Табак

Йеннифэр просыпается от того, что чувствует, как лучи солнца щекочут ее нос. Она морщится во сне, прикрывая лицо руками, но затем чувствует и еще что-то. А точнее кого-то. На нее кто-то смотрел, пока она спала, и Йеннифэр раскрывает глаза с единственной мыслью, кто в здравом уме может так беспардонно наблюдать за тем, как одна из сильнейших чародеек континента спит? Она активно моргает, когда понимает, что находится не в своей спальне, а где-то в неизвестном месте, быстро поднимает голову и начинает оглядываться, пока не цепляет взглядом пронзительно-голубые глаза, в которых виднеется скрытое удивление и некоторое смятение. Тиссая де Врие смотрит на нее, практически не моргая. Йеннифэр за долю секунды вспоминает о том, что произошло этой ночью, поэтому теперь уже медленно поднимается, стараясь не нарушить молчаливую идиллию. Тиссая уже бодрствует некоторое время, Йеннифэр замечает, что женщина перед ней приняла сидячее положение, подперев спину двумя подушками. — Доброе утро, — хрипит Йеннифэр голосом еще не отошедшим ото сна, прокашливается и уже более уверенным тоном повторяет: — Доброе утро. Тиссая кивает, продолжая молчать. Теперь у Йеннифэр появилась возможность рассмотреть женщину при свете дня. Та выглядит намного лучше, чем когда Йеннифэр видела ее в своей палате или же ночью. Видимо, даже такой непродолжительный отдых приводит Тиссаю в чувство и дает ей восполнить запасы собственных сил и восстановить контроль над эмоциями. Для Йеннифэр теперь сложнее считывать то, о чем думает старшая чародейка, но, если возвращаться к их ночному разговору: Йеннифэр не готова узнать что-то еще. Тем не менее, желание познать Тиссаю так, как никто другой, прочно обосновывается в ее груди. Но пока что она не готова взять на себя ответственность. Она все еще чувствует, что после Соддена ее хаос не восстановился до конца, если же брать в расчет Тиссаю, то, скорее всего, вчерашний разговор повлиял на нее еще сильнее. По крайней мере, так Йеннифэр думает. — Ты выглядишь намного лучше, чем вчера, — Йеннифэр не упускает попытки вывести Тиссаю на разговор, но та все продолжает молчать, сверля Йеннифэр взглядом. Это начинает надоедать. Йеннифэр, честно говоря, устала от их постоянных ссор, и, если Тиссая так и будет играть с ней, то признаваясь в сокровенным, то игнорировать, она, в конце концов, просто устанет даже пытаться. Йеннифэр вздыхает, отправляя сообщения на кухню, чтобы им принесли что-то перекусить в покои Тиссаи. — Забудь о том, что вчера было. Йеннифэр не может поверить своим ушам. — Что ты сказала? — переспрашивает она, вставая и потягиваясь, чтобы ее позвоночник от неудобного положения на ночь встал на место. Тиссая, как может увидеть Йеннифэр краем глаза, недовольно поджимает губы, но все же повторяет. — Забудь о вчерашнем, Йеннифэр, — и в голосе наставницы почти проскальзывает что-то похожее на просьбу. Тиссая никогда не просит о чем-то. Йеннифэр скрещивает руки на груди, поворачиваясь к старшей чародейке. Их взгляды снова встречаются. — Почему? Тиссая расправляет складки на одеяле, ее руки бесцельно поглаживают мягкий материал, и она кусает губы. Йеннифэр моргает. Тиссая никогда не кусает губы, в ее идеальный образ это просто не вписывается. Тем не менее, она все равно ждет ответа, пусть и отвлекается на несколько мгновений. — Я не хочу отвечать, — говорит Тиссая медленно. — О, ну, уж нет, — Йеннифэр чувствует, как внутри нее начинает струиться раздражением хаос: — Давай проясним всего одну вещь. Ты, черт возьми, не убежишь и не спрячешься