you’re out of touch (i’m out of time)

В этот момент у Тиссаи закончились носовые платки. Начнем с того, что у нее их было не так уж и много. Тем не менее, возраст в несколько столетий, как правило, оставлял человеку несколько странных вещей на память. Некоторые из этих носовых платков были подарены Тиссае благородными женщинами в знак признательности за то, что она когда-то помогла им. Другие были подарены ей бывшими ученицами, приложенные к случайным письмам. Тиссая на исходе. Чем дальше двимеритий проникал в легкие, тем больше крови оставалось на ее носовых платках. И она не собиралась тратить драгоценные запасы хаоса, которые у нее еще оставались, удаляя пятна крови с одноразовой ткани. Когда сегодня утром Тиссая кашляла в одну из этих тряпок, на ней было три пятна крови. На одну больше, чем обычно. Тиссая лишь поморщилась при виде этого, прежде чем свернуть платок, положить его в карман и отправиться на утренние занятия. Привкус крови у нее во рту стал привычным.

***

Сколько она себя помнила, этот кабинет был настоящим убежищем для Тиссаи. Для остального мира она была ректором Аретузы, грозным магом и силой, с которой нужно считаться. Но в этих стенах она была просто Тиссаей. Она являлась старой душой, обитавшей в обманчиво молодом теле, и она устала за эти столетия жизни. Запах жасмина и сладких трав заполнил комнату, создавая вокруг нее туман. Тиссая сидела за своим столом, как обычно, делая вид, что ощущение жжения в горле вызвано табаком и ничем другим. Вместо этого она перечитывала каждое письмо и документ, которые скопились на ее столе за ее отсутствие. Ну. Во всяком случае, она старалась. Каждый раз, когда Тиссая пыталась прочитать простое предложение, ее разум блуждал и отказывался возвращаться к текущей задаче. Иногда она думала о битве при Содденском холме. Лица павших магов мелькали у нее перед глазами. Если бы она закрыла их, она бы все еще могла видеть каждую рану, слышать каждый леденящий кровь крик, чувствовать запах дыма, который отравлял воздух вокруг. В других случаях она думала о своем собственном теле и о том, как оно медленно, но верно увядает. Тиссая думала о своих ноющих суставах, постоянной мигрени, которая у нее была, и о том, что сейчас ее тело действительно чувствовало себя на свой возраст. Однако чаще всего Тиссая думала о своих учениках. О тех, кто все еще жив, и о тех, кто ушел из жизни давным-давно. Она задавалась вопросом, все ли еще Трисс блуждает по континенту в поисках новой или усовершенствованной магии исцеления. Наслаждалась ли Сабрина своей жизнью при дворе, или ей не терпелось уехать при первой возможности? Что с Фрингильей, с той, кто выскользнула из-под контроля и причинила столько вреда? Была одна ученица, которая давным-давно проникла в сердце и разум Тиссаи. У нее был вспыльчивый характер, невероятная стойкость и измученное сердце. Запах сирени и крыжовника сопровождал эту ученицу, куда бы она ни пошла. В последний раз, когда она видела Йеннифэр из Венгерберга, молодая чародейка присматривала за ней после битвы. Тиссая была не в себе от успокоительных и целебной магии, поэтому иногда задавалась вопросом, не вообразила ли она, что Йеннифэр сидит у ее постели. Не вообразила ли она слезы, навернувшиеся на эти фиалковые глаза? Дрожащие пальцы, которые перебирали волосы Тиссаи? Запах крови, дыма и пота, который исходил от нее? После этого Йеннифэр никто не видел. Тиссая понимала. Ей нужно было пространство, чтобы разобраться во всем, и Тиссая не была против предоставить ей это. Или, скорее, была. В комнате Тиссаи открылся портал. Было очень мало людей, у которых было разрешение на это, и Тиссая точно знала, кто сделал это. Ее сердце подскочило к горлу. Йеннифэр вошла внутрь. Она выглядела такой