Охота Мракса

      Всю оставшуюся неделю Морриган и Оминис пребывали в кошмарном расположении духа. И если волшебница кипела молча, прожигая обидчика кислотным взглядом издалека, то парень стал палачом всего и вся. Он и обычно был остр на язык, а с недавних пор стал вовсе невыносим. Даже компанейский Себастьян терял самообладание и грозился заколдовать Мракса «Империусом» на шёлковое послушание, если тот не перестанет портить всем жизнь.       И Морриган была готова поддержать Себастьяна сколько угодно, вот только запас её злости постепенно иссякал. Та самая разрушительная буря эмоций: обида, негодование, запальчивость — она прошла как вспышка, оставив за собой неприятное послевкусие сокрушения.       «По большому счёту, даже если бы я и хотела закончить игру, то правильнее сделать это с уважением по отношению к партнёру: словами — или словом — по условию их пакта — но никак не скомканной бумажкой», — грустила Морри, переосмысляя своё поведение.       Открылась и изначальная причина угрюмости Мракса, на фоне которой произошла их ссора: Марволо, старший кузен, спустил часть накопленного веками состояния на не пойми что, и его первенец родился с физическими недостатками — о чём прознали газеты.       Конечно, Оминис будет зол. Каждая новость по отдельности — удар по роду, а когда они происходят вместе, да и преданы огласке… Морриган могла только предположить, какие разговоры велись в настоящий момент за стенами дома Мраксов. Они должны были предпринять жест грандиозного масштаба, который докажет волшебному сообществу, что их власть и влияние были, есть и останутся несокрушимыми.       «Только подумать, что я, подобно попрошайке, лезла к Оминису с немыми просьбами уделить себе внимание на фоне подобных проблем!». И теперь Крауч страдала, бездушно ведя школьную жизнь чисто из привычки. Уныло блуждала по замку, словно призрак, и все чудеса Хогвартса воспринимались ею пресными и скучными.       В поиске выплеска негодования Морри записалась на помощь в теплицы профессора Чесноук. Место было наикрасивейшим: многоярусные сады таили множество растений удивительных свойств, красоты и запахов, словно перенося волшебников в зачарованное поместье, где правила флора. Сквозь запотевшие стёкла проникал туманный солнечный свет, подсвечивающий медовым витающие пылинки и бабочек. Но Морриган явилась сюда не для любований, а чтобы проораться с вытащенной из земли мандрагорой. Прямо так, без защитных берушей. За раздирающим перепонки визгом девушка не сразу заметила, что не она одна кричит: преподавательница Мирабель, схватившись за уши, тоже выливала всю накопившуюся злость, задрав голову к стеклянному куполу оранжереи. Её крик был наполнен ещё большей агрессией, чем Морри, отчего девушка опешила и опасливо отошла в сторону, аккуратно погрузила мандрагору в горшок с землей.       Когда писк противного плода оборвался, Мирабель, безмятежно прикрыв глаза, сделала глубокий вдох, а за ним и выдох.       — Полегчало после подпевки сладкозвучному клубню? — спросила она добродушно-мечтательным голосом, словно не она вопила страшнее банши секунду назад.       — Да, мне определённо гораздо легче, — Морриган говорила осторожно, стараясь не вызвать повторный гнев Чесноук.       — Ну вот и славненько, — профессор переняла горшок у Морри и понесла в положенное место, приглашая девушку хитрым взглядом через плечо прогуляться по её владениям. — Моя оранжерея может похвастать просторным романтическим зимним садом, искусственным прудом с декоративными рыбками, овощными уголками для перекуса — но нахожу я юную розу Морриган Крауч среди капризных растений. Отчего бы, м?       Девушка смущённо пожала плечами, следуя за Чесноук. Как объяснить свои переживания профессору, да ещё и такой загадочной, как Мирабель? Самая юная в преподавательском составе, она отвечала за огромную оранжерею, занимающую приличную часть замка. Со стороны казалось, что у неё нет забот и всё получается само по себе: зачарованные лейки поливают клумбы по расписанию, ножницы стригут разросшиеся ветки, а ученики — особенно влюбленные парни — выполняют остальные поручения любой сложности. Даже бутоны роз, украшающие шляпку Мирабель, никогда не увядали и всегда распространяли нежнейшее благоухание вокруг носительницы.       