не сломленные: и вспыхнет пламя.

133 год от З.Э.

Два года и пять месяцев от прибытия кронпринцессы Висеньи Веларион в королевскую Гавань.

Королевский Корт, Красный замок.

Полдень.

— напомни, почему его нет? — он держит экзамен в цитадели — Люцерис стал слишком ловок — Эйгон за ним почти не поспевал. Груда мышц, в которую медленно, но верно превращается когда-то щуплая фигурка ,совсем скоро сможет одним ударом снести любого мечника. Аррик наблюдает за ними в пол глаза — но не потому ,что ему плевать, и даже не из-за того, что перед ним во всю выписывает круги ладошками Сэнд- он уверен в своём оруженосце ровно на столько, чтоб не ожидать от него ничего, кроме победы. За предрешенными боями всегда тоскливо наблюдать. Рядом Корианна насилует фехтовальный круг — супруга позволяла своим девицам слишком много, но Эйгона это волновать не должно. Чёткий заход с правого плеча — вот, на что ему следовало обратить внимание. Поздно спохватился, правда-деревянное остриё уперлось ему в межреберье. Белёсые волосы липнут на лоб-пот течёт струйками. Племянник лишь насмешливо улыбается, зачесывая назад свои едва влажные кудри. Малыша Люка теперь почти неприлично называть малышом, да и Люком-тоже. Принц Люцерис — почти с него ростом в свои почти пятнадцать, обогнавший в достижениях почти всех оруженосцев замка, единственный, с кем Эймонд — безупречный средний братец — добровольно становится в пару. Последние несколько месяцев — до этого он, как угорелый, скакал по корту с его племянницей-женой, но это всё мелочи жизни. — убит. — да ладно? Спасибо, капитан очевидность — отфыркивается таргариен, сплевывая на пыльную землю — не будь Хоберт так занят дохера важным разговором с Колем, ему бы прилетело по шее. — сколько яда — Люк играет бровями, отпрыгивает как раз вовремя- Эйгон как раз планировал снести ему башку самой острой частью этого тупого меча. — вот поэтому вы деретесь деревом — Кристон выглядит так, словно своей шуткой перещеголял юмористов всего света — принц жеманно усмехается, едва держась от неприличных жестов. — может, подеремся на нормальных мечах. А, Сир? — Веларион-Стронг всё ещё не оставляет жалких попыток наладить хоть какие взаимоотношения с этой непреступной глыбой. Колю от его вечных вывертов ни горячо, ни холодно — его презрение поубавило в своей интенсивности, но не сумело исчезнуть вовсе. На их с Люцерисом беседы без слез не взглянешь — словно ребёнок, не понимая, что перед ним стена, раз за разом кидает вперед игрушечную лошадку с набалдашником, получая этой же лошадкой по смазливой роже. — благодарю, не имею желания, мой принц — нагло спизженое у любимой матушки обращение сидит на бескровных губах,как влитое. Эйгона напыщенный индюк всё ещё раздражает. И только поэтому, а не потому, что вся ситуация весёлая ,он позволяет себе закатить глаза одновременно с будущим лордом приливов. Что спорно, конечно. Корлисс закипал — медленно и со вкусом. Третий месяц подряд он шлёт Люку личные письма — спасибо, Эймонд — в последнем даже пообещал перейти на письма лично королю — спасибо, Висенья, несомненно важная информация. Владетель Дрифтмарка настаивал- внуку пора начать обстоятельное обучение в родных землях. Их отношения медленно, но верно портились — Рейнира распереживалась настолько, что послала до скрежета формальное письмо заклятой подруге с просьбой как-нибудь повлиять на сына. Видимо боялась, что через год на него смогут повлиять разве что боги. «– пиздец, тебя хуй найдешь — на улице-ливень. Люцерису, в прочем, абсолютно срать — может, не совсем он и бастард. Эйгон вот прям сейчас готов отказаться от чего угодно, лишь бы не мокмокнуть — ну так не искал бы — выдыхает племянник на грани раздражения, начищая и без того блестящий меч, подаренный сестрой на именины. Как будто он сел ровно в центре корта, чтобы ему было, что с острия стирать. — Висенья волнуется. — рад за неё — ого, это что-то новенькое. Вообще, весь выросший Люк- что-то новенькое. Его едва успевший вспыхнуть к младшей Мартелл интерес быстро затушили разогретые огнём рыцарские купальни. Таргариен наивно полагал, что племяннику просто нужно стать старше — но в борделе, среди кучи самых красивых женщин королевской гавани, выставленных на «продажу», он лишь скептически смотрел на дядю, так, что тот в целом зарекся помогать мальчикам стать мужчинами. Будущего Лорда, кажется, заботила лишь служба и занятия, занятия и служба — пока они все ленно подпирали спинами кресла, он сражался. Бегал по замку с кипами бумаг — дослужился до ключника, разнося важное важным. Читал — оказывается, ему легко давался валирийский, стоило просто не забывать о нём, как о чём-то ненужном. И, несмотря на запал, все действия выглядели беспорядочно, судорожно — словно он бежал не к деснице, а от собственных проблем. Никто не замечал — все хвалили, даже королева, оттаявшая наконец. Эйгона покладистостью не обманешь.Эйгон знает, чего племянник добивается. Эйгону… Действительно жаль. Они ведь похожи. Люцерис Веларион не выглядит,как человек, желающий что-то ,кроме честного труда. Его интриги ломают уже сейчас — а ведь он не принимает в ним никакого участия. Забавно даже, сколь разными уродились сестринские отпрыски — свою жену он может днями не видеть — приёмы, балы, дела фондов идут одно за другим, прерываясь лишь на беспокойный сон и нервные метания. Финалом стало что-то вполне ожидаемое — в их покоях трижды на дню стал появляться служка, пробующий каждый кусок, который им должно было отправить в рот. — да ладно, уверен, он давит не настолько сильно. Видимо, настолько. Племянник смотрит волком, хмурит кустистые брови и протягивает ему пергамент, почти насквозь мокрый-видимо, он уготовил для писем деда две судьбы — пожарище и утопку. — однако — слова, которые Лорд Приливов назвал увещеваниями ,больше похожи на угрозы– «…и обязанность твоя- прислуживать дому своему с достоинством и честью, и коли ты не можешь сделать этого, придётся принять ряд мер… » — высказанные условия душат даже его — начинает вдруг казаться, что часть капель на точечном лице напротив- слезы. — прислуживать… — Люк громко сплевывает. Вообще-то, это поведение, принца совсем недостойное, но он отпустил условности, делая моветон закономерностью — я рождён служить, а не прислуживать. » — эй! Эйгон, твою мать — остриё заменяют пальцы- Таргариен стал слишком часто скатываться в осмысленные рассуждения. Потеря, воистину. Стоит, пожалуй, вернуться к вину — племянница права, ему действительно вредно думать. — прости — бормочет на автомате, отрываясь от тёмных зелёных глаз, промаргиваясь. Ливневая сцена окончилась почти братскими объятиями и горькими, редкими слезами. Люцерис решил, что между ними разломились последние стены, Эйгон решил, что ему, пожалуй, не помешает хотя бы один человек, не желающий забрать всю власть мира в одни единственные, желательно свои, руки. Так и жили — не в мире, но и не в войне- ему хватает внутренней с головой, абсолютно точно. — ничего — Веларион жмёт плечами, со звоном опуская меч в ножны — пойдём, поедим и в родильные. Нас заждались. Родильные… Точно, у него ведь скоро появится сын. Или несколько сыновей- черт разберёт, как трактовать расплывчатые мейстерские формулировки. Жена была рада — он тоже, сын — это здорово. Возможно- он правда не знает, ему едва ли двадцать исполнилось, он вообще не знает, что делать, кроме как ослепительно улыбаться на любые поздравления. — да… Да, пойдём. Младший принц снова смотрит на него понимающе — и очень напоминает Дейрона. Не желая больше напрягаться, он позволяет мыслям плавно перетечь на дела насущные, В штормовом пределе брата не будет, и весь гнев Господень в лице их главного за все грехи наказание- читать как «Бейла, блять, Таргариен» — обрушится на их головы. У него не осталось ровно никаких сил терпеть эту поразительную в своей бессмысленности драму, но делать нечего. Всяко лучше, чем осознание, что он заходит слишком далеко. ***

Сады родильных покоев, королевская гавань, тот же день.