же красивой, какой Тиссая ее помнила. — Как, блять, ты меня нашла? Тиссая усмехнулась. Такая же сквернословящая и вспыльчивая, как всегда. Она положила трубку на хрустальную чашу, прежде чем откинуться на спинку стула. Она могла, по крайней мере, притвориться спокойной, даже если у нее скручивало живот и бешено колотилось сердце. — Мне больше трехсот лет, Йеннифэр. Через некоторое время ты научишься нескольким трюкам, — сказала Тиссая, встретившись с ней взглядом. Йеннифэр закатила глаза и начала бродить по комнате. Она трогала безделушки и вещи, которые были тщательно расставлены на полках Тиссаи, сдвигая их с места по ходу дела. Тиссая уже чувствовала знакомый прилив раздражения из-за своей беспечности. Однако она вцепилась в подлокотники кресла и отказалась говорить об этом. Когда Йеннифэр добралась до кровати Тиссаи, она упала на нее и погладила атласные простыни под руками. Тиссая медленно моргнула. — Не потрудишься объяснить, о чем идет речь? — спросила Йеннифэр, доставая что-то из своего плаща. Тиссая уже знала, о чем она говорила: о письме, которое она отправила вчера. Это было простое заклинание, наложенное на письмо, заставляя его попасть к получателю до тех пор, пока он был еще жив и находился на континенте. Постукивая пальцами по подлокотникам кресла, Тиссая сказала: — Я подумала, что письмо было достаточным объяснением. Йеннифэр сказала: — О, точно. Письмо, в котором ты просила меня вернуться в Аретузу по срочному делу. — Да. Что в этом плохого? — спросила Тиссая, на этот раз отводя взгляд. Она знала, что произойдет. В голосе Йеннифэр струится ярость, когда она рычит: — Ты сказала «пожалуйста». Тиссая проглотила комок в горле. Она знала, что в письме прозвучало отчаяние, но она надеялась, что Йеннифэр проявит милосердие и не повторит ей своих слов. К сожалению, Йеннифэр действительно преуспела в чтении ее эмоций и чувств. — Это запрещенное слово? — спросила Тиссая, пытаясь чем-нибудь занять руки, чем угодно. Йеннифэр вскочила на ноги со словами: — Прекрати. Мне нужно, чтобы ты прекратила танцевать вокруг чего бы то ни было и просто сказала мне, что происходит. Тиссая тоже поднялась на ноги гораздо медленнее. Она почувствовала, что Йеннифэр приближается к ее столу, и поэтому повернулась, чтобы подойти к шкафу в нескольких футах от нее. Пробормотав несколько слов, она открыла его и достала несколько необходимых предметов. Вино и два бокала. — Сядь, — сказала Тиссая: — я думаю, ты захочешь сесть. Йеннифэр стояла перед столом, стул для гостей находился прямо за ней. Черт бы побрал эту девчонку и ее упрямство. Тиссая уже чувствовала, что у нее начинается мигрень. — Мне и здесь хорошо, — сказала Йеннифэр, и в ее глазах вспыхнул огонь. Они всегда были такими яркими? Возможно, Тиссая просто забыла точный оттенок фиолетового. Она вздохнула и села за свой стол. Налив им обоим по бокалу красного вина, она позволила себе насладиться ароматом, прежде чем сделать небольшой глоток. Тиссая на мгновение посмотрела на женщину, стоящую перед ней. Прошло не более нескольких недель с тех пор, как они разговаривали в последний раз, но казалось, что прошла целая жизнь. Где пропадала Йеннифэр? Возможно, она вернулась к тому ведьмаку? Или она просто вернулась к своей охоте за собственным ребенком? Она выглядела уставшей, несмотря на искусно нанесенный макияж. Сердце Тиссаи болезненно сжалось в груди. — Ты бы очень рассердилась на меня, если бы я спросила, как у тебя дела? — спросила Тиссая, ее голос был слишком тихим, как она думала. Йеннифэр усмехнулась: — Ты же знаешь, я ненавижу светские беседы. — Это не светская беседа. Я искренне хочу знать. Я не видела тебя с Соддена. Йеннифэр отвела взгляд. Тиссае мгновенно захотелось снова увидеть эти глаза. Они