Хаос, любовь и яблоки.

Девять часов утра. Все жители поместья, кроме Моцарта, уже проснулись. Небо было устлано пушистыми облаками, через которые пробивались редкие лучи солнца. По земле плыл негустой туман, укрывая поникшую под весом росы траву. Сальери стоял у окна, попивая крепкий чёрный чай. Приятное тепло разливалось по груди и животу, на языке с каждым небольшим глотком оставалась приятная горечь. Антонио наслаждался тем, что пока рядом не было дьяволёнка, переворачивающего с ног на голову всё, находящееся в его поле зрения (включая душевный покой Сальери). Царила тишина и спокойствие, которого так не хватало весь вчерашний день. Сальери поставил пустую чашку на стол и зевнул, прикрывая рот рукой. Глаза слипались, плечи подрагивали из-за утреннего озноба. Антонио накинул на плечи камзол и принял решение прогуляться по поместью. Он вышел из своей комнаты, пряча замёрзшие ладони в карманы. Около пятнадцати минут Сальери бродил по длинным коридорам второго этажа, здороваясь со слугами и ненарочно улавливая обрывки их сплетен. Они, конечно, шептались про Моцарта. Забавно. И как у него это получается? Быть громким, беспредельным, разрушительным, но, в то же время, безмерно гениальным и излучающим больше энергии, чем солнце света. Непостижимым, одним словом. Бесспорно, некоторые выходки Вольфганга скоро заставят Антонио поседеть. Но есть в Моцарте что-то, заставляющее из раза в раз закрывать на это глаза. Сальери это раздражает. Нужно его проверить. Уже целых девять часов, кто вообще спит так долго? Маэстро спустился вниз. На первом этаже Антонио наткнулся на юную особу по имени Эмма, горничную в его доме. Девушка тряслась перед дверью в комнату Моцарта, сжимая побелевшими пальцами поднос с чашкой чая и тарелкой овсяной каши. —Доброе утро. Что-то произошло? —Синьор Сальери!—Она отшатнулась, явно не ожидав появления хозяина, —Доброе утро. А... М-могу ли я попросить Александра отнести господину Моцарту завтрак?–Александром звали молодого человека, служащего Сальери. Юношей в поместье жило немного, поэтому на Александра девушки надеялись в таких тяжёлых ситуациях, как...Моцарт. —Если вам так угодно. Но почему? –Антонио сложил руки на груди, оглядывая встревоженную девушку. Эмма замялась, поджимая губы. —Его боятся. Вчера он влетел на кухню, пока девочки готовили обед. Дверь чуть с петель не слетела. Господин Моцарт очень странный. Кажется, он ненавидит двери! А если он так относится к дверям, как же он тогда обходится с людьми?... –Глаза служанки сделались похожими на голубые блюдца из чайного сервиза. Создавалось ощущение, что она уверена, будто Моцарт — кровожадное чудовище, готовое сожрать любого, кто не так на него посмотрит. —Глупости. К людям Моцарт намного более бережлив, чем к домашней утвари. А особенно — к прекрасным дамам. Вы и ваши подруги слишком мало знаете о нём. Давайте, я покажу, что вы заблуждаетесь. –Антонио забрал у Эммы поднос и громко постучался в комнату. У Вольфганга стоял холод и ужасный беспорядок. Окно было открыто нараспашку. Шторы промокли и испачкались. Вокруг до сих пор валялась одежда и нотные листы, которые были близки к тому, чтобы разделить участь штор. Моцарт спал, свесив одну ногу с кровати, а другую закинув на стену. Когда в комнате раздался стук, Амадей проснулся, попытался встать, но запутался в одеяле и упал, ударившись носом о пол. Сквозь зубы, он прорычал несколько грубых ругательств. —Доброе утро, Вольфганг. –Поздоровался Сальери, заходя в комнату. Он поставил завтрак на стол и присел на край стола, ожидая, пока Моцарт поднимется. —Доброе... –Буркнул Вольфганг, выпутываясь из одеяла. Он уселся на стул, сверля взглядом свою еду. —Вольфганг, мне нужно с вами поговорить. —Ага.