Хаос, любовь и яблоки.

Раннее утро. За окном поместья щебетали птицы. Антонио спал. Его лицо грела полосочка света, проникшая в комнату через щель между штор, еле-заметно покачивающихся от ветра из приоткрытого окна. В комнате пахло весной. Яблоками, свежестью, солнцем... Но Антонио был вынужден проснуться. Причиной тому послужило то, что какой-то сумасшедший стал долбиться в двери. "Долбиться" — даже мягко сказано, поскольку эта ранняя двереуничтожительная пташка, похоже, была готова разнести в щепки то, что мешало ей порхнуть внутрь поместья. Антонио вскочил с кровати. Сальери пару секунд ошарашенно поозирался, а затем ринулся в коридор, побежав выяснять, что происходит. Спустившись по лестнице, он встал у шатающейся входной двери и откашлялся, прежде чем спросить нежданного гостя. —Кто вы и что вам нужно?!—Раздался возглас Сальери. —Маэстро, это я! —Ответил до боли знакомый голос. Причём, выражение "до боли" как нельзя лучше подходило состоянию Антонио. Он удержался от того, чтобы долбануться головой о стену и открыл дверь. На пороге стоял светящийся счастьем, растрёпанный Моцарт. Вольфганг улыбался, хлопая широко распахнутыми ресницами. Подмышкой он держал огромный чемодан, который, по виду, еле-сдерживал находящееся внутри. У этого мальчишки слишком много вещей для человека, которому негде жить. —Вы намеревались заехать вечером. —Тихо прорычал Сальери, испепеляя Вольфганга взглядом. —Я знаю. Но так вышло. —Моцарт, я был намерен хотя бы выспаться перед тем, как вы начнёте ежедневно мазолить мне глаза... —Маэстро, я тоже рассчитывал выспаться перед тем, как я начну ежедневно мазолить вам глаза, но ещё вчера вечером меня застукали в кровати с мадмуазель Софи Вебер... И оправданий о том, что мы всего лишь вместе сочиняли музыку, мадам Сесилия не приняла. Так вышло, что меня выгнали раньше, чем я планировал уйти. —Затараторил Моцарт. —Замолчите, у меня голова разболится... Идёмте. —Антонио отпрянул от двери. —Маэстро, разве правильно встречать гостей в таком непристойном виде?—Съязвил Вольфганг. Сальери действительно выглядел растрёпанным и невыспавшимся, к тому же, на нём была ночная рубашка. —Я не считаю это более непристойным, чем ваши скудоумные попытки вломиться ко мне в дом и рассказы о том, с кем вы провели ночь. —Вольфганг в ответ презренно фыркнул, юркнув в дверь. —Я не пытался вломиться. Просто стучался. —Моцарт, если вы так стучитесь, то мне интересно, что в ходе вашего "сочинения музыки" пережила бедная мадмуазель Вебер. —Сальери обычно не позволял себе настолько откровенных колкостей, но настроение было настолько дрянное... Моцарт должен быть безмерно благодарен за то, что Антонио не выгнал его. Вольфганг понимал вероятность остаться на улице, а ещё спал от силы часов пять. Он помалкивал. Последние силы ушли на выламывание двери, на отстаивание чести их уже просто не осталось. Сальери отправился в глубь поместья, чтобы выделить гостю комнату. Вольфганг пошёл за ним. —Скажите, Моцарт, почему вы напросились жить именно ко мне?—Измученно спросил Антонио. —Не знаю. Вы — первый, кто пришёл мне в голову. —Поэтому вы упрашивали меня три недели? Чем вас вообще не устраивало старое жильё? —Вольфганг в ответ пожал плечами, подозрительно-пристально глядя на собеседника. Сальери вздохнул и попытался списать странные желания Моцарта на его непостижимую гениальную природу. —Здесь вы будете жить. —Антонио открыл дверь, находящуюся в самом конце коридора. Внутри была просторная светлая комната, неспособная похвастаться роскошью или чрезмерным уютом. Но в ней было всё, что нужно для жизни: письменный стол, односпальная кровать, шкаф и пыльное фортепиано. —Шикарно! —Воскликнул Моцарт и сел на пол посреди комнаты. —Вольфганг, для начала, послушайте... Вам запрещено путаться у меня под ногами или как-либо тревожить, задерживать оплату и разводить грязь. При невыполнении любого из этих правил, я вас выгоню. Ясно? Моцарт ничего не ответил. Сидя на полу, он рылся в чемодане, бормоча что-то себе под нос. Через пару секунд, Вольфганг стал выбрасывать из багажа разноцветные тряпки ярких оттенков. На кровать была брошена папка, набитая исписанными листами для нот. Так он, по всей видимости, распаковывал вещи и метил территорию. В скоре, одежда Моцарта была на всей мебели, стоящей в комнате. В лицо Антонио тоже прилетела пара брюк. Когда Вольфганг это увидел, комната наполнилась звонким