— я отрежу ему член. Эймонд скептически вскинул бровь, покрепче перехватывая сына- Джехейрис, моргая глазками-блюдцами, тоненько выспросил, что значит «член». — и чему Вы только учите будущее государства, Ваше Высочество — Арра хохотнула, тут же, впрочем, меняясь в лице — Рикон, опасно накренивши одну из ваз, увлечённо лепетал что-то абсолютно очарованной северным лордом Джехейре. Корианна и Алиандра переглянулись- в глазах обеих дорниек плясали огни-фонарики счастья и задора. Для Красной партии — именно так величали их уже который месяц, день был воистину знаменательным. Пополудни, собравшись небольшой компанией главных действующих лиц, они взойдут по ступеням в карету, вереницей отправятся по королевскому лесу в сторону штормового предела- дражайшая Кассандра пожелала видеть близких подруг раньше прочих в своей родовой обители. Всё же, через пару быстро летящих недель она выходит замуж. Лорд Боррос уж пол года не умел устоять на собственных ногах. И одним из, как выразился он сам, «последних желаний» его было увидеть своё старшее, хотя бы старшее, дитя счастливым при алтаре. Леди Баратеон поспешила удовлетворить желание батюшки, не без помощи, естественно, будущего супруга- по столь важному поводу мастер над шептунами удалился со двора с месяц назад, укатил в сторону земель ярости- по его скромному мнению, церемонию стоит провести именно там, ведь Хорренхолл- слишком пугающе-призрачное место для праздника, ставшего для него знаковым. — Боги… — от размышлений отвлекло задушенное кряхтение со стороны лежанок- принцесса, неловко приподнявшись на локтях, с силой прижала погретые о чашу с кипятком ладони к скрытой лёгкой алой тканью пояснице. Одноглазый принц, отдав сына жене- Хелейна уже битый час вышивала одно и то же на плотной ткани будущего детского покрывальца -тут же поднялся на ноги, подав племяннице руку. Благодарно кивнув, девушка покрепче перехватила того за предплечье, поднимаясь на ноги — навстречу, со стороны выхода в родильные сады к ним двигались, громко переговариваясь, две фигуры. Арра хмыкнула, наблюдая, как трепетно расправляет ткани одежд роженицы Эймонд- не знай она лично о тёплых отношениях между ними, могла бы грешным делом надумать о связи, нежелательной для дам обременённого положения. Старк до сих пор казалось странным — замуж, да ещё и за близкого родича. В ней сия мысль вызывала лишь лёгкую неприязнь — во многих северных лордах, пусть и безоговорочно преданных короне, она же вызывала жгучее негодование. Доктрина исключительности на деле казалась извращением мужам и дамам, свято чтившим любые писания. Однако, наблюдая за подругой, мягкой улыбкой благодарящей дядю, северянка остро ощущала — те сношения, что они наблюдают сейчас-самые что ни на есть родственно-теплые. Будучи отцом и матерью, дважды пережив муки бремени вместе, супруги-Таргариены всячески помогали племяннице, Эймонд- сопровождая где угодно, Хелейна- развлекая разговорами и прогулками. Что оказалось куда плодотворнее и необходимее, чем могло казаться. Принц Деймон, получив личное извещение — о беременности не было сказано ни в одном письме — сорвался с насиженного места в военном лагере на трёх сёстрах практически на следующий день. Устроил разнос- слуги боязно шептались о том, что крик в королевских покоях стоял оглушительный. Потребовал ежели не решить вопрос, то поместить падчерицу под строгий надзор — это уже со слов сюзеренки, поскольку столь деликатные слова о крепко хранимой тайне были после пересказаны ей самим отцом, с которым она здорово повздорила по поводу разбирательства уже после. Арра не считала опасения его Величества пустыми — принцесса Алисса, принцесса Дейла, королева Эйма- женщины, более всех близкие по крови Веларион, кончали жизнь родильной горячкой, одна из так и вовсе зачала в том же нежном возрасте, что Висенья, по итогу не дожив до первых касаний младенца-дочери. — любовь моя. Что ж, причина, по которой любые усилия будущего короля- консорта были напрасны широким шагом преодолела последние дюймы расстояния, перехватывая эстафету у младшего брата. Тепло улыбнувшись, Её Высочество коснулась щеки мужа губами, крепко прижимаясь виском к его плечу. Алиандра на этот жест оскалилась довольно — кто мог подумать, что изначально пахнущая глобальным провалом идея сможет обернуться столь удачно? Принцесса провела в родильных покоях три дня от отъезда отчима. Прогремевшая в очередной раз ссора — Визерис, к которому с претензиями и обращались уже жалел, что когда-то позволил своей кандидатуре мелькнуть на великом совете, ей богу, его сведут в могилу собственные родичи- определила её дальнейшее существование на ближайшие четыре месяца. Заявив права на выбор досуга супруги, принц Эйгон велел свите запрячь кареты и пуститься вперёд по объездным дорогам к королевскому тракту — им необходимо прямо сейчас подыскать себе достаточную свиту. Дорнийская принцесса не могла утверждать, что происходило там, однако, по слухам, новоявленная супружеская чета, что увезла с собой едва шестьдесят человек, а вернулась почти с двумя сотнями, показала себя в лучшем свете. Принц занимал всё время лордов — Соколиная охота, прогулки верхом, беседы о политике и философии — ранее считающие его глупцом и пьяницей всё чаще говорили, что парень на самом деле толковый, разве что не употребивший свои таланты в нужное русло — словно алмаз без должной огранки. Принцесса же всё время проводила с леди. Сблизившись с королевой Алисентой, взяв пару уроков, на время путешествия она отложила в сторону меч, вооружившись обаянием. Совместные завтраки и выезды на пикники, походы в септу и библиотеки- ей доверяли секреты, убранства, даже детей- напомазав их елеем на долгую, счастливую жизнь, Веларион мягким поцелуем в лоб запечатала на дюжине знатных девочек своё право зваться их духовной матушкой, приводя матушке плотских в восторг. Под четким руководством расчётливой Кассандры и оказавшейся хитрой на язык Гвендолин Тирелл, присоединившейся по воле отца к свите Висеньи после свадебного турнира, в тот же день облачившейся показательно в красный шёлк, результат таких встреч почти всегда был одинаков-не скупясь, разбрасываясь казеными деньгами, красная принцесса торжественно вручала новым знакомым рубиновые украшения, которые те, словно подписываясь под новоиспечённым союзом, не менее торжественно возгружали на тела свои в тот же миг, отвечая пылко на благодарственные лобзания. Так и вышло- юная чета собрала вокруг себя достаточно преданных людей. Принцесса Рейнира, несомненно, старалась на месте не сидеть, однако любая её потуга была похожа на истеричную попытку угнаться за более успешной дочерью — народ отныне не скрываясь называл её надеждой короны и второй Алисанной, что была дарена им за десятки лет монаршьего равнодушия. Флорис, сейчас с благодарным кивком принимающая охлажденное вино из рук Мелисандры сбилась с ног — в своей пятнадцать она владетельствовала документацией обоих общирных фондов королевских детей, и это, к её радости, сделало девушку желанной супругой многих юных и не очень лордов — известно было, что минимум четверо на турнире в честь свадьбы дорогой сестры пожелают снискать её расположения. — какого… Чёрта ты от меня бегаешь?! — Люк, запыханный и недовольный, всё ещё в форме упёрся ладонями в колени, переводя дух — вместе с дядей последние два часа они потратили на тренировки. Сир Аррик громко захохотал, хлопая юнца по плечу- Сэнд, на которую он секундами позже перевёл внимательный, преданный взгляд зарделась, едва заметно кивнув. Его высочество Веларион за последний год заметно похорошел — вытянувшись, почти пятнадцатилетний юноша не перегнал в росте разве что среднего дядю — тот, стараясь успокоить волнения племянника всучил ему в руки младшего сына. Мейлор, не стесняясь, протянул ладони к длинным тёмным кудрям- присутсвующие в момент этот словили себя на пугающей мысли о призраках далёкого Хорренхолльского прошлого. — это не бег- тактическое отступление — устроившись позади супруги, Эйгон подложил под живот её ладони, приподнимая — с довольным выдохом принцесса прикрыла глаза, тут же ойкая– и тебе привет. — мне кажется, она убьёт Вас– доверительно пробормотала Арра, вызвав общий смешок — лишь Хелейна нашла в себе силы маскировать его под кашлем. Дети- по предворительным оценкам мейстеров двойня- всегда охотно отзывались на любое отцовское касание, вызывая материнское недовольство, пусть и напускное — Висенье радостно было осознавать, что хотя бы на краткий миг столь трепетного события они все находятся в относительном мире и спокойствии. Здесь, в родильных садах, окружённых слугами и стражами- королевский протокол всячески запрещал беременным монархам как либо объявляться на публике, подвергая себя опасности — все близкие ей люди наконец обрели покой, находясь в тёплых объятиях нового, следующего по пятам счастья. Леди Старк, улыбаясь до боли тепло подоспевшему чуть позже супругу с тихим смехом следила, как тот без всяких усилий подхватил на руки вначале сына, после- его звонко хохочущую невесту. Хелейна на этот незатейливый жест лишь приподняла уголки губ, возвращаясь в объятия супруга. Тот как заведённый во всю спорил с племянником- возмужавший Люк, для которого корт и белая башня стали вторым домом отвечал в ответ так же горячно, трепетно удерживая увлечённого взрослыми разговорами Мейлора, через раз оставляя на светлой макушке поцелуи. Меж этими двумя, связанными кровавым прошлым особо остро чувствовалось желание уйти от распрей- Эймонд и Люцерис, к удивлению двора стали практически неразлучны во времена свободные от бремени государственной службы. Флорис и Мелисандра, наблюдая за полемикой со стороны тихо переговаривались- последняя чуть плечом не опиралась на сира Каргилла, всегда стоявшего за её спиной незримой защитой. Приличий они не нарушали, и часто было горько наблюдать за тем, как огонь вспыхнувших чувств юным и влюблённым приходилось меж собою тушить. Гвейн и сир Хоберт- причина частых пропаж её мужа, последними проследовали в сады, громко приветствуя внуков и племянников — Джехейра, терпеливо дождавшись, когда её наконец отпустит будущий свекр, с разгона налетела на сира Хайтауэра. Взгляд бесконечно зелёных глаз трепетом прошёлся по фигуре принцессы- очерченные изящно губы поджались, стоило заметить руки Эйгона. Возможно, всё было не настолько хорошо — Гвейн со всем рвением держал данное оберегать её душу и жизнь слово, не отходя ни на шаг, и наблюдать, как он сгорает в собственном, ничем не продиктованном чувстве привязанности было больно, словно муки они с Висеньей делили на двоих. Он был хорош, слишком-возможно лучшим из тех, кого ей когда-либо доводилось знать. Сердце без червоточины-источник, терпеливо питающий её гниющую, израненную плоть. Яд интриг пропитывал насквозь- принцесса чувствовала, что не сможет отмыться, даже если ей захочется. — всё в порядке? — дядя шептал почти неслышно, перенимая её дрожь всем своим существом — десятки, сотни разговоров пошли их зарождающейся любви на пользу. Давшая первые ростки в пыльных винокурнях, где касания были продиктованы гонением и похотью, сейчас она давала спелые, сладкие плоды — без Эйгона за спиной своей Висенья чувствовала себя обнажённой, рядом с ним же, в его руках — защищённой от любых страхов и опасностей. — да… Да, всё хорошо. — я отвоевал у отца твоё право ехать. — знаю… Спасибо. Муж лишь крепче сжал её ладонь перед тем, как отойти к деду-лорд Высокой Башни с усмешкой потрепал его по ещё влажным волосам. Принцесса вздохнула, вновь опускаясь в свои кресла — ими были уставлены все сады. Весь о её бремени, слишком скоро ставшем общеизвестным была почти моветоном, смущающим общность — обыкновенно даже родичам, живущим в отдалении о новости визитом сообщали родичи, что жили поближе. От того скрытность, ныне ненужная, практически сводила с ума — уже с месяц своё существование её высочество вынуждена вести в родильных покоях — закрытом месте, со своими садами, кухнями и даже септой. То тут, то там тенями мелькали многочисленные слуги и блюстители порядка, охраняя высокопоставленных дам и их будущих отпрысков. Отто её мольбам не внемлел- для него безопасность их первого ча-ща играла огромную роль. Множество причин было сказано в оправдание чрезмерной осторожности — история королев Рейны и Алисанны- нервные расстройства воистину сильно влияли на здоровье детей, да и фанатичных последователей веры, что считали союзы Таргариенов грязными осталось немало. Но, что важнее- преданные чёрные лорды могли поспособствовать умерщвлению первого наследника Эйгона и его дражайшей супруги в сей беспомощный для них час-Висенья, ранее слывшая лучшей мечницей красного замка теперь вряд ли сумеет поднять Огонь Валирии, не то что защитить себя. Поначалу это вызывало лишь раздражение- теперь, чувствуя, как сын (она молилась еженощно, чтобы то был именно сын, чтобы оба ребёнка были сыновьями) давит ей на селезёнку, она ощущает что-то, больше похожее на счастье — Бейлон был активен непомерно, и обещал родиться сильным ребёнком. — Ваше Высочество — тихо подозвала Корианна, присаживаясь рядом- лицо у неё было в край обеспокоенное — может, не стоит ехать? — отчего? — удивлённо вскинулась девушка, внимательно смотря на подопечную — в отличии от других леди, которых она брала под свою ответственность лишь для того, чтобы удачно пристроить замуж, тем самым оправдывая лояльность их матерей, младшая дорнийская принцесса была полностью её ответственностью — словно первое дитя, обучением и воспитанием которого ей необходимо заниматься. Та и не была против. Не каждая сюзеренка, в прочем, разрешит взять в руки меч и тренироваться до упаду, когда прочие жители твердыни отдыхают в своих покоях. — плохое предчувствие. — если желаешь, можешь помолиться пред отъездом вместе со мной- отпустить душевные терзания — тёплая ладонь несмело сжимает её пальцы в ответ, вихрастая макушка едва заметно склоняется, выражая благодарность и согласие. Ещё одно отличие — пока Гвендолин и Флорис — на удивление предприимчивая особа, набивающаяся в любовницы её мужа — всеми силами старались наладить связи, Мартелл с радостью познавала все прелести религии, в которую времени посвятить её у старшей сестры не было — заботы о землях отнимали любые силы. — в таком случае, нам стоит откланяться уже сейчас. Мейлор недовольно заверещал где-то на периферии- Эймонд с выражением искреннего страдания на лице пытался вернуть сына из рук племянника в свои, отцовские. Получалось слабо — Хелейна наблюдала за этим так внимательно, словно желала написать с беззаботного момента картину на очередном полотне — король, беря во внимания желания своих младших отпрысков недавно пожаловал дочери ткацкий станок, работа на котором шла куда быстрее и лучше. — Сир Гвейн — тут же подобралась Мартелл. Старшая сестра, которую, наряду с леди Баратеон, во всю развлекал лорд Хоберт и старший принц метнула к ним острый взгляд — Висенья успокаивающе кивнула. — да, миледи? — Хайтауэр себя долго ждать не заставил. Следом за ним, услышав просьбу дорнийки, подоспели Мелисандра и сир Аррик- последний уже думал протянуть её высочеству ладонь, но его опередили. — благодарю — шепнула Веларион неловко, крепко сжимая предплечье золотого плаща. Тот солнечно улыбнулся в ответ — в уголках чистых глаз собрались весёлые морщинки, выуживающие ответный жест радости. Муж на эту сцену лишь едва слышно фыркнул, вступая с младшей из штормов в куда более активную, чем раньше, полемику, заставляя отфыркиваться уже супругу. Первый, самый важный урок, который ей разве что ленивый не преподал — прощать мужу любую любовницу, главное сделать так, чтобы любовница эта не представляла для тебя никакой опасности. У пятнадцатилетней, хорошенькой и не в меру умной Баратеон, несомненно, поводов беспокоиться о монаршьем гневе не было — пусть она хороша, всё же цели её расходятся с тронным залом. Она лояльна своей сестре — да хранят боги её холодный расчёт, хотя, иной раз казалось, что Флорис кланяется исключительно богу выгоды -а сестра её, в свою очередь, предана Висенье. Потому — пусть развлекается. Всяко лучше, чем если Эйгон вновь начнёт шататься по подворотням блошиного конца, в дребезги разбивая по кирпичу выстраиваемую репутацию. Он добр к ней, он не обидит её, не скажет слова поперёк, готов защищать её — а верность… Верность всегда была крайне редка в их развращенных краях. Лёгкой улыбкой принцессу проводила вышеупомянутое дитя- и лишь шире растягивает оскал, получив приподнятые уголки губ и лёгкий кивок в ответ. Переглядки их мало кто заметил — лишь цепкий взгляд разумной в женском деле Арры уловил деталь, пропуская мимо себя тут же- не её дело. Корианна, семенящая позади рядом с Сандрой — поразительно нежные отношения связали обеих дорниек путами — увлечённо, наперебой с нею же рассказывала Каргиллу про солнечное копьё. — бывали там когда-нибудь? — Гвейн осторожно уложил свободную руку поверх её ладони, касаясь так, словно она в любой момент могла сломаться, рассыпавшись. — не приходилось. Но очень надеюсь когда-нибудь оказаться в этом райском уголке. Верно, пусть Баратеон и муж её ни в чем себе не отказывают. Всё же, умные женщины в королевстве всегда были в почёте.