сейчас, потому что у тебя нет на это сил, к тому уже, — Йеннифэр подходит ближе, бесцеремонно садясь на край кровати: — Я все еще жду объяснения, почему умнейший человек, которого я когда-либо знала, загоняет себя до такого состояния ради, — она неопределенно машет рукой, показывая на всю себя: — этого. Тиссая тяжело вздыхает. Йеннифэр наблюдает за ней со смесью раздражения и теплого чувства привязанности, пытаясь угадать, о чем ректоресса думает. — Тиссая? — Йеннифэр, ты не знаешь меня. Ты не можешь судить мои поступки, основываясь только на «я — Йеннифэр, и я знаю эту старую чародейку, она глупа и маразматична». Йеннифэр подавляет почти слетевший с ее губ смешок, прикусывая губу. Тиссая умела шутить. Не то чтобы Йеннифэр не знала об этом, но слова Тиссаи несколько раззадорили в ней былое чувство озорства. Она прищуривается, пододвигаясь ближе. Тиссая, казалось, вообще не смотрит в ее сторону, но по ее напряженной позе Йеннифэр понимает, что она следит за всеми ее действиями. — Я никогда не считала тебя глупой и маразматичной, как ты выразилась, — поправляет Йеннифэр: — Я все еще думаю, что ты лучшее, что случалось со мной в жизни, — она смеется: — никогда бы не подумала, что буду говорить это человеку, который купил меня за четыре марки. Тиссая поджимает губы. Ее взгляд снова возвращает прежнюю остроту, и Йеннифэр подмывает вывести ее на спор, чтобы немного повздорить с наставницей, как в былые времена. — Я никогда не оценивала тебя в четыре марки, — произносит Тиссая. — О, правда? — Йеннифэр продолжает потешаться: — ты выторговала скидку у того человека, которого я называла отцом. — Йеннифэр, пожалуйста. Что-то в голосе Тиссаи опасно надламывается, и Йеннифэр спешит убрать глупую улыбку со своего лица. Она протягивает руку к Тиссае, желая повторить вчерашнее прикосновение. Но или Тиссаи слишком погрузилась в себя, или она просто отказалась замечать попытку Йеннифэр. Не смотря на то, каким бы ни был ответ на вопрос, Йеннифэр сжимает протянутую ладонь в кулак и кладет ее на свое бедро. — Я не понимаю тебя, Тиссая, — признается Йеннифэр, теребя полы своего длинного платья: — Я пытаюсь понять твои чувства, но вчера… — Я говорила, чтобы ты не упоминала это. Йеннифэр морщится как от удара. И это было почти так по ощущениям. Тиссая никогда не разбрасывалась словами, но Йеннифэр действительно не хочет забывать хоть что-то из того, что было между ними. Что промелькнуло между ними в тот момент, когда они засыпали, взявшись за руки. — Тиссая, черт возьми, ты недавно потеряла человека, которого любила долгое время, — Йеннифэр вскакивает с кровати, начиная нарезать круги по комнате и почти отчаянно жестикулируя: — я просто хочу помочь, почему ты снова закрываешься? Тиссая шепчет что-то неслышное, и Йеннифэр останавливается, вперившая взгляд в неподвижную фигуру чародейки. — Что? — Я не любила его, Йеннифэр, — мягко повторяет Тиссая; на ее губах мелькает какое-то подобие улыбки, отдающей печалью: — тем не менее, я чуть не потеряла любимого человека в тот день. Йеннифэр проглатывает следующие свои слова, обдумывая. Она считала, что Тиссая и Вильгефорц были связаны чувствами, но теперь, кажется, что это было далеко не так. Даже близко нет. Йеннифэр хмурится, возвращаясь ко вчерашнему разговору, прикрывая фиалковые глаза, отмечая, что Тиссая все еще не смотрит на нее. — Ты сказала, что у вас была некая связь, — вспоминает она: — что это еще значило, если не любовь? Она раскрывает глаза, когда Тиссая смеется. Это самый прекрасный смех, который Йеннифэр