Лок Дог

      Огромный особняк покоился на ветхом отшибе возле бушующих вод чёрного залива. Ночь и зябкая, промозглая поздняя осень навевали нотки тоски, отчаяния и горя. Солнце скрылось среди непроглядных слоёв безликого сереющего тумана, закрывавшего, словно пелена, деревья и кусты. Мрак с каждой новой секундой всё больше впивался в зелень, создавая из самых безобидных вещей кошмарных зубастых монстров.           Дом представлял собой нечто иное, как постройка в стиле эпохи Возрождения. Перед внушительной широкой лестницей с высокими и узорчатыми перилами разбивался беднеющий от одиночества сад. В центре с обрамляемыми по бокам его редеющими кустарниками стоял низкий, в форме овального зеркала фонтан с мутной грязной водой, покрытой тянущимися по сторонам водорослями. От этой жуткой глади в отражении кровавой луны несло смрадом. Где-то в густоте зарослей тускнели фонари с запылённым оранжевым светом.            Здание возвышалось над землёй на благие полметра, отделяя внутренние убранства от грубого, жестокого, нелицеприятного мира. Как лучи солнца от входа во всех направлениях длинного сада растягивались насыпные дорожки, одна из которых убегала в глубину высокой стены мощных стволов мрачных теней.           Металлическая тяжёлая литая калитка со ржавыми петлями скрипнула от рьяного усилия сгорбившегося мужчины. Его лицо было скрыто коричневым палантином, запрятанным глубоко в складки зелёного, как муть в фонтане, прорезиненного плаща. Скорыми глухими шагами он преодолел часть сада, заставляя крошку гравия следом за ним бежать врассыпную. Его телосложение было мощным, крупные ладони с выступившими пульсирующими венами, сжимали предмет, облачённый в мешковину. Чёрные, как пропасть, и узкие, как дырки глаза блеснули в отражении воды. Когда тёмный силуэт оказался на пороге, табличка «Дог», свисающая на одном гвозде, предательски скрипнула. Свежий осенний воздух подхватил с мокрой половицы стопку слипшихся листьев и понёс их на себе внутрь, где они вольготно осели на ковёр со стоптанным запачканным ворсом.            В широкой прихожей не было и кусочка света, зажжённого в гостиной. Где-то совсем недалеко говорили люди полушёпотом. Прохладный воздух просвистывал между зубами и издавал неприятный звук.           Герой ловко вынул вещь из объятий ткани и крепко прижал к груди, прислушиваясь к отзвукам голосов. Делая крайне маленькие шаги, он зашёл за угол навстречу яркому свету.           Возле окна, завешанного оборванной тканью, стояла пара прижавшихся друг к другу мужчины и женщины. На её худой талии спадал кожаный корсет, стягивающий тонкое короткое платье, струящееся на голых сухих коленях. Она тихо плакала, вздрагивая от мучений и прижимаясь к его груди всё больше, будто это давало безопасность и надежду в завтрашнем дне. Его густые пряди смоляных волос ниспадали на плечи, из частей лица виднелся лишь острый кончик носа. Когда пара наконец заслышала движения возле, было поздно. Мужчина, стоящий в проходе, прижал предмет к плечу и нацелил его кончик на них. Арбалет, металлические детали которого злорадно поблёскивали при свете затухающей лампадки, теперь окончательно был готов к бою.     — Я пришёл, чтобы убить твоих треклятых выродков! — громкий мужской голос, как звон, разносился по всей комнате.          Вид мужчины, который вовсе не желал становиться соперником, против собственной воли ставший заложником, был крайне болезненным и скудным. На костлявых плечах мешковато свисала тёмная мантия, как шторы, повешенные на старый карниз. Адамово яблоко, точно разрезающее худую белоснежную кожу, выпирало из створок поднятого воротника. На шее на длинной цепочке свисал амулет, в середину которого был инкрустирован блёклый камень, походивший на какую-то рыночную безделушку. Запонки пиджака провисали из-за отсутствия необходимого объёма тела. Брови, седеющие кончики которых бесследно растворялись на лбу, преобразились в бурную и мощную волну под стать безудержной морской стихии. Мрачные пустые глаза, схожие с бездной, исказил страх, оттолкнувшийся на обеих ногах ото дна...     — Не могу поверить... — прохрипел он, хватаясь за горло в попытке откашляться.       