***

То же время, Башня десницы.

— это безумие! — Ормунд не мог сдержать негодования. Словно всё, о чем он мог говорить — личное недовольство последними событиями. Отто уже тошнило от жеманности и неосторожных слов- хотелось закрыть уши, особенно сейчас, когда безмолвный мальчишка -цирюльник от крика мира едва не отрезал ему вместе с лишней частью бакенбард кусок мочки уха. — Орион, оставь нас — мальчик ловко ловит серебряную монету- всё равно успел услугу выполнить, и тут же скрывается за дверью, предусмотрительно покрепче её затворяя. Десница считает до семи — и обратно, на каждую цифру- имя Бога, не понимая, за что ему такое наказание. Тишина затягивается — Ормунд становится неловко, спесь помаленьку сбивается с его побледневшего вмиг лица — словно вся суть ситуации дошла до него только сейчас. Отто хмыкает. — тебе повезло, что мальчик докладывает мне. В иной раз может случиться худшее. — худшее уже случается — бормочет собеседник, окидывая инкрустированную рубинами звезду на груди старшего родича многозначительным взглядом — тебе не противно? — красный… Чудесный цвет правящего дома, что в нём не так? — ты знаешь. Напомнить тебе, чьи союзники таскают красное? — Ланнистеров? Или, может, Мартеллов? Во многих домах сей цвет доминирует… Упущение, несомненно, но… — не строй из себя дурака — тут же на корню обрубают его выступление, заставляя напрячься — не многие могли найти в себе смелость говорить с ним таким тоном. Холодно-спокойным, почти угрожающим — лишь двое людей сейчас были способны проделывать сей трюк с занятной регулярностью — к чему всё это? Ты потворствуешь юродивому дракону, которому некуда приткнуться. — поразительно высокопарные речи. В цитадели могут обучить и этому? — да ты верно шутишь –Ормунду порядком осточертело сие выступление- театр одного актёра — я абсолютно серьёзен. Неужели весь тот путь, что ты успел пройти, закончится бесславно в руках… Женщины от семени порочного принца и чрева шлюхи драконьего камня? Десница мог бы пустить мимо ушей вопиющие оскорбления — в твердыне дозор несут лишь его люди — Визерис в целом не обременяет себя заботами о том, кто кому докладывает. Ведь для этого у него есть мастер над шептунами. — следи за языком, пока я не приказал его отрезать. Ты говоришь о брате короля, кронпринцессе и будущей наследнице престола — обрывает тираду на полуслове уже он, выставив вперёд руку. Женщина… Отто был предвзят. Он считал, действительно твёрдо, что ни одна женщина не сможет занимать трон так же достойно, как мужчина. Рейнира- каприз сходящего с ума от горя отца, не истинного короля. Рейнира- крах любого неписанного закона. Мать бастардов и блуда, ноги которой ни разу за последние два десятка лет не видела молчаливая септа. Мужчины достойнее. У мужчин твердая рука и здоровье крепче. Мужчины выигрывают войны. Женщины… Скорбно признавать, но, порой, мнение, даже самое закостенелое, всё же может покрываться трещинами почти родительского снисхождения. Ведь, смотря на дочь, упорно плетущую интриги даже за его спиной, смотря на невестку и её «гарнизон» певчих птиц он понимал. Иногда женщины творят историю. — что не так, по твоему, в нашем союзе? У тебя есть повод для беспокойства? — смерть Дарклина. Смерть Грейсфорда. Красные пятна то тут, то там — ты действительно не видишь проблемы? — шепчет запально, расхаживая из стороны в сторону раздражающим маятником. — смерть лорда Дарклина… Поразительно болезненная случайность. — случайность? — ядовито выплёвывает Ормунд, хлопнув ладонями по его столу — красивое, точеное лицо его исказилось негодованием, граничащим почти с ненавистью. Конечно Отто знал, что то совсем не случайность- достопочтенный лорд сменил уж третью супругу, не желая выпрыгивать из чёрного камзола. Невестка ему чудесно помогла — жена Дарклина при трауре носила серьги, ею же пожалованные в честь утешения. Отто с самого начала, с самых первых их бесед прекрасно понял условие — сторона у них не общая, они лишь играют на одну и ту же цель. По разному — Хайтауэр любил максимально чистые партии, чтобы после не сдирать кровь с рук вместе с кожей. Висенья же, дорвавшись наконец, проявила поразительную кровожадность. Яд-чудесное средство для змеи. Почти ангельская репутация брала своё — мало кто замечал за выточенными годами жизни в гавани манерами червоточину, наполовину перекрывшую юное сердце. Никто не верил — не желал верить, что принцесса может быть причастна к чему угодно плохому, совершенно неосмотрительно доверяя ей на обозрение свои бокалы, на рассуждения — секреты. В ней поразительно много от отца — облачившись в красное она наконец скинула оковы долга, примерив на себя собственные желания — грёзы о троне легли ровно, словно вторая кожа опоясывая стан. — прискорбная — отфырчался, выныривая из своих мыслей. — неужто ты считаешь, что она с нами заодно? — прошипели ему хмелем прямиком в лицо. Вместе? Ни в коем случае. Заодно? Несомненно. Как бы не сопротивлялся вначале разум — с вмешательством Веларион всё пошло как нельзя лучше. Внук, обычно прозябавший боги знают где наконец свыкся с мыслью о своём происхождении — хотя, отдельное спасибо следует сказать и Хоберту. Та часть двора, что не была рада ни одной из партий вскоре надела красочные алые плащи — десница сам прекрасно понимал, чего они ожидают. Его это не смущало нисколько- поразительная схожесть с Деймоном у его дочери — сей факт сквозь скрежет зубов всё же пришлось признать — заканчивалась на абсолютном равнодушии к средствам, коими достигалась цель. Сегодня-молитва семерым, завтра — слезы лиса, спрятанные в слезах бриллиантов, стекающих ручьями по молочной шее. Договориться, если договор этот был выгоден обоим с ней было куда проще. Визерису злопотливый мейстер и его подмастерья омрелили совсем не радужные два года — жизни, не правления. С правлением у его Величества не ладилось уже сейчас — всё чаще малым советам он предпочитал постели, всё реже мог дойти сам до железного трона — единственный раз, когда сил его не осталось и на это, за спиной скромно сидящего на Великой святыне десницы в качестве секретаря стояла тогда ещё не обременённая невестка — записывала для всех, на деле же — запоминала. Люд прекрасно понимал- править будут они. Он, Висенья и Алисента. Многих, верных клятвам это смущало. Но не меньшее количество лордов и леди выдыхали — помимо соблюдения андальских традиций, следом за наследником -королём придёт и королева-консорт, что не станет втягивать их в любую войну в попытке утолить неуёмную жажду. Видимо, в этот раз молчание затянулось- Ормунд плотно сжал губы в полосу, более не желая ничего обсуждать. Лишь перед самым выходом обернулся, сверкнув глазами. — следите за бокалом, Ваша честь. В последнее время в этих стенах слишком частыми стали прискорбные случайности. Конечно, взбалмошного юнца десница слушать не намерен. Его чаша была вылита лишь от того, что ему боле не хотелось вина.

***

Неделя спустя, Королевский Лес, путь к Штормовому Пределу.

