Охота Мракса

      Морриган сладко потянулась с пробуждением нового утра. Ткань сорочки тепло льнула к груди, мягкость пуховых перин и подушек обволакивала. Было хорошо и спокойно, умиротворённо… Если бы не ломота в затёкшем теле. Волшебница проснулась в изломанной позе, будто не она укладывалась спать, а кто-то сбросил её ненужным грузом на кровать.       Кряхтя разлепив глаза, она обнаружила в комнате соседок, каждая занята своим утренним ритуалом. А вот Имельду, смотрящую на себя в зеркале, она не ожидала застать — активная волшебница начинала день намного раньше других и обычно в это время была далеко от спальни. Зеркало перед ней было старинным и мутным и являло, скорее, размытые очертания, чем чёткую реальность. Что в нём высматривала Имельда? Она определённо не прихорашивалась или не выискивала в себе недостатки. Просто смотрела, слегка поворачивая подбородок сначала в одну сторону, затем в другую.       Часы спорта оставили на её теле отпечаток стройности, крепости и подтянутости. Имельда исправно собирала волосы наверх, но из-за активного образа жизни буйные вихры вечно оформляли её круглые, обветренные щёки, с которых не сходил естественный румянец. Но весь шарм Рейес заключался именно в стойкости духа. Её хотелось уважать, к ней хотелось прислушиваться. Нет, не так — целеустремлённая гордячка и максималистка просто не оставляла выбора, она повелевала.       Зоркий взгляд Имельды уловил наблюдающую за ней Морриган.       — Каждое утро я просыпаюсь, смотрюсь в зеркало и повторяю, что я красотка, я одарена. Что я талантлива, что я достаточно мила. Поэтому, когда я выхожу из этой комнаты, мне не нужно, чтобы кто-либо тешил моё тщеславие жалким «поразительно, насколько ты умная!». Я уже знаю, что умная. Я умна, и мне не сдалось постороннее мнение. Я благословлена. И это правда. Это факт, который всем стоит зазубрить с утренней молитвой. Я не нуждаюсь в чужом одобрении, чужой лести. Потому что то, что важно — уже во мне.       Морри провела ладонью по заспанным глазам.       — Допустим? — сорвалась череда сиплых звуков из сонного горла.       Имельда остро цокнула, провела языком по зубам, обречённо выдохнула, не оставляя Морриган места для сомнений, что разочарована в ней.       — Мне бы хотелось, чтобы когда-нибудь ты смогла сказать то же самое и себе. Чтобы в один день ты твёрдо встретилась со своим отражением и осознала, что не обязана стелиться ни перед кем другим. Что ты сама себе хозяйка и с тобой должны считаться.       — Имельда, я не совсем понимаю, к чему ведёт этот разговор. — Её голова ещё не прояснилась после сна, чтобы уловить смысл разыгравшегося чувства собственной важности Рейес.       Та грустно усмехнулась, развернулась на стуле к Морри.       — Ожидаемо. Начнём поскорее это утро?       Облачаясь в удобную форму, подходящую для дуэли, Морриган мысленно возвращалась к колким словам подруги.       «Неужели она намекает, что я недостаточно самодостаточна? Чушь. Я скрываю от неё часть своего досуга, но это не означает, что я не расту над собой. И чего она привязалась?» В ней закралась обида.       Взять только дуэли, в которых она значительно продвинулась. Средний опыт она изрядно компенсировала запалом. Никто не ожидал, что мышка Морри начнёт яростно бросаться заклинаниями так, что из её палочки летели искры, отчего впадали в ступор, и промедление им дорого обходилось. Кто-то начал называть её карманным тигром — потому что Крауч так и кидалась на них с оскалом и дикими выпученными глазами. Никто, к слову, никогда не видел тигров вживую, но, судя по картинкам из азиатской беллетристики, они напоминали зуву, оттого Морриган казалась им вдвойне, нет, втройне свирепой.       Заново обретя в себе решительность, она также без труда наверстала хвосты в учёбе и заработала приличную горсть изумрудов часам Слизерина. И чего Рейес было мало? Нет, всё же у Имельды были поразительно завышенные требования.       