно спрашивает у Тяня.       — Ты на ужин останешься?

***

      Цзянь поднимает свою бутылку, подначивая взглядом ребят сделать то же самое.       — Ну, — они чокаются, — за твоё возвращение, засранец! Надеюсь, больше ты никуда так надолго не свалишь?       — Надейся.       Тянь хмыкает, отпивает пива, мельком скашивая взгляд на Шаня: хочет убедиться, что тот понял, что он просто ёрничает.       Цзянь на его ответ закатывает глаза.       — Какая важная птица.       — Лучше расскажи, под какими пытками ты заставил Чжэнси снимать вместе с тобой квартиру? — Тянь попутно накладывает в тарелку Шаня побольше закуски. — И почему он за эти годы тебя не убил?       — Я пытался.       — Эй!       — Он живучей таракана. А потом я привык.       — Признайся, — говорит с улыбкой Цзянь, — в глубине души ты знаешь, что без меня давно бы сдох от скуки?       Шань отодвигает свою тарелку подальше от Тяня.       — Ты хочешь, что б я лопнул? Куда столько наваливаешь?       — Больше будешь есть, дольше не опьянеешь.       — А я и не собираюсь напиваться.       За разговором они не замечают, как к их столику кто-то подходит.       — Простите.       Они оборачиваются на голос и видят девушку, которая в упор смотрит прямо на Тяня.       — Ты позволишь к вам присоединиться, милый?       Повисает пауза, все начинают недоумённо переглядываться между собой. Все, кроме Тяня. Его лицо застывает в ту же секунду, а взгляд темнеет и становится холодным.       — Ты что здесь делаешь?       Но девушка не отвечает ему, а обращается к остальным.       — Или я помешаю?       Цзянь отмирает первым.       — Эм... Нет. Конечно, нет. Прошу. — Он поднимается, уступая ей своё место. — Тянь никогда не говорил, что у него есть такие красивые подруги.       — Спасибо! — Она садится, улыбаясь. — Только я не подруга, я — невеста.       Девушка поднимает руку тыльной стороной ладони к ним, слегка растопыривая пальцы, и демонстрирует помолвочное кольцо.       — Меня Сюин зовут.