В карете душно — что, собственно, совсем неудивительно. Мелисандра, Арра, Коррианна и Алиандра сидели по скамьям кто рядом, кто напротив. Кучер, в самом начале пути обрадованный миссии везти принцессу совсем скоро на глазах изменился, из довольного превращаясь в уставшего- каждые четверть лиги стабильно ему приходилось останавливаться, чтобы девушки могли пройтись и подышать. Висенья искренне жалела, что послушалась, ну, буквально всех, оставив своего дракона в пределах логова. Рейгон донёс бы её в кратчайшие сроки, не раздражая при этом ахами-вздохами и обсуждением кружев. Шёлковые туфли мягко касаются влажной травы. Над головой задорно ревет Санфайер — муж, заслышав просьбу поддержать её в нелёгком бремени решил уйти в тотальное игнорирование, и теперь, она чувствует, облетает уже третий круг лишь для того, чтобы подразнить. Немыслимо — она выращивает в своём чреве живое существо его крови, а он смеет так открыто насмехаться над охватившей её в следствии оного события немощью. — придурок — Эймонд, предпочитая бахвальству изящество, стойко терпел многочасовое нахождение в седле — принцессе, честно признаться, безумно жаль его бедную спину. — воистину — обождав, пока дядя спешится- сопровождающим её девушкам покидать едва обогреть места, видимо, не захотелось- она вновь медленно двинулась вперёд, на этот раз поддерживаемая под руку. — ему всё воздастся — заявляет одноглазый авторитетно, позволяя лукавой усмешке пробежаться по тонким губам. — твои слова, да богам в уши — компания дяди была одной из немногих, не угнетающих через десяток минут появления. Знающий о её целях и планах, он не выказывал сомнений или недовольств касательно инструментов их достижения, поддерживая ненавязчиво, почти неощутимо. Может, молва не врёт. Может, будучи молочными братом и сестрой действительно легче понимать друг-друга-словно с одним и тем же молоком в нутро их влили один и тот же скал характера. — как чувствуешь себя? — лес, особенно густой в этой местности не пропускал ни звуков, ни света почти нисколько- шёпот принца показался оглушающим. Кучер второй кареты невольно прокашлялся, опуская взгляд от неловкости — конь, цокающий рядом с дядей недовольно заурчал, видимо, желая отправиться к водопою. Невольно Висенья улыбнулась, опуская взгляд — только сейчас почувствовала характерную для приближающегося озерца прохладу. Почувствовали и остальные — слуги медленно выплывали из замедляющих ход карет, сопровождающие кортеж рыцари переговаривались, видимо, стараясь приметить лучшее место для остановки. Леди Старк абсолютно не изящно дёрнула застрявший между ступеней подол — Сэнд, посмеиваясь, медленно сошла следом. Богатство и ухоженность были ей к лицу — с лёгкой руки сюзеренки служанка не только возвысилась над прочими, несущими пред царством долг службы, став эквивалентом кастеляна для твердыни Мейгора, но и не стеснялась боле своё положение подчёркивать. Густой бордовый её тафты- холодало в последние дни всё заметнее- отдавал холодным синим прошитых по стеганой юбке нитей. — поразительно шумное общество — одноглазый не мог не заметить, с какой нежностью племянница смотрит на своих подруг. Сердце действительно щемило почти до боли — всё чаще двор поговаривал, что Старки и Мартеллы вовсе поселяться в Гавани, так часто они приезжали на свидания. Север не преминул столь выгодным знакомством воспользоваться — Лорд Мандерли с полгода какишлёт королю и деснице зазывающие в белую гавань письма. Отто, надеющийся, что столь крупная рыбка с крючка соскочить не успеет, всегда отвечает мягким «сразу же, как её королевское высочество разрешиться». Этот же Отто решительно заявил, что они поедут на свадьбу всей семьёй разом, дабы не напрягать служителей — и, явно мучаясь от собственного опрометчивого решения, широкими жестами, помогая как всегда заебаному Колю, указывал, куда именно нужно отогнать лошадей. — отрадно слышать столь лестную характеристику, Ваша Светлость — Арра появляется рядом как всегда вовремя, сверкая белозубо улыбкой. — всё для вас, миледи– северянка с учтивым дружелюбием сменилась с принцессой местами — широкими жестами к одному из уже выставленных столов их подзывали Хелейна и Гвендолин. Внутри что-то кольнуло- дедушка поехать не смог. У него не хватило сил. Мелисандра задержалась ненадолго — увидев в глазах подруги отражения её отныне вечных спутников — пытающихся мыслей- девушка тут же отошла, пробиваясь к принцессам Дорнийским. Таргариен тяжело вздохнула, рассматривая ладонь, испещренную кучей точек-попытки вышивать всё ещё давались ей с тяжкими, часто проигрышными боями. «Пяльца едва не ломаются- хочется на мелкие части истеребить дерево, столь раздражающее взор. Опять вместо чего-то отдалённо напоминающего красоту из-под перст её выходит самый настоящий ужас. — твоя бабушка тоже не любила шить. Говорила, что это-очень скучное занятие — заявил король, чьему обществу она предпочла сегодня любое другое, мягко улыбаясь. Дедушка не покидал свои покои уже порядка двух недель — молва прокалывала штормовой волной по замку, и лишь авторитет тех, кто продолжал чтить правителя, давил на корню любую оскорбительную сплетню. Он сам понимал- ему осталось недолго, возможно, гораздо меньше, чем кто-то когда-то мог предположить. Висенья никогда не спрашивала, однако видела в глазах-осколках (Эйгона был так на отца похож) тёплую грусть, мешанную с покоем и ностальгией. От этого грустно становилось уже ей-никак не взять в толк, почему кто-то может действительно ждать смерти, как освобождения. Она была уверена — без Визериса Первого всё сломается, потеряет всякий смысл. Он-единственное, что держит на плаву мир, семью. Он- дом для каждого недовольного. И он тает, рушится на глазах. Она была уверена — его смерть призвана вскрыть личный Таргариенский ад, создать новые четырнадцать огней, в которых они и сгорят, гонимые к яркому свету, словно мотыльки. Огненная гиена, сдерживаемая лишь его слабыми, бьющимися в треморе руками проглотит их всех без остатка — она уже коварно пускает меж ними червоточину, витающую в воздухе желанием ненужной мести и унижений. Сколько бы молитв она не прочла, сколько месс не отстояла, как бы сильно не вербовала — ценности, дороже собственной жизни найти не представлялось возможным. Визерис, во время очередного обсуждения насущного и вечного неизменно-нежно улыбнулся первой внучке, сказав, что это лишь потому, что она только начала жить. Когда-нибудь в мире появятся существа иль обстоятельства, что полностью её мнение переменят. Верить в это не хотелось- желание помочь страждущим странным делом мешалось в голове с резонансным пониманием- она готова будет пожертвовать любым, лишь бы спасти свою жизнь. — бабушка была права. Это не только скучно, но и до жути раздражающе — жмёт плечами, всё же откладывая своё «творение» в сторону, жалея, что его нельзя отправить прямым броском в камин — неприятным запахом вспыхнет покрывающий дерево лак. Дедушке нельзя раздражать рецепторы. Дедушке в последнее время слишком многое нельзя — Алисента не внемлит помощи и поддержки, часами сидит на коленях перед ликом неведомого, отвоёвывая душу супруга единственным доступным способом, умывая осунувшееся лицо горькими слезами. Сей факт был столь же грустен, сколь трогателен — принцесса надеялась, что в будущем она сможет полюбить кого-нибудь так же честно и чисто, как Хайтауэр любила своего гнившего заживо мужа, сделавшего так невообразимо много и мало за двадцать лет своего правления. Король. Дедушка. Отец. Брат. Как много порой крылось в одном человеке. Висенье было физически больно на него смотреть, особенно такого, как сейчас — шаркая по коврам мягкими туфлями, он медленно огибал стол, на котором величаво простаивала копия древней Валирии, педантично срисованная со страниц исторических пергаментов -главнейшее творение его жизни. Той жизни, которой он хотел. Той, которой был достоин. Иногда судьба играет с нами злую, нечестную партию, делая то пешкой, то ферзём, то игроком, сидящим напротив. Предлагает много — и сильно бьёт, бросает из стороны в сторону. Кто-то, как её собственная мать, оказывается к этому не готов. Кто-то, как она, отец, бабушка, сир Отто — изо всех сил рвётся к поверхности леденеющей воды, бьёт кулаками, ломает кости, лишь бы выбраться на свободу и начать всё по кругу. Кто-то же, напротив, отчаянно не желает принимать от жизни такие щедрые подарки, предпочитая в тишине и нежности окончить свой век. Эйгон, Люк… Визерис. — красивые — принцесса мягко вышагивает за дедушкину спину, касаясь одного из разных драконов самыми кончиками пальцев. Он оборачивается к ней- вид болезненно-желтого лица не пугает боле- и у глаз его залегают морщинки -улыбки, даже раньше, чем успевают приподняться в довольстве уголки иссушенных губ. В груди вновь невыразимо тянет — в этом карманном городке ведь чей-то мир, целый мир. Этот кто-то сейчас едва не плачет, словно к его миру впервые решили по доброй воле прикоснуться без злого умысла, этот кто-то желает всё из себя вывернуть, лишь бы дать понять, что он здесь, весь для тебя и твоего искреннего, живого интереса. Этот кто-то невыносимо сильно желает наконец быть услышанным. Этот кто-то был не готов к ноше, свалившейся на его плечи, этот кто-то не хотел быть королём. — расскажешь… О нём? — дедушка не спрашивает, отчего глаза её блестят. Понимал? Скорее, обладал недюжим тактом. Он был великим королём, одним из сильнейших правителей. Он был спокоен и честен, и… Всегда прятался. Конечно, не в прямом смысле.Отторгающий обязанность принимать решений, переступая через себя каждый раз. Желающий лишь одного — счастья для своих близких. Жен- одна умерла на родильном ложе, вторая плакала в септах, не умеющая принять своей доли. Детей — дочь, его наследница -отстранилась, почти отказавшись, младшая малышка витала в облаках, не обращая на него внимания. Старший сын ненавидел, пропадая в борделях, пока младший и средний фамильярно кланялись, опуская в пол глаза. Для внуков- тех по долгу службы он почти не видел. Для брата — который за слабость его презирал. Никто из них, желая получить от него хоть крупицу внимания, не желал понять — ты не можешь усидеть разом на двух драконах. Ты можешь стать либо родителем, либо королём. И у него в своё время выбора не было совершено. Висенье почти жаль- потому что она понимала, что будь он, Визерис выбрал бы иное. Не железный трон и корону Мирного деда-поместье в окрестных землях и счастливые улыбки вечно не в возраст угрюмых сыновей. Её мужа ждёт то же самое, верно? Дрожь — Его Величество шаркает, приказывая «закрыть наконец чертово окно». Осознание — сейчас она находится в застывшем, сломанном мире застывшего, сломанного человека, имея возможность наблюдать, каким в итоге станет тот, кого она, кажется, любит. «вам придётся платить своему богу жизнями» — сказала тогда Мисария, сверкая глазами. Принцесса тогда подумала о смертях, о том, что ей придётся окрасить алым руки — зареклась идти по головам людей обескровленных- и ни разу не допустила мысли, что сможет по пути кого-то до дрожи в похолодевших в миг руках сломать. Несправедливо- Эйгон не просил той власти, которую она так отчаянно выбивает, стараясь удержать обжигающий, тлеющий уголь в своих неподготовленных руках. Он бы с радостью обменялся с женой местами — нынешний правитель отдал бы корону жаждущей Рейнис. Они-что-то светлое в мрачном безумии горящего чёрным пламенем скорби рода, поэты- не политики, живущие, а не выживающие. Ломкие и хрупкие — с них сыпется каждый раз, когда ответственность куёт на шее новую цепь, их ломает от неосязаемых ударов мокрой плети, а не закаляет. Пока Рейнис, Деймон, она сама лечат раны на ладонях, перехватывая кнуты крепким желанием навсегда запечатлеть себя великими в веках, Эйгон, Рейнина, Люк и Визерис лечат свои раненые сердца, не имея сил прикрыть их. Боги жестоки- к ним, не к люду, может быть, королевствам куда лучше в неалчных руках призванных королей. Может, отдай они лакомое прямиком в окрашенные красным уста, Вестерос погибнет в тот же миг. Может, чтобы быть достойным, нужно не хотеть им быть. Сейчас это не важно — дедушка, не король, увлечённо рассказывает очередную байку, переставляя лёгкие домики. Увлечённый, словно малое дитя, совсем не замечает её тихих рыданий — источники выливаются в реки, мощным течением несущиеся по хладной коже. Висенья думает о том, что сделает всё возможное, чтобы не сломать его. В процессе постаравшись не сломаться тоже. » Тот день до сих пор был одним из самых ярких в жизни воспоминаний. В тот день она поняла, что, возможно, чьи-то жизни действительно имеют для неё чуть больше ценности, чем она могла предположить. Ладонь нежно улеглась на обрисованный живот — благо, сыновья, разреженные дорогой, быстро успокоились сегодня, были невероятно ленивы и совсем не желали матери отвечать. Принцесса на это лишь хмыкнула, прикрывая глаза. — хорош медитировать — Алиандра позади недовольно хмыкает, вырывая из размышлений-кого-кого, а её любая тягота невеселой думы раздражала до зубного скрежета. По левую руку от неё неловко потупляет взгляд Корианна, притоптывая на месте — ждём лишь тебя, твой личный расписной стол отказывается начинать трапезу заранее. Не заставляй бедных, притязательных девушек мучиться от голода, ради Богов. — ничего я не медитировала — фырчит Таргариен, разглаживая на плечах невидимые складки. — ты смотрела на этот василёк так, словно основная задача твоей жизни-выкосить его и ему подобных в кратчайшие сроки — полные, красиво очерченные губы тронула довольная усмешка, стоило сюзеренке прыснуть со смеху в кулак, маскируя всё под совсем неправдоподобный кашель. Или правдоподобный. — дитя моё, во имя Матери, неужто ты простыла? — неведомый разбери, почему карета королевы решила выпустить её величество на свободу именно в этот момент. В глазах Мартелл, прежде чем опустить лукаво свои собственные, она прочла обреченное «помогите». ***