когда-либо слышала. Тихий, он, тем не менее, заполнил переливчатым звоном все помещение вокруг, разбавляя тишину. Тиссая улыбается, теперь смотря только в глаза Йеннифэр. — Йеннифэр, — зовет Тиссая, протягивая руки; когда Йеннифэр садится и сжимает сухие ладони в своих, Тиссая продолжает: — Йеннифэр, моя маленькая, глупая девочка. Я хотела полюбить его, действительно хотела. Но, знаешь, это было тем сложнее, чем крепли мои чувства к тебе. Я… Тиссая замолкает, выглядя больше уставшей и нежной, чем собранной. Йеннифэр сжимает ее ладони в своих руках сильнее, когда смысл сказанного доходит до нее. Она тяжело сглатывает, поддаваясь вперед, но Тиссая продолжает, не давая ей возможности сказать хоть слово: — Я чуть не потеряла тебя в Соддоне. Человека, которого я люблю больше жизни. Как думаешь, это беспокойство объясняет мое поведение? Я думаю, да. Ты бы поступила так же, если бы что-то случилось с ведьмаком. Йеннифэр отмахивается от последней фразы. Ее взгляд мечется с их сцепленных рук на лицо Тиссаи, которое было таким ранимым и открытым сейчас, что ее начинает тошнить. Тиссая любила ее? Ее? Портал, который открывается в покоях Тиссаи — точно не то, что Йеннифэр ожидает после признания. Она вздрагивает вместе с наставницей, готовясь испепелить любого, кто посмел потревожить их. Всполохи пламени уже заворожено танцуют на кончиках ее пальцев. Тиссая выглядит такой же нервной. Йеннифэр хочет защитить ее, но этого не приходится. По крайней мере, не сейчас. Неожиданно открывшийся портал также неожиданно и закрывается, оставляя после себя две корзинки с едой. Йеннифэр выглядит той, кто упадет в обморок. Торопливо убирая пламя и успокаивая свой вмиг вздыбившийся хаос, она с виноватым видом поворачивается к Тиссае. — Я забыла об этом, — шепчет она с извиняющимся выражением лица: — Извини. Тиссая тяжело вздыхает, меняя положение. Она встает, платье струится по ее ногам, и Тиссая подбирает свою шерстяную накидку, которую оборачивает вокруг плеч. — Пойдем, — зовет она, и Йеннифэр следует за ней, пока они не оказываются в кабинете. Тиссая раскладывает еду из корзин на стол, делая все молча. Йеннифэр садится напротив, выуживая из множества продуктов ломоть хлеба и сыр. Начиная делать бутерброды, она почти режет собственный палец. Тиссая над ее ухом недовольно цокает. — Неужели признание в любви настолько выбило тебя из колеи? Румянец смущения — это не то, что нужно Йеннифэр сейчас. Тем не менее, она обращает внимание на то, с какой интонацией было сказано это, вроде бы, шутливое замечание. С холодностью. Ее щеки все еще печет, когда она смотрит на Тиссаю. — Ты что-то чувствуешь ко мне? И если у Йеннифэр раньше проскальзывали мысли о том, что Тиссая считает ее идиоткой, то сейчас это прочно закрепляется в ее голове. Тиссая смотрит на нее несколько мгновений, прежде чем тяжело вздохнуть и опуститься на стул позади себя. — Ну, теперь я не вижу смысла скрывать что-то, — говорит она, тем самым подтверждая слова Йеннифэр: — Была бы возможность, я бы забрала это с собой в могилу, но, так как все обернулось не так, как я задумывала, то… — Я тоже люблю тебя. Йеннифэр выпаливает это не подумав. Она перебивает Тиссаю своим нетерпеливым возгласом, теперь чувствуя себя максимально глупо рядом со сдержанной наставницей. Не зная, к чему приведет это ее признание, она теребит кусок сыра в своих руках, отрывая от него по небольшому кусочку. Кажется, что вместе с этим она разрывает свою душу. Тиссая молчит. Йеннифэр, кажется, что ее слова вообще пролетают мимо, но когда она