смехом. Моцарт лежал на полу, ухватившись за живот. Каждый раз, когда он немного справлялся с эмоциями и поднимал глаза на Антонио, Моцарт вновь заливался смехом от выражения лица маэстро. Сальери, тем временем, оглядывал происходящее вокруг, раздумывая о том, что отныне его более-менее размеренная жизнь превратится в безумный, шумный, абсурдный и блестящий хаос. Когда Сальери через несколько часов лёг вздремнуть, Моцарт стал шуметь на первом этаже. Предположительно, двигать мебель в комнате. Когда маэстро сел сочинять, Вольфганг начал бегать по поместью в поисках съестного. По итогу он стащил с кухни головку сыра, пару бутылок белого вина и несколько яблок. Когда у Антонио задёргался глаз и выбор встал между тем, чтобы выброситься из окна самому и выбросить из окна малолетний, похищающий покой вихрь, тот загадочно исчез. Убежал, хлопнув дверью. Наконец, Сальери спокойно вздохнул. Слава Господу, хоть минута покоя. Он прилёг на кровать, дабы наверстать упущенный сон. В тёплой кровати Антонио должен был забыть обо всех проблемах (хотя проблема у него была всего одна), но заснуть, как назло, вновь не удавалось. Он задумался, что заставило Моцарта убежать. Захотел прогуляться? Решил напроситься обратно к Веберем? Или выпить с кем-то, чтобы отметить новоселье? Сальери не должен был беспокоиться...но у Моцарта нет ни грамма ответственности, она должна быть хоть у кого-то! Антонио перевернулся на бок, укрываясь одеялом с головой. Почему Сальери согласился на то, чтобы Вольфганг снимал у него комнату?...Почему Моцарту вообще взбрело в голову жить с ним?! Нет, Сальери так больше не мог. Антонио встал с кровати, оделся и пошёл искать Вольфганга. Уже вечерело, солнце окрашивало двор поместья тёплым рыжеватым светом. Трава и листва на деревьях покачивались из-за прохладного ветра. Стояла благостная тишина, которая тревожила, потому что Вольфганг бы не позволил ей разлиться по округе. Сальери оглянулся. Он подходошёл к яблоне, стоящей под окнами поместья, раздумывая о том, куда могло унести непутёвого композитора. Прислоняился к стволу дерева спиной и вздохнул, потирая глаза. Логичнее всего было бы осмотреть окрестности дома. Антонио быстрым шагом направился обходить поместье. Прошло два часа. Моцарта Сальери так и не нашёл. На улице уже стемнело. Вольфганг не бродил по двору, думая о своём, о гениальном, не залез на дерево, чтобы украсть ещё пару яблок, не спрятался кустах, намереваясь напугать маэстро. Вольфганг будто под землю провалился, но если бы это было возможно, Антонио бы уже давно достал лопату. Может, стоит поспрашивать у соседей? Нет, уже слишком поздно, чтобы кого-то тревожить. Да и кем окажется маэстро в глазах людей, если выдаст, что волнуется о каком-то мальчишке? Пускай даже этот мальчишка и гений, от музыки которого у Антонио подкашиваются ноги, а по спине течёт холодный пот. Сальери раздражённо вздыхает и возвращается в дом. Моцарт, наверняка, скоро приплетётся домой, как всякая порядочная собака. По крайней мере, Антонио на это надеется. Тем временем, во дворе соседнего поместья. Вольфганг сидел на коленях у розового куста, вслух ругаясь из-за того, сколько шипов было на растении. Руки покрылись царапинами и ссадинами, которые приходилось вытирать то о траву, то об одежду, то вовсе слизывать кровь с пальцев. Но Моцарт не планировал останавливаться. В конце концов, он поклялся себе, что пока не добудет букет, не вернётся. Для чего Вольфганг уже битый час обкрадывал чужой куст, жертвуя собственными нервами и здоровьем?... Ответ до глупости прост, Моцарт был влюблён. Таких сильных чувств он не испытывал никогда. Он вдохновлялся любимыми, писал для них, проводил с ними пылкие и страстные ночи. Но тогда это было мимолётным увлечением, вспышкой желания и интереса, сейчас же... Ради этого человека, Моцарт был готов клевать ему же самому мозг, чтобы находиться рядом. От него Вольфганг ждал одобрения. Жаждал восхищения. Им в любой ситуации хотелось любоваться. Имя этому человеку — Антонио Сальери. Не сказать, что это была любовь с первого взгляда, потому что Моцарт влюблялся в Сальери всякий раз заново, как только поднимал на него глаза. Однако из-за непростого характера обоих, Вольфганг больше дерзил Антонио, чем пытался показать свои чувства. Но Моцарт даже не до конца понимал, как! Сальери не был похож ни на одну девушку, с которой проводил время Моцарт. Логично, ведь девушкой