Она продолжила рассуждать:       — Я всегда повторяю, что среди растений можно обрести баланс в любой ситуации, — молодая рыжеволосая преподавательница с любовью погладила острый семиконечный зубчатый лист высокого куста позади неё, — не стесняйся обращаться впредь, я подскажу секреты, как проблемы решаются травами. Некоторые дары природы можно заварить, другие засушить…       Кажется, Морри по чуть-чуть начала понимать корень гармонии профессора Чесноук.       — …яд тентакулы тоже помогает.       — Не припоминаю, чтобы он обладал успокоительными свойствами.       — М? Сам яд — нет, зато его эффект после добавления в тыквенный сок обидчика — прямо как бальзам на душу!       Мирабель добродушно приложила ладонь к своему личику, будто делилась с Морриган чем-то милым, а не советовала отравить неприятеля в качестве профилактики плохого настроения.       — Да мне как-то и мандрагоры было достаточно.       — Конечно-конечно. Мне только в радость, когда мои ученики сеют семена добра в этот мир. М-м, давай кое-что покажу тебе, — профессор задержалась у одной из грядок. — Закрой глаза. — Девушка, доверяющая бережному профессору, зажмурилась. — Теперь поводи руками, пока не найдёшь растение. Опиши мне его.       — Он… — Морриган водила по коротким стеблям неизвестного ей кусточка, пытаясь подобрать правильные слова. — Бархатистый… при этом шероховатый, будто сухой.       — Верно. Если ты ощущаешь сухость, значит, ему не хватило полива. Да, растениям приятно, когда с ними разговаривают, но им нет прока от пустых слов для выживания. Нет, им необходима забота и правильный уход. А теперь погоди, не открывай глаза. Чувствуй.       Раздался перелив льющейся воды, в душном воздухе запахло сырой землёй. Впитывая в себя влагу, растение наливалось жизнью. Ранее пожухлые стебли и листья возвращали силу и упругость, они начали вытягиваться и выскользать из ладони Морри.       — Ой, щекотно!       — Немного воды, щепотка волшебства и любви, и… смотри! — Перед девушкой расцвёл красивый бутон нежного морозника, или же рождественской розы. — Ну вот, скажи, разве не питательнее для души вернуть жизнь цветку, нежели бесцельно кричать?       Морриган согласно закивала, с улыбкой рассматривая раскрывшийся нежно-розовый бутон с разных ракурсов.       — А теперь держи, дорогая, ты заслужила, — профессор протянула ей очищенную морковку и заготовленную корзинку овощей, — погрызи! Помогает думать, способствует решению проблем. Только вымой перед этим руки — рождественская роза ядовита.       Морриган окончательно расслабилась в душевной компании Мирабель. Они вместе уселись на каменную лавочку и принялись наблюдать за мимо проходящими учениками. Профессор никуда не спешила, лишь окликнула Леандера и сладчайшим голосом дала дружеский совет перестать подкармливать удобрениями китайскую кусачую капусту — а не то она может прогрызть мышцы и кости, а это уже Азкабан.       — Вот если бы, — непринуждённо рассуждала Морриган, похрустывая морковкой и болтая ногами, — вывели, скажем, растение, под которыми все мирятся.       — Есть грибные споры, при вдохе которых происходит помутнение разума, только оно отнюдь не всегда приводит к разрешению конфликта. Есть омела, под которой целуются; но опять же, тот, кто не знает обычаи, не поймёт. — Преподавательница мило хихикнула. — Я всё же предпочитаю заботу — этот жест во все времена ценят и растения, и люди. Проще показать свои шипы, зато намного сложнее исцелить ранения, которые они нанесли. — Девушка хотела поблагодарить профессора, как раздался звон колокольчика, и та подскочила. — Ну вот, опять кто-то угодил в мои дьявольские силки в подвале! Стоит поспешить, пока их не придушило. Вот хлопот мне добавит!       Подпитавшись мудростью Мирабель, которая расценивает любое происшествие как незначительную хлопоту, Морриган вернулась слизеринскую гостиную. Там она узнала, что Оминис… заболел. У него начался тяжёлый кашель, а он отказывался обращаться в больничное крыло. В довесок, влага подземелий отнюдь не способствовала выздоровлению, а наоборот, только усугубляла болезнь.       Что ж, настало время Морриган проявить заботу о своей колючке. Одной из привилегий чистокровных, которыми пользовались все слизеринцы, являлось распоряжение школьными домовиками.       — Здравствуй, — обратилась она к одинокому вислоухому эльфу в лохмотьях, который старался как можно тише вымыть пол. — Ты же ответственен за чистоту и обслуживание гостиной Слизерина? — Несчастный кивнул и вжал большую голову в узкие плечи, приготовившись, что его отлупят за провинность. — Я желаю, чтобы ты заменил заварку чайника под ночной зелёный чай на зелье от кашля. И… пусть он пахнет шалфеем… со смородиной. А ещё замени чашки сервиза на пиалы на ночь. И, если будут спрашивать, то это не я отдала тебе приказ, а какая-то непонятная ученица с пятого курса. Уяснил?       — Д-да, госпожа.       — Умница! Держи конфетку, заслужил, — протянула она ему мятный леденец, прямо как Мирабель.       Дрожащий домовик многострадальчески принял угощение и поспешно исчез с хлопком, пока его не побили. «Ох уж эта прислуга, с ней столько мороки!». Оставалось надеяться, что он исполнит всё правильно.       Позабыв о душевных муках, воодушевлённая Морриган уселась за один из немногих учебных столов гостиной и принялась штудировать ЗОТИ. Мракоборцам было необходимо знать этот предмет на «Превосходно», а женщине-мракоборцу — тем более. Время шло, ученики постепенно разбредались по комнатам. Волшебные огни потускнели, пока Морри не осталась одна в полумраке.       Без пятнадцати минут полночь послышались знакомые шаги. Ей даже не нужно было оборачиваться, чтобы распознать её гостя. Вот приближается его тень: узнаваемая сутулость, привычный маршрут вдоль стен. Выбрался ночной василиск, способный превратить неугодных в камень одним лишь презрительным взглядом, чтобы попить змеиный — точнее зелёный — чаёк.       — Ночи доброй, уважаемый Мракс! Надеюсь, моя тихая учёба в стороне не помешает гордому уединению вашего слизериншества.       Тот аж зашёлся удушливым кашлем от её дерзости.       — Боже, Крауч. Продолжай в том же духе, и я найму тебя глашатаем слагать дифирамбы моему роду. Хотя я всё ещё чертовски зол на тебя за выходку с гиппогрифом.       Таким она его и помнила: высокомерным и самодовольным. Как хорошо, что Морри научилась пропускать мимо ушей его словесную колкость.       — А не надо было затыкать меня весь день! Кто знает, может, в следующий раз я подолью тебе что-нибудь в чай, и твой язык прилипнет к нёбу, а может, и вовсе отвалится.       — Это столь предсказуемо и по-дамски! Учитывая твой стиль слонопотама, я ожидаю от тебя «Бомбарду», которой ты разнесёшь всё вокруг, прежде чем попадёшь в меня.       — Так или иначе моя цель будет достигнута, а это главное.       — Мне бы твою уверенность и отсутствие мозгов.       — Иди уже пей чай, умник, — одновременно и отослала его Морри, и подтолкнула.       Ей показалось, или он вскинул ей средний палец? Какая обходительность по отношению к чистокровной леди! Мракс прошёл мимо Крауч, пробудил чайник привычным жестом. Всё прямо как тогда, когда всё началось в феврале. Ночь, он, она и чайные ловушки.       Момент тишины, Мракс вдыхает аромат чая… Говорят, глаза человека — отражение души. У Мракса же это был нос, который выражал весь спектр эмоции.       — Что… что с чашкой? — Уловив шалфей, он буквально запыхтел, кидаясь на свою пиалу, так и не сумев нащупать ручку.       — Что-что? — Морриган изобразила ленивое удивление, едва скрывая дрожь во взбудораженном голосе. — А, ты о небольшой смене фарфора? Да, теперь у нас восточный сервиз для церемоний. Мне так даже больше нравится — пьёшь чай и греешь руки. А тебе?       Мракс, словно одержимый, перебрал все чашки, что оказались пиалами. Морриган находила сию мстительную выходку до невозможного очаровательной. Её слизеринская душа грелась в открытии, что она может вывести Мракса из равновесия элементарной подменой значимой вещицы.       Закончив проверку, он сделал первый глоток. Задумался, затем залпом допил остаток чая, пытаясь распробовать каждый ингредиент. И сразу разгадал, что в напитке таилось послание от Фантома.       — Мы здесь одни? — выпалил он, принявшись беспокойно расхаживать из стороны в сторону с горящей палочкой в поиске следующей подсказки. — Ты не заметила здесь другую девушку? Ту самую, с которой застала меня здесь же около месяца назад?       — Мракс, ты явно о себе высокого мнения, раз полагаешь, что я обязана помнить каждое твоё явление простому народу… Но если ты о… — сблефовала Морриган, наслаждаясь каждой секундой своего коварства.       — Нет! — Острое возражение вырвалось из него с сухим кашлем. Морриган вздрагивала с каждым хрипом, готовая приковать себя к стулу, лишь бы не сорваться и не потащить Оминиса за шиворот в лазарет. Будь она в роли Фантома, то велела бы ему сиюминутно позаботиться о своём здоровье, но сейчас она могла лишь направлять его из тени. Откашлявшись, Мракс растёр грудь и кое-как завершил мысль: — Нет, не называй её имя.       Девушка потёрла страницу учебника в раздумьи. Ей предстоит осторожно сплести паутину вранья, чтобы поспособствовать примирению их альтер-эго, при этом не спугнуть Мракса и не выдать себя.       — М-м, допустим? Отвечая на твой вопрос, она удалилась спать, час ведь поздний.       Оминис заметно поник, посчитав, что упустил свой шанс наладить контакт с Фантомом. Он сложил руки в карманы, подошёл к панорамным окнам и уставился в непроглядные воды ночного озера. Раньше подобное подражание зрячим казалась Морриган смехотворным… Сейчас же — до невыносимого одиноким.       — Ну и… как она?       — Оминис, я не совсем понимаю тебя. Может, предоставишь хоть небольшой контекст? Потому что твоя невнятная речь начинает раздражать меня сильнее пустой болтовни Грейс!       — Хорошо, хорошо, — взялся он за переносицу, растер её, затем разбито опустился на ближайший диван. — Тогда ты не могла бы пересесть поближе? Не хочу кричать через всю гостиную о своих проблемах.       Морриган накрывала тоска с каждым шагом навстречу Оминису. Она изголодалась по прикосновениям. Смотрела на его кисти, которыми он прикрыл уставшее бледное лицо, и вспоминала, как, здороваясь, они первым делом переплетали пальцы в причудливом замке, а потом соприкасались и потирались лбами. Ей этого не хватало, она соскучилась по той образовавшейся интимной связи, полной хитроумных уловок, проигрышей и побед, которой, она уверена, у неё больше никогда и ни с кем не будет.       И сейчас Морриган видела, как Оминис тоже скучал. Он всё не мог расслабиться, его тело постоянно напрягалось то в кашле, то в готовности вскочить и действовать, в то время как слепота сковывала его руки. Он не мог предпринять следующий шаг без направления Морриган.       Девушка преодолела разделяющее их расстояние и уселась в любимое кресло.       — Ты хотел что-то спросить или рассказать?       Оминис ответил не сразу. Из него вырвался сиплый смешок.       — Мерлин, никогда бы не вообразил, что впервые обращусь к советникам-Краучам именно по вопросу девчонки. Это же насколько я жалок!       — Ровно настолько, насколько ты позволяешь себе быть. Но предлагаю не тратить ценное время на саможалость. Поторопись, я спать хочу. И ты, к слову, останешься у меня в долгу.       — Считай, что я прощаю тебе толчок гиппогрифа, — сразу отрезал Оминис, не желая становиться чьим-либо должником, — у меня появилась… подруга по переписке, но она пока предпочитает оставаться инкогнито. На днях я её обидел — с твоей подачи, кстати…       — А. А. А-а! — перебила его Морри отрывистым звуком с командой притормозить. Она манерно перекинула ногу через ногу, принимая непреклонную позицию. Оминису пора начать брать ответственность за свои поступки, если они хотели двигаться дальше. — Я готова отвечать за толчок гиппогрифа, но всё, что случилось после — полностью на тебе. Соберись, Оминис, где твоя дипломатия? Тебе предстоит продержаться без уничижений хотя бы десять минут, если хочешь, чтобы я помогла тебе!       — Допустим, — тот закатил нос, скрипнув челюстью. Но продолжил более дружелюбным тоном, незначительно перефразировав ситуацию: — Вернёмся же к обстоятельствам. Итак, она обиделась на меня после толчка твоего гиппогрифа, и теперь я не знаю, как попросить прощения, потому что мы сбились с нашего… графика общения и… почтовой системы. Я просто хочу придумать, как извиниться перед ней, ну а вы вроде как…       — Друзья, — уверенно выдала Морриган, чтобы быть убедительным рычагом давления. — Близкие.       — Мхм, — сделал он мыслительную пометку. — Поэтому мне нужна твоя помощь. Очевидно, ты знаешь её намного лучше, а я — только по переписке.       — Моргана, как всё сложно. Графики, системы, обиды. Я бы давно оставила ненужное мне общение и двинулась дальше, — закинула Морриган удочку. — А оно вообще того стоит?       — Да как о таком можно спрашивать?! Тебе ли не знать, раз вы общаетесь, что её ум острее любого когтевранца, а компания приятнее любой бестолковой девчонки, — и поёжился, поняв, что косвенно задел Морриган, хотя обещал вежливое поведение. — Без обид, Крауч, но мы с тобой не совсем сдружились.       Ох, знал бы Мракс иронию их разговора. Морриган была одновременно и польщена, и хотела ему треснуть. Кто бы знал, что путь к сердцу Мракса окажется таким же, как и к её: полным интриг, загадок и азарта.       Она выдержала важную паузу на раздумья, пока он наливал очередную кружку чая, и при этом внутренне ликовала. Перед ней впервые открылась возможность отослать Оминиса на квест от своего имени! Это будет прекрасная возможность понять, как далеко он готов пойти ради примирения.       — Подари ей украшение, — елейно предложила она, потирая ручки в предвкушении пополнения своей коллекции вещей от Оминиса.       Тот поперхнулся уже в который раз. Слушая его судорожный кашель, Морри подозревала, что такими темпами он просто задохнётся. Знай она ещё в феврале, что потомка Салазара может сразить обычный кашель, то не боялась бы его праведным страхом.       — Прости? Я похож на молодого человека, который дарит украшения?       — Ты похож на жмота и скрягу, поэтому подобный жест будет расцениваться вдвойне ценным. — Сладостно вздохнув, Морри принялась пояснять азы примирения с противоположным полом. — Ты упомянул, что ваша переписка анонимная, но вы много значите друг для друга. Тебе не приходило в голову, что она желает как-то обозначить вашу связь, скрепить её? — Мракс утвердительно кивнул её предположению. Морри до сих пор вспоминала, насколько собственнически он вдыхал аромат её волос, когда она сбрызнула их ароматом его авторства. — К тому же весенние каникулы не за горами, и ей захочется забрать из замка что-то осязаемое, значимое и связанное с тобой на время разлуки. У вас же не будет возможности переписываться вне Хогвартса? — Он снова кивнул. — Вот видишь. В довершение, мужчины всегда дарят дамам украшения, когда хотят извиниться.       — Мерлин, во что я ввязываюсь… как я определю, что ей подойдёт, не зная, как она выглядит?       — Она… — Морри уже хотела сказать, что слизеринке подойдут украшения в тон чёрно-зелёно-серебристой формы, но вовремя прикусила язык, не желая подтверждать свой факультет. Не зря же она путала место обитание Фантома, водя Знамение заданиями по всем гостиным! — Без понятия, какой у неё вкус, и не думаю, что необходимо вдаваться в детали. Важен сам жест. Ну а в Хогсмиде есть ювелиры, которые продают нежные украшения, рассчитанные на юных особ Хогвартса.       Морриган с удовольствием потратила некоторое время на пояснение, какие металлы и камни подойдут, Оминис же слушал её не перебивая, казалось, впервые за несколько лет. Наконец, когда инструкции стали ему более-менее понятны, Оминис поднялся с дивана. Что ж, хотя бы он перестал кашлять, и ночь переговоров можно назвать успешной.       — Благодарю, Крауч. Меня крайне выручил твой, эм, женский взгляд.       — Считай, мы в расчёте. О! И будь осторожен на обратном пути, — как бы между прочим заметила она. — Безрукая статуэтка Пинч-Смедли больно близко стоит к краю каминной полки.       На этом предостережении Оминис метнулся к несчастной фарфоровой леди, с которой всё началось, совершенно не представляя, насколько азартно улыбается Морриган. Он ощупал и само изваяние ведьмы, и её окружение, пока его пальцы не отыскали их чашку с отломанной ручкой внутри.       — Крауч, ты — лучшая! Хотя нет, забудь, что я только что сказал, пока не кинул в тебя «Обливиэйт». Возможно, тебе я тоже что-нибудь прикуплю! — заверещал он, вихрем сбегая в свою комнату со своим трофеем.       Оминис не подозревал, что уже был прощён…

***

      «К превеликому сокрушению, в Хогвартсе не нашлось личности интереснее Знамения. Не представляю, куда смотрит Департамент образования? В качестве жеста доброй воли, в следующую встречу ты задаёшь условия. В свою очередь, я вычитаю из призового фонда одну минуту; таким образом, наша следующая ступень — пятнадцать минут. Послезавтра, склад при классе кабинета Истории магии, пять вечера. Не подведи меня».       Так гласило её чашечное послание, о котором она начинала отчаянно жалеть на пути к назначенному месту. Что он мог ей загадать? Зная Оминиса, прыгнуть выше своей головы. И если раньше она всегда приходила первой, то теперь он ожидал её. Подготовился. А Морриган совершенно себя потеряла, стоило ему податься всем корпусом в её сторону, когда она вошла в комнату. Видела же, что он жаждал подойти к ней, но опасался спугнуть. Тогда девушка сама приникла к волшебнику и тоскливо уткнулась ему в предплечье.       — Прости меня… — Мракс приобнял её, пододвигая к себе, положил подбородок на её макушку. — Тогда я не пришёл по независящим от меня обстоятельствам. Не важно, по каким. Важно то, что я сожалею и хочу всё исправить.       Морриган закивала. Сейчас ей было всё равно на былые обиды и их причины. Ей было хорошо, она чувствовала себя на своём месте. Мракс тоже выражал упоение окончанием разлуки трогательными прикосновениями, приникая к ней от основания ладони до кончиков пальцев, которыми он как бы вспоминал её. После долгих минут воссоединения он легонько подтолкнул её в сторону их чашки.       — Ну же, Фантом, неужели тебе не любопытно, что я тебе подготовил?       «Да, спрашиваешь ещё!» Только девушка разрывалась. Ей было действительно интересно принять участие в игре по его правилам, но при этом она не хотела от него отделяться.       — Не переживай, — Мракс понял её беспокойство без слов. — Я буду рядом.       «Ну, раз ты обещаешь», — Морри провела ладонью от его локтя до кисти и, решившись, пошла на старт. В этот раз её не будут преследовать, поэтому она не стесняла звуки. Только дойдя до сосуда с посланием, она обнаружила внутри не ручку, а… ленту.       — Не глядя определи правильно хотя бы шесть экспонатов вдоль стены кабинета позади тебя, — озвучил свои требования Мракс. — Тебе нельзя оборачиваться до того, как ты повяжешь ленту на глаза. Ответы можешь записывать, а не произносить. У тебя двадцать минут. Отсчёт пойдёт с того момента, как ты прикоснёшься к первому предмету.       О-о, Оминиса ждал феерический проигрыш. Он мог придумать ей что угодно, но вместо этого бросил вызов на её поле боя, Истории магии. Наивный, он полагал, что Фантом, как и все, отсыпается на этом предмете. Но Крауч знала этот предмет на зубок, в том числе и экспонаты! И она выиграет этот раунд, даже не сжульничав. С самым важным видом на свете Морриган повязала ленту, и та плотно прилегла к её глазам, заколдованная на непроницаемую маску.       «Чудненько, у нас всё ещё стоит вопрос доверия. Хотя, может, и предусмотрительно».       Крауч обернулась, безошибочно сориентировавшись, в какую сторону ей предстоит идти. Не сделав и четырёх шагов, она неприятно ушиблась обо что-то голенью и, не сдержавшись, выдала приглушённый звук боли.       — Добро пожаловать в мой мир! — услышала она позади насмешку Мракса. — И поторопись, твои двадцать минут начались — ты прикоснулась к предмету.       «Так нечестно! — взвыла Морриган, сама же кинулась на ощупь к злосчастной стене, едва не врезавшись в первый экспонат. — Так, приступим! Это металл… Панцирь… Доспехи! Но чьи? В школе представлено столько достойных рыцарей».       Нащупав в сумке лист бумаги, она обнаружила, что не взяла перо и не сможет писать им, потратила еще несколько драгоценных секунд на поиски запасного карандаша. Повторная проверка доспеха выявила гравировку льва над сердцем, и Морри быстро-быстро накалякала самое вероятное имя «Сэр Ричард». Далее… далее был какой-то бюст. Девушка водила по прохладному камню несколько минут, пытаясь зацепиться хоть за что-то отличительное. Мерлин, да у всех волшебников была борода! Хотя его круглая шляпа была ей знакома.       — Извините, мисс, вы не могли бы не лезть мне пальцами в рот?       Сначала Морри намеревалась цыкнуть на отвлекающего колдуна, но потом признала его по голосу и интонации и с победным хлопком в ладоши записала его имя на бумажку. Увы, последующий бюст оказался незачарованным и неподвижным. Перед ней предстала некая женщина с распущенными волосами, но, опять же, это был крайне популярный образ, а ничего другого отличительного она не отыскала.       Не теряя времени, Морриган двинулась дальше. И…       — Мур-мяу!       Каким образом ей попалась в руки кошка? Небось Оминис баловался. Она с поспешно но при этом аккуратно отставила его подлянку в сторону. Её время ускользало, а она была уверена только в двух ответах.       «Далее… статуэтка!» Её руки и пальцы набирали скорость, ощупывая и анализируя с поразительной стремительностью. И у этой статуэтки не оказалось рук… Ну конечно, это их слизеринская леди, которая дважды разбилась по её вине! Очень смешно, Мракс, обхохочешься. Хотя она всё же не сдержала усмешку. Если бы предметы умели сами накладывать проклятия, эта, несомненно, уже бы отыгралась на всём роду Морриган.       У Крауч не осталось сомнений, что коллекция перед ней курировалась самим Оминисом. И теперь ей было интересно, что же он уготовил для неё. Вскоре девушка стала играть не ради победы, а ради удовольствия. Её поджидали самые разные материалы и рельефы, а ощущение ускользающего времени лишь распаляло азарт! Неужели это были те ощущения, что он испытывал во время их игр? Если да, то перед Морриган только что открылся огромный горизонт идей на будущее.       В один момент ей пришлось опуститься на корточки, чтобы нащупать какое-то низкое, непонятное каменное туловище с лапами. В этот момент ей снова замешалась кошка, и девушка одной рукой отодвинула ласково-любопытное животное от себя, другой — исследовала странноватую кубическую голову.       «Сфинкс! — догадалась она, готовая и смеяться, и выть от абсурда. — Этот невыносимый, невменяемый волшебник уменьшил и перенёс сюда школьную модель Сфинкса!»       Крауч знала, что это не последний экспонат, в то время как внутренний таймер подсказывал о скором истечении её времени. Записав ответ всё ещё на корточках, она ринулась прощупывать следующий предмет на очереди, и её руки ухватились за ткань.       Морриган некоторое время рассуждала, что перед ней, должно быть, костюм некой эпохи на манекене. Направление моды проще всего определяется по рукавам и шляпе, поэтому она встала, увлечённая загадкой, проведя ладонью по ткани снизу вверх. И за эти короткие секунды она осознала, что никакой перед ней не манекен, а, мать его, Оминис Мракс, а она только что прощупала его ногу от голени до бедра. А он не дёрнулся, не отшатнулся, а терпеливо дал ей пролапать себя. Уверена, сделай это кто-то другой, он бы пнул ботинком в его лицо, но, видимо, Фантому было дозволено многое. И Морриган не терпелось узнать, где проходят границы дозволенного.       Девушка провела руками дальше, выше. Но не поверхностными прикосновениями, а, подобно Оминису, вдавливая пальцы, чтобы ощутить каждый рельеф, каждую шероховатость. Шершавая шерстяная жилетка, за которой скрывалась рубашка из премиального хлопка. Выше — воротник, опоясывающий высокую колонну шеи, изящнее, чем у других молодых людей.       «Что это? Кажется, мурашки. Точно мурашки — Оминис всегда легко покрывается ими, у его чувствительного тела очень чувственные реакции».       С замиранием дыхания её пальцы приблизились к гладковыбритому лицу. Морри помнила, что оно было усеяно родинками, и теперь ощущала под пальцами немного объёмные округлые выступы. У него такие правильные черты лица, слегка капризные — а он даже и не знал об этом. Обхватив пальцами его щёки, она потянулась большими пальцами к припухлым губам, вспоминая, какие незабываемые ощущения они дарят. Морриган охватила страсть, но углублять «поцелуй» она не стала, потому что в ней проснулась отчаянная потребность удостовериться в том, что Мракс живой, что он — не статуя, которая играет с её воображением. Её ладони дёрнулись вниз, к воротнику, голодно вцепились в галстук, рывками ослабили его, чтобы так же грубо расстегнуть, почти отодрать верхние пуговицы. Пальцы очертили контур ключиц и грудных мышц — Мракс держал себя в форме, даже не имея возможности видеть своё отражение. Девушка не унималась, пока, наконец, не уловила сердцебиение. Живое, дикое сердцебиение. Не сдержавшись, Морриган прильнула губами к центру его груди, к тому месту, где оно ощущалось отчётливее всего. Это было её доказательство, что он жив с ней и для неё.       — Твоё время вышло, Фантом, — раздался вердикт где-то сверху. Морри же вжалась в него ещё сильнее, выжидая, что произойдёт дальше, — давай проверим твои ответы. — В его руках очутилась карточка с записями Крауч, он прикоснулся и провёл по ней палочкой. — Ты слишком неразборчиво написала сплошную белиберду, что означает — я не могу зачислить ни одного ответа. Ты проиграла… а мои пятнадцать минут начались.       Знамение резко оттолкнуло её от себя, один раз, второй, третий, пока Морри не обрушилась на парту позади. Навис над ней сверху, распустив свои руки: стоило девушке расширить границы дозволенных прикосновений, он не собирался отставать. Его руки бесстыже водили по верхней части девичьего тела, пока она лежала перед ним как на ладони.       