131 г. от З.Э.
Три недели до прибытия в Королевскую Гавань кронпринцессы Висеньи Веларион.
В висках стучит кровь, как бывает всегда, когда она берет в руки меч. Кажется, у них это семейное-вместо того, чтобы быть леди -развлекаться с оружием и драконами, мятежничать, не посещая уроки септ. Познавая просторы, пока подружки вышивают на плотных тканях, пожирая глазами и разумом мощь, отдавать любовь и время силе. Драконы… Слово перекатывается на языке сладким превосходством, предплечья вновь наполняются силой, и рядом, точно у ног падает оружие младшего брата. Джейкерис морщится, потирая запястья, Висенья же довольно хмыкает, одним выточенным движением задвигая оружие в ножны, и смотрит пристально. Джейсу этот взгляд не нравится, обычно после подобного сестра выдаёт что-то в духе «ты хреновый боец» и покидает черные пески с чувством выполненного долга. Ему, конечно,плевать - всё же понимал, что силы не равны, что сестра с семилетнего возраста на мечах. Он же,до этого увлечённый бесплодными попытками изучить валирийский,взял в руки оружия всего пол года как. В этот раз тишина между ними затягивается. Темные, уходящие в пурпур глаза смотрят словно сквозь него -не понять, не поймать этот блуждающий взгляд. Хочется растормошить сестру в ту же секунду- его пугает такая перманентная задумчивость на красивом точеном лице. В несколько шагов сокращая то расстояние, что разделяло их,юноша слабо щелкнул двумя пальцами по покрасневшему носу напротив. Веларион пару раз оторопело моргает, наконец приходя в себя, переводя взгляд. — о чем думаешь? — брат не находит ничего лучше тактики спроси-узнай. Тем более, старшая Веларион никогда не скрывала от него абсолютно ничего-они делили поровну обязанности старших детей разных полов и всю жизнь, сколько помнили себя подставляли друг-другу плечи. — я выхожу замуж– четко и с расстановкой говорит она, не меняясь в лице и совсем не дрожа голосом. Широкая ладонь, стирающая до этого капли пота с висков и щек замирает, после откидывается вместе с ее хозяином на расстояние пары шагов. Джейсу тринадцать, и он не совсем понимает сути сказанных ему слов. Джейсу тринадцать, и он смотрит на сестру, всего двумя годами старше умоляюще, почти волком, и совсем тихонечко, в вое ветра и глушеном расстоянием крике драконов почти неслышно спрашивает — как…это? Потому что отпускать не хочется. Потому что замуж - значит, от дома подальше, и повезёт, если это подальше будет в нескольких лигах, а не в нескольких сотнях. Мало ли, что взбредёт отчиму в голову. Ведь именно он настаивал на том, что пора. Даже категоричная бабка Рейнис, и та говорила, что девочка к замужеству не готова, и спешить им некуда. Висенья смотрит в ответ так же отстранено как и несколько секунд назад, к его мольбам равнодушная. Поджимает тонкие губы, резко разворачивается в сторону замка, так, что скрепит скрепленная джутом кожаная одежда и торопливо шагает по тропинке вверх, скрываясь от глаз брата. Потому что ей тоже уезжать не хочется. Потому что её дом - Драконий камень и Дрифтмарк. И совсем немного - Гавань. Потому что ей страшно. Потому что она без семьи - никто, а семью эту к ней не допустят ни под каким предлогами. Как жаль, что от всего мира трусливым бегством спрятаться не получится.***
Тот же вечер, столовые Драконьего Камня.