–Прохрипел Моцарт, не отрывая глаз от каши. Неприятное пробуждение не способствовало аппетиту. —Во-первых, еду нужно есть, а не играть с ней в гдяделки. Во-вторых, почему вы спите с открытым окном? Когда вы заболеете, я не приду к вам с чаем, корзинкой яблок и расспросами о том, как вы себя чувствуете. В-третьих, я, кажется, говорил о том, что не стоит разводить здесь бардак. Приберитесь. В-четвёртых, вы пугаете слуг. Пожалуйста, не ведите себя столь сверхэнергично. Создаётся ощущение, что вас воспитывали дикие звери. В-пятых, прекратите выламывать двери. В-шестых...Моцарт?–Пока Антонио читал Вольфгангу лекцию, он смотрел на маэстро заворожённым немигающим взглядом. Ложка с зачерпнутой овсянкой упёрлась в щёку Моцарту, оставляя на ней липкий след. Его волосы были всклокочены и напоминали воронье гнездо. С пальцев юноши лоскутами свисали остатки намотанного Сальери бинта. По виду, его не интересовало то, о чём ему толковал собеседник. Только сам Антонио. —В-шестых, немедленно перестаньте на меня пялиться. –Маэстро достаёт из кармана кружевной платок и вытирает щёку Вольфганга, хмуря брови. Тот отмирает и живо улыбается. —Я понял, маэстро. Правда, не услышал половину вами сказанного. Но я вас уверяю, что всё приму к сведению. —Господи, вы неисправимы. —Как по мне, я итак вполне исправен. —Идите-ка вы, Моцарт... Извинитесь перед служанками. Вчера, пока искали еду на кухне, вы окончательно их шокировали. Я сказал, что вы — нормальный человек. Если таковым не являетесь, то хотя бы претворитесь, не позорьте меня. —Если я обидел бедных барышень, то я обязательно перед ними извинюсь. —Только, Вольфганг... Не переусердствуйте.–Антонио приподнял брови, намекая на то, каким именно образом Моцарт может "переусердствовать". В ответ он пару секунд озадаченно похлопал ресницами, глядя на Сальери, а затем сердито бросил ложку на стол. —По вашему, я бегаю за каждой юбкой, подол которой попадёт в моё поле зрения?! —А разве нет? —Очень смешно! У меня есть...человек, которого я люблю. И я храню ему верность. —Скажите, вы уверены, что не в бреду? –Антонио дотронулся до лба Моцарта тыльной стороной ладони. Тот нахмурился и запыхтел, но ничего не предпринял. —Хм, очень странно. Жара нет. Может, вы просто умом тронулись? —Почему, маэстро? У меня что, не может быть человека, заменяющего мне всех, с кем я когда-либо мог "переусердствовать"?! —Я как-то сомневаюсь. Ещё месяц назад, большинство девушек при дворе обсуждало то, со сколькими из них вы уже успели провести ночь. —Это было целый месяц назад. Сейчас всё по-другому. —Как бы то ни было, завтракайте. Через час я уезжаю. Надеюсь, вы справитесь с тем, чтобы не поджечь моё поместье в это время. —Маэстро, куда вы? –Забеспокоился Моцарт. —На природу. Сочинять. –Сказал Сальери, направляясь к открытому окну с намерением его закрыть. —Поня-ятно... А могу я поехать с вами? –Негромко попросил Вольфганг. Нет, не попросил. Скорее проскулил. Самым жалостливым голосом, каким только умел. Антонио замер у окна. Он почувствовал, как краснеет до корней волос, не понимая, почему. Но странное, непонятно, откуда взявшееся чувство, хотелось вырвать из груди и выкинуть в окно. Оно представляло из себя крайне странную смесь из возмущения, страха, трепета и нежности. Нет, маэстро не должен унижаться ни перед Моцартом, ни перед собой. Он собирался отказать. На кой чёрт в поездке нужен этот лохматый бесёныш? Незачем ему портить Антонио настроение. Сальери кожей ощущал тоскливый взгляд Вольфганга. Сначала он пытался выдавить из себя какой-нибудь язвительный комментарий, затем простой отказ, но не мог себя заставить. Антонио подумал о том, что будет, если Моцарт останется в поместье один. Сначала будет тоскливо смотреть в окно, наблюдая за плывущими в даль тучами, а потом упадёт откуда-нибудь и сломает себе позвоночник(Промежуточный этап Сальери в голову не пришёл, но, зная