Встречи с Оминисом тоже влияли на Морриган положительно — по мнению самой девушки. Она стала более уверенной в себе, более раскрепощённой, да и перестала робеть перед противоположным полом, разобравшись, что к чему. К тому же она не витала постоянно в облаках — нет, встречи Фантома и Знамения были чётко регламентированы и проходили в установленные место и время. В них Морри могла выплёскивать всю накопившуюся девичью дурость, зато вне них жила с трезвой головой.       За исключением моментов наваждения. Морриган до сих пор не могла понять, откуда они берутся. В один момент она целиком и полностью владеет собой, в другой — её одолевают тёмные мысли, грозящие разорвать изнутри. Как чудовища из глубин, они таились на задворках её сознания и время от времени заволакивали его щупальцами и чернильной тьмой, побуждая исследовать границы дозволенного — и пересечь их. В основном эти желания касались Мракса, но и в повседневной жизни у неё проскакивали бунтарские намерения. Из самого невинного, у неё возникали вопросы «что, если». Что, если она встанет и выйдет посреди неинтересного ей урока? Что будет, если она плюнет с вершины Астрономической башни? Что случится, если она сорвётся на драку с Имельдой, — ну или хотя бы назовёт её гнидой — когда она в очередной раз выскажет свой упрёк? Что произойдёт, если она разобьёт панорамные окна гостиной, которые выходили на глубины Чёрного озера? А ведь Морриган однажды попыталась. Стекло оказалось намного прочнее её слабого заклинания и даже не дрогнуло. Зато гигантский кальмар, который проплывал в тот момент мимо, воспринял атаку Морри на свой счёт и стеганул огромной тентаклей в панорамное окно со своей стороны, угрожающе щурясь на зазнавшуюся девчонку, у которой затряслись коленки.       Стоило ли говорить, что Морри уяснила урок и перестала играть с огнём? Во всяком случае, на время.       Сейчас же, только застёгивая верхние перламутровые пуговицы блузы, Морриган заметила багровое пятно на шее. Её кожа и так была тонкой, благодаря чему даже малейший нажим мог оставить длительный синяк, что уже говорить о засосе. «Зараза! Должно быть, Имельда тоже его углядела, оттого и отчитала», — Морриган поспешно стянула с себя полупрозрачную блузку, заменила её на более плотную с высоким воротником-стойкой. При этом она не испытывала стыда, а скрывала след исключительно из норм приличия. Более того, она не желала расставаться с меткой Мракса. Поразмыслив, она повязала его нашейный шарф, который прибрала к рукам с раунда на природе, предварительно трансфигурировав его под женский, чтобы никто не признал, кому он принадлежал изначально.       Тренировка с Неридой прошла плодотворно — Крауч явилась на неё с холодной головой и полностью отдала себя отработке боёв. Она несколько раз мешкала с отражением сбивающих с толку «Конфундусов», — и то только потому, что инстинктивно боялась опасных для её сознания последствий — но в общем и целом славно проявила себя.       — Неплохо, — мягко оценила прогресс Робертс, подводя индивидуальную тренировку к концу. С Морриган сошло семь потов, в то время как ведущая дуэлянтка оставалась невозмутимой — лишь её тёмные глаза блестели ярче обычного. — В следующий раз поработаем над связкой, в которой ты полностью отвечаешь за защиту. Следишь и предугадываешь заклинания противника, и подстраиваешь под них оборону, потому что…       — …потому что статичный щит легче всего проломить, — зачитала Морри мудрость сражения, которой с ней ранее поделилась Нерида.       Черноволосая ведьма угукнула в подтверждение и, коротко склонив голову в знаке благодарности за хороший бой, развернулась на выход из Часовой башни.       — А куда ты сейчас направляешься? — нагнала её Морри, будучи не против провести вместе досуг.       — К любимому, — не увиливая призналась та.       