Его ссохшаяся фигура не соответствовала попытке взять уверенность над тоном. Он выпрямился, чтобы внушить больше мнимой доблести, которую перекрывал ужас, выбивающийся из расползавшихся зрачков, а после склонился над ухом женщины, нос которой покраснел от постоянного трения.           Шокированные заплаканные женские глаза рыскали по потенциальному убийце в надежде найти хотя бы малейший проблеск разъяснений.    — Раз ты знаешь о ведении, то это правда. Верно? — мощный голос незваного гостя изливался твёрдо, бился о стены и поднимался, кружась в воздухе волной.     — О чём ты говоришь... Прошу тебя, опусти арбалет... — глаза были наполнены зверским страхом. Слабые дрожащие руки, кожа которых скудно покрывала острые косточки фаланг пальцев, потянулись к оружию.     — Не подходи, иначе выстрелю! Роль дурака тебе не к лицу! Ты знаешь, что предсказала Шара! — мужчина, державший оружие не выражал испуга, он действовал согласно собственному намеченному плану.            Жертв пугало не то, что чужак целится в них, грозясь прикончить здесь и сейчас, в их собственном доме, а то, кем им приходился этот решительный человек.  — И ты поверил этой лживой старухе! Я и понятия не имею, о каком ведении идёт речь...   — Шара предсказала смерть моему мальчику от рук одного из твоих... Поэтому я обязан спасти его, — в голосе вооружённого послышалась дрожь, но хватка не сбавлялась, — и дьяволята получат по заслугам!           Мужчина, противясь назревающей опасности, обошёл приятельницу по несчастью и загородил своей спиной, руками отодвигая её в противоположный угол кухни. Но женщина была смелой, она не сдвинулась ни на шаг, а лишь положила дрожащие руки с длинными грациозными пальцами ему на лопатки и прижалась вспотевшим лбом к плотной дорогой ткани, словно к церковной иконе. Быть может, чтобы на прощание почувствовать запах человека, когда-то ставшего больше, чем частью души. От него веяло пряностью, смешанным ароматом брусники и корня солодки. И этот запах ей хотелось увековечить в своей тленной памяти. И он почувствовал, как вскоре стремительно намокла мантия от горьких слёз, манивших присоединиться к этому моменту. По старой памяти он знал, как много наивных сердец мечтают перестать биться вместе, но даже не представляют адскую боль, заставляющую их остановиться. Его слёзы были на подходе.          Кухонный проход вёл в коридор, быстро переходящий в большой неосвещённый зал с винтовой каменной лестницей посередине. На втором этаже возвышался балкон с изысканным орнаментом в виде виноградных листьев. И если бы не гулкое эхо откуда-то сверху, то пара уже бы стала покойниками.     — Они наверху? Отвечай! — но не услышав ответа, мужчина ринулся к проходу, за ним хромая бессильно ступал второй.    — Дог, клянусь Богом, я убью их, чтобы они не значили для тебя!          Лок Дог превозмогал дикую боль при каждом касании ботинком пола, он бежал следом, неловко сбивая всё на своём пути, будь то ваза с цветком, или очередная литая подставка для светильника. Разлитый по полу керосин заполнял этаж, разносился быстро и ловко, огибая каждый поворот.          Женщина бессвязно кричала сзади, осыпала первого проклятиями, не имевшими никакого толку.          И лишь оказавшись у подножия лестницы, Лок Дог сумел ухватить беглеца за локоть и, приложив все оставшиеся силы в крайне бедном теле, развернуть. Ткань мантии развернулась веером и зашуршала студёным воздухом. Реакция мужчины сработала молниеносно, крепким кулаком он пришёлся по бледному лицу. И наставив арбалет, точно попал стрелой с зубастым наконечником прямо в висок женщины, оказавшейся подле его ног. Отягощённый агонией взгляд был уставлен на мужа, скорчившегося от боли, и в последний миг её ухода из жизни их осиротевшие глаза встретились и обменялись всем тем, что связывало десятки долгих лет, канувших в лету. Тёплая кровь брызнула во все стороны, омыв ужасно горькое болезненное лицо пятнами. Наконечник с хрустящим и хлюпающим звуком вошёл в череп и пробил его насквозь, и вылетел в сторону, вонзившись в полотно на стене и оставив за собой дорожку из капелек крови.          