Астрономия сердца

Сказать, что Пит засиделся уже на Земле, — не сказать ничего. Возможно, он поспешил, когда драматично оставил «Милано» Ракете и сбежал, возложив статус лидера на плечи енота… Питер, блядь, в депрессии, ясно? Гамора сердце его забрала, а теперь болтается непонятно где вместе с Опустошителями. По херу ей на Квилла — понятно. Понятно! Питеру ясно всё. Эти сраные чувства могли бы оставить его хоть ненадолго. Вот, Питер лучше подумает об уборщице Терезе. Да, ей далеко за семьдесят, и её ворчание разносится отовсюду. Относительно милая женщина, её даже красит прищур, словно она постоянно пытается разгадать загадку личной жизни Квилла. — Когда ты собираешься жениться, Питер? — ненавязчиво спрашивает она раз в трёхсотый. В её хриплом голосе слышится беспокойство и любопытство. Такая абсурдная человеческая забота, особенно по сравнению с его нынешним положением. Мрачная ирония не покидает Квилла. Жениться? Он уже вступил в брак с глубоким отчаянием, цепляясь за любое подобие здравомыслия, которое у него осталось. Тереза никогда не поймёт всю грандиозность уникальной жизни Питера. Он парит среди просторов Вселенной, сталкивается с чудовищными сущностями, имеет дело с пространственными аномалиями и… нет. Этого всего больше нет. Питер в бешенстве вырезает треугольный глаз в тыкве. Херуин тут какой-то, чёрт его подери. Дед Пита — хороший мужик, но у него явно загоны на овощах. Никто из звёздного прошлого не беспокоит. Ну да, нормально… Питер же сам попросил их не лезть. Только Мантис порой вещает ему прямо в башку, называя эти телепатические внедрения братско-сестринской связью. Да Питеру наплевать! Когда этот тоненький голосок снова раздаётся в его уме, он чувствует только жгучую тоску, облизывающую его сердце языком — таким же горячим, как задницы суверенов после кражи анулаксных батарей. «Пора брать себя в руки», — пронзает Мантис его мозги. Всё-то она знает, всё понимает, какая зачётная леди со своими космическими кротами. Да, Квилл гордится сестрой. Она хоть не ноет, стоя за столом и вырезая рожу у тыквы для какого-то Хренуина. Он — Звёздный Лорд, а не земельный. Вот только звёздам он и не сдался, все справляются без него. Небула что-то не маякнула, мол, Пит, возвращайся назад, мы без тебя тут не можем. Дракс не спросил, стал ли Квилл настоящим уже мужиком. Грут не шлёт никаких сообщений с подписью «Я есть Грут». Кем бы, сука, ещё ему быть?! В общем, на Питера всем насрать. Или они все вдруг стали слишком тактичны и уважают его паломничество к истокам. Шесть месяцев! Шесть! Какой у Пита срок годности-то вообще? Сотня лет. А ему уже за тридцать. Он почти как Тереза! Он потратил полгода на всякую ерунду! Ну, да, дед — это не ерунда. Родственники, семья. Особенно сейчас, когда нет больше ни матери, ни отца… ни папы. Питер смахивает слезу со щеки, ресницы влажные. Лицо Йонду появляется в памяти. Такое же синее, как камешки из цветного стекла в аквариуме, что стоит в кабинете деда. Квилл не может смотреть на долбаных рыб без тоски. Голос Мантис — одновременно нежный и настойчивый — вновь проникает в сознание, как пыль в мельчайшие трещины. — Твой разум запутался, но сердце знает дорогу, — начинает она, но ему не нужно больше ничего слышать. Питер трясёт головой и с новой силой атакует тыкву, создавая ужасающую ухмылку. Словно каждый сильный удар ножом — это тактильный отпор псионическим усикам Мантис. Да, тыква — крепость Питера, в ней он укроется от тревожных психологических выкрутасов сестры. Эта странная игра в ментальные шахматы, где нет никаких фигур, но есть внутренности тыквы, что вываливаются на обеденный стол. К чёрту все космические капризы! Питер теперь размышляет по-земному. У него Хренуин! Ну и что? Ну и что, что никому теперь Питер не нужен?! Особенно этому… как его? Питер не хочет даже мысленно произносить его грозное имя. Столько времени этот «кто-то» метался с Питером и командой по всей Галактике, а потом просто… — Блядь! — Квилл смотрит на тыкву, разломанную пополам, и переводит взгляд на остальные, более удачные экспонаты с перекошенными отверстиями для ртов. — Не надо так