По грани

Серое небо, серая комната, серая душа. Обыденность. Ничего нового в его жизни не происходило. Лишь, день за днём, шла бесконечная череда несчастий и безразличия. Его комната была самой удалённой от главного здания. Именно его комната, потому что надолго в ней не задерживался никто — все боялись страшного и ужасного Тома настолько, что воспитатели перестали кого-либо селить к нему. Да и было тут лишь две кровати, одна его. Для приюта, который получает финансирование от церкви и нескольких богатых дядек, одна кровать — совсем небольшая потеря. Все в приюте думали, что этому мальчику плевать на других, что его полностью устраивает одиночество, что он его даже заслужил. Никто его не жалел. Все считали его ненормальным. И все-таки Том был лишь восьмилетним ребёнком. Он также как и все вокруг испытывал чувства. Основными, правда, были негативные. Вечная печаль, тоска по чему-то неизвестному, неприязнь к окружающим, которые никак не желали понять его. А он хотел бы испытать радость. Смотреть на небо, неважно днём или ночью, и быть счастливым лишь от того, что светит Солнце, сияют звёзды. Ему хотелось за обе щеки уплетать сладости и смеяться с друзьями. Вместе. Чтобы смеялись не над ним, а с ним. Надо сказать, что у него был один друг. Том познакомился с ним в саду и был довольно сильно удивлён, что может с ним разговаривать. Это и в правду было удивительно, хотя бы потому, что этот друг был змейкой. Да, маленькой коричневой змейкой, которая, тем не менее, оказалась очень смелой и тщеславной. Она жила теперь с ним в комнате. Хмурыми вечерами она развлекала Тома рассказами о городах, реках, лесах и полях. Змейка (которую звали Нагайна и которая была очень горда таким именем) была хорошим другом, но иногда ему хотелось друга-человека, который мог бы понять его. Том был ребёнком. Дети чувствуют столько же эмоций, сколько и взрослые, некоторые эмоции у них даже ярче. Но что делать, если никто не научил выражать эти эмоции правильно? Не всегда детей в полных семьях этому учат, а кто научит его, одинокого сироту? Том чувствует себя плохо, поэтому кричит, бьёт окружающих, вокруг него взрываются вещи. Последнее, правда, не свойственно другим детям в приюте — этой особенностью почему-то наделён только он. За этот дар (он же одновременно и проклятье) все его сторонятся. Никто его не любит. Никто. Ему приходилось справляться в одиночку. Он убирался в своей комнате с четырех лет: мыл окно и пол, протирал пыль с шкафа, едва дотягиваясь до середины, застилал кровать. Сам ухаживал за собой и своей одеждой. Почти всё время он был сам по себе, ходил только на уроки и приёмы пищи, на последние и то не всегда. В пять лет его отлучили от церкви. — Ребёнок с такими глазами создан не Богом, но сатаной! Дьявольское отродье. Не пускайте его в церковь, миссис Коул. Отныне Бог ему не помощник. — Прошло три года, а Том всё ещё помнит выражение лица того пастора, во время службы которого случилось то происшествие. Ведь он не хотел ничего плохого! Ему, наоборот, понравилась икона, вот он и хотел рассмотреть её поближе. Кто же знал, что она упадёт со стены и полетит прямо на него? Тогда ему запретили выходить из комнаты на целую неделю. Ему, конечно, приносили еду, но её было намного меньше, чем он мог съесть в столовой. Вообще, миссис Коул очень часто запрещала ему выходить из комнаты. Ей, и всем в приюте, так было проще — лишнюю головную боль совсем не видно. Вот и эти выходные он должен был провести взаперти. Надо сказать, что это был весьма условный запрет. Тому нельзя было лишь попадаться на глаза другим, не важно, воспитателям или детям, а так, он имел полное право передвигаться по всему приюту. По крайней мере, так считал он сам. Поэтому, сильно проголодавшись (про него явно забыли во время ужина), Том пошёл на кухню за хоть какой-нибудь едой. Всё в приюте было ему знакомо, ничего не нарушало заведенного порядка. До сегодняшнего вечера. Ему навстречу шёл мальчик, которого Том до этого момента никогда не видел. Новенький? Но что он делает в коридоре в такое время? На памяти Тома, новенькие в первые дни боялись ходить по приюту одни. А этот вот ходит. Выглядит обычно, вообще ничем не выделяется! У половины мальчишек в приюте такие же растрепанные волосы, такое же телосложение. Хотя он, пожалуй, слишком худой. Вот он подошёл ближе, они почти поравнялись, встретились глазами и… О Боже (иронично использовать это выражение, когда ты отлучен от церкви, а, значит, от самого Бога, но ничего не поделаешь: других слов у него в голове не осталось), что это были за глаза! Крона дерева, мох, малахит — глаза мальчика были одновременно всем и одновременно ничем. Как описать цвет, которого, как ему тогда казалось, не существует? Его глаза — мягкая трава, поляна, освещенная Солнцем, блестящий драгоценный камень. Его глаза — сама жизнь. В эти глаза хотелось смотреть и смотреть, смотреть и снова смотреть… По рукам побежали мурашки. Странное ощущение, как будто он уже знает этого мальчика. Разве такое возможно? Том ещё не слишком далеко отошёл от необычного мальчика, но уже ощутил потребность обернуться. То же самое, видимо, почувствовал и новенький. Они снова встретились взглядом. Том быстро отвернулся обратно. Его сердце забилось сильнее. Что за чертовщина? Следующая встреча произошла в саду на следующий день. Точнее, почти произошла — Том, ещё неготовый знакомиться со странным мальчиком, стал невидимкой (да, он и такое умел!). Мальчик, очевидно, расстроился — уголки рта у него медленно поплыли вниз. Но почему он вообще в его части сада? Сюда не заходят даже воспитатели! Неужели никто ему об этом не сказал? В сердце затеплилась надежда. Может, он тоже…ненормальный?