объект его воздыханий не являлся. К тому же, Сальери слишком таинственный, задумчивый... И слишком умный, чтобы повестись на подкаты Моцарта. Хотя опыт подсказывал, что цветы лишними никогда будут. Тем более, нужно поблагодарить Антонио за то, что он приютил Вольфганга. Мысли о Сальери добавляли уверенности. Моцарт срезал последнюю веточку с куста и перевязал букет ниткой. Пышные зелёные листья украшали крупные красные бутоны. Ветви всё ещё кололи ладони, поэтому Моцарт в потёмках постарался срезать шипы и сильно не повредить букет. Пальцы свои Вольфганг, конечно, не так берёг, поэтому полоснул по одному из них лезвием. Глухо зашипев, Моцарт облизнул царапину и поморщился от неприятного жжения. Закончив, он побежал домой, прижимая к груди цветы. Перебравшись через ограду, полуночный окровавленный ловелас добрался до поместья Сальери и ворвался в дверь с радостными воплями. —Маэстро! Сальери! Это я! Спуститесь, пожалуйста, я принёс вам подарок. Антонио стоял у окна, сложив руки на груди и всматриваясь в темноту. Наблюдая за тем, как поднимающийся ветер ерошит кроны высоких деревьев. Он задумчиво теребил рукав своей рубашки, вздыхая. Антонио вздрогнул, услышав, что Моцарт вернулся. Сальери вышел из своей комнаты и увидел пыльного Вольфганга с большим букетом роз и кровоточащими ладонями. —Моцарт.. –Антонио остановился, оглядывая запыхавшегося, но улыбающегося юношу. Он подбежал и осторожно накрыл его холодные израненные ладони своими, беспокойно вздыхая. —Мне страшно предположить, где вы были и с кем там подрались, чтобы достать эти цветы. Пойдёмте, надо вытереть кровь. —Хорошо, Сальери. Но сначала, возьмите букет! —Настойчиво, но не менее радостно попросил Вольфганг. Кажется, ему совсем не было дела до порезов. Пальцы Сальери скользнули по рукам Моцарта и взяли цветы. Антонио прижал букет к груди и наклонился к одному из алых бутонов, вдыхая свежий аромат. Его длинные ресницы подрагивали. Сейчас маэстро выглядел таким безмятежным и прекрасным, что Вольфганг не мог отвести восхищённого взгляда. —Спасибо. —Коротко ответил Сальери и взял Моцарта за запястье, ведя в один из залов поместья. Вольфганга усадили в кресло. Маэстро вышел из комнаты и вернулся с марлей и миской воды. Цветы он положил на подоконник. Антонио поставил вещи на столик и пододвинул к креслу, где сидел Вольфганг стул. Усевшись и наклонившись, он взял руку Моцарта в свою и бережно опустил в воду, смывая грязь и кровь с длинных пальцев. Моцарт мужественно закусил губу и наблюдал за эмоциями Сальери. Маэстро сосредоточенно пытался исправить положение истерзанных рук Вольфганга. —Скажите, Моцарт, зачем вы притащили эти цветы? —Нарушил тишину Антонио. —Это подарок в честь того, что мы теперь соседи. —Кхм... И откуда вы их взяли? —Где взял, там уже нет. —Моцарт? —Маэстро? Сальери раздражённо поднял глаза на Вольфганга, вновь внимательно уставившегося на него. —Ладно, я не буду вас утруждать такими трудными вопросами. Но утружу другим: предупреждайте, если куда-то уходите. Я искал вас. —Искали? Зачем?—Прозвучал полный невинности и непонимания ответ. Антонио захотелось ударить себя по лбу от идиотизма только что сказанной фразы. —Не обращайте внимания. Я это от рассеянности ляпнул. Потому что вы не дали мне нормально поспать. Ясно? —Ясно. —С приводящей в бешенство ухмылкой произнёс Моцарт. —О, и что же вам ясно, Вольфганг?! —Всё предельно ясно, маэстро. —Если не прекратите поясничать — сами будете руки заматывать. —Ну ладно вам! Мне ясно, что я вогнал вас в краску. Вы потеряли меня? Забеспокоились, Сальери? —Я? "Забеспокоился"?! Вы хоть сами понимаете, что несёте?! —В ответ Вольфганг рассмеялся. Антонио стиснул зубы. Детей бить нельзя. Сальери твердил себе именно эту фразу, хоть и знал, что разница в возрасте у них была не такая большая. Он вытер ладони Моцарта. Вода после них была мутная, а на дне остался осадок из крупного мусора. Сальери замотал пальцы Вольфганга марлей и наконец распрямился. —Спасибо, маэстро! —Воришка улыбнулся, рассматривая перемотанные ладони. —Пожалуйста. Больше не лезьте туда, откуда вернулись. —Ничего не обещаю. Доброй ночи. —Вольфганг встал с кресла и вприпрыжку пошёл к выходу из комнаты. Сальери только спокойно выдохнул, устало потирая лоб, как почувствовал, что сзади его обняли и поцеловали в затылок. Антонио обернулся, но к тому моменту в проходе блеснул лишь фрак Моцарта, а не он сам.