смотреть! Я нечаянно! — Что такое, Питер? — раздаётся с террасы. Слышен скрип инвалидного кресла. — Ты порезался? — Всё нормально, дедуль! — Квилл в панике скидывает куски тыквы в ведро для мусора и оборачивается, натягивая улыбку. Но она тут же слетает с его бледных губ. Едкая пульсация проносится по кухне. Головокружение заносит Питера в сторону. Он сбивает табурет и хватается за край столешницы. — Питер! — кричит дедушка, и Квилл ожидает увидеть его серый пиджак и старческие морщины — то, что так успокаивает, как шёпот старых земных историй. Но вместо этого он видит инопланетный облик Мантис. Её рожки странно подёргиваются, словно в припадке. — Чт… — Питер задыхается, не в силах задать даже лёгкий вопрос, будто в этих трёх буквах заключён смысл вселенной. Его голос теряется в пустоте, что с аппетитом сжирает свет и надежду. Она поглощает все чувства, заглатывает его страхи, нависает над ним, как стая невидимых хищников. Питер вскидывает кулак и слепо, неистово бьётся, но попадает по тыкве. Её жуткая гримаса светится, резное лицо скалится в водовороте психоза. — Прекрати ржать! — орёт Питер и хватает тыкву. Она оказывается неожиданно тяжёлой, и Квилл падает вместе с ней на пол. Пространство переворачивается, и сознание гаснет, подобно далёкой звезде. Безумные глаза тыквы яростно горят оранжевым светом в пожирающей темноте, как нелепый маяк в космической бездне. Всё, что хочет Питер, — стоять в кукурузном поле и драматично ссылаться на всех тех предателей, что называют себя «друзьями Звёздного Лорда». Питер не хочет никаких экстрасенсорных воздействий и погружений в глубокий сон. Ему нужна тихая лужайка, усыпанная осенними листьями до бесконечности… до бесконечности. Но вселенная никогда не даёт Питеру то, что он просит. Перед глазами мелькают искры. Питер будто оказался на дискотеке. Сверкает неон, играют песни 80-х годов — все одновременно. Над Квиллом пролетает гигантский синтезатор. Питер округляет глаза, когда видит Дракса в образе шикарной дрэг-квин. Блёстки осыпаются с его кожи. Дракс душераздирающим басом снова и снова орёт имя Квилла. Кометы превращаются в конфетти. Что за дурацкая вечеринка! Питер хлопает себя по карманам в поисках кассетного магнитофона. Чёрт побери, какой же он Звёздный Лорд, если не будет танцевать, пока не дотанцует до своей цели! Его цель… его цель… Со стоном Питер выныривает из видения. Металлический пол леденит спину, но даёт необыкновенное утешение: у Питера есть опора на реальность. Никакого Дракса на каблуках. Рука поглаживает неровную поверхность тыквы. Ну, хоть что-то у него осталось! Мост между спокойствием дедушкиного дома и этим… космическим кораблём?! Питер подскакивает на ноги, прижимая тыкву к груди. Голубые глаза панически обшаривают каюту. Суровые края, антиутопическая эстетика — фирменный херовый дизайн Опустошителей. Питера снова похитили?! Похоже, в безумии межгалактической политики для него есть отдельное место! Каюта скалит зубы: голые металлические стены, космические приборы, искорёженные до неузнаваемости, железная кровать, прикрученная к полу — холодная сталь. Будто тюремная камера. Вдруг дверь со свистом отъезжает в сторону, и её тяжкий вздох отдаётся зловещим эхом. Питер едва не роняет тыкву, когда видит своего похитителя. — Какого хера?! — кричит Питер. Тор, стоящий у входа в каюту, воплощает собой зрелище столь же неотразимое, сколь и нелепое. Божественные локоны рассыпаются по плечам. На нём обтягивающая майка, украшенная эмблемой Опустошителей, гавайские шорты и сандалии. Этот образ шокирует и смешит, как божественная кукушка в межзвёздном дурдоме. Питер моргает и ослабляет хватку на тыкве. Какой сон, разрушающий реальность, может объединить Звёздного Лорда, Опустошителей, тыкву с Земли и Тора? Это, должно быть, кошмар. Но взгляд Тора мерцает озорством, и он выглядит вполне реальным и разочаровывающе идеальным, как всегда. — Квилл! — раздаётся его звучный голос, на сияющем лице появляется дразнящая улыбка. Он протягивает Питеру руку — приветствие, приглашение, спасательный круг. Питер в недоумении косится на его ладонь. — Смо… — начинает