Робертс не скрывала свою странность и на смешки за спиной не обращала ни малейшего внимания. Её отношения с русалом — если их можно было так назвать — не регламентировались ни правилами школы, ни волшебного мира. Не то чтобы они были в состоянии остановить Робертс — слизеринка была очень гибкой и с завидной лёгкостью находила лазейки. А если кто-то шёл на неё прямым противостоянием, то, что ж, знакомился с её молниеносной палочкой.       — Но разве тебе не страшно? Я имею в виду в озере… там темно, холодно.       — Страшно в одиночестве. Под водой же я не одна, — Нерида заверяюще сжала липкие от пота пальцы Морри, даже не поморщившись. — Не переживай за меня. Мне всего лишь необходимо не терять бдительность — грядёт брачный сезон, и я не хочу ненароком спровоцировать агрессию.       — А тебе точно не нужна подстраховка? В случае чего. Ну, как на дуэли.       — Ты что, в делах сердечных она только мешает. Знаешь, порой мне кажется, в нерешительных людях недостаточно дождя, чтобы вызвать шторм. — Морри совершенно не понимала, что ей пыталась донести Робертс. Судя по сдавленному смеху Нериды, она это заметила, но совершенно не обиделась. — Если тебе будет спокойнее, ты можешь понаблюдать за нами издалека — хотя, скорее всего, ты увидишь только наше приветствие.       Чёрт знает, почему Крауч приняла её приглашение и устроилась на деревянном мосту, с которого открывался вид на Чёрное озеро. Ведь свидание — это нечто интимное, личное. И подглядывать за ним… ощущалось неправильным. Но ей было любопытно — тем более когда Нерида сама пригласила.       В тот день было не ветрено, хотя тучные облака так и бежали по небу, то открывая яркое солнце, то пряча его. Только в то время как шотландские долины озарялись медовым свечением, Чёрное озеро оставалось контрастно-тусклым и неприступным. Его спокойная, унылая чёрно-серая гладь не желала принимать ни единого луча солнца. А может, это темнота озера поглощала любой свет.       Нерида уже успела спуститься, но подошла к берегу не со стороны школы, у его узкого горлышка, а по другую сторону моста, где Чёрное озеро расходилось вширь, становилось глубже. Девушка не стала раздеваться, зато оставила позади сумку и… палочку. Храбро полагала, что она ей не понадобится. Или же глупо доверяла.       Замедленная плотной водой, Нерида неторопливо погрузилась в озеро по пояс; её мантия расплылась позади воздушной тенью. Она запустила тонкие, усыпанные серебряными перстнями пальцы в волосы, и её корона из трёх кос рассыпалась, теперь доставая кончиками до воды. Ведьма принялась водить ладонями по глади в размеренных фигурах призыва, о которых знала лишь она одна. Освобождённые смоляные косы тихонько покачивались в такт, следуя её танцу. Круги на воде медленно расползались от девушки, становились всё шире и истончались, пока не слились с невозмутимой гладью омута.       Завораживающе! Будто мрачная Нерида уже являлась частью Чёрного озера. Но спокойное созерцание не продлилось долго: в один момент плавные движения ритуала начали сбиваться, стали отрывистыми, а потом и вовсе перешли в болезненные спазмы. Что-то пошло не так. Запаниковавшая Морриган не вспомнила ни одного заклинания, улучшающего зоркость, поэтому вглядывалась как могла, стараясь разобрать, что происходит.       Нерида изогнулась в спине, как сломанная кукла. Вдоль её шеи прорезались жабры, которые выглядели как глубокие порезы, задевшие артерии. Пульсирующие, словно выплёвываемые, струи ярко-алой крови устремились в воду из зияющих ран. Повинуясь принесённой жертве Нериды, озеро перестало быть спокойным: его поверхность забурлила, покрываясь сотнями лопающихся пузырей. Немного погодя, водную гладь разрезал острый, хищный плавник, который в зигзагообразной траектории приближался к живой наживке.       — Мерлинова борода! — Морри сорвалась на всхлип, когда из черноты озера вырвался русал и, схватив Нериду, увлёк её за собой под воду. Девушка перевесилась через поручень, её рот раскрылся в неверии, что она только что застала похищение. Лёгкие Морриган испуганно заглатывали свежий, весенний воздух, в то время как воздушные пути Робертс заволакивал грязный омут. — Она там жива?       