***
Днем квартира пустует. Соседи возвращаются с работы минимум после семи. Но к этому времени Хуа Чэна здесь не будет. В прихожей он скидывает кроссовки, переобувается в домашние резиновые шлепки сорок третьего размера с полосками «адидас» и шагает на кухню. Вдоль коридора на стенах висит куча всякого барахла — куртки, пакеты с пакетами, рядом приютились чемодан, удлинитель и мухобойка. Со шкафами в съемном жилье туго, в маленькой спальне хранить негде, вот каждый и изощряется как может. Хуа Чэн щелкает кнопкой электрического чайника, моет здоровую руку в кухонной раковине и споласкивает пальцы раненой. В спальню не спешит. Оттягивает момент, когда придется включить планшет и, по словам Линвэнь, «завершить цифровую аскезу». В животе растет радостное томление, пока воображение рисует, какие сообщения могут ждать в диалоге с Се Лянем. Скорее всего, они уже не актуальны — что-нибудь в духе «почему не отвечаешь?», но и черт с этим. Главное, есть повод написать ответ и ненавязчиво напомнить о себе. Чай горячий и безвкусный. Видать, от недосыпа, потому что вокруг все точно такое же — насыщенное и одновременно пресное, как телевизионный белый шум. На улице сильный ветер, и, возвращаясь, Хуа Чэн даже не заметил, холодный ли тот. Однако щеки до сих пор жжет, значит, ветер ледяной. Медленно загорается логотип компании-производителя. Спустя секунд двадцать появляется экран блокировки, а на нем — фотография смеющегося Се Ляня в Диснейленде из влога трехлетней давности о поездке в Америку. Планшет практически никогда не покидает дома, да что там — комнаты, поэтому все обои и заставки (в том числе домашнюю страницу браузера), которые возможно было поменять, Хуа Чэн поменял на фотографии. А еще скачал тему для иконок — тоже с Се Лянем. Вроде бы по приколу, а вроде бы… Хуа Чэн фанат. Помешанный фанат, — и любимое Се Лянем слово поклонник никак не в состоянии описать подобные выходки. Вичат горит сорока семью непрочитанными. Хуа Чэн сглатывает, открывает мессенджер, ждет, пока прогрузятся диалоги, и настолько при этом напрягает зрение, что слизистые век вновь пересыхают. Вот они — двадцать пять сообщений в беседе команды, шестнадцать от Сян Цзяна, пять от Лукаса, одно от Ян Ли и от Се Ляня… ноль. Хуа Чэн, сам того не замечая, по-дурацки и как-то кисло улыбается, нажимает на дремлющий диалог, надеясь, что какое-нибудь потерявшееся по дороге сообщение все же появится. Но ничего не появляется. Хуа Чэн блокирует планшет и откладывает подальше. Точнее, отшвыривает, так что устройство проскальзывает через стол и врезается в стену с осыпающейся штукатуркой. И ведь злиться остается исключительно на себя. Разве кто-то что-то обещал? «Мы друзья… Продолжим общаться… Будь на связи…» — взрослые занятые люди говорят это немного в ином смысле, и чья тут вина, что Хуа Чэн своей дубовой головой воспринял вежливый смол-ток настолько буквально, что и впрямь бежал домой — списаться с «новым другом». А по совместительству героем всех своих влажных фантазий и кумиром поколения. Хватит… Хватит этой непоследовательности. Сначала убеждать себя, что ему от Се Ляня ничего не нужно, лишь бы жить с ним под одним небом, а потом — надумывать, воображать, ожидать всего и сразу и мучиться, когда этого не дают… Не знающий меры эгоист. Отвратительный неудачник. Неисправимый глупец. Хуа Чэн должен наконец убить его… как-нибудь позже. Пока на это нет сил.***
За окном темно, и по комнате гуляют враждебные тени. В квартире городская тишина — та, у которой фоном шумит автомагистраль. Хуа Чэн вяло приподнимается с влажной от пота подушки и сразу же сдавленно кряхтит из-за потревоженного ребра. В желудке булькает пустота. Тошнит. После спонтанного сна всегда так. Ощущение, будто лишаешься ноги или руки, души и всего, что помнил и знал. А который час? И что сегодня за день?.. В непроснувшемся сознании красным вспыхивает бесформенная и липкая, как кусок пластилина, мысль. Хуа Чэн догадывается: он упускает что-то катастрофически важное, но что это — решительно не помнит. Скатывается с кровати, забив на боль, нащупывает пальцами ног тапки. Сердце исполняет кавер на какую-то