За семейным ужином они все молчат. Рейнира смотрит в свою тарелку особенно виновато, ведь только что именно она объявила о том, что её единственная дочь вскоре станет женой Эйгона-того самого, слухи о «подвигах» которого крутятся на языках даже у немногочисленных жителей их острова. Но даже не эта новость, само проговаривание её,подтверждающее неотвратимость сказанного было мучительно. Тяжелее было молвить, что девочка обязана, по приказу короля и королевы, конечно, переехать в столицу, чтобы пообвыкнуться, выбрать себе фрейлин и научиться, видимо, дышать вдали от дома. Люцерис напряженно выдыхает, без интереса терзая кусок утки на тарелке, Джекейрис, которому эту новость сообщили на порядок раньше ,лишь сверлит взглядом то отчима, то мать, думая отстранено о том, как же они могли это допустить. Кто угодно мог стать мужем его сестры, он смирился бы с любой партией, но… Эйгон? Идея сутки напролет проводить на драконе уже не кажется ужасной - пусть так, пусть хоть сам медвежий остров на оконечности севера - только не он, не его чертов дядя-ублюдок. Деймон,как всегда,держит себя достойно -медленно пережевывает овощи, постукивая по бокалу кончиками слишком изящных для такого сильного воина пальцев. Бейла, показательно откинувшаяся на спинку стула и отодвинувшая от себя тарелку минутами ранее неосознанно вторит жесту отца. Висенья не молчала напряженно. Не плакала, не фырчала недовольно-она быстро расправлялась со своей порцией, ела с присущим ей после тренировок аппетитом, расспрашивала служанок, септу и нянечек об успехах младших единоутробных братьев-Визериса и Эйгона, никак не выдавала того, что осознает в полной мере, почему вся её семья сейчас сидит тише воды и даже не притрагивается к пище. Терпение её лопается через тридцать минут. Заканчивая с персиками, замоченными в меду, протирая сукном губы,девушка вскидывает голову, взыскательно смотря на всех них по очереди, заставляя поднять глаза в ответ, отвечая взглядом на взгляд. Все держатся. Кроме Деймона. Он фыркает, потирая переносицу, поднимая брови вверх, спрашивая безмолвно риторическое «ну что»? — вы словно справляете мои похороны — вырывается с долей недовольства- бледные девичьи губы степенно обхватывают кромку бокала, делая глоток– как-будто династические браки для поддержания положения семьи и государства среди наших родичей такая уж редкость. — ну уж точно никому не везло так, как тебе, сестрица — они ,наконец ,взрываются по очереди.Бейла говорит тихо, но проникновенно, и мать жестом просит слуг удалиться, оставить господ одних. Старшая из близнецов Таргариен продолжает лишь тогда, когда за последним захлопываются двери. — сам Эйгон Таргариен. Разве не честь? Муж, что и дня не может прожить без вина и шлюх. — Бейла! — рыкает Порочный принц, звучно возвращая на стол бокал, расплескивая дорнийское красное каплями на белые скатерти. — следи за языком! — о, простите, что хотя бы я решила вытащить его из задницы и показать, насколько глупа ваша идея! — в ответ зарычала девочка, хлопая по столу ладошками, отодвигая со скрипом стул. Язык, тот самый, из-за которого столько баталий развелось,и,видят Боги, ещё разведётся, у Бейлы был острым, а рот, как иногда причитал отчим-грязным, ведь, выращенная в большей степени в Дрифтмарке непокорная принцесса наобщалась с матросами, желая быть к народу ближе, и нахватала дерьма столько, что Рейнира порой не знала, куда себя деть, когда миловидная, нежная на первый взгляд девчонка начинала спорить с её мужем, используя весь свой богатый арсенал. Семья переругивается. Маленького ещё для обилия слов,за произнесение которых рот с мылом вымыть хочется,Люцериса,за руку выводит Джейс, в последний за ужин раз оборачиваясь на сестру. Бейла пулей вылетает в ту же дверь несколькими минутами позже, за ней, более уверенным и сдержанным шагом выходит Деймон, но лицо его, нечитаемое, не обещает ничего хорошего. Отрада королевства падает на стул без всякой грации, прикрывая ладонями лицо и задушенно вздыхая. Потом, кажется, через несколько до вечности долгих секунд отрывает руки от глаз, думая о том, как до неправильного долго посмела скрыться от проблем в темноте. И смотрит на дочку. Висенья криво ухмыляется одним уголком губы, опрокидывая в себя вино, сама подливает новую порцию, уверенно и расслабленно, и так напоминает Рейнире его, что хочется скулить и снова прятаться-ведь скоро видеть это, замечать схожесть жестов рук и взглядов будет не только она. Её девочка, нежная девочка ,не получив ответа на свою кривую попытку поддержать ,опускает голову и выдыхает, поднимаясь со своего места. Подходит к ней в два шага и крепко прижимает к себе, к своей груди, в которой ,на удивление,мерно, спокойно бьется сердце, словно она не услышала ничего, что может в момент переломить ей позвонки, один за другим с наслаждением, словно Рейнира действительно озвучила приятную новость, а не приговор. И это успокаивает, так успокаивает, что мать обнимает в ответ хрупкий висеньев стан, прикрывая глаза, и обещает, что она ещё успеет всё переменить, уберечь её, отсрочить, избежать решения. Ведь у них ещё так много времени, правда?***
Ночь того же дня, покои принцессы Висеньи Веларион.