поднимает взгляд на Тиссаю… Нет, ее слова попали именно туда, куда надо было. Потому что видеть почти комичное выражение лица Тиссаи, когда та немеет, раскрывая рот и не произнося ни слова — лучшее, что может произойти в ближайшее время. В тот вечер, перед битвой, когда Тиссая предложила ей присесть рядом, Йеннифэр задумывалась о том, что действительно чувствует по отношению к этой чародейке. Раздражение? Еще какое, Йеннифэр не могла вспомнить ни одной встречи с Тиссаей, которая бы проходила за светскими разговорами. Иной раз они хотели глотки друг другу перегрызть, лишь бы установить, кто же был прав в этой их перепалке. Любовь? Несомненно. Это началось, как кажется Йеннифэр, еще задолго до этого. Она сама почувствовала отголосок этого чувства в Ринде, когда Тиссая сама пришла к ней. А после это новообретенное и наконец-то понятное чувство просто набирало силу, пока сегодня Йеннифэр не смогла объяснить его кому-то, кроме себя. Произнося это признание, Йеннифэр действительно не думала. Любовь струилась в ней, ощущаясь такой же родной, как тот самый хаос, не вызывая отторжение, а просто оставляя чувство сладостного ожидания подходящего времени. — Тиссая? — окликает Йеннифэр, смотря на женщину. Та представляет собой прекрасное изваяние. Она так и не двинулась с места после слов Йеннифэр, застыв с куском курицы в руке. Йеннифэр улыбается, и Тиссая, наконец, откашливается, приходя в чувства. — Что же. Коралл упоминала, что мы идиотки, — говорит она: — надо сказать, что она была права. — Коралл? — переспрашивает Йеннифэр, будто бы имя рыжей волшебницы играет здесь главную роль. — Да. Она заходила… заезжала на третий день после Соддена спросить, как у меня дела, — на этом моменте Тиссая морщится: — Видимо, ей наскучило разговаривать со мной, потому что я курила, а табак она терпеть не может. Йеннифэр находит это забавным. — То есть, она говорила о том, что я тебе нравлюсь? — спрашивает она. Тиссая, тем не менее, абсолютно серьезна. Она заканчивает приготовления к завтраку, и когда уже Йеннифэр отчаивается услышать ответ, произносит: — Не совсем. Она сказала, что мы тупы, как фермерский скот, и отказываемся видеть дальше собственного носа. Тиссая смеется. Йеннифэр широко улыбается, отмечая милые ямочки на щеках ректорессы, находя это прелестной деталью и еще одной особенностью, которая гармонирует с образом всегда собранной и строгой главы Аретузы. — Я рада, что мы сказали об этом. Йеннифэр действительно хочет сейчас поцеловать Тиссаю. Но у нее отвратительно пахнет изо рта, да и ситуация не самая располагающая. Хотя что может быть более располагающим, чем признание в любви? Завтракают, или больше подходит все-таки, обедают они в полной тишине. Уютной, если быть точнее. Йеннифэр не хочет торопить события, наседая на Тиссаю, как если бы она должна была ей что-то. Они и так потеряли слишком много лет по человеческим меркам, подождать еще какое-то время, когда Тиссая будет находиться в лучшем своем расположении в плане здоровья и магии, для нее не составит труда. По тому, что Тиссая тоже молчала, Йеннифэр думает, что наставница принимает такое же решение. Их молчаливое согласие приносит свои плоды взаимопонимания. Это происходит, когда они заканчивают трапезу. Тиссая, подняв кувшин с вином за длинную, глиняную ручку, неожиданно даже для себя роняет его на стол. Красная жидкость разливается, яркие капли попадают на остальные продукты и бумаги, безвозвратно пачкая, а сама женщина заваливается в кресло из-за вдруг онемевших и дрожащих ног. Йеннифэр бросается