Два дня спустя, покои леди Кассандры Баратеон, Штормовой Предел.

— что связывает тебя с принцем Эйгоном? — старшая сестра, вся при параде даже в домашней, казалось, обстановке, недовольно взирала на неё из-под опущенных ресниц. Флорис не дрожит, даже не мнется- подобный разговор, куда более опасный, она уже сумела пережить ранее. «– что происходит между тобой и моим мужем? –принцесса Висенья, как всегда, восседала в своём обитом шёлком кресле так, словно уже была королевой. Раздражало это? Нет, ни капли-Баратеон прекрасно понимала, сколько горя предстоит хлебнуть этой девушке прежде, чем в своей затее разочароваться, и даже думала с затаенной радостью, что рада, что это не она. — мы… Общаемся — скосить на глупенькую не получится. У малолетней, казалось бы, девчонки, ушей и глаз в этом замке хоть отбавляй. Возможно, она уже всё знает — иначе не стала бы тратить на неё и капли своего времени. — лишь общаетесь? — наследница хмыкает, когда взгляд собеседницы, недоверчивый и опасливый, лижет ножку предложенного ей бокала, останавливаясь где-то посредине винной глади. Смотрит выжидающе — Флорис на грани, она знала это с самого начала. Как и то, что принцесса без зазрений совести травит любого неугодного, пользуясь своим устойчивым положением, пока может.Таргариены всегда были такими — думающими, что им всё позволено, хотя, по сути, позволялось всё лишь их драконам. Висенья прекрасно знала, что мать ничего не сможет с ней сделать, не подставив себя, а влиятельнейшему человеку государства в лице десницы отправлять её на плаху будет попросту невыгодно. И с радостью позволяла своим — и чужим, к слову, тоже — рукам творить непоправимое. — нет — первый глоток девочка — умереть в пятнадцать она не планировала, это точно — делает с опаской, после же — сушит весь кубок сразу, думая о том, что, будь там вдовья смерть или излюбленные её высочеством слезы лиса, одного глотка было бы предостаточно, оттого отказывать себе в удовольствии не стоит. — чудесно — неожиданно, вино оказывается абсолютно обычным на вкус, а взгляд пурпурных глаз — донельзя довольным. Баратеон лишь в глубине, попробуй только нырнуть, сумела бы различить обиду, тревогу, боль. Но её глубина никогда не интересовала, особенно когда поверхность оказывается в сто крат необъяснимее. — вы ведь не собираетесь прыгать выше головы, миледи? — движения Таргариен никогда не отличались изяществом, однако сейчас, находясь в положении крайне привелигированном-если случится так, что план их в итоге окажется удачным, дитя, что сейчас растёт и крепчает в её чреве, в обозримом будущем вполне сможет стать следующим после отца своего правителем — показывает себя во всей красе. Сама пьёт некрепкий ягодный настой, боясь потомству навредить, и смотрит, смотрит, смотрит, не отрывая колючих глаз от русой макушки, по которой ползут извилисто тонкие косы, сливаясь в приятную глазу композицию. –ни в коем случае– она удовлетворяется не столь ответом, сколь открытой конфронтации- ответным горячим взглядом и скупой усмешке. — приятно слышать — тонкие, синеющие пальцы, словно хозяйка вечно держит их на морозе, выуживают из комода небольшую шкатулку. Леди вновь напрягается, прослеживая каждое движение, внутренне надеясь, что в столь приятной обёртке её не будет ждать ампула с ядом — не бойтесь. Ни вина, ни подарка вашего я не омрачила — мягко настояла принцесса, почти по-сестрински нежно сжимая её полное плечо. Внутренне поражаясь тому, сколь избирательным был вкус её мужа — девочка перед ней, медленно вскрывающая презент была поразительно красива — просто, но от того не менее цепляюще. Тело её напряглось. Синие, словно штормовое море глаза зацепились за безделицу, лежащую на тафтовой подушке — тиара жёлтого золота с мягко мерцающим рубином в центре. — этот подарок слишком дорог, я не могу его принять — «я не желаю принять чью либо сторону» — читается меж строк. — можешь — «у тебя нет выбора» — будет прискорбно, потеряй семь королевств красивейший из своих цветов. — это угроза? — предупреждение — Флорис сдавленно хмыкает, рассматривая украшение. Красивая. Она бы с радостью носила, не будь оно столь кричащим — ты мне нравишься. Твоя сестра показала себя с лучшей стороны, и мне остаётся надеяться, что вся ваша семья отличается такой же поразительной понятливостью. Ты не выглядишь глупой, сколько не пытайся ею казаться. И если ты не метишь на место принцессы, что ж, тогда я с радостью приму тебя как своего друга. — как… Друга? — она не была воспитана дёшевой беллетристикой любовных романов. А вот матерью своей, пусть и недолго- была. И слышала, как та кричала на отца, когда он смел заглядываться на других женщин, шипела, что задушит его во сне своими же руками, если услышит о вероятной измене хотя бы краем уха. — подругу. Как пожелает твоя душа. — простите, я правда не понимаю… — полно тебе. Ты дитя, и… Знаешь, истину, которой я руководствуюсь сейчас, открыла мне моя матушка, когда я была в столь же нежном возрасте, как и ты — глаза Таргариен перекрывает поволокой, словно она, ведомая одним своим желанием, сумела оказаться в том самом моменте — мужчины изменяют, Флорис. И в этом нет ничего… Ничего — оборвалась на полуслове, мотнув недовольно головой. Занятно — из тех нескольких разговоров, что они всё же сумели разделить с принцем, она сумела понять, что их брак далёк от тех, что обычно случаются по расчёту. Но лезть не стала — иногда лучше выслушать информацию, которая может стать ценной. — и мне приятно знать, что любовницей моего мужа оказалась приятная, умная девушка — Баратеон дрогнула, понимая, как сильно по её чести может ударить пресловутое «любовница». Её Высочество едва подняла уголки губ, отставляя чашу в сторону — не бойся, никто об этом не узнает. Надеюсь, ты прекрасно понимаешь, что случится, если… Итогом чего развлечения станут бастарды, верно? — вы убьете меня — твёрдо и уверенно, от того возмущённый взгляд лишь заметнее пошатывает внутренние установки. — несомненно, рада я не буду, но я имела ввиду немного иное. Ты молода- впереди у тебя замужество, коль Кассандра и Ларис решат поторопиться. И тебе следует уверить своего суженного в том, что ты нетронута- иначе отдаться придётся в руки кому-нибудь беспринципному. А время грядёт опасное, такой супруг может подвести тебя ко греху без твоего же согласия. — то есть, вы меня… — боги — тяжело выдохнув, собеседница сжала переносицу пальцами, в момент напрягаясь — вновь привет от дорогих отпрысков. Флорис взволнованно приподнялась на своём месте, медленно усаживаясь обратно, стоило наследнице от неё отмахнуться — конечно нет. Мне не нужно… Ничего из того, что ты себе надумала. Мне нужно, чтобы ты не путала мне карты и не пыталась лезть на рожон — всего лишь. Внезапно глаза её трансформируются из лукавых во вселенско-усталые. Кажется, ей недавно стукнуло восемнадцать. Или скоро стукнет — право, младшая из штормов не помнила. Возможно, она лишь желала прояснить моменты, ей непонятные, чтобы голова стала немного чище. Что ж, пусть будет так. — я обещаю содействовать вам, моя принцесса. Вам не о чем переживать. Поскольку Эйгон интересовал её больше как человек — тело его было сильно, он многое умел — и многое скрывал за стеклянными голубыми радужками. Флорис старалась не вдаваться, но всё же редкие мысли человека, с ней крайне схожего, было интересно выслушать. Вечно юный и вечно одинокий- он притягивал к себе всё внимание. Вечно занятые, ни во что не посвящающие люди вокруг на принца давили — он с самого начала сказал, что с ней прячется, забывается, не желая обманывать. Честность подкупила- не обещая ничего, кроме хорошо проведённого времени и связей, он щедрился, как и было условлено, лишь на комплименты и редкие истории из жизни, больше напоминающие исповедь. Пред Висеньей Таргариен не исповедуешься- попробовал бы принц прижаться к её обнажённой груди так же, как когда-то к Баратеон, получил бы удар в шею остриём, а не понимающий взгляд. Так, по крайней мере, казалось. А старший сын короля, сколько бы в нём не было спеси, разочаровать супругу попросту боялся. — надеюсь — эта самая супруга, кажется, опасалась того же. Она пообещала ей защиту — и замолвить за младшую леди Баратеон словечко в узких, особенно родовитых кругах. В ответ девушка пообещала ей… Осторожность. Осторожность и преданность — приспустилась на одно колено, коснувшись ладони пересохшими губами, думая о том, что в этот раз её пронесло. Следующего, судя по всему, может просто не быть. » — внебрачные отношения — с того разговора успело пройти пару месяцев. Они успели переговорить несколько раз — не всегда о принце. Иногда так, просто, словно бы между делом. Кассандра тяжело выдыхает, качая опущенной головой. И вдруг усмехается, поднимая взгляд. Словно вспомнила что-то. Словно ей больно. — что ж… Это даже забавно — хмыкает она, вздыхая — очень забавно… — что именно? — выгибает изящную бровь, закидывая ноги на диванчик. Сестра улыбается — трескается в улыбке, если быть совсем уж точной, и жмёт плечами — к тебе вчера сватались. Вчера? Интересно, когда успели. Они едва прибыли — некоторые гости до сих пор отдыхали в своих покоях, радуясь возможности смыть в купальнях грязь и размять затекшие спины на мягких перинах. Следующие слова-ответ на не заданный вопрос ломают рёбра, выдавливая в процессе весь воздух из разрывающихся лёгких. — что? — спрашивает так, словно желает услышать что-то иное. — отныне ты- невеста сира Гвейна Хайтауэра. Сестра невесело хлопает в ладоши. Флорис думает о том, что яд- куда милосерднее. ***

Два дня спустя, Тронный Зал Штормового Предела, свадьба Леди Кассандры Баратеон и лорда Лариса Стронга.