Пока Морри имела возможность думать, она тихо возликовала, что надела на свидание шёлковую блузку и бархатную мантию, и даже ажурное бельё, — она специально подбирала подобный ансамбль для полноты тактильных ощущений. Оминис ловко расправился с её жемчужными пуговицами, намного изящнее, чем она с его. Он медленно склонился над оголившейся кожей, обдал декольте горячим дыханием.       — Возражения? — спросил он по-своему разрешение. Девушка не ответила. — Я так и думал.       И впился ртом в её нежную кожу. Изогнувшись, Морриган пришлось закусить губы, чтобы не вскрикнуть, потому что Знамение пожирало её, исследуя область вокруг её сердца губами, языком, зубами.       «Вот оно, — промелькнуло у неё в мыслях, — он сожрёт моё сердце, а потом закопает в своём саду!»       Оминис был настолько настойчив, что Морриган предвидела, как её кожа покроется лиловыми цветениями. Но его поцелуи шли не ниже, а наоборот, поднимались выше, пока он не остановился перед её губами.       Секунду Фантом и Знамение дышали друг другом, а потом… Его открытая грудная клетка приникла её, и их сердца дрогнули в унисон. Их уста соединились воедино, и в этом поцелуе Морриган ощутила нечто большее: его жизнь, его душу. Однажды она прочитала про самую интимную страсть, когда происходит столкновение сердец, которое, кажется, она переживала в настоящий момент. И если бы она достала и навела на Оминиса палочкой с «Авадой», то он бы позволил ей убить себя. А она ему — себя.       Моргана, она была шлюхой. Распутной шлюхой в засосах, которая хотела быть убитой и зарытой в грязи самим Мраксом. Нет, не так — вместе с ним. Чтобы даже в загробной жизни они преследовали друг друга и не давали покоя.       По её щекам потекли слёзы. Она нуждалась в Оминисе как в глотке жизни. Быть может, за всё это время охоты, когда она пыталась скрыться от парня со взглядом мертвеца, на самом деле она хотела доказать, что не мертва именно она? Морриган окончательно запуталась в своих мыслях, они противоречили себе же.       Словно почувствовав её душевную боль, поцелуй Оминиса стал более нежным, извиняющимся.       — Сними повязку, — прошептал он просьбу у её губ. Оминис Мракс никогда не просил, но Фантом оказался исключением из всех его правил.       Она повиновалась и едва не расплакалась ещё больше, узрев его. Каким же он был красивым, когда в его лице читалась нежность! Непередаваемым. Они продолжили разговаривать поцелуями, извиняясь и обещая друг другу себя. Морриган не могла сказать, когда их животная страсть переросла в возвышенную эмоцию, в то самое единение, которое они испытывали.       — У меня есть кое-что для тебя, — тихо сказал он, доставая бархатную коробочку из кармана брюк. — Позволишь?       Открыв футляр, он явил ей серьги из драгоценного металла. Видимо, Мракс забыл, что говорила Морриган о скромных украшениях для школьницы, потому что он взял для неё висячие серьги-капли, усыпанные изумрудами. Достав из ушей свои жемчужные гвоздики, она позволила ему вставить капли, с чем он справился, как всегда, поразительно ловко. Закончив, Оминис прислонился к её лбу своим, и она потёрлась своим носом об его, выражая благодарность.       — Так странно… — прошептал он и трепетно провел тыльной стороной ладони по девичьей щеке. Когда они были вместе, он никак не мог отделаться от ощущения обманчивости происходящего, будто в самом деле находился под действием какого-то наваждения. Оминис очертил её губы подушечкой большого пальца, сначала верхнюю, потом нижнюю. Остановившись посередине последней, он принадавил и оттянул её вниз, — я не знаю тебя, но твои губы мне… знакомы.       Она лишь покачала головой. Как объяснить Мраксу, что его воображение разыгралось? Никому из мужчин не дозволялось прикасаться к ней.       — Но на серьёзной ноте. Помнится, ты обвинила меня в пресности. Не стану отрицать, это заявление меня задело, поэтому я спешу исправиться. Запоминай: второй этаж библиотеки, третий по счёту стеллаж у западной стены, вторая полка сверху. Там ты найдёшь оставленную мной книгу у самого левого края. Но возьмёшь ты её, только если достигла возраста согласия, иначе она просто не сдвинется. Как тебе такая интрига, Фантом?