***

Незаметно наступил понедельник, а вместе с ним — первые уроки. Язык, письмо, математика, музыка. Похоже на его бывшую школу, хотя учебники были старее. Гарри всегда нравилось учиться. Здорово с каждым днём чувствовать себя умнее. Как будто весь мир был в его руках, когда он узнавал что-то новое. Учителям он, кажется, понравился. Правда, он всё ещё не говорил (и никто не пытался заговорить с ним), но это ничего. Зато он делал все задания, и делал правильно. А ещё в классе он сидел с тем самым мальчиком, Томом. Да, за последней партой, да, тот на него даже не смотрел, но это всё равно было хорошо. Он ему ни капельки не мешал, даже один раз помог — подсказал, какой ответ в тесте правильный. Гарри почему-то очень нравился этот мальчик. Привет, меня зовут Гарри. Листок аккуратно приземлился на тетрадь Тома. Тот, быстро посмотрев на него, смял и спрятал в карман. Он был его противоположностью — высокий, красивый, с карими глазами. Он был его копией — умный, одинокий, ни с кем не разговаривал. И было в нём что-то такое знакомое, родное, будто Гарри, совсем его не зная, знал о нём сразу всё. Поймать его для разговора никак не удавалось, после уроков он сразу куда-то сбегал. Разве Гарри ему совсем не нравится? Но нет, он бы это почувствовал. Гарри всегда мог понять, что чувствуют другие люди и очень гордился этим умением. Полезно знать, кому ты нравишься, а кому нет. Благодаря этому умению он всё-таки поверил священнику, когда тот сказал, что берёт Гарри под своё крыло. Это случилось в следующее воскресенье после первой литургии. Миссис Коул отвела его в церковь раньше всех остальных. Для специального разговора. Его уже ждали, и кто! Главный священник, Преподобный Ральф. То, что он говорил совсем не укладывалось в голове Гарри. — Мальчик мой, тебе предстоит великое будущее! Ты должен стать священником. Я поведу тебя по этому тернистому пути. Да поможет нам Бог! — Преподобный Ральф, говоря это, был действительно уверен в Гарри. Он это чувствовал. Я правда могу? Блокнот пополнился ещё одной надписью. Священник снисходительно улыбнулся. — Да, Гарри. Я вижу в тебе необходимую священнику искру. Не зря я дал тебе фамилию, подтверди то, что ты её заслуживаешь. Конечно, если ты не сможешь, то у тебя её не отберут, но мне было бы приятно, приложи ты усилия. И Гарри начал заниматься. На литургию он теперь шёл раньше, после неё оставался дольше. В понедельник и среду один приходил в церковь и наблюдал за тем, что входит в обязанности священника. Ральф подарил ему Библию, и Гарри зачитывался ею до поздней ночи. Теперь он знал, в честь кого читалась все те молитвы. Они обрели смысл и он поверил ещё сильней. Это было прекрасно. Он понимал, что существует — Бог и ангелы, и чего не существует — магии и волшебников. Его жизнь становилась всё понятнее и счастливее день ото дня.

