«Их звездный час»

На следующий день Анна, как только пришла на работу, в лихорадочном возбуждении бросилась проверять почту. Было бы слишком большим везением уже сегодня получить ответ из Оксфорда, но чем чёрт не шутит? Ещё вчера, сразу после операции, она написала в Альма Матер Ханса с подробным описанием своего случая и просьбой об экспериментальном образце нового лекарства. Доктор Стрэттон даже милостиво согласился черкнуть пару строк, тем самым добавляя весомости её запросу. Анна не ожидала, что её дар убеждения произведет на него такое впечатление, но поняла, что попала в яблочко, заметив азартный блеск в его глазах, стоило ей заикнуться о возможности быть упомянутыми в отчетах большого исследования. Саму её не очень волновала подобная перспектива. Слава и признание никогда не были главными причинами, почему она выбрала профессию врача. По правде говоря, даже себе она не могла бы ответить на этот вопрос. Отец, уважаемый доктор с обширной практикой и несколькими публикациями в научной периодике, часто говорил, что ей ни за что не хватило бы терпения и усидчивости для того, чтобы пройти курс медицины. Хотела ли она доказать ему обратное? Возможно… Но, в таком случае, почему она не бросила эту затею после его смерти? Тем более, относительно своего терпения, она не могла не признать его правоту. Сейчас, перебирая дрожащими пальцами небольшую стопку писем, пришедших на её имя, она едва не застонала от раздражения, не обнаружив в нем ни одного из Оксфорда. — Глупо было надеяться, — бормотала она себе под нос, пока надевала и застегивала халат. Анна отправилась проведать подопечных. Раньше, до войны, это было самой любимой частью её обязанностей — она любила общаться с людьми, выслушивать их, ей нравилось знать, что она способна облегчить их боль. Сейчас эту процедуру приходилось проделывать, сцепив зубы. Первым делом она отправилась в женское отделение проверить, как себя чувствует маленькая Сьюзи. Набрав побольше воздуха — так, что заболело в груди, она откинула шторку, призванную создать каждому больному иллюзию приватности. — Доброе утро, миссис Келли. Как спалось? — бодро спросила она у молодой женщины, которая полусидела на кровати, укачивая на руках девочку лет пяти. Нежность, почти трепетность рук женщины и то, как она прижимала к груди кудрявую голову своей дочери, вызвало щемящую тоску в сердце Анны, но она постаралась отогнать посторонние чувства, которые могли помешать ей сосредоточилась на том, чем она может им помочь. — Доброе, доктор Ренделл. Сегодня ночью налета не было, так что Сьюзи спала как сурок, — ответила она. — Да, дорогая? Вместо утвердительного ответа сонная девочка, услышав обращенную к ней последнюю реплику, спрятала лицо за мягким тельцем плюшевого медвежонка, шерстку которого покрывали небольшие подпалины. Анна улыбнулась немного грустно и присела на край кровати. С тех пор, как начались массированные бомбардировки города, военные госпитали принимали всех без разбора, в том числе и детей. Эту девочку вытащили из-под завалов неделю назад, после того как балки обрушившегося перекрытия упали ей на ноги. Левой повезло больше, а вот правую пришлось отнять. — Как твое самочувствие, Сьюзи? Девочка посмотрела Анне в глаза, но постеснявшись говорить, принялась шептать ответ маме на ухо. — Она говорит, что у неё ножка болит и дергается, — озвучила миссис Келли жалобы дочери. — Вчерашний приступ действительно был довольно сильный, это очень изматывает, доктор Ренделл. Анна погладила девочку по теплой, тонкой спине, по острым выступам позвоночника и лопаток. Она едва сдержала тяжелый вздох — ребенку явно недоставало того скудного рациона, который оставался в их распоряжении. «Им бы уехать из города…» — Где у тебя болит? Здесь? — спросила Анна, дотрагиваясь до повязки на уцелевшей ноге. — Нет, другая