никогда ничего не скрывали от Тиссаи, даже если их владелица пыталась. Посмотри ей в глаза. Смотри до тех пор, пока дверь не превратится в окно. Йеннифэр облизнула губы прежде чем сказать: — Я… путешествовала. Иногда с попутчиками, но обычно одна. Мне нужно было уединение. Тиссая кивнула и еще раз отхлебнула вина. — И с тобой все в порядке? — спросила Тиссая. Йеннифэр пожала плечами. — Зависит от того, кого ты спрашиваешь. Тиссая не настаивала. На самом деле, у нее не было сил делать что-либо еще, кроме как держать свой бокал и размышлять. Думать обо всем, чего она не сказала, обо всем, чего она не знала, если у нее не хватало смелости спросить. Боги, когда она успела стать такой сентиментальной? Шли мгновения. Она снова почувствовала на себе взгляд Йеннифэр, но не могла подобрать слов, чтобы что-то сказать. Что, если Йеннифэр ей откажет? Что, если бы она презирала ее, как делала много раз до этого? Смогла бы она справиться с разбитым сердцем на этот раз? Нарушив молчание (наконец), Йеннифэр спросила: — Тиссая, что происходит? Ее голос был жестким и сердитым, но Тиссая также слышала скрытое отчаяние. Она выдохнула через нос и ущипнула себя за переносицу, ее глаза закрылись. Она тихо сказала: — Ты знаешь о том, что Фрингилья сделала со мной во время битвы, да? — Порошок двимерития. Опускаться до такого уровня отвратительно даже для нее, — сказала Йеннифэр с явным презрением в голосе. Тиссая открыла глаза. Йеннифэр наблюдала за ней, пытаясь найти на ее лице что-нибудь, что дало бы ответ на ее немой вопрос. — Фрингилья идет по темному пути, и я не думаю, что она сможет свернуть с него. Она готова на все ради Нильфгаарда. Даже использовать запрещенные заклинания и магию, — сказала Тиссая. И во всем виновата она. Возможно, если бы она обратилась к Фрингилье с половиной того рвения, с которым обращалась к Йеннифэр, женщина не стала бы той угрозой, которой была сегодня. Фрингилья стала для Тиссаи просто еще одним сожалением, которое она взвалила на свои плечи. Йеннифэр сердито посмотрела на нее сверху вниз, спрашивая: — Как ты могла повестись на такое? Ты серьезно просто ринулась в бой, даже не подняв щит? — Я никогда не думала, что Фрингилья способна на такое. Это было моей ошибкой. Доверять ей только потому, что она жила в этих залах, — Тиссая отвела взгляд и добавила: — мои ученики всегда были моей слабостью. Особенно ты, хотела сказать Тиссая. Здравый смысл остановил ее. Йеннифэр усмехнулась, но больше ничего не сказала. Теперь была очередь Тиссаи. — И я… эта ошибка… — Тиссая вздохнула и обхватила голову руками. Как, черт возьми, она должна была это сказать? Она видела взлеты и падения королевств, но все же теперь она здесь, неспособная говорить полными и связными предложениями. Было бы слишком легко обвинить двимеритий и в этом? — Выкладывай, Тиссая, — прорычала Йеннифэр: — что на тебя нашло? Прежде чем она смогла подумать об этом еще секунду, Тиссая выпалила мысль, которая так долго не давала ей покоя. — Я умираю, Йеннифэр. Гробовая тишина. Она услышала, как Йеннифэр упала обратно на стул позади нее. Лицо Тиссаи налилось кровью, и она слышала, как она шумит у нее в ушах. Она сделала это. Слова повисли в воздухе вокруг них, тяжелые и гнетущие по своей природе. Сердце Тиссаи билось так быстро, что она была уверена, что оно вот-вот выпрыгнет у нее из груди. Она ждала ответа Йеннифэр, затаив дыхание. — Что? — выдохнула женщина. Тиссая облизнула губы, сказав: — Двимеритий. После битвы. Они так и не смогли его удалить. Она наблюдала, как Йеннифэр вскочила на ноги при этих словах, воскликнув: — Это все еще внутри тебя? Паника в глазах Йеннифэр могла бы быть трогательной, если бы не была такой душераздирающей. Тиссая кивнула и сказала: — В моих