***

Он провел в приюте уже месяц. Без друзей, но с защитниками. Оливер и его приспешники не осмеливались бить его — за ним стояли миссис Коул и Преподобный Ральф (Марту они не считали — ничего особенного она сделать не могла). Сильные противники. Однако, если они его чуть-чуть накажут, Гарри разве сможет кому-то рассказать? А в случае чего, они просто могут его шантажировать! Скажут, что разорвут его Библию, например. Именно с таким настроем они придумали план. Вечером в пятницу, после ужина, они подстерегут его в коридоре. Надо преподать ему урок — подлиз в приюте не любят. Гарри ни о чем не знал. Да и кто бы его предупредил? Благожелательно настроены к нему были лишь взрослые. Он возвращался с ужина один, но в хорошем настроении — всего день, и его ждёт новая литургия! Не знал Гарри и о том, что уже несколько дней его провожает до комнаты загадочный мальчик. Том, нечаянно подслушав разговор мальчишек, пришёл к выводу, что, во-первых, они глупые (он и так это знал, но теперь убедился до конца), ведь Гарри же может написать о них в своём блокноте, а во-вторых, Гарри надо будет помочь. Том не знал точно, когда они нападут, поэтому каждый день провожал его. Он уже думал, что и они испугались и передумали, но ошибся. Гарри уже полностью привык к приюту. Знал, куда наступать не надо, чтобы не попасть на скрипучую половицу, в каком коридоре светлее, где какой поворот. Поэтому, идя сейчас по коридору, Гарри совсем не обращал внимания на шорохи и необычные звуки. Но стоило ему завернуть за угол, как сразу же раздался противный голос Оливера. — Таак, вот и наш подлиза! Что, думаешь, сможешь получить всё только из-за красивых глазок? Не бывать этому. Получай! Нравится тебе? — и он, судя по звуку, со всей силы ударил Гарри, — Нравится вести себя как пай-мальчик? За такое поведение нужно отвечать. — Посыпались другие удары, и Том, испугавшись за мальчика, выбежал из-за угла. Но его защита оказалась не нужна. Произошло нечто — пол задрожал так, словно сейчас провалится, а все мальчишки разом отлетели от Гарри. Том вытаращил глаза. На этот раз это был не он! Гарри и правда такой же! Гарри лежал, закрывая лицо руками. Он чувствовал, как в его животе образовался огромный узел, запульсировал и, наконец, взорвался. Раздался грохот, и когда Гарри посмотрел вокруг, все мальчики, минуту назад бившие его, лежали на полу. Рядом стоял удивлённый Том. Оливер очнулся первый, взглядом отыскал Гарри и заорал. — Одержимый! Как тебя только пускают в церковь! — у него на голове быстро набухала шишка. Вдруг он резко вскочил и куда-то побежал. — Ты в порядке? — к нему подошёл Том. Гарри хотел было достать блокнот, но понял, что он куда-то выпал, — Просто кивни. Гарри посмотрел на Тома, затем кивнул. Том улыбнулся краешком губ. Подошёл ближе, протянул руку. — Встаёшь? У Гарри на лице расцвела широкая улыбка, загорелись глаза. Друг. Его первый друг. Он схватил его за руку, и тут произошло что-то странное: его словно ударило током, а потом окатило водой. Том, видимо почувствовал тоже самое, но руки не отпустил. Так они и стояли, держась за руки и глупо улыбаясь. — Соизвольте объяснить, что здесь произошло, мистер Бишоп! — миссис Коул явно была разгневана. — Он потерял свой блокнот, когда на него напали, — Том явно решил взять переговоры на себя. А что, наказанием меньше, наказанием больше, ему без разницы. — А вас, мистер Риддл, я не спрашивала вовсе. Вы просто негодяй, и я должна, я обязана была, выгнать вашу мамашу, пока она не родила вас здесь. — миссис Коул уже не говорила, но шипела. Гарри серьёзно подумал, что она сейчас похожа на кобру, — Мистер Бишоп. Я вижу здесь детей, которым явно плохо. Они без сознания, о чём я вообще! Мистер Крейси говорит, что это сделали вы, подбросив…подбросив их всех в воздух. Я, желая верить вам, святому Бишопу, а не хулигану Крейси, скорее бегу сюда. И что же я вижу? Дети действительно лежат на полу, довольно далеко от вас, а вы стоите невредимый, да ещё и в компании этого негодяя Риддла! — она немного перевела дух, — Я переговорю на счет этой ситуации с Преподобным Ральфом. Он будет решать, что с вами делать. Пока вы будете под домашним арестом. Марш в свою комнату! — тут она отвернулась от него, — Мистер Крейси, помогите мне, добегите до старших… Вы еще здесь, мистер Бишоп? И мистер Риддл, вы тоже. Кыш. На следующее утро Гарри позвали в кабинет. Его сопровождала Марта. В этот раз она не сказала ему ни слова, лишь презрительно посмотрела и отвернулась. Гарри ощутил себя брошенным. Но самое ужасное было не это. Кошмар ждал его в кабинете. Страшное известие — его отлучили от церкви.