Но, вглядевшись в успокоившиеся воды, Морриган не заметила сопротивления. Значит, так надо. А озеро, как бы издеваясь над испугом следящей за ним девушки, наконец-то подпустило к себе солнце, озарившись лучезарной игрой радостных бликов. Вот только эта красота совершенно не отменяла перезвон тревожных звоночков в голове Крауч.       — Нерида, ну же, бросай эту затею. Возвращайся.       Добровольное самопожертвование девушки казалось со стороны столь диким, опрометчивым. Бездумным. Вот была ведьма… и не стало её. Да, разочарование Морриган в Нериде отдавало лицемерием, учитывая, что происходящее между Знамением и Фантомом было отчасти похоже на свидание Робертс, но, опять же, когда смотришь на картину издалека, она начинает играть совершенно другими красками.       Сколько бы Морри ни высматривала Нериду, сколько бы ни караулила её у берега, она не всплывала. Тогда, за несколько лет обучения, полного опасности и рисков, в Крауч впервые проснулась потребность известить директора об произошедшем. Она бы так и поступила, не появись Нерида позже за ужином. Загадочная ведьма вела себя всё столь же чинно и невозмутимо, как обычно, будто днём ничего не произошло.       Но Морриган знала, что это не так. Ведь она видела прямое тому доказательство: ровно на том же месте, где у неё расцвёл засос, у Нериды пылал искривлённый кровавый рубец.

***

      Оминис отстранился. Очевидно, что-то неприятное произошло в его жизни, возможно в его семье, из-за чего он постоянно злился, едва поддерживая фасад приличия. То и дело отходил куда-то с Себастьяном, перешёптывался с ним, спорил. Общение с Морри сошло на «нет». Пока Оминис был поглощён решением своих проблем, он дал понять, что ему сейчас не до других, в том числе и знакомых. Морриган оказалась в западне. Она терзалась в незнании — с Фантомом Знамение почти не разговаривало, а с Крауч Мракс был недостаточно близок, чтобы доверить наболевшее.       Однажды Морриган изловчилась и попыталась выведать в письменной форме, что происходит у Знамения. Их чашечная переписка гласила следующее:       Она: «Тебя что-то тревожит. Не хочешь поделиться?»       Он: «Нет».       Она: «Что "нет"?»       Он: «Нет, с тобой я хочу отдыхать, забывать о невзгодах. Да и зачем слова? Наслаждайся тишиной, наслаждайся нами».       А это было обидно. Помимо животных, Морриган редко когда проявляла к другим эмпатию, поэтому отказ Мракса она восприняла особенно остро. Как будто он считал её недостойной.       Обида — опасное чувство. Его можно как и перебороть, вырвать из себя и двинуться дальше налегке, а можно увязнуть. Обида ощущалась жгучим ядом, который медленно растекался по телу и травил изнутри. А Морри, не имея возможности выговориться, молча проглатывала засевшую в горле горечь.       Возможно, Морриган слишком многого требовала от Мракса. Скорее всего, в этом была её вина — она не уследила за своими чувствами и прониклась состраданием к Оминису. Однажды она вычитала в справочнике мракоборцев о тактике, согласно которой стоит сблизиться с похитителем при попадании в плен. Рассказывая о себе, ты очеловечиваешься в глазах противника. Расправиться с человеком становится в разы сложнее, когда знаешь его имя, его семью, историю, особенно — трагедию. Морри как будто пала жертвой бессознательной связи, в которой у похитителя возникает сочувствие к потерпевшему. Да уж, злодейкой с каменным сердцем ей однозначно не стать. А жаль.       