легких. Кажется, я вдохнула слишком много. Металл въелся в мои легкие, и с каждым вдохом его воздействие усиливается. Йеннифэр начала расхаживать по комнате. Ее бокал с вином был забыт на столе. — Нет, нет, — она повернулась, чтобы посмотреть на Тиссаю, и спросила: — почему ты не удалила это? Тиссая вздохнула и сказала: — Я исчерпала все возможные методы. Я прожила так долго и многому научилась, но не нашла лекарства от этого. У нее не было возможного средства от этого отравления двимеритием, хотя и не из-за отсутствия попыток. Судя по всей существующей литературе и текущим дискуссиям, лекарства от этого не существовало. Даже ее самые обширные, но осторожные расспросы не принесли ничего полезного. Это было, мягко говоря, обескураживающе. Надежда превратилась в прах у нее во рту. Йеннифэр набросилась на нее с вопросом: — Так ты просто сдаешься? И все? — Я ничего не могу поделать, Йеннифэр, — вздохнула Тиссая: — не в данный час. Двимеритий слишком глубоко. Даже в этот самый момент ей было больно дышать. Ее носовой платок тяжелым грузом лежал в кармане, и она чувствовала слишком знакомое щекотание в задней части горла. Ей не нужен был выговор от Йеннифэр, ей нужна была поддержка от нее. Только настоящая дура могла надеяться на невозможное так часто, как она. Йеннифэр хлопнула по столу руками и прорычала: — Чушь собачья! Великолепная Тиссая де Врие умрет от пыли? Нет, нет, это не твой конец! Я не допущу этого! Эти слова согрели сердце Тиссаи, но они ровным счетом ничего не значали. Повреждения двимеритием были слишком обширны, и ей не хватало времени. Теперь ей просто нужно было, чтобы Йеннифэр тоже поняла это. Тиссая прищелкнула языком в сторону своей бывшей ученицы, пробормотав: — Ты глупая девочка. Даже твоя непоколебимая воля не сможет остановить неизбежное. Йеннифэр сжала челюсти и склонила голову. Хаос, который жил внутри молодой чародейки, волнами исходил от ее тела, злой и ненавистный. Тиссая надеялась, что она не воспримет эту новость так тяжело, но она явно сделала это. Ее рука дернулась от желания коснуться Йеннифэр. Было бы неправильно утешить ее, после всей неприязни между ними? Ее руки остались там, где были. — Зачем ты позвала меня сюда, Тиссая? Чтобы бросить это мне в лицо? Чтобы сделать меня виноватой? — спросила Йеннифэр, ее голос был полон злобы. Тиссая нахмурилась на нее и спросила: — С какой стати тебе чувствовать вину за то, что происходит со мной? Ты не имела никакого отношения к двимеритию. — Я знаю! — закричала Йеннифэр, прежде чем тихо добавить: — я знаю, будь ты проклята. Тиссая сдулась. — Йеннифэр, — пробормотала она. Напряжение между ними было ощутимым. Будет ли это еще одним оскорблением в адрес Йеннифэр: смерть без ее разрешения? Она завалила очередного ученика? Тиссайя задавалась вопросом, простит ли Йеннифэр ее когда-нибудь на этот раз. Возможно, нет. Молясь, чтобы дрожь в ее голосе не была заметна, Тиссая сказала: — Я позвала тебя сюда, потому что ты… ты нужна мне. Йеннифэр вскинула голову, и они испуганно посмотрели друг на друга. Тиссая сглотнула и опустила глаза на свое вино. — Больше мне не с кем было поделиться этим. Это… этой болезнью могут воспользоваться мои враги, и я не хотела жалости от такой подруги, как Маргарита, — сказала Тиссая. Невысказанный смысл был очевиден: Йеннифэр явно не была ни другом, ни врагом. И все же она, и никто другой, была здесь, наблюдая, как обнажается сердце Тиссайи. Это должно было что-то значить… верно? Вздернув бровь, Йеннифэр спросила: — Значит, ты думаешь, я не воспользуюсь этим? Тиссая улыбнулась ей. Улыбка была мягкой и наполненной печалью. — Моя дорогая, у тебя дрожат руки. Йеннифэр втянула воздух сквозь зубы и спрятала руки под плащ. Тиссая обнаружила, что ее улыбка