неритмичную композицию, созданную в звуковом редакторе. Паршивость состояния можно оценить на сто — по шкале от одного до десяти. Яркий экран планшета бьет по глазам. Часы показывают половину восьмого, и это что-то значит. Нужно лишь подумать… — Сука. Ругательство звучит так, точно его произносит кто-то другой. Деперсонализация в данный момент и к лучшему. У Хуа Чэна есть время, чтобы спокойно собраться, пока мысли-гиены снова не принялись за мозг. Одним из условий контракта с CCTV стал переезд в корпоративное общежитие на время съемок. Линвэнь категорически не устроил адрес временного проживания Хуа Чэна — далеко, неудобно, «если вы не будете отвечать, кому мне звонить в следующий раз? Хозяйке квартиры?». В общем, Хуа Чэн не оправдал доверия, и легче было повиноваться, чем что-то доказывать. А то, что два месяца в комнате с предоплатой никто не будет жить и деньги, по факту, уйдут в никуда, Линвэнь не волновало: «гонорар от шоу компенсирует вам потери». Трусы, носки, пару штанов, одни из которых пижамные, две толстовки и три футболки, бритва, зубная щетка и зарядка. Плюс кое-что по мелочи. Вот, собственно, весь скромный скарб, который Хуа Чэн утрамбовывает в рюкзак. Заселение в общежитие в девять, значит, в запасе час. Пора выходить — кто знает, что будет, если опоздать. Вдруг придется возвращаться, а назавтра переться обратно на встречу с ассистентом. Хуа Чэн и так в последнее время делает слишком много лишних телодвижений благодаря собственной тупости, и это ни хрена не смешно. В прихожей раздается звук открывающегося замка — пришли соседи. Хуа Чэн практически готов, осталось переставить симку из разбитого мобильного в планшет, накинуть на плечи рюкзак и предупредить о длительном отсутствии. Спустя считанные минуты он идет к метро. В ушах свистит ветер, небо молочно-черное из-за облаков. Те клубятся почти вкусно, хотя они и рядом не стояли с чем-нибудь съестным. Просто Хуа Чэн голодный и во всем видит еду. Тошнота унялась, и появилось обычное человеческое желание — навернуть курицу в кисло-сладком соусе. Дай бог, рядом с общежитием будет недорогое местечко, чтобы как следует поужинать. Планшет в рюкзаке раздражающе вибрирует, отдавая в поясницу. Видимо, требует перезагрузки, чтобы заработала сим-карта. Хуа Чэн намеревается заняться этим, когда сядет в метро. Он не думает о том, что было вчера, утром, днем. Возможно, еще до конца не проснулся. Или организм просто решил, что больше не способен вырабатывать гормоны стресса и ушел в режим энергосбережения, что вероятнее. В целом, плевать на причину. — Двери закрываются… Вагон полупустой, много свободных мест. Вечером основная масса людей едет из центра. Хуа Чэн пристраивается в углу, бросает рюкзак рядом, чтобы никто не вздумал сесть сбоку, и для надежности делает классическое мрачное лицо — так точно обойдут стороной. Сидеть без дела скучно, а доставать планшет и снова видеть сообщения, возвращающие в неприглядную реальность — того хуже. Однако Хуа Чэн больше привык сыпать соль на раны, чем бездельничать, так уж повелось. Он достает устройство, тяжко вздыхает, готовясь с отвращением смахнуть открытое окно Вичата, как картинку с какой-нибудь тварью, наподобие сколопендры, но… Палец замирает на экране блокировки. Хуа Чэн весь вытягивается, едва не встает. Звук едущего поезда и тряска превращаются в шум ракеты, проходящей через стратосферу, а Хуа Чэн — в космонавта, прощающегося с гравитацией Земли. Оказывается, планшет не нуждался в перезагрузке. Это приходили десятки смс о пропущенных вызовах. Звонил Сян Цзян, Лукас, много звонков поступило с неизвестного номера — это Линвэнь, а остальные… принадлежат Се Ляню. С вечера прошедшего дня он звонил раз в два часа минимум, лишь ночью взял перерыв на сон. А утром продолжил. И позвонил еще раз после встречи с Ши Уду. Хуа Чэну пора бы перестать удивляться тому, какой он пропащий идиот, но это же надо было не додуматься изначально вставить блядскую симку в блядский планшет! Похихикивая на грани истерики — благо, здесь шумно, Хуа Чэн открывает Вичат. Из-за того, что дрожат руки, слова приходится переписывать. SanLang321: Гэгэ,