к Тиссае сразу же. — Тиссая! Вместо ответа женщина закашливается, сильнее, чем когда-либо, и Йеннифэр понимает, что полное удовольствия и отсутствия проблем утро было затишьем перед бурей. Она сжимает руки Тиссаи в своих, падая перед женщиной на колени и отправляя Трисс сообщения с одним лишь «Это Тиссая», оно было наполнено паникой и страхом, которые Йеннифэр даже не пыталась скрыть. Трисс появляется сразу же, выбегая из портала. За ней следует Сабрина, притаскивая несколько трав и пузырьков с мутной жидкостью разного цвета. Йеннифэр не задает вопросов, вместо этого позволяя рыжей целительнице делать свою работу. Но и не уходит тоже, продолжая находится у ног ослабленной чародейки. Трисс будто бы подозревала такое развитие событий, действия ее слаженные и отточенные, как и у Сабрины, которая без слов понимает, что именно нужно подать и перемешать. Тогда Йеннифэр и получает сообщение от Трисс, которое слышит и Сабрина тоже. «Ее состояние ухудшилось. Я просила ее не прибегать даже к толике хаоса, но она слишком упряма в желании использовать бытовые заклинания так, как привыкла. Это привело к тому, что ее тело, ослабленное двимеритием, больше не может накапливать хаос, вместо этого черпая магию из собственной жизни» Йеннифэр может поклясться, что из сказанного Трисс она ничего не понимает. До ее сознание доносится откровенное «опасность», которое набатом стучит где-то в затылке, и она сглатывает, спрашивая единственное, что ее беспокоит в данный момент. «Она поправится?» Ответ Трисс слишком долгий. Йеннифэр наблюдает за тем, как ее подруги придерживают Тиссаю и начинают поить ее каким-то отваром, от которого она пытается отказаться, сильно жмурясь и мотая головой. Йеннифэр хочет прекратить это, чтобы не видеть разбитого состояния женщины и не допустить того, что могла бы ей не понравиться. Но следующие слова Трисс останавливают ее от поспешных действий, приказывая сидеть на месте. «Даже не думай, Йен. Это зелье просто отвратное на вкус и сильно жжется, когда его пьешь, но оно сможет помочь ей» Йеннифэр кивает, продолжая сжимать руки Тиссаи в своих, поглаживая теплую кожу большими пальцами. Она хочет успокоить женщину, сказать, что все будет хорошо, но не уверена в том, что Тиссая в своем почти бессознательном состоянии что-нибудь услышит или поймет, что она говорит. Когда акт первой помощи завершается, Йеннифэр практически рыдает. Она бы в жизни не захотела видеть кого-то дорогого для нее в таком подвешенном состоянии, но лицо Трисс выглядит относительно довольным, и это служит успокаивающим фактом. Единственным на данный момент. — Что дальше? — спрашивает Йеннифэр, когда Сабрина и Трисс начинают собирать разворошенные травы обратно в льняные мешочки, а пустые склянки — в шкатулку. — Ей нужно вернуться в больничное крыло, — говорит Сабрина: — Но уже в лице пациента, нежели сиделки-самаритянина. И тебе, кстати, тоже. Йеннифэр кивает, не в силах что-либо предоставить против. Она понимает, что в таком состоянии ректоресса может попасть в еще более затруднительное положение, чем уже было, поэтому ее согласие — самый оптимальный вариант на данный момент. Она помогает чародейкам переправить Тиссаю через портал сразу же на кровать, застеленную стерильными белыми простынями, а затем снова возвращается в кабинет, собирая остатки еды и приводя в порядок то, что находилось все это время в беспорядке. Они слишком быстро меняются местами, и теперь уже Йеннифэр сидит рядом со спящей Тиссаей, переживая, как ей кажется, самые худшие времена за всю свою жизнь.