Квилл и прокашливается, чтобы сделать тон погрубее. — Смотрите, кто это! Сам сын Одина. Во плоти… — Ах, Звёздный Лорд, рад видеть, что ты не потерял свою искру! — Тор стремительным шагом подходит к Квиллу, чтобы хлопнуть его по плечу. — Зато я утратил свободу. — Питер покачивается от силы дружеского приветствия и щурится, уворачиваясь от очередного хлопка. — Зачем ты меня похитил? Тор сверкает от радости, как сраная молния, и это лишь разжигает недоумение внутри Питера. Сахарное счастье резко контрастирует с нагнетанием ужаса, которым окрашено всё остальное. — Я прощу тебе эти обвинения, ведь ты дезориентирован и… — Тор протягивает руки, словно хочет обнять Квилла, как давно потерянного друга, но Питер уклоняется. Да, нужно сохранять остатки рок-н-ролльной развязности и рассудок. Тор явно пиздит. — Я в полном порядке. Был. А ты бросил… в смысле, похитил меня, — упрямо говорит Питер. Тор поджимает губы, продолжая держать напускную улыбку. Квилл видит, как подрагивают от злости приподнятые уголки его губ. Ага-ага! Питер торжествующе ухмыляется. Он же видит Тора насквозь. Кого этот патлатый божина пытается обмануть? Наступившая тишина напоминает беззвучный шторм, что разбрасывает по углам каюты прежнее неловкое счастье Тора. — Я проснулся здесь недавно так же, как и ты, — наконец произносит Тор. Несмотря на беззаботный вид, в его голосе появляются злобные нотки. — Учитывая твою связь с Опустошителями, я подумал, что это может быть твоих рук дело. — Пфф… — Квилл приглаживает волосы и самодовольно смотрит на Тора. — Это и вполовину не так стильно, как мог сделать я, чувак. Глаза Тора сужаются. Веселье исчезает, сменяясь более мрачным взглядом. Он тяжело вздыхает, в его широких плечах появляется напряжение. Он проводит длинными пальцами по светлым волосам, повторяя жест Питера, но только приводит пряди в золотистый беспорядок. — Мы не были похищены друг другом, — размышляет Тор вслух, — а наши предполагаемые похитители исчезли. Получается, мы… будто брошены посреди космоса. Потеряны. Питер закатывает глаза и фыркает под нос. — Потеряны — это да. — Он прижимает к себе тыкву и пытается обойти Тора, но снова оказывается заблокированным огромной массой асгардца. Квилл пытается скрыть мелькнувшее на лице разочарование, но ему это не удаётся. — Питер, почему ты так себя ведёшь? — спрашивает Тор. Квилл совершенно точно не собирается обрушивать на него шквал обвинений, выстреливая в него словами будто из бластера. Нет… — Как я должен себя вести?! — Питер в бешенстве ударяет его тыквой в грудь. — Ты таскался со мной повсюду! Дрался со мной в паре, залечивал свои душевные раны через битвы или что за херню ты там придумал… сломал мой плеер! Спокойный фасад Тора рушится, и на его месте зарождается буря. — Я его починил! — взвывает Тор. Его голос гулко отражается от холодных металлических стен каюты. — Да, починил! Везде расхаживал в своём дебильном пончо, медитировал, безостановочно худел и качался… и просто заебал меня своими мотивационными речами! А потом съебался почём зря! Питер с размаху снова ударяет тыквой в широкую грудь Тора. Тор ошарашенно смотрит вниз. Тыква издаёт треск, по оранжевой поверхности пробегает трещина. Изумление пляшет в радужках Тора, когда его взгляд перебегает с разъярённого Квилла на тыкву между ними. — Это ты предложил разделиться! — возражает Тор. — И тебе нравились мои речи! — Да клал я на твои речи! — с яростью отвечает Питер, руки трясутся от негодования. — Они душные и… и средневековые, понял?! — Да я… — Тор задыхается от возмущения. — Да я вдохновлял тысячи армий! — А меня ты не вдохновил! Дай пройти! — требует Питер, с досадой пытаясь протиснуться мимо грозной фигуры Тора. Он почти добирается до двери, но Тор, как всегда непреклонный, ударяет рукой по косяку и останавливает бегство Питера. Груз невысказанных обид превращает маленькую комнату в клаустрофобное поле битвы. — Тогда зачем ты говорил, что тебе нравилось? — вкрадчиво интересуется Тор. — Я притворялся! Так поступают друзья — пиздят, чтобы избавить друга от боли. Но мы больше не друзья. Свали! — Квилл хватается за предплечье