Вольфганга, им могло стать что угодно). Это были просто глупые мысли, но маэстро не сможет от них отделаться, если уедет. Что уж там говорить, если не может даже сейчас. Антонио судорожно теребит рукава рубашки. Что бы с ним не происходило, в этом был виноват Вольфганг Амадей Моцарт. Сволочь, дрянной, наглый мальчишка, что он себе позволяет?! Как он смеет заставлять Сальери чувствовать что-то подобное?! Голос, глаза, даже звук того, как он царапал стол в ожидании ответа, всё заставляло маэстро чувствовать себя пшеничным колосом, по стеблю которого быстро бежит пламя, но для него это время отчего-то идёт мучительно-долго. Невыносимо. —Маэстро? Почему вы молчите? Ну пожалуйста-пожалуйста, возьмите меня с собой! –Взмолился Моцарт. —Можете собираться, как только извинитесь перед горничными.–Холодно процедил он, наконец сдавшись перед внутренними терзаниями. Антонио захлопнул окно. Если бы до этого в лицо Сальери не дул ветер из распахнутого окна, он бы, верно, задымился. —Спасибо! –Воскликнул юноша, подскочив со стула. Он крепко обнял Сальери со спины. Тот обречённо вздохнул. —Будьте вы прокляты, Моцарт...–Прошептал Антонио, прикрывая глаза. В этих обьятиях явно было что-то приятное, но Сальери предпочитал об этом не думать. Он понимал, что спокойно отдохнуть и посочинять ему не дадут. Но так будет спокойнее, как бы смешно это слово не звучало в данном контексте. Когда Сальери ушёл, юноша быстро доел кашу, а затем отправился на кухню. Он выбежал из комнаты в коридор, пропрыгал по небольшой лестнице и хотел привычно ворваться внутрь, но одёрнул себя. Вольфганг осторожно постучался и вошёл. —Доброе утро, дорогие дамы! –Громко поздоровался Моцарт. Несколько девушек чуть не подскочили от неожиданности. Вольфганг нагнулся в изящном поклоне. —Я искренне прошу перед вами прощения за свою ужасную выходку. Мной двигало чувство голода. Вы знаете, как ужасен человек, когда хочет есть?–Моцарт встал на деревянный шатающийся стул, отодвинул со стола посуду и поднялся уже на него, возвысившись над дамами. —Я клянусь вам, что буду бережливее. Не волнуйтесь и не бойтесь меня, пожалуйста. –Пытался убеждать Вольфганг. В проходе незаметно появился маэстро. Разглядев в лицах девушек искренний ужас, он решил скорее протянуть им руку помощи. —Моцарт, вы готовы ехать? –Антонио поправил ремень чёрной тканевой сумки, в которой лежали нотные листы. В боковом отделении, во избежание повреждения, шуршала пара белых перьев. На дне находились крепко закрытые пузырьки с чернилами. Конечно, скорее всего, они не понадобятся, но всё возможно, когда рядом Вольфганг. —Конечно, маэстро. —Он низко поклонился горничными, спрыгнул со стола и юркнул в проход. Они с Сальери вышли из поместья и сели в экипаж. Моцарт удобно расположился на сидениях, вытянув ноги и широко зевнув. Сальери сел напротив, рассматривая довольного юношу. Транспорт тронулся. Вольфганг с искренним любопытством уставился в окно, наблюдая за начинающими быстро сменяться пейзажами, крепко уцепившись пальцами за ткань сидения. Карета сильно качалась. Вольфганг заметил в сером облачном небе двух белых голубей. Они летели вровень, касаясь друг друга длинными белыми перьями. —На что вы там так заворожённо смотрите, Вольфганг? —Птицы. Посмотрите, какие красивые голуби, маэстро. —Пролепетал Амадей, не отрывая взгляда от голубей. Антонио хмыкнул, вглядываясь не в небо, а в блестящие глаза восхищённого юноши. Повозка тряслась ещё около часа. Моцарт успел подоставать Сальери дурацкими расспросами. Тот лишь раздумывал, зачем он вообще открыл Моцарту дверь тем злополучным утром. —Маэстро, вы не представляете, как мне нравятся ваши яблоки. Не сезон ведь ещё. А они растут. Ещё и вкусные такие. Знаете, мне кажется...