на мгновение задержалась на лице, когда она смотрела на Йеннифэр, ее сердце разрывалось от любви к молодой женщине. Как долго она страдала в одиночестве? Какой бы красавицей она ни была в эти дни, в моменты, подобные этому, Тиссайя видела сломленного ребенка, которым была Йеннифэр раньше. Та, кто боялась мира и тех, кто ее окружал. Если Йеннифэр позволила себе момент уязвимости в ее присутствии, Тиссая должна была сделать то же самое. — Я боюсь умереть. На ее глазах выступили слезы, и зрение затуманилось. Когда она сморгнула их, то обнаружила, что глаза Йеннифэр тоже были влажными. Возможно, сегодня вечером на носовом платке в ее кармане будет не только кровь. Прижав руку к бешено колотящемуся сердцу и чувствуя, как слезы жгут глаза, Тиссая пробормотала: — Я не хочу умирать. И я не думаю, что кто-то действительно хочет. Йеннифэр отвернулась. Тиссая почувствовала, как ее сердце немного разбилось при виде этого. Она продолжила: — Мне еще нужно сделать кое-что, чтобы Маргарита стала ректором вместо меня. Так же нужно закончить несколько дел, пока я не… — Черт возьми, прекрати говорить так, будто бы ты умираешь! Тиссая подскочила на своем месте. Йеннифэр развернулась и уставилась на Тиссаю сверху вниз с такой силой, что Тиссая застыла на месте. За все десятилетия ее знакомства с юной чародейкой она никогда так на нее не кричала. Никогда она не чувствовала от Йеннифэр таких грубых эмоций. Хаос вокруг нее колыхался и рычал, как живой зверь. Он питался горем и яростью Йеннифэр. Затем, когда слезы потекли по ее щекам, Тиссая сказала: — Я умираю, Йеннифэр. Йеннифэр покачала головой, сказав: — Я уже говорила, что не позволю тебе. Только Йеннифэр могла говорить так высокомерно без намека на стыд. Подумать только, что вопросы жизни и смерти зависели от нее, позволять или нет… Тиссая почти улыбнулась. Утомленная, Тиссая спросила: — А что с двимеритием? Йеннифэр взмахнула запястьем. Портал открылся позади нее. — Я найду лекарство. Я обыщу эту землю, если понадобится. Ты не умрешь, Тиссая. Ты так легко не отделаешься. Я запрещаю это, — серьезно сказала Йеннифэр. Теперь Тиссая действительно улыбнулась. Это было невесело. — Глупая девочка. Время не останавливается ни для одной женщины, как бы мы ни умоляли об этом. Со всем высокомерием, которым была известна Йеннифэр, она прорычала: — Смотри на меня. С этими словами она шагнула через портал, и он закрылся за ней. Тиссая осталась позади, уставившись на пустое пространство в своей комнате. Ее тело налилось свинцом, а сердце разрывалось на части. Сирень и крыжовник задержались в воздухе, вытеснив прежний табачный дым. Теперь, по-настоящему оставшись одна, Тиссая позволила себе открыто разрыдаться. Она закрыла лицо руками и рыдала до тех пор, пока жжение в груди не стало слишком сильным. Когда начался кашель, она вытащила носовой платок и прижала его ко рту. Это продолжалось некоторое время. Когда кашель прекратился, Тиссая убрала салфетку и сосчитала. Три пятна. Они, казалось, издевались над ней. Она никогда не хотела ссориться с Йеннифэр. Она хотела, чтобы та была рядом для эмоциональной поддержки, потому что она умирала. Она надеялась, что Йеннифэр сможет хотя бы на мгновение отбросить свой гнев и ненависть к Тиссае, но нет. Йеннифэр цеплялась за гнев, как за умирающего любовника, и ничто не могло разлучить ее с ним. Тиссая позвала ее сюда сегодня вечером, потому что ей нужно было рассказать Йеннифэр лично. Она не хотела, чтобы смерть Тиссаи стала неожиданностью несколько дней спустя. Сначала она хотела увидеть Йеннифэр. Тиссая допила свое вино и вино Йеннифэр. Она хотела, чтобы боль притупилась, и она хотела, чтобы исчез проклятый металлический привкус во рту. По крайней мере, это она могла контролировать.