Багряная жидкость, как кисель, стекала по мёртвенно-бледным губам, плящущим и дрожащим в безудержном ритме, и скоро просачивалась в рот, попадая на язык и отдавая противным металлическим привкусом.          Воспользовавшись моментом, убийца ускользнул из виду и метнулся вверх по лестнице, оставив стоять застывшего от безумия свидетеля ужасной смерти.          Страх вопил в голове. Дог схватился за седеющие по бокам волосы и резко дёрнул вниз, и будто гром оглушил его. Боль, пронзающая мозг, свернула его, убеждая склониться над телом убитой супруги. Из раскрытого от нервного припадка рта растягивались не проглоченные вязкие слюни, окрашенные в красный цвет, и доносились отвратительные вопли.           И лишь топот сверху заставил вспомнить о том, что его дети находятся в шаге от смерти!       Грозный вой убегающего убийцы приводил в возбуждение беспамятное бренное тело измученного Лока. Его пальцы тщетно впивались длинными ногтями в собственные впалые щёки, вымазанные кровью. Ужас и безумие охватили его невероятной железной хваткой. Он долгое время стоял, открыв рот, оскаливая белые ровные и острые зубы. Но, разомкнув ладони, увидел в них клочки своих волос, заживо вырванных с висков.          Сверху доносились стуки и шаги, стремительно переходящие на шаг. И всё казалось теперь пустым, бесцветным, будто Лок потерял разом зрение и слух, и будто Вселенная в один момент умерла, засасывая в Чёрную Дыру всю существующую материю.           Он потянулся в складки мантии, чтобы что-то достать, тогда вымазанные пальцы скользнули в карманы и вытянули чёрную тисовую палочку, достигавшую в длину около 14 дюймов. Её тельце украшали золотые узоры, сужающиеся к самому носику, рукоятка была обита тёмной кожей, а сердцевина состояла из когтя Валлийского зелёного дракона. Такие изящные палочки стоили целое состояние. Но только вмиг пришедшая смелость тут же испарилась, Дог выронил оружие на каменные ступени из-за бьющихся в конвульсиях пальцев.           “Что с тобой сталось, жалкий слабак?”          Обречённый взгляд скользнул вверх по лестнице навстречу льющимся, словно вода, звонким звукам. Собравшись с духом, Лок метнулся к перилам и ухватываясь то за одну, то за другую перекладину, подтягивал своё лёгкое и слабое тело, отталкиваясь острыми коленями от широких ступеней. Мучения отдавали в сердце, вынуждая останавливаться на каждом подъёме и колебаться от давно неизвестного напряжения в атрофированных мышцах бёдер и голеней.           Преодолев жуткую преграду, Лок Дог вырывал воздух ртом большими порциями, всё крепче хватаясь за изгородь балкона. В темноте раздавались удары, металлический звон и грохот раскрывающихся дверей, но ни единая капля света не попадала в глаза. Он сощурился, выровнял дыхание, чтобы прислушаться к ходу врага.           Но в миг детского крика, ноги, повинуясь, последовали во мрак ночи. В комнате толпились силуэты. Отзвук арбалета витал то справа, то слева, дети кружили по периметру комнаты, заполняя помещение визгами и слезами. Но в углу темнела ещё чья-то фигура, с которой Лок пересёкся изнеможденным взглядом. И бросив последние силы в попытке закончить эту ужасную ночь, Дог бросился на плечи убийце, вертя того в безудержном танце, оббивая его голову о все попадающиеся углы на злосчастном пути. Всё вертелось с молниеносной скоростью, бросая блики в больной голове. Детские крики, собственный рёв, стрекотанье избиваемого человека и объединялись в какофонию.           Лицо виновника трагедии походило больше на месиво, чем место с глазами и губами.           Дог, как жадный и опасный зверь в беспамятстве колотил свою жертву наотмашь: кулаками, ногами и разными предметами. Вылетев в коридор, ухватившись за воротник зелёного плаща, Дог прильнул к голой стене спиной, ударившись затылком о поверхность.           Тот таинственный третий силуэт покинул комнату, пропуская перед собой двух мальчиков, державшихся за руки. Лок Дог видел, как старший из сыновей подгоняет младшего, как тревожится за его жизнь и любит его. Эллиот был старше всего на два года, но с каким рвением шестилетний малыш оберегал другого кроху.     — Дьявол! — вопил соперник, наконец вставший в крепкую позу. Створка двери в конце коридора тихо скрипнула.     — Это должен быть кто угодно, но не ты! — стонал Дог, откашливая кровь из лёгких.     — Ты не дал мне другого выбора, Лок!          Лок Дог в бессилии скатывался по стене, чёрные, местами окровавленные волосы прилипали к камню. Все его силы исчерпаны. Взгляд остекленел и остановился.    — Избавлю тебя от боли, — протянул громкий голос, откуда-то издалека улавливаемый страдающим волшебником, нижняя губа которого едва вздрогнула в нервной агонии.         И длинная стрела прошла между чёрными бровями, звякнула в кости и застыла в голове Лок Дога, войдя в неё наполовину. Кровь начала сочиться из лба, как свежий сок на срезе молодого дерева. Челюсть съехала в сторону и повисла на мышцах и коже. Грохот шагов постепенно стал удаляться в конце коридора.          Тёмная ночь охватывала всё вокруг, только слабые фонари мерцали вдалеке, отбрасывая зловонное свечение на добрые полметра.          Резвый мужчина действовал без промедлений, спокойно спустившись на улицу, настиг возню около кареты с запряжёнными конями, стоящими вдалеке тёмной аллеи.           Сегодня он потратил много стрел, последняя приходилась кому-то из детей, но точно не для странного силуэта, пытавшегося закрыть дверь в кабину. Но времени на размышления не было, его нужно было устранить!         Арбалет издал последний металлический звук и со скрежетом выпустил стрелу, угодившую прямо в плечо высокого разодетого чужака, взявшегося откуда не возьмись. Ладонь по привычке держала ручку двери, и не успев отдёрнуть руку, он упал на землю возле колёс с серебряной каёмкой, всё также держась.     — Я не знаю кто ты, но жизнь твоя сочтена, вздумаешь идти за мной, уничтожу! — грозный голос отбросил арбалет в кусты, схватил за воротник раненого и уволок в ту же сторону.           Человек мычал от боли, стрела застряла в суставе, но доставать её было просто самоубийством. Головка наконечника раскрылась при выстреле, теперь вынуть её из плоти, не порвав мышцы, становилось невозможным.    — Потянешь её, и умрёшь от потери крови, — вещал убийца, склонившись над телом и ухмыляясь, лицезрея собственное творение.           Краем бока можно было увидеть загадочный предмет, который тот достал из кармана. То был стеклянный шарик с продетой насквозь ниткой... по-другому кляп. Грохот его шагов приближался к карете, когда он распахнул дверь, то яростно закричал.  — Где ещё один?! — в карете ютился один Эллиот, зажавшийся глубоко в угол мягкого сиденья.    — Щенки, вздумали меня переиграть! — руки, одетые в резиновые рукава, отвратительно скрежетнули в направлении мальчика, — Чего только стоит твоя голова! — прошипел он.          Увеченный еле-еле приподнял голову над землёй, чтобы видеть происходящее. Как мужчина с силой вырывает ребёнка, как сует ему в рот чужеродный предмет, завязывая его на затылке, и как безумно горят его глаза. Полыхают смертью, кровью, страхом...          Приложив силы, чтобы перевернуться на бок, калеке удалось достать из закромов предмет, которым можно было свести счёты с убийцей. И наставив кончик волшебной палочки он прокричал: Бомбардо!           Из стержня вырвалось заклятие, секунду пронеслось в воздухе и, как бомба замедленного действия, разорвало на куски мужчину, откинувшего капюшон. И профиль его показался крайне знакомым... От удара на крошечную пыль размололись стеклянные створки кареты, отбросило ребёнка в сторону, как лист по ветру.          Выжившему удалось подползти к маленькому тельцу. Стеклянный шар тоже измельчился, и сотни осколков заполнили не только детский рот, но и гортань, спускаясь к трахее. Мальчик пытался выплюнуть стекло, но оно уже резало нёбо, язык и пробиралось всё дальше и дальше.          Взрослые мужские руки подхватили маленькую головку и положили к себе на колени, перевернув тело на бок, чтобы крошка выходила вместе со слюной и кровью.          И приподняв над малышом палочку, человек прошептал: Обливиэйт, мой мальчик! — в то время, как в особняке Дога крохотные мальчишеские ножки притопали к трупу, как малюсенькие ручки коснулись окоченевшей белой кожи отца.          И с этой осенней жуткой ночи началась многолетняя кровавая история восхождения Тома Дога, позднее Тома Реддла.