Ночь на Драконьем Камне всегда была темной и опасной для обычных людей. Но Таргариены не обычные люди-они всегда были ближе к Богам, потому Висенья не боялась даже близко. Лишь коротко выдыхала, сжимая подрагивающими пальцами сукно, на котором не аккуратными, скачущими стежками - работа детской и явно далеко не самой умелой руки - была вышита геральдика их дома. Особенно громкий выдох сорвался непроизвольно, наполненный тоской. «Красный замок горел. Горел огоньками, горел в отблесках света на шелке, горел драгоценными камнями, горел каминным пламенем и тысячью свечей. Но они не обращали на это никакого внимания- Эйгону едва исполнилось десять, сегодня день празднества его именин. Он не чувствует это, не чувствует праздника, ведь он не для него, не про него-еще один минус венценосной семьи -даже когда всем кажется, что ты окружен любовью и привилегиями, на самом деле всем плевать, на самом деле никому ты не нужен. Лорды пьют за его здоровье - большинство из них его в глаза не видело, и это кажется ужасающим лицемерием. Хочется послать их всех - он уже знает как, ему рассказал Кристон Коль, мамин рыцарь. Ну как рассказал - Эйгон подслушал, но это не имеет значения. В нём уже чаша,для него, в сущности, почти ничего значения не имеет, обрушился на них потолок хоть сейчас- чашу эту он стащил, пристрастие к вину, жажда,ещё контролируемая,но боле ничем не утолимая,появилась ещё годам к девяти. Служанки безропотно выполняли с самого его детства приказания равнодушного отца-короля, когда тот просил налить малолетнему сыну, и скорбно качали головами, размышляя, что же, в итоге, из сына этого вырастет. Эйгону было не до размышлений - почувствовав тепло, разливающееся от горла к нутру он спал спокойно, был весел, и, главное, не доставлял хлопот своему венценосному папаше. Племянница рядом с аппетитом поглощала сладости, которые он, под страхом лишиться пальцев или рук сразу ,о,чудо- тоже стащил из кухни во время подготовки к его торжеству. Она ,его принцесса, единственное, что имело сейчас значение,без стеснения, прямо в аккуратных шелковых туфельках сидит на его кровати, пока няньки, которые должны были следить за ними и,естественно ,получат нагоняй, если их хватятся,пьют вместе с фрейлинами прибывших знатных дам за здоровье юного принца из графинов, так же стасканных из кухни. Неудивительно-столы ломились, Таргариен сам видел, нелегко заметить, что какое-то блюдо или пару кувшинов с них пропали, всё же недельное празднество было более чем помпезным. Он думает об этом всем совсем нерадостно, не так, как обычно о днях рождения думают знакомые ему мальчишки-конюхи или оруженосцы. В иные дни Эйгон ухмыляется довольно, вздергивая подбородок-он ощущает себя даже старше четырнадцатилетних юношей, понимает больше,чем они. Однако ,в такие вот дни ,как этот,ему не хочется ни ухмыляться, ни делать вид что он в чём-то лучше этих мальчишек-хочется только закрыться в своей комнате и не впускать никого-ни в неё, ни в свою голову. Висенья-исключение. Она всегда была исключением в своих легких платьицах и ещё щербатой из-за молочных ,вечно выпадающих зубов,улыбкой. Честной и искренней-в глубине души Эйгону до боли в сжатых кулачках хочется оградить племянницу от тех осознаний и мыслей, к которым он так скоро и безрадостно пришел сам. Потому в свою обитель, панцирь, помогающий скрывать горечь маленького, потерянного создания ,он пускает её,не скрипнув сердцем -распахивает галантно двери и улыбается на неуклюжий реверанс, в ответ получая звонкий девичий смех. Висенья чиста, окружена любовью, и Таргариену хочется сохранить эту чистоту, слышать чаще этот звонкий, нетронутый печалями смех. Абсолютно платоническое и понятное ему чувство, жаль мама не понимает, заставляя стоять от девчушки в нескольких метрах на каждом приёме. Один раз он слышал, как с уст королевы, укрытой, как она думала, от посторонних глаз стеной и плечом вечно хмурого и бесконечно преданного Коля срывается горькое «похоть, направленная на родичей-их семейное проклятье», и не понимал, почему, от чего она взяла, что чувство, что вызывает в нём племянница-похоть? Он не был так невинен, знал, что это такое, однако никогда в его помыслах не проглядывалось ничего настолько грязного. Обесчестить дочь старшей сестры, ему казалось, можно даже такими мыслями. Грязными,отвратительными .