Тора, пытаясь оттащить его от двери. — Не-е-е-ет, Питер, — голос Тора снова приобретает весёлую нотку. — Мы смотрели друг другу в глаза, перед тем как расстаться. И я многое углядел. — Я не смотрел на тебя, я смотрел на Дракса! — шипит Питер и пригибается, чтобы проскочить под вытянутой рукой Тора. Но Тор выставляет ногу и прижимает её к косяку. Питер издаёт долгий стон. — Ты пытался не смотреть на меня, ты боялся чувств, — произносит Тор. Уголки его рта растягивает самодовольная ухмылка. — Мы больше, чем друзья. — Да, мы не друзья. Мы враги. — Квилл выпускает каждое слово, как ядовитую пулю. В наступившей тишине Питер слышит собственное сердцебиение. Весёлый вид Тора снова рассеивается, глаза становятся ледяными, отражая возникшее напряжение. Тор медленно опускает руку и ногу, прожигая Питера взглядом. По позвоночнику Квилла ползёт тревога, заставляя его тяжело сглотнуть. — Что ты держишь? — спрашивает Тор, его тон понижается на октаву, резко контрастируя с тишиной комнаты. — Что? — Питер опускает глаза. — Это тыква на Херуин. — Она важна для тебя? — Вопрос Тора больше похож на низкое рычание. Он делает угрожающий шаг вперёд, заставляя Питера инстинктивно отпрянуть. — Блядь, да, очень важная вещь для меня! — раздражённо отзывается Квилл, несмотря на мелькнувший ужас. — Отойди уже, ты… — Отдай её мне, — прерывает его Тор и обхватывает ладонями тыкву. — Зачем?! — совершенно немужественно взвизгивает Питер и вцепляется в тыкву со всей силы, чтобы Тор не смог её вырвать. — Разве не так поступают враги? — кричит Тор, и Квилл ощущает, как электризуется воздух. — Забирают что-то важное! — Только тронь её! На несколько секунд они вступают в молчаливое и глупое перетягивание тыквы. Светлые волосы Тора падают ему на лицо, заставляя его сложить губы трубочкой и резко выдохнуть, чтобы сдуть пряди с глаз. Это выглядит так неуместно, что Питер не может сдержать смех. Но едва хохот срывается с его губ, как тыква лопается под давлением их ладоней. Квилл и Тор смотрят на разбросанные у их ног оранжевые обломки. — Извини, — мрачно произносит Тор, попирая обломки тыквы. Питер в бешенстве поднимает на него глаза. Тыква не имела такого колоссального значения до того, как разбилась. Но сейчас… сейчас она невероятно важна. — Просто оставь меня в покое. — Питер идёт мимо Тора, задевая его плечом, и оказывается в коридоре. Архитектура корабля отличается скучным функциональным дизайном и навевает трудовое уныние, отражающее этику его создателей. Не то чтобы Питер бывал на разных кораблях Опустошителей, но он легко ориентируется в каждой двери, коридоре и отсеке так, словно делал это уже сотни раз. Корабль стонет и скрипит вокруг него, будто выражает своё неодобрение нежелательным посетителям. Мерцание аварийных ламп окрашивает ржавый металл в жуткий малиновый оттенок. Несмотря на угрюмую обстановку, Квилл с непоколебимой решимостью мчится по коридору. К щекам приливает жар — не от бега, а от невысказанного напряжения и адреналина, бурлящего в его жилах. Миновав серые переборки, он врывается в информационный центр корабля, где расположены все системы. Мгновение он осматривает помещение, ожидая увидеть его разграбленным. Тор ведь опередил его! Наверняка всё уже здесь поломал… Питер опускается в кресло капитана и делает длинный выдох. Затем его пальцы нависают над панелью управления, осторожно касаясь прохладной гладкой поверхности. Статичный дисплей оживает и мягко светится, отображая сложные трёхмерные голографические модели. Питер надеется найти хоть что-нибудь. Различные карты, точки данных, цифровые свитки… никакой информации. Взять на себя управление кораблём не выходит. Бортовой журнал чист. Связаться ни с кем невозможно. — Да блядь… — выдыхает Квилл и откидывается на спинку кресла. Он замечает странное мерцание на терминале сообщений. Какая-то входящая передача? Или сохранённое сообщение, которое ещё предстоит воспроизвести? Питер тянется к мигающей кнопке, пальцы дрожат. Сердце бьётся о грудную клетку в бешеном ритме. Набравшись смелости, Питер нажимает на кнопку. Мгновенно возникает голограмма, проецирующая далёкую