Весь пик диссонанса в их отношениях пришёлся на тот день, когда проходил любимый предмет Морриган — Уход за Магическими Существами, или же единственный луч солнца в её замкнувшемся круге молчаливой безнадёжности. Животные особенно увлекали волшебницу. В мире столько неизведанных диковинных видов, и лишь горстка из них давалась в руки магозоологам. С появлением новых заклинаний и материалов исследователи разрабатывали всё новые методы, которые позволяли подобраться ближе к дикой волшебной фауне и совершать открытия. Морри могла только мечтать, какой откроется новый дивный мир, когда волшебники преодолеют видовой барьер и заживут в гармонии с фантастическими тварями.       А ещё ей нравилось место проведения урока — коттедж с соломенной крышей казался особенно безмятежным на фоне величественного многовекового замка. Все занятия проводились на улице, а лекторий, скорее, напоминал беседку, чем класс. Здесь и загоны, и каменные сарайчики, и каталки с сеном. Бабочки и пчёлы летали между светло-фиолетовыми цветениями колючего чертополоха и нежного гиацинта, над кучками грязи роились мошки. И лишь пение птиц да звуки животных нарушали спокойную идиллию хижины у леса.       Сегодня же был урок с гиппогрифами. Крайне опасный — поэтому преподавался только старшим курсам. Свободолюбивые полукони-полуорлы были приручаемыми, но отказывались пресмыкаться перед абы кем, поэтому осторожная профессор Бэй Ховин разработала специальную серию уроков, за которую ученики и существа могли сблизиться. А у Морриган имелись грандиозные планы на это занятие — ранее она выторговала парочку секретов у Натсай Онай, гриффиндорки, которая летала на гиппогрифах уже как несколько лет.       Осмотрительная профессор Ховин открыла занятие с техники безопасности: проконтролировала, чтобы каждый ученик выполнил вежливый поклон для расположения гордых существ, и раздала по комплекту принадлежностей для чистки копыт, перьев и шерсти. Незрячий Оминис, как всегда, находился под строгим надзором профессора на случай непредвиденного.       Крауч полностью погрузилась в урок. Она обожала программу ухода за пернатыми существами, будь то самые обычные птички или обманчивые оккамии. Ну а игреневая самка гиппогрифа по кличке Самум настолько сблизилась с ней, что чуть ли не позволяла Морри висеть у себя на шее.       — Профессор Ховин! Посмотрите! — радостно позвала она. — Кажется, Самум уже готова к первому полёту!       Бэй Ховин была предельно сконцентрированной и суровой преподавательницей — за каждого ученика она отвечала головой. Она зорко оглядывала каждую пару, готовая быстро исправить в случае чего ошибку.       — Исключено, мисс Крауч, — твёрдо отказала она, даже не моргнув, — полёты не входят в базовую программу, а продвинутые занятия проводятся только с разрешения родителей.       — Но… — Она знала, что отец ни за что не даст своё согласие.       — Крауч, угомонись. Нет значит нет, — тут же огрызнулся Оминис. Он неподвижно стоял в ожидании указаний профессора у своего гиппогрифа, белоснежной Крыланны, которая почёсывала клювом его голову как своему детёнышу.       «Ты не посмел!» — Морриган медленно, почти со скрипом повернула шею в его сторону, готовая испепелить взглядом. Если раньше она боялась недовольства Оминиса, то теперь его колкость жалила, становилась невыносимой. Как будто единственные моменты, в которые он мог её терпеть, это когда она оставалась незаметной.       О-о, Мракс хотел, чтобы она замолчала. Знамение отказывалось вести с ней беседу. Ведь так было удобнее. Прямо как мистеру Краучу. И это ранило.       Ховин лишь тяжело вздохнула, не замечая, как закипает Морриган, и попыталась вежливо закончить разговор:       — Мисс Крауч, у вас «Превосходно» за урок, разрешаю вам закончить пораньше. Отведите гиппогрифа в стойло — и можете быть свободны.       «"И можете быть свободны…" Почему бы вам, при всём уважении, не засунуть эту фразу туда, где пушишки не улыбаются!» Морриган была в секунде от того, чтобы полыхнуть пламенем; в ней пробуждалась ирландская кровь.       — Я всё правильно делаю, профессор? — Оминис елейным тоном поспешил перевести внимание преподавателя на себя.       