И он не желал прикладывать к этому руки. Он обещал её беречь- все рассказывали. — Эйгон! Эйгон, попробуй, это так вкусно — звонким голосом вырвала из мыслей фраза, и ручка, аккуратная, пухлая в силу возраста ,обыкновенно протянула ему половину Дорнийской, кажется, сладости. Принц едва заметно поднял уголки губ на это предложение-приказ и откусил небольшой кусок, на секунду жмурясь от удовольствия-вкус неприторный, растекается по горлу чуть заметным теплом. Висенья этот его секундный жест приняла как личную победу и тихонько засмеялась, вкладывая целый кусок ему в ладонь, устраиваясь поудобнее на шелковых простынях. — ну-ну, маленькая принцесса, это слишком много для меня. — качает он головой, но племянница лишь фыркает, снова задорно улыбаясь, пихая его сжатую ладонь ближе к груди, вызывая в ней же странное тепло — умиротворяющее чувство, что успокаивало его дракона. — спасибо… Знаешь, а ведь у меня для тебя кое-что есть. — вдруг вспоминает Эйгон. Добытие этого чего-то ему обошлось большой кровью-унижение перед Хелейной и смешков сидящего позади него Эймонда чуть не заставило бросить начатое, но предвкушение от реакции Веларион подтолкнуло закончить работу. И вот,теперь он выуживает её из верхнего ящика резного комода черное сукно, золотыми нитями на котором был вышит трехголовый дракон. Частичка его души сейчас почему-то показалась глупейшим подарком- неаккуратно, совсем не так, как он хотел, но племянница позади уже сидела, внимательным взглядом прожигая спину и затаив дыхание. И он всё же решился, ведь некуда отступать- пальцы дернулись, сжимая жесткую ткань и потянулись к беловолосой девочке, несмело открываясь. — это… Мне? — неловко спросила она, смотря на ткань пурпурными глазами, также несмело протягивая руку, словно боясь, что подарок отберут. — тебе — подтверждает принц, борясь с желанием отвести взгляд. Висенья едва заметно краснеет, бормоча что-то про то, что сегодня точно не его очередь дарить и принимает платок из его ладони, раскрывая на своих коленках. В начале не было никакой реакции вообще, он даже не мог видеть её лица из-за опущенной головы-его скрывали растрепавшиеся волосы. «глупость, какая же глупость, Эйгон. Она леди и сама может вышить себе сколько угодно этих дурацких платков, о чем ты только думал.теперь она будет считать тебя идиотом» лихорадочно думалось ему. Однако вскоре он услышал первый задушенный всхлип. Испугался жутко, касаясь покатых плеч. — моя принцесса…? — дядя — Веларион вскинула голову резко. щеках виднелись дорожки слез, глаза были полны ими, но Эйгон больше не боялся- ведь на губах её играла широкая, счастливая улыбка, которую она дарила только родителям, младшим братьям и ему. В глазах этих - восхищение всего мира, словно он преподнес ей корону,целый мир, а не один лишь крохотный платок,кривой и неправильный. Именно эта улыбка,именно этот взгляд заставляли его совершать безрассудства-под действием такого простого жеста со стороны малышки он чувствовал себя самым нужным, самым важным человеком на свете. — он замечательный, спасибо… — говорит уже тише, прижимаясь щекой к его плечу-видимо, он так старательно рассматривал её лицо, что заставил смутиться собственных слез, спрятаться в крепких объятиях тут же подхвативших её рук. — нравится? — поинтересовался