— принц Эйгон из дома Таргариен — глашатаи звонко трубят, призывая к тишине — и его леди — жена, принцесса Висенья из дома Веларион. Рейнира поджимает губы, наблюдая, как в помещение — широкий тронный зал — вплывает дочь со своим мужем и их нахохлившаяся свита. Кориана и Гвендолин, Лиз Мандерли — попытка суки Старка держать руку на пульсе — Бенджикот Блэквуд, Рой Дарклин, залог от нынешней леди-протектора. Все они, как один, в красных плащах и украшениях. Некоторые не стеснялись откровенничать — Мартелл, Тирелл и юная северянка блистали не только плащами — платьями того же цвета, что и принцесса. Брат — слава богам- был одет куда скромнее. Привычный, уже не так мозолящий глаза цвет насыщенного водами мха лишь изредка прерывался красными линиями — не такими кричащими. Бывшая свекровь ничего не говорит, даже не морщится — на шее внучки блестит серебряный Морской конёк, голову неизменно украшает подаренная давным-давно сестрой тиара. Она чтит наследие дома «отца» — Рейнис, чья репутация всегда была кристально чиста было достаточно и этого. Деймон обещал разобраться — и ничего не делал, просиживая на ступенях. Отрада злилась, и, возможно, лишь немного — чувствовала себя свободной, когда над плечом извечный соблазнитель прекращал шептать о радостях, что связаны с троном. Да, возможно, все это принадлежит ей по праву- но думать об этом рано и ни к чему. Точно не сейчас — дочь почтительно кланяется ей перед тем, как отойти к своей подруге. Кронпринцесса вертит нервно кольца — цепляется взглядом за явную округлость, поднимает глаза и стопорится уже на улыбке. Человек, желающий её царствованию никогда не состояться, сейчас теми же губами, что обещали ей Божью кару, шепчет косолапому и его новоиспечённой супруге поздравления — за её спиной служанки удерживают дары, готовясь вот-вот их вручить. Джейс по правую руку от неё дурашливо пинает Люка, которого не видел больше года, под столом. Тот лишь хмурится- старший сын выгибает бровь в вопросе, Рейнира — закусывает до металлического привкуса губу. Люцерис похорошел. Люцерис рос его копией, и это радовало ровно так же, как пугало. Когда всё успело так закрутиться? Лорд Боррос, бледный и исхудавший, зато довольный, почти счастливый- рассаживает дорогих гостей по своим местам. Вертит головой, стараясь уделить внимание и королеве-консорт, и всем её братьям-сватьям разом, не упуская из виду своих зажиточных вассалов и грандлордов окрестных земель. Целует ладонь принцессе Алиандре, играет бровями в сторону Корианны- и отшатывается, когда она зыркает на него, недовольно сведя свои к переносице, вызывая у разношерстной компании веселый смех. Кассандра, вдоволь наговорившаяся с сюзеренкой ещё прошлым днём — известно, что принцесса ни на шаг не отходила от неё, во всём помогая в приготовлениях — быстро покидает её компанию. Венчание состоялось- их ожидает турнир и бал, и сейчас, довольная собой и тем, что она устроила, уже-жена носится меж рядами, здороваясь с каждым, кто попадается ей на пути. Бейла уже потерялась в неплотном кружке из лорда и леди севера и их будущих родичей — Эймонд страдальчески возводил глаза к потолку, видимо, изнемогая от того, от чего Рейнира порядком замоталась за последний год. Брат ловит её взгляд единственным глазом. Отдавшись какому-то особенному порыву, женщина салютуюет ему бокалом, получая, на удивление, скупую улыбку в ответ. Отвлекаясь от общей беседы, единственная сестра поднимает голову. И широко, куда шире, чем муж, улыбается, приветливо махнув старшей ладонью. В такие моменты даже становится жаль, что Алисента, обиженная, находящаяся на вершине своего долгоиграющего триумфа ограничила всякое общение своих отпрысков с нею. Возможно, они бы даже сумели поладить. Они ведь семья, верно? Ладно, всё же, в некоторые моменты жаль чуть меньше — среди общего гормона она всё же вырывает осточертевшее имя — она видела младшего брата трижды в жизни, и за это время он уже успел встать ей поперёк горла. Бейла словно с цепи сорвалась. Герардис советовал сдать её в руки хоть кому-нибудь как можно скорее — несносная принцесса обещала сбежать с «любовью всей её жизни». Эта же любовь писала Деймону умоляющие письма раз в седьмину, объясняя, чем их брак может быть выгоден. Джекейрис, лет до двенадцати не чаявший в смелой, идущей напролом невесте души сейчас бегал от любого затрагивающего свадьбу разговора, пропаливая спину предназначенной младшему брату девушки взглядом. Эта девушка, удушливо краснея, в пределах своих возможностей отвечала ему взаимностью- ладно сыновья, ладно старшие дочери, от Рейны Отрада столь неоправданно — глупого поведения ожидала в последнюю очередь. Взволнованные септы показывали ей найденные то тут, то там пергаменты, исписанные стихами. Сложением в их семье промышляла лишь тонкая натурой младшая падчерица, на валирийском восхваляющая красоту души и лика темноволосого юноши. Несомненно, Рейнира могла счесть это признаниями в любви тому, кому они по плану её и должны полагаться, однако средний сын не отличался «изяществом мысли, летящей драконом в рассветной ночи». Уже умыкнувший к наставнику, Люк являл собою скорее металлический, несгибаемый прут, нежели едва распустившую лепестки Лилию. «дом для больных душою и телом» — с запалом писала мужу женщина, потирая раскрасневшиеся глаза. Совсем незаметно, почти филигранно даже те дети, что остались на её стороне приносили кучу проблем, вытесняя любые размышления о борьбе престолов. Которую она явно проигрывала- первый танец дочь благосклонно отдала юной Флорис Баратеон. Она, белая, краснея и синея одновременно подала старшему сыну короля ладонь, позволяя жаждущим внимания лордам окружить его супругу со всех сторон. Но, не учитывая все эти раздражающие мелочи, вечер прошёл в целом неплохо — несколько часов никаких прецедентов не наблюдалось. Они даже успели отпустить к ложу молодожёнов — Лорд Стронг ещё задолго до торжества мимоходом поставил будущих гостей в известность о том, что он с «дражайшей» невестой его предпочтут проигнорировать вековую традицию провожания. Рейнис тихо переговаривалась с ней, практически не отвлекаясь ни на кого другого — они условились сразу после свадьбы отправиться в красный замок, и лишь после — по своим поместьям, обе смущённые отсутствием короля и явно неудовлетворённые объяснениями лорда-десницы. Джекейрис, тяжело дыша, завершал очередную партию вальса — Рейна едва держалась на ногах, под рукоплескания желающей зрелищ толпы взмахивая пышными юбками. Люк тихо переговаривался с лордом Высокой Башни — сир Аррик и Коль то тут, то там вставляли в дискуссию слово. Эту же дискуссию увлечённо слушала леди Сэнд — до сих пор отраду удивляло, отчего мелкопомещичье решило звать служанку-бастарда леди — леди Гвендолин и принцесса Корианна. Последняя пожирала её сына глазами, всеми силами стараясь сделать это как можно менее заметным. Леди Севера уже третий раз подряд отдавала предпочтение принцу Эймонду, супругу же вверяя в надёжные руки Крегана. Алиандра, переложившая на себя обязанности внутренней организации давно уже не организованного празднества сейчас расслабленно тянула из своей чаши охлажденное вино, едва ли вслушиваясь в то, что растолковывать для небольшой толпы Ормунд, уже изрядно напившийся. Старший брат заливался хохотом — тринадцатилетний Блэквуд, судя по всему, заделался в его товарищи, сейчас активно размахивая руками, привлекая к себе всю родовитой молодёжь. Флорис куда-то исчезла — но на это, кажется, никто не обратив внимания. Даже её отец, сейчас сидевший в кругу достопочтенный лиц, растроганно вещавший Висенье о том, как счастлив он, что та взяла её дочерей под крыло — Гвейн, хмуро слушавший все эти излияния взглядом умолял принцессу покинуть это дешёвое выступление к чертовой матери. Но та с таким раскладом согласна не была — им как раз поднесли вино. Красная принцесса, расслабленная, потянулась за своим бокалом — оказавшаяся около отца Флорис подала ему второй. И на этом мирный вечер закончился. — принцесса! — девушка в стандартизированных одеждах слуг Красного Замка пулей влетела в помещение, распихивая Лордов и Леди, вызывая у них не столь гнев, сколько недоумение. Легко протиснувшись через последнюю преграду, коей служила достопочтенная леди Дандаррион, девушка вырвала бокал из монаршьих рук. Неожиданно — во всех смыслах — оказавшийся рядом Джекейрис тут же прикрыл сестру спиной. Он был юнцом начитанным, хлебнувшим достаточно, и, что самое главное — умеющим учиться на чужих ошибках. Сир Гвейн и Кристом, повиновавшимся испуганному выдоху королевы своего сердца — и Вестероса заодно — заломили девчонке руки. Та лишь радостно выдохнула- чаша чистого хрусталя, жалованная подарком закадычным другом лорда Штормов из Лиса вдребезги разбилась у её ног. Звук этот заставил замерших гостей вдруг очнуться- совсем скоро ропот превратился в гневные выкрики- августейшие персоны, привыкшие к тому, что слуг не видно и не слышно, во всю требовали объяснений. — что за черт?! — заметно лишь для подоспевшего вовремя Эйгона Флорис побледнела, заламывая спрятанные за спиной пальцы. — лорд Баратеон, прошу Вас… Не пейте! В чаше отрава — пискнула девушка, совсем не нежно поджимаемая поджарыми мужскими фигурами с двух сторон. — отпустите её! Немедленно, это приказ — тут же расступившись, рыцари позволили Кристиане упасть перед принцессой ниц, упираясь в холодные плиты пола изодраными ладонями. Джейс всё ещё обводил всех вокруг полными подозрения взглядами — и не пускал абсолютно никого ближе, чем на пять шагов от. Исключение составил лишь Хайтауэр, тут же вставший со стороны незащищённой, педантично уложивший ладонь на эфес верного спутника. Боррос, так же отошедший за спины верных ему вассалов окинул взглядом свой кубок, в следующий момент подозвав к себе юношу, что принёс его. Виночерпий поколебался, после, всё же, принимая дар из рук своего господина. За один глоток вина ему дадут две золотые- лёгкие деньги, учитывая, что все, кроме полоумной служанки зазнавшейся принцессы остаются абсолютно спокойны. Отставив поднос, он щедро отхлебнул, усмехаясь реакции сюзерена — тот побагровел, явно желая стребовать с ответственных наказания для взбалмошной девки. Внезапно, комната перед глазами начала кружиться. Горло словно драли когтями, сдавили с силой- хватаясь за него обоими руками, драть его уже начал сам слуга, медленно оседая на пол. Голова гудела, вот-вот грозят взорваться переспелым плодом. Несколько мгновений в зале царит полная тишина. Висенья, вцепившаяся в руки брата до побеления костяшек, наблюдая за тем, как кровь течёт изо рта, носа и ушей посиневшего мертвеца, успевает выловить сквозь шум пульса единственную хоть сколько-нибудь обрисованную мысль перед тем, как упасть, погружаясь во мрак. Один из этих бокалов был предназначен ей. *** Джекейрис всё ещё никого не подпускает — кроме мейстеров, они необходимы. Сам