–Карета резко затормозила. Вольфганг слетел со своего кресла, упав на Сальери. Уперевшись одним коленом в обивку его сидения, а другим в живот Антонио. Послышался хриплый болезненный выдох. Руки Сальери инстинктивно сдавили локти Моцарта, чтобы он не упал. Тот пару секунд сидел смирно, заставляя повиснуть в воздухе неловкую паузу. Вольфганг, ненароком уткнувшийся в плечо маэстро, шумно вдохнул аромат, исходящий от камзола Антонио. —Вольфганг, вы в порядке? Головой не стукнулись? —Не-а. –Он выпутался из рук маэстро и плюхнулся на место рядом с ним. —Я был прав. От вас действительно пахнет яблоками. —Не думаю, что обязательно было меня нюхать. –Прорычал Сальери. —Извините, не удержался. —Пойдёмте уже. Ни секундочки покоя, ей Богу. Я надеюсь, свежий воздух вас успокоит. –Вольфганг про себя отметил, что всё самое красивое уже перед ним, но кивнул, бодро выпрыгнув из кареты на землю. Сальери вышел следом. Они остановились посреди хвойного лес. Через ветви крепких деревьев почти не пробивался солнечный свет. Глаза Моцарта загорелись счастливыми искорками. —Фантастика! Я так давно не был в лесу! –Воодушевлённо сказал Моцарт. Губы Антонио тронула улыбка. Подумать только. Много ли на свете гениев, которых могут осчастливить такие мелочи? По пальцам пересчитать. Один такой стоит на расстоянии вытянутой руки. Сальери тоже нравился лес. Тихий, уединённый, открытый чувствам. Не способный осудить, принизить или хоть как-нибудь прокомментировать произведения, что сочинял в нём маэстро. Антонио вздохнул, нахмурился, вспомнив, что хотел сделать. Он не мог сосчитатт, сколько раз просил кучера быть осторожнее на дороге. Пока маэстро отчитывал повозчика, Вольфганг отбежал от кареты и нашёл сухую корягу, на которую залез и стал гулять по ней, широко расставив руки. —Боже милостивый, спаси мою грешную душу... –Пробормотал Сальери, сначала потеряв своего жильца, но очень быстро обнаружив его местоположение. —Вольфганг, вы сейчас убьётесь! Немедленно слезайте. Моцарт звонко рассмеялся, спрыгнув с дерева. —Не отходите далеко, вам ясно? –Раздражённо спросил Сальери. —Слушаюсь, маэстро. –Амадей грациозно поклонился, всё ещё посмеиваясь. —Давно вы открыли для себя это место?–Спросил Вольфганг, сложив руки в карманы кюлот. —Да. Мне было шестнадцать лет. Я приходил сюда, чтобы сочинять. Мне здесь просторнее. И легче. —Правда? И много вы здесь написали? —Достаточно. Они двинулись вглубь леса. Вокруг звучал щебет птиц, негромкое шуршание ветра, шелест травы под ногами. На губах Моцарта расцвела улыбка. Он и забыл, как замечательно звучит лес. Сальери взглянул на него. Как прежде радостного, но спокойного, задумчивого. Может же, когда хочет. С каждой минутой они оказывались всё дальше от кареты. Антонио и Вольфганг петляли между деревьев. Сальери вёл Моцарта в неизвестном направлении. Или лес вёл его. Через полчаса они вышли к небольшому болоту. Вода цвела. В воздухе пахло мхом и сыростью. Слышалось кваканье лягушек. На коряге сидела пара уже знакомых Моцарту птиц. Он изумлённо улыбнулся, застыв на месте. Маэстро взял Вольфганга под локоть и повёл дальше. Сальери и Моцарт обогнули болото и вышли на поляну. Откуда-то отчётливо слышалось журчание воды. Вольфганг остепенился и рванул в ту сторону, из которой услышал шум. Антонио закатил глаза от игнорирования своей просьбы и быстрым шагом отправился за ним. —О! Как кстати. —Воскликнул Моцарт, ступив туфлей на серые некрупные камни, выходя из леса. Сальери вышел за ним. Они были у реки. На берегу реки росли невысокие кусты с тонкими суховатыми ветками, на которых качались, опускаясь на поверхность водной глади, светло-зелёные листья. —Маэстро, вам не жарко?—Спросил Вольфганг, скидывая с плеч камзол. —Давайте, я понесу. —Сказал Сальери, протягивая руки к одежде Моцарта. Но тот улыбнулся, кинув вещь на камни. На вопросительно-осуждающий взгляд Антонио, Моцарт лишь подмигнул, расстёгивая рубашку. —Стойте... Только не говорите, что вы собираетесь... —Маэстро, мне кажется или что-то не так? —Вольфганг... Я...