сцену. Лазурное сияние освещает лица тех, по кому он очень скучал: Ракеты, Грута и Дракса. Кажется, они заняты карточной игрой. Дракс с маниакальным хохотом бьёт по столу, отчего карты разлетаются в стороны. Питер невольно улыбается. — Пха-ха-ха! Деревянный, унылый… ещё и продул! — хохочет Дракс, его смех резко контрастирует с удручённым вздохом Грута. Ракета расхаживает прямо по столешнице, совмещая задумчивый и раздражённый вид, словно ломает голову над кусочком какой-то стратегии. Питер смотрит на проекцию, и тоска, как нож, пронзает его грудь. Налетают горько-сладкие воспоминания: общие сражения, товарищество, радости и потери. Квилл тоскует по их шуткам, по их незаменимости, по странному успокаивающему хаосу, который они привнесли в его жизнь. Он даже не мог представить, насколько сильно ему не хватает друзей. Внезапно в голографической сцене появляется Небула со своим острым взглядом. — Что вы тут, тупицы, устроили? — спрашивает она, и в её тоне звучит характерная подозрительность. Дракс торопливо пытается спрятать свои карты, неловко засовывая их под задницу. — А что такого? — Ракета разводит лапами. — Всего-то одно… малюсенькое — во-о-от такое — сообщение. Оно может просто немного отвлечь его, верно? Но нисколько не повредит! — Питер сказал, что ему нужно отдохнуть от всего, — сурово возражает Небула. Её больше интересует странное поведение Дракса. Он явно не справляется со своей попыткой запихать под себя всю колоду, но продолжает действовать. — Питер вернётся, когда захочет. — Небула не сводит глаз с бесполезного цирка, который устроил Дракс. — А что, если он не захочет возвращаться? — голос Ракеты понижается до шёпота. Слова замирают, повисая в воздухе, и остаются эхом, даже когда сообщение завершается. Изображение мерцает и гаснет. Питер сидит неподвижно. Одиночество, кипящее в сердце, даёт о себе снова знать. Пора возвращаться? Пора примириться с теми частями своей жизни, которые он оставил позади? Но как он бросит дедушку? И вообще… Питер так и не решил вопрос со своей жизнью. Не узнал, кто он вообще такой. Без родителей. Без Гаморы. Теперь ещё и без друзей. Этого он себя лишил уже сам. Взгляд Квилла падает на застеклённый мостик. Бескрайние просторы космоса, вечная чернота, усеянная бесчисленными небесными телами, свет которых едва пробивается сквозь пустоту. Вдруг из бездны появляется нечто. Гигантский левиафан, чья форма напоминает кальмара, но не имеет привычных земных очертаний. Огромное чудовище грациозно движется в темноте. Желеобразные глаза отражают голубоватую туманную пелену вокруг. Полупрозрачное тело пульсирует мягкими биолюминесцентными оттенками, отбрасывая жуткий танец огней на мостик корабля. Рот Питера медленно открывается. Гигантские щупальца находятся в опасной близости от корпуса. Усики, усеянные фосфоресцирующими узелками, пульсируют, словно световое шоу. Как будто одного чудовища было недостаточно, из темноты выныривает ещё одно. Два кальмара переплетаются в жутком танце. Их массивные тела освещают пульсирующие узоры, что закручиваются в спираль на огромном бесформенном полотне. Питер подрывается с кресла, когда кальмары приближаются слишком близко. Системы корабля начинают сходить с ума. Всё взрывается красным светом. На дисплее с интервалом в секунду вспыхивает фраза «Пробоина корпуса неизбежна». Сигнал тревоги разлетается по холодным металлическим коридорам. Пробормотав проклятие под нос, Питер начинает быстро соображать. Да, Тор… Тор — бог, он справится с этими тварями! Нужно просто найти его и заставить предотвратить катастрофу. Питер бросается прочь из информационного центра. По позвоночнику пробегает холодок ужаса. Коридоры космического корабля вдруг становятся неузнаваемыми. Словно Квилл заглядывает в кроличью нору, бесконечную и непонятную. — Что за чёрт… — шепчет Питер себе под нос, наблюдая, как двери меняются местами, а проходы раскачиваются, превращаясь в лабиринт искажённой реальности. Путаница сменяющихся коридоров дезориентирует, но выбора нет: он не может погибнуть, его ждут друзья. Питер делает шаг вперёд, готовясь к бешеному бегу по лабиринту.