Самум же выжидающе следила за Морри, по-птичьи склонив орлиную голову. Девушка с дюжину раз издевательски повторила в голове его «Я всё правильно делаю, профессор?», с пренебрежением наблюдая за нерешительностью волшебника. Он как будто специально подлизывался, чтобы его пожалели.       — Профессор Ховин, а разрешите мне хотя бы помочь Мраксу? — вторила Морри его ангельскому тону, полному обманчивой добродетели, — а то Крыланна выглядит так, будто вот-вот клюнет его.       Оминис заметно посерел. Даже его гиппогриф возмущённо гаркнула клевете Морри, что Мракс воспринял на свой счёт и зажался ещё сильнее.       — Нет, ну что вы несёте, мисс Крауч! Крыланна у нас самая покладистая и терпеливая особь, мистеру Мраксу нечего опасаться.       — Мерлин, Крауч, оставь меня в покое и найди себе занятие получше! — проскрежетал Мракс, осознав, что девушка бессовестно надула его.       Ховин повторила ему инструкции по уходу, пристально следя за его действиями и подбадривая, когда у него получалось. Во всяком случае, какой-то прок от Оминиса имелся: когда наследник Салазара капризничал, всё внимание концентрировалось на нём. Лукаво улыбнувшись, Морриган стащила с прилавка охапку кроличьих тушек, перебросила их через плечо.       — Не соизволите ли вы отправиться со мной в полёт? — предложила она Самум, выполнив изящный книксен.       И Самум довольно каркнула, ответно приопустившись перед ней в поклоне, а затем довольно загарцевала в предвкушении размять крылья. Морриган отошла за сруб узкого дерева, чтобы воспользоваться им как стремянкой и забраться на спину гиппогрифа.       Профессор, только заметив, к чему ведёт дело, оставила Оминиса и направилась к Морри, взяв строгий тон:       — Даже не думайте, мисс Крауч, — но та уже перебросила одну ногу через спину существа, с бешеным оскалом и полным вызова взглядом «попробуй подойди», — мисс Крауч, прекратите немедленно, иначе я вычту баллы с вашего факультета!       — Ух, уже дрожу! — воскликнула бунтарка, наконец-то устроившись на спине гиппогрифа, и выслала её вперёд.       «Помнится, Мракс, тебе хотелось больше непредвиденных событий, чтобы быть готовым ко всему после выпускного. Что скажешь насчёт одичавшего гиппогрифа?»       Самум взяла разгон в сторону Оминиса, и встревоженная Крыланна оттолкнула волшебника в сторону. Неприятно столкнувшись с деревом, Мракс выругался и с ненавистью проводил звук копыт, пока Морриган не взмыла в воздух.       Морриган же видела последние секунды совершенно иначе. Сначала раздались удивлённые вскрики, которые вскоре переросли в воодушевлённые подбадривания. Но как только Самум начала ускоряться, всё по сторонам потеряло значение. Сотрясающий топот, затем прыжок, ветер в волосах и непередаваемое ощущение полёта. Гиппогриф издала победный клёкот, уносясь ввысь с каждым хлопком огромных крыльев, и девушка вторила её крику, вымещая всё негодование, всю ярость, которая клокотала в ней.       Секунды триумфа быстро потухли. К гиппогрифу не прилагалось ни седла, ни поводьев, и стоит животному накрениться в сторону для поворота, Морри непременно с него спадёт. Она перебрала в голове все советы Натсай по полёту и кое-как обхватила руками и ногами основания крыльев. Устойчивости поприбавилось, но волшебница всё ещё опасалась выпрямиться, поэтому продолжила полёт, припав к тёплой шее Самум, полностью вверив ей бразды правления.       Она была мягкой, шелковистой. В ней бурлила жизнь. Морриган зарылась лицом в карамельные перья, которые так и щекотали нос. Однажды она попросит Самум унести её далеко-далеко, но сегодня она не решалась на побег. Поэтому полёт ощущался двояко. Морри переживала ликование, так как наконец-то стала ближе к небу, и при этом горечь, потому что осталась всё той же мышкой-трусишкой.       