рвёт дорогие ткани — один камешек сиротливо прибивает к мыску начищенных ботинок. Эйгон криво улыбается и почти безумно хохочет, отписывая его в другой конец залы. Рейнира орёт что-то про спасение детей, Рейнис спорит с ней, Алисента-плачет на плече лорда-десницы, меж проклятиями шепча молитвы. Люцериса и Эдмонда нет добрые двадцать минут — схватили мечи, разогнали толпу и принялись на месте выяснять, кто мог сотворить такое. Нет, Висенью яд не коснулся- Хелейна заверила служанку, что та будет отблагодарена. Кажется, Борросс сказал что-то помпезное примерно с таким же посылом немного позже. Эйгону уже плевать. У Эйгона руки в крови — металлом пахнет всё вокруг, кажется, или он измазался, стирая раздражающие слезы, когда ревел на мейстеров — блядских безруких кретинов, непонятно как попавших в этот ебаный замок. Его жена выкинула. От страха, стресса-что ещё ему успели перечислить, пока он бездумно прижимал остриё к судорожно дергающемуся горлу? Его племянница умирает — и это ему уже не кажется, потому что ублюдки, поклявшиеся лечить не могут не то что достать из неё это- даже кровь остановить не в состоянии. Джейсу даже не нужно удерживать её запястья- она не дёргается. И почти не дышит -поверхностно и часто-часто. — заткнись — вдруг рычит он, поднимая голову-вероятно, выглядит очень жалко. Бейла, оттащившая его от бедного подмастерья всем телом вздрагивает, отклоняясь. Словно боится. Чего? Всё самое страшное уже произошло. — прости? — принц делает мысленную пометку избегать зареванную Рейниру любой ценой. Концентрируется на её потекшем носе и отвратительных пунцовых пятнах, кроющих щеки — потому что ему необходимо концентрироваться хоть на чём-то, чтобы не потерять контроль. — я уже сказал, что им делать. Твой визг раздражает. — им нужно спасать детей! — она теряет дочь. Он правда хочет понять сестру, ведь на родильном — фигурально, конечно, до родильного ложа она даже не донесла — погибает девушка, которая каждому присутствующему здесь хоть сколько-нибудь важна. Хочет понять. Но не может. — это решаю я. Рейнис сделала резкий шаг в сторону, стоило ему только встать. Рейнира побледнела- скорее от гнева и парализующий боли, чем от страха, и сделала шаг навстречу. Прежде, чем она успела открыть свой поганый рот, он произнёс коротко, емко, не дрогнув голосом: — уведите её. Отто проморгался- даже мать перестала плакать. Гвейн, разрывающийся от желания лично кронпринцессу заткнуть и подлететь наконец к постели поднял взор, растерянно вглядываясь в знакомо-незнакомое лицо старшего племянника. — ты не имеешь права… — новый поток слез хлынул следом за дрожащим голосом. — имею. Висенья моя жена. — я будущая… — именно, сестра. Будущая. Ты немного спешишь — твоя дочь погибает сейчас,пока бесполезные ублюдки мечутся, не зная, кого слушать. Коль — Кристон двинулся вперёд, пару раз стукнув по дубовой двери — Аррик, вопросительно-взволнованно вскинув брови, заглянул в помещение, тут же кивая понятливо, следуя за товарищем. — ты заигрываешься, Эй… — вытаскивайте из неё это. Сделайте всё, чтобы она выжила — он больше не слушает. Подходит ближе — даже с этого расстояния видно, сколь бескровно расслабленное лицо, с меткой проступающих на высоком лбу вен. — это? Ублюдок, это твои сыновья! Властью, данной… — вы слышали его — бесцветный, но от того не менее громкий голос заставляет её замолчать — Джекейрис смотрит точно в глаза главному мейстеру. Поворачивается, натыкается на обвиняющие материнские глаза, и, кажется, сам себе удивляется. — почему ты… — потому что я её брат — слетает с губ легко и привычно — он едва держит прохладную ладонь, указательным и средним пальцем отстукивая по запястью слабый ритм сердца — мама, пожалуйста. Ты знаешь — детей не спасти. Её можно. Прошу… Просто не мешай — умоляюще шепчет, вновь возвращая взгляд к сестре. Ему семь. Висенья усаживается напротив него на колени и шепчет, что все -пустое , и первый его бой был самым лучшим во всём Вестеросе. У Джейса в кровь разобраны ладошки и коленки, глаз подбит, и он не совсем понимает, как можно назвать поединок хотя бы сносным. Но сестра мотает головой, тянет к себе, гладит по вихрам и улыбается, терпеливо объясняя. Он справился, он победил - себя в самую первую очередь. А это-самое сложное. Принц глубоко вдыхает, опускает голову-да... Если сестра так говорит, значит да. Он должен ей верить. Люк вбегает, не особо заботясь о громкости хлопка. Сверкает глазами, пытается зацепиться хотя бы за одно знакомое лицо- смотрит в упор на Висенью и со свистом втягивает воздух. Она всегда была рядом. Держала за руки,хвалила,стирала слезы с щеки, учила считать, помогала с драконами,валирийским,мечом,проблемами. Выслушивала, приглаживала волосы, успокаивала, заботилась,ругала,спасала от кошмаров,билась за них. Они помнят, оба помнят, как она замарала первое действительно дорогое платье - кровью сынишки чванливого лорда, решившего, что назвать их бастардами- хорошая идея. – матушка, Вы нужны. У нас с Эймондом недостаточно полномочий, лорды не желают слушать... Рейнира мнётся, Эйгон-благодарит богов, племянника, весь свет. Алисента неожиданно от отца отстраняется, промокая платком подкрашенные глаза – я пойду с тобой. Нам всё ещё нужно отчитаться перед Леди Кассандрой. И перед Хелейной- она, удивительно спокойная, собранная, в момент общей истерии единственная оказалась способна слышать голос разума, холодом в тоне и фиалковые глазах вновь напоминая, чья она жена. Уроды пытались набиться в комнату, только Гвейн обнаружил на лодыжках, перетянутых чулками, капли горячей, вязкой крови. Младшая сестра, оказывается, вышла гораздо раньше, чем все они. Прихватила с собой Каргиллов - и дала приказ не пропускать никого даже под страхом смерти. Сама контролировала, кто входит и выходит - удержала несущуюся на всех порах Мелисандру, попросив её оповестить о происходящем отошедшую спать чету, развернула за мейстером Арру - та, изнемогающая от выпитого и прочувствованного, бодро поковыляла по коридору, опираясь о плечо мужа, но то было не нужным - кажется, вся мейстерская ломанулась в обозначенные принцем Эймондом помещения. – это Флорис – наконец врачеватели начали делать хоть что-то. Наконец Висенья открыла глаза - закричала, выгнулась всем телом - Люцерис едва успел прихватить левую ногу, которой она старалась лягануть учёного мужа – Флорис Баратеон. Рейнира неожиданно ожесточилась, сжимая в полосу губы. И кивнула, оборачиваясь к Алисента. Эйгон одним взглядом попросил её не глупить- и она вновь склонила голову. – и Ормунд. Сволочь вечно пиздела о том, как недовольна ею – рычит вдруг Гвейн, получая укоризненный взгляд отца. Жена вновь кричит, обращая их внимание на дела насущные. Королева дрогнула, покидая покои - Бейла всем телом прижалась к бабушке. Отто впервые посмотрел на внука совсем иными глазами - младший сын покорно уступил ему место, позволяя сжать руку жены. Та обернула голову, не зная, к кому обратить взор, и тонко, хрипло прошептала: – Лю..це... – я здесь – мальчишка лишь крепче сжал кожу, грея её своими касаниями. Ломанно улыбнулся, стараясь звучать увереннее – всё хорошо, ты в безопасности. Принцессе словно было недостаточно- продолжая шарить взглядом по лицам, она не остановилась ни на ком, кроме мужа, крепко сжимающего в ответ ладонь, грозящую сломать ему кисть к ебаной матери. – я тоже здесь... Не трать силы – волосы оказываются неожиданно влажными - приложив ладонь к её челу он не без паники понял, что супругу лихорадит. Видимо, паника была столь яркой, что обратила на себя даже внимание Рейнис. – Эйгон – тот угрожающий, совсем немного-надломленный. Бейла мотает головой, просится выйти - десница подхватывает её под плечи, сам чувствуя ком в горле - и выводит из удушливого помещения. – я умру? – отвлекает голос куда более важный. Принц холодеет внутри, закусывая губы до крови, почти не замечая боли. Неосознанно качает головой, выдыхая-нужно держать себя в руках, нужно... Что-то щёлкает, хлюпает - племянница завывает, её трясёт, выворачивает так, что четверо взрослых мужчин едва могут удержать. – мальчик. Голос мейстера по профессиональному-спокоет. Висенья трясёт головой, словно начинает понимать что-то, смотрит на его в панике, почти животном ужасе. Она их ждала. Она их так любила. Она выбрала им блядские имена. Эйгон как знал, что соглашаться на Бейлона не стоило. И всё равно уступил- тогда нежные руки дразняще оглаживали предплечья, и он не мог отказать. Сейчас эти же руки из последних сил за него цепляются, рвут грубую кожу, просят ответа. Он запускает ладони в жидкое серебро, он гладит покрывшийся бисером пота лоб- Джейс качает головой, понимая, почему он так испугался. Они все знают, что значит родильный горячка. Они все знают, что ни чем хорошим это не заканчивается. – они... – телесные жидкости словно не желают в ней задерживаться - течёт изо рта, глаз, носа. В любой другой момент он бы отпрянул, чувствуя отвращение от самого вида столь слабого человека. Сейчас-улыбается, качая головой, целует мокрые щеки и костяшки, неожиданно остро обрисовавшиеся – всё хорошо, всё будет хорошо. Он знает, что лжёт. Что хуже - она знает тоже. Откидывает назад голову, не может смотреть - кричит, вслух рыдает - ей больно и страшно, ей тяжело, невыносимо тяжело - Люк едва слышно хлюпает носом, на лице Гвейна ничего, кроме сосредоточенности - Эйгон ему почти завидует. Хайтауэр знает, что не хочет потерять лишь её. – прости. Прости меня, прости – он утыкается лбом в её ладонь, понимая, что она медленно отключается- потеряла слишком много крови. Продолжает шептать извинения, роняет расслабленную ладонь, вновь ловит, переплетая пальцы. От его былой уверенности - ни следа, ему хочется кричать так же громко, как кричала она, но он бережёт силы. Двое. Мальчики. Он слышит это сквозь пелену - чужие голоса, собственные всхлипы, редкие висентевы стоны, рыки мейстера, топот форменных сапог, хлопки, вскрики - всё мешается в единую густую массу, из которой волей-неволей цепишь лишь самое важное. Он не видит ничего кроме тонкого запястья и кусочка плеча и острой ключицы. Он внезапно вспоминает, что ей семнадцать, а ему - двадцать, когда на глаза бросается неровность кожи, свойственная отрокам. Они только что потеряли своих первых сыновей. Кажется, они слишком юны для этого. – Эйгон. Посмотри на меня– неожиданные руки вырывают его из персонального ада- старшая сестра терпеливо смотрит в его глаза своими, ясными, уже спокойными. –Нира...–и ему не хочется знать, что она здесь делает, почему больше не кричит и не злится - он разбит, он дёргает её за рукава, словно ему снова два. Отрада вспоминает, как учила его правильно произносить своё имя,после прижимает к себе, с горечью понимая, что доучить так и не успела. И он рыдает у неё на плече, словно маленькое дитя, когда нежный рейниров голос шепчет «всё закончилось, она жива». ***