тихо, поглаживая жидкое серебро в попытке успокоить. — очень. — губы растекаются в безусловном счастье, кажется, совсем не спрашивая воли принца, а следующие слова добивают окончательно, отпечатываясь на сердце, познавшем слишком много лишений для столь юного возраста — Я буду хранить его всю жизнь, клянусь!» В дверь стучатся. Флер от теплого детского воспоминания, одногоиз многих, связанных лишь с ним рассеивается, словно туман по наступлению жаркого дня. Глаза закрываются, их пощипывает от невысказанного, невыстраданного, но плакать она не может. Ведь если матушка прознает об этом, будет чувствовать себя ещё более виноватой. А Висенья уже решила про себя -Эйгон не худшая из возможных партий, может, даже лучшая. Да, придётся покинуть дом, вернуться к столице, пыль которой душит, но если это поможет их семье восстановить то хрупкое равновесие, что теплилось угольками раньше, она готова стерпеть что угодно. — кто там? — проронила девушка, быстро пряча платок в верхний ящик комода за тетрадью в кожаном переплёте, надежно скрывая своё сокровище от лишних глаз, после устало прикрывая глаза, приваливаясь на кровати обратно. Дверь открывается тихо и осторожно, чтобы не перебудить слуг, и в проёме показывается сразу две головы- Рейна и Бейла, что всего три дня как прибыла из Дрифтмарка, оглянув комнату по периметру ,не спрашивая ,заходят в её покои. Последняя мягко машет рукой, и следом за девочками пространство заполняют по очереди Джейс, Люцерис и Джоффри. Последний смотрит на неё особенно грустно, подходит к кровати и залазит на неё сверху, причинам простыни - глазенки от слез блестят,и ей хочется,так хочется навсегда отобрать у юного братишки все душевные боли. Холодные ступни щекочут Висенье голень, и она недовольно хмурится, обхватывая ноги брата горячими по-драконьи ладонями, грея. Но мальчишка не смеется, смотрит слишком серьёзно глаза в глаза, таа, что щемит в сердце. Терпеливо, согреваемый сестринскими руками малыш ждет, пока все усядутся на шелка и начинает тихо: — ты уезжаешь к Эйгону, да? Звенит в ушах, тело сковывает неприятно, и Веларион едва удается скоро сглотнуть подкативший к горлу комок. — Сенья… — Рейна опускает голову на её плечо, полулежит и тихонько, успокаивающе дышит. Вскоре все сиблинги облепливают её со всех сторон-Люк устраивается в ногах, Джейс занимает второе плечо, Бейла опускает голову ей на живот, поджимая ноги, переплетая их с ногами Джейса, а Джофф, не получивший ответа на свой вопрос ,устраивается под теплым сестринским боком, жмурясь, стараясь отпечатать в памяти этот теплый момент единения, в котором его мягко щекочат волосы Люка, а рука сводной сестры Рейны проходится по лопаткам, успокаивая. Они лежат, сплетясь конечностями ,словно драконы, только родившиеся, греющие себя и друг-друга теплом и безотчетной привязанностью, выражаемой каждым движением, улыбкой, взглядом. Висенья благодарит семерых за то, что ложе достаточно велико для них всех, за то, что эти «все» рядом, живы и здоровы, и наконец прикрывает глаза. Рядом с братьями и сестрами можно отпустить сомнения и страхи и хоть немного отдохнуть от тягот,ожиданий и сожалений. С братьями и сестрами так спокойно, как не было ни с кем. Ни с кем, кроме Эйгона. Но это было так давно, что она предпочитает об этом забыть, погружаясь в глубокий сон. На утро их находят родители. Слуги с ног сбились, пытаясь найти младших детей четы, но Рейнира, будто точно знающая, где прячутся её дети, взяв под руку везде сопровождающего её Деймона ,направилась к покоям старшей дочери, приотворяя дверь. Губы трогает горькая усмешка, когда она видит детей, прижавшихся друг к другу кто как. Деймон понятливо хмыкает, прижимая жену ближе к себе, впитывая в себя нежную привязанность детей, не подавляя гордости. Гордости за дом Дракона.