Разумное существо, чудо из чудес, считало настроение девушки и приземлилось на одинокий островок посередине Чёрного озера. Они пробыли там с полчаса в уютном уединении, на протяжении которого девушка то безмятежно подкармливала Самум кроликами, то зашвыривала плоские камешки в озеро. Вскоре к ней подлетела на метле больно радостная Имельда и сменила Самум, которая, удостоверившись, что Морриган не останется в одиночестве, упорхала по своим гиппогрифьим делам.       — Отличная выходка, Крауч! — похвалила она её, задорно похлопав по спине. — Ха! Ты бы видела ужас на лицах жалких трусов, так и готовых обделаться перед гиппогрифами. Поздравляю, ты всем показала, из чего сделана! Немного по-гриффиндорски, но… порой и нам необходимо делать громкие поступки, чтобы напоминать, что никто не может командовать Слизерином.       — Аминь, сестра, — прогнусавила Морриган всё ещё в паршивом настроении.       — Надеюсь, оно того стоило. С нас сняли двадцать пять баллов, да и Мракса отправили в Больничное крыло.       А тут Морри нахмурилась.       — С ним же ничего не произошло?       — Конечно ничего! Пострадала только его гордость. Но он же Мракс, наследник Слизерина. От Хогвартса и камня не останется, если с ним что-либо случится. Ты бы видела, как он отбивался, когда ему сказали, что его оставляют под наблюдением до ужина! Ха-ха, вот умора была. Но ты же помнишь о нашем внутреннем этикете? Отправил сокурсника в лазарет — изволь сидеть с пострадавшим до выписки.       — Ещё чего! Ты же сама сказала, что с ним ничего не произошло.       Сначала Имельда одарила её неодобрительным прищуром, но затем равнодушно пожала плечами.       — И то верно. Не сахарный, не растает. Ну, раз тебя сегодня потянуло в небо, запрыгивай на метлу — полетаем.       Мракс останется в лазарете до ужина… что означало, что он пропустит их игру. Из-за неё. Позже, поднимаясь в назначенное место, в один из используемых под склад классов Астрономической башни, Морриган обдумывала произошедшее. Её обида, переросшая в гадливость, никуда не делась. Крауч оказалась поразительно испорченной. Откуда пошло это внутреннее уродство? Да и вообще, что ею двигало в первую очередь, когда она задирала Оминиса полтора месяца назад? Безнаказанность? Честолюбие?       А посмотрев на Робертс, она так и вообще чётко увидела, к чему приведёт их вышедшая из-под контроля игра. Нет уж. Морриган окончательно разочаровалась в себе и в своей охоте. С такими мыслями она и вошла в пустую комнату, где достала чашку, которую всегда носила с собой.       «Знамение,       Так как ты не удосужился явиться на назначенную тобой же встречу, у меня появились основания полагать, что ты легкомысленно относишься к нашей договорённости. Сказать, что я разочарована, значит ничего не сказать. Ты утерял мой интерес, и теперь мне предстоит найти более занимательный объект для внимания. Фантом».       Она даже не трансфигурировала послание в ручку по их обычаю. Так, скомкала бумажку и бросила её в чашку, сверху прыснула ванильным эфиром Гаррета, а сама заняла место по другую сторону стола.       Стрелки неторопливых часов медленно приближались к шести. Раздался громкий топот, дверь с грохотом отворилась. По-привычному безобразно втянув ноздрями воздух, Оминис направился к чаше напролом, сбивая хлам на своём пути. Развернул клочок бумаги, считал палочкой, проорал:       — Это несправедливо! Долбаная Крауч заслала меня в больничку! Ты слышишь меня?       Конечно слышала. Она стояла перед ним, а он кричал ей прямо в лицо. Только тишина была ему ответом.       Он вечно винил других, вечно считал себя жертвой. Все эти нескончаемые огрызательства, отговорки… Затеяв жестокую игру, Морриган наивно полагала, что она принесёт пользу им обоим, что им удастся взрастить в себе лучшие качества. А вышло совершенно наоборот: Крауч стала мстительной, а Мракс… даже сейчас, вместо того чтобы попробовать с ней договориться как обычно, через послания, уродливо смёл чашку со стола, разбивая их пакт и задыхаясь змеиным шипением.       Их отношения не продержались и десяти минут.