Полторы недели спустя, Королевская Гавань.

Джекейрис находит её в обители молчаливых сестёр. Сестра, от которой он не отходил ни на шаг с того самого момента сейчас сидит, опасно поджав под себя колени, напевая колыбель, обматывая тела своих хладных детей погребальными бинтами. Молчаливые сестры на его удивлённо-вопросительный взгляд качают головой. В тот день мать в первую очередь бросилась к нему. Но он лишь покачал головой-и кивнул на дядю, ни живого, ни мёртвого, глядишь тут же свалится. Гвейн ушёл сразу, как всё было кончено, уводя следом за собой младшего брата - у Люцериса, стойко выдержавшего все часы их личной, персональной пытки началась самая настоящая истерика. Следом - у Эйгона. Рейнис сидела около него, предлагая сменить, пока он караулил сестру, опасаясь, видимо, того же - принц оставался беспристрастен. У неё началась горячка. Мейстер, склонив голову шепнул, что сделал всё, что было в его силах. Что дальше-лишь молитвы, бесконечные молитвы богам. Джейс в богов не верил - он верил в людей. Таскал миски с ледяной водой, обтирал, менял компрессы, вливал настои, и говорил. Много и со вкусом - то Хелейна, то Эймонд, то Алисента приносили ему перекусить. Иногда приходил старший дядя - тогда они оба молчали, гипнотизируя закрытые веки внимательными взглядами. Никогда ни о чем не говорили. Иногда - сжимали руки друг-друга в безмолвной поддержке. Удивительно то, что для них обоих, кажется, эти покои, пропахшие послами неведомого и травами стали единственным спокойным в штормовом пределе местом. Ларис, тонко улавливая общее настроение ,турнира не отменил. Большинство лордов были вынуждены выехать в лес- Кассандра осталась, вместо себя послав средних сестёр и отца. Старки остались, помогая, чем могут, остались Мартеллы- Корианна и Арра беспрестанно молились, кто в септе, кто у чардрева. К ним присоединялись иногда Гвендолин, Мелисандра или Алисента- последняя, имея даже огромное под собою желание,не могла уделять тишине и покою дома богов достаточно времени. Эймонд, матушка и Рейнис оказались неожиданно хорошей компанией - следили за тем, чтобы личности, коих следовало отвести под трибунал, никуда не делись, опрашивали слуг. Бейла как могла поддерживала порядок, Алиандра здорово помогала ей в этом - молчаливые сестры их приказами поместили Бейлона и Геймана в сосуды со льдом. Эйгон настоял на том, что похоронит детей лишь с женой под руку. Он же сказал, как они хотели их назвать. На него было страшно смотреть. Гвейн настоял на том, что тех, кто начал распускать уже глумливое «кровавая принцесса» стоило похоронить следом. Вороны полетели во все концы Вестероса- королевство надело траур. Люк сменялся в охране с прочими белыми плащами - Джейс лишь едва заметно улыбался, думая, что хотя бы на время когда-то казавшаяся несбыточной мечта у него всё же исполнилась. Его называли ответственным и стойким , хвалили, Эйгон даже умудрился его поблагодарить. Джейс безразлично на похвалы кивал, самому себе до конца не признаваясь в том, что просто боится выйти за пределы покоев, в которых время словно застыло. Где-то там идёт разговор о том, что похороны могут понадобиться не только недоношенным отпрыском. Где-то там ведутся слушания, пререкаются родные, полностью окунаясь в произошедшее. И он в это куда-то не хочет, потому что ему хорошо здесь - потому что его сестра здесь всё ещё живёт и дышит, пусть слабо. Он просто не хочет рушить это эфемерное ощущение защиты. Не может. Не мог. – тебе нельзя вставать – она удивлённо на него оборачивается, и он вспоминает, с какой радостью отреагировал на едва приоткрывшиеся глаза. И как трудно было успокаивать первую, полную понимания панику. Сейчас она не собиралась ни паниковать, ни плакать - её губы растянулись в мягкой улыбке, такой, какую она дарила им в том далёком прошлом , которое не успело разделить их на красных, чёрных и зелёных. Материнскую. Она была бы хорошей матерью. – я нужна им. К тому же, я чувствую себя неплохо. – ты уверена... – Джейс – она обрывает на полуслове, потому что они уже успели об этом поговорить. Потому что ей претило отношение, схожее с отношением к фарфоровой статуэтке. – что... Пела? – его вновь неслабо подташнивает - племянники, или тебе существа, что должны были ими по итогу стать за седьмину нахождения в холоде посинели, вздулись в самых неожиданных местах - сестра, не боясь, касалась умершвленной кожи голыми руками. – колыбельную Лейны – последняя подвязка - выглядит не очень аккуратно, но она правда старалась, это видно. Заботливо укрыто даже личико, не до конца обрисованное богами и силами природы – надеюсь, она позаботится о них. Принцесса бессильно жмётся лбом к груди старшего сына - того, которого первым вытащили. Сжимает руками гранитную столешницу, тяжело, редко дышит, пропитывая бинты слезами. И вновь начинает петь. – ты будешь спать,моя любовь, в постели пуховой...– её голос- надсадный и хриплый. Здесь нельзя говорить - но сестры не ропщут, лишь отводят глаза – ходить в шелках и кружевах в короне золотой... Её теперь звали сломленной принцессой. Джейс и до этого не был согласен, сейчас, смотря на происходящее, в своём несогласии лишь утвердился. – клянусь тебя всю жизнь мою лелеять и беречь... И защитит от всех врагов тебя мой верный меч – Эйгон как-то обмолвился во время их дозора о том, что сестра отчаянно желала передать старшему отпрыску Огонь Валирии,для младшего же- самостоятельно сыскать сталь. Кто-то неожиданно неуверенно касается его плеча - вспомни лучик, вот и солнышко. Дядя не смотрит на него- не сводит глаз с супруги, схватился, кажется, для того, чтобы устоять на ногах. – лесная дева говорит с улыбкою ему – принцесса вздрагивает всем телом. Вздрагивает и Таргариен, словив её взгляд, услышав свой хриплый голос, к такому не подготовленный – твоя постель не для меня, и шёлк мне ни к чему... Джейс помогает ему дойти- морщится, заслышав глухой стук колен. Сестра жмётся к мужу всем телом, дрожащим, возможно, даже от холода - немудрено, на дворе ночь, она - в одной ночной сорочке и неизменном халате, дареном дедом на семнадцатые именины. – наряд из листьев я ношу, в косе-цветок живой. Веларион, удостоверившись, что всё точно будет в порядке тихим шагом покинул обидель- ему незачем здесь оставаться. Удивлённый, он взглянул на свою ладонь, пробежавшую секундой ранее по щекам - заметил, что плачет лишь тогда, когда морозный воздух ущипнул разгоряченную кожу. – но если хочешь - будь моим – они поют в разнобой - она тянется к одному из свертков, желая взять на руки. Он мягко обхватывает её запястья пальцами, замечая, как тебе исхудали - Мелисандра сокрушенно приносила каждый день одну и ту же новость- ни крошки, лишь немного бульона. Глаза останавливаются на полной, налитой груди - он опускает руки, опускает голову, впериваясь взглядом в расписанные полы. – здесь, под густой листвой. Она падает с задушенным всхлипом на его колени, комкает жёсткую ткань домашних портков дрожащими пальцами. До этого ему не позволялось видеть жену - она не хотела. Пропускала к себе лишь Джекейриса и Сандру, привыкшую не сдаваться без боя. «– дай ей время – отец смотрит без опостылевшей жалости - лишь немного грустно. Улыбается, хлопает его по плечу, предлагая вновь разложить партию - его покои были самым защищённым местом. В них принц проводил всё свободное от бесконечных слушаний время. В них принц получил свою первую похвалу - ворон долетел немногим быстрее, чем он сам - в полном одиночестве, на Санфайере, сердце которого тянулось через четверть королевства к такому же горячему и из раненному . Принц услышал рёв Рейгона ещё на подлёте. Его сразу повели к отцу- по приказу. Он думал- отчитаться. Визерис думал совсем иначе - крепко, крепко его обнял, позволяя зарыться в пахнущую мазями тунику носом. – я горжусь тобой, сын – сказал так искренне, что захотелось просто выдохнуть, отпустить боль хотя бы на время. Ему позволили - король, сглатывая непрошенные слезы, тот час же запретил следующей реплике вырваться наружу. Ты сумел сделать то, чего в свое время не сумел я. » От неё пахло потом и прелым телом - места, к которым он прикасался, липли к его чистой коже. Её волосы, чуть спутанные, замасленные неприлично у корней разметались тусклым полотном по его коленям. Он не помнит, когда она рыдала настолько отчаянно в последний раз рядом с ним. Наверное, никогда? Безлико на него смотрят глаза сыновей. Просят позаботиться о матери, прощаются - хотя он даже их не знал. Сердце давит спазм. Он уже пообещал кое-кому о ней заботится. И даже не обидится, если ему снесут голову за отступление от данной клятвы. Он гладит её плечи, спину- считает позвонки. Он позволяет проклятиями, обвинениям сыпаться с её губ в святом месте - больше всего, конечно, она винит себя. Хватает за шею, когда хотя бы немного на нет сходит первый, самый сильный приступ - заставляет смотреть глаза в глаза. Шепчет, что он рядом. Кладёт её ладонь на собственное сердце и велит считать биение. Укоряет - она сделала так много, ей нельзя останавливается. Обещает, что он больше никогда этого не допустит, вновь жмёт к себе, от себя, и повторяет всё по кругу, кажется, целую вечность, пока она окончательно не выдыхается, повиснув безвольно на его лишённом всяких сил теле. Силы резко появляются, когда она просит его о помощи. Он поднимает её, и шепчет, что ей стоит вернуться в покои. – ты пойдёшь со мной? – конечно. – останешься? – в очередной раз вопрос напоминает, из-за кого всё произошло. Он готов задушить суку собственными руками, но это потом, всё потом. Она доверчиво жмётся к его лбу своим, он-прижимает крепче в ответ, дышит с ней одним воздухом, прикрыв глаза. Они чертовски сильно устали, и они оба этого не заслужили. Люк подтолкнул к этой мысли - пнул в коридор, указав пункт назначения, и зло прошипел, что он может жалеть себя сколько хочет потом, но не сейчас, когда он единственный, кто нужен той, что полностью понимает его в ответ. – навсегда. Ты только попроси.

***

На слушаниях о деле Флорис Баратеон и Ормунда Хайтауэра они оба являются в красном, сменяя траур боли на траур мести.