Я... Протестую против этой наглой выходки. Что на вас нашло?! —Ничего, кроме духоты. –Моцарт разделался с последней пуговицей своей рубашки и бросил на уже снятый камзол, обнажив тонкие, но довольно широкие плечи. Бледноватые, почти полностью покрытые веснушками. К ним очень хотелось прикоснуться. Испполошённую тонкими красноватыми царапинами грудь (возможно, подарок после бурной ночи с мадмуазель Софи). Немного впалый живот. Рядом с пупком был тонкий шрам. От него исходило еле-уловимое тепло. Антонио чувствовал его. По телу пробежали мурашки. Сальери слышал в голове собственный, скрипящий от злости голос, заставляющий его перстать пялиться. Антонио отвёл взгляд, уставившись на свою обувь. Нет, в таком случае, его смущение становится слишком очевидно. Маэстро заглянул в глаза Моцарту, его ехидный взгляд заставил запаниковать. —Предупреждать надо. —Буркнул Сальери, нагнувшись, чтобы поднять вещи Вольфганга, наконец найдя, куда спрятать глаза. Голос дрогнул, но он старательно делал вид, что нисколько не шокирован. Оттряхнув рубашку и камзол, Антонио закинул их себе на плечо и сложил руки на груди. —Чего вы ждёте? Идите, плескайтесь, альбатрос безбожный. Далеко от берега не отходите, течением унесёт — я за вами точно не полезу. Моцарт рассмеялся, озарил маэстро улыбкой и побежал к берегу, по пути скинув туфли. Антонио смотрел на него, не отрывая глаз. Вольфганг весело опускал руки под водную гладь, а затем резко поднимал брызги и звонко смеялся. Моцарт вдруг повернулся в сторону кустов. Он ринулся к ним, чуть не упав, зацепившись за какую-то водоросль. В них Вольфганг исчез довольно надолго. Стоя в воде, он почему-то чертыхался. Наконец, Амадей появился в поле зрения Антонио с большим венком из крупных белых цветов. Местами, из него торчали толстые зелёные стебли. Оказывается, куст скрывал под своей сенью такие прекрасные растения. Он подошёл к Сальери, по пути подобрав свои туфли и осторожно надел веночек на голову маэстро. Встав на носки, Моцарт осторожно поправлял тёмные волосы и бутоны. От них сладко и нежно пахло. Мокрые прохладные пальцы Вольфганга коснулись щетинистых щёк Антонио. —Вам очень идёт. Красивые цветы. И вы. –Улыбнулся Вольфганг. Сальери еле-дышал. Когда он придёт в себя, неприменно отругает и поблагодарит Моцарта. Но это будет совсем не скоро. Они отправились обратно, чтобы поехать домой. Уставшие, Вольфганг — от насыщенной прогулки, Сальери — от испытанных эмоций. По дороге Моцарт одевался. Отыскав карету, Вольфганг и Антонио сели внутрь. В этот раз — на одно сидение. Когда они проехали больше половины пути, Моцарт всё ещё молчал. Как странно. Неужели, настолько утомился? Впрочем, Антонио и сам не сильно хотел говорить. Однако почему-то чувствовал нужду оправдаться. Сальери смотрел в окно, раздумывая о том, что именно следует сказать. —Вольфганг, спасибо за цветы. Снова. У вас какая-то странная тенденция дарить мне их. Я, конечно, очень польщён... Хотя, наверное, вашей целью не было сделать мне приятно. Не приложу ума, зачем, но... Л-ладно, просто не делайте этого! Серьёзно, пожалуйста, перестаньте. Я не вижу в этом смысла.–В ответ последовало лишь молчание. Сальери почувствовал, как на его плечо падает тяжёлая голова Моцарта. Сладко спящего, прикрыв глаза. —О, ну конечно. –Усмехается маэстро, переведя взгляд на венок, лежащий на коленях. Антонио проводит кончиками пальцев по белым бутонам. —Простите, если я веду себя странно. —Так-же аккуратно, невесомо, он гладит Моцарта по всё ещё влажным, спутанным волосам. —Странности есть у всех, маэстро. Если у вас их нет — вы странный. –Мурлыкает Вольфганг, приоткрыв один хитрый карий глаз.