болит. И дергается. Мозг Анны лихорадочно заработал. Она сталкивалась с такими случаями за свою недолгую, насыщенную практику, но не думала, что синдром фантомной конечности может проявиться у ребенка. Взрослым пациентам они обычно назначали барбитураты, это было привычным протоколом лечения… Анна попыталась представить, как юный, нежный организм может отреагировать на такой сильный и токсичный препарат, и к каким побочным эффектам он может привести. Тем более, доктор Стрэттон ни за что не подпишет её рецепт на дефицитные таблетки. Она пересеклась взглядом с миссис Келли, чьи глаза смотрели на неё с ожиданием и надеждой, улыбнулась ей, призвав на помощь всю свою выдержку, чтобы не выдать своей растерянности. Привычному чувству вины за то, что именно она проводила ту операцию, Анна и не пыталась сопротивляться — она его попросту перестала замечать, как перестаешь замечать привычные предметы интерьера в квартире, где живешь всю жизнь. — Не переживайте, так бывает после ампутации. Со временем у Сьюзи это пройдет, а пока выпишем вам обезболивающие. — Спасибо. — Постарайтесь её отвлечь чем-то, когда приступ снова повторится. Ещё хотела у вас спросить, у вас есть возможность уехать из Лондона? — Вы думаете это надолго? — спросила миссис Келли, подразумевая под емким словом «это» то ли почти еженощные бомбежки, то ли войну в принципе. — Я не знаю, — честно ответила Анна. — Но думаю, Сьюзи легче было бы потихоньку приходить в себя где-нибудь на природе. — Честно говоря, я еще не думала об этом. Вообще, у мужа были родственники в Саффолке, может быть, они смогут принять нас… — Это было бы очень хорошо. — Сегодня же напишу им. — Хорошо, миссис Келли. А ты, Сьюзи, поправляйся, — с улыбкой проговорила Анна, поднимаясь. — Спасибо вам, доктор Ренделл. — Мама, а мишке тоже придется ножку отрезать, чтобы он не умер?.. — донесся до слуха Анны обеспокоенный голосок Сьюзи, уже после того, как она, выходя, опустила за собой занавеску. От серьезного вопроса маленькой девочки острая боль прошила всё её существо с такой силой, какой она не ожидала. Хотелось закрыться в кабинете и попытаться осознать, что она только что услышала, и что, из-за этой проклятой войны, ей еще предстоит услышать в будущем. Но она не могла себе позволить ничего подобного. Только в этом отделении Анне ещё предстояло посетить пожилую женщину с контузией, вся семья которой погибла при последней бомбежке, женщину средних лет, лежащую целыми днями с открытыми глазами, взгляд которых был направлен куда-то вверх, еще одну пожилую женщину, восстанавливающуюся после операции и совсем молоденькую девушку, которую никто ни разу не навестил, поступившую к ним с тяжелой травмой головы. Прошло более получаса, пока она наконец добралась до мужской палаты. Поздоровавшись с несколькими идущими на поправку солдатами, которые уже напропалую флиртовали с парочкой смешливых медсестер, Анна подошла к кровати вчерашнего летчика и взяла в руки температурный лист с совсем коротенькой кривой, круто уходящей вверх. Последняя отметка стояла на неутешительных 38,7°. «Слишком рано его поместили в общую палату… Реанимации, наверное, снова переполнены» — Мисс Доусон, — позвала Анна медсестру. — Этот пациент приходил в себя? — Да, когда его перевели сегодня утром. Правда он говорил что-то неразборчивое, я так и не поняла, решила, что он бредит. Мы дали ему обезболивающее и он вскоре снова заснул. «Надеюсь, это всего лишь послеоперационная лихорадка. Если же нет…» Анна задумалась на мгновение, но в следующую секунду испуг и растерянность на её лице сменились упрямой решимостью. «В любом случае, я не могу просто сидеть и ждать, пока мне ответят из Оксфорда» — Понятно. Мне нужно срочно уехать. Если у кого-то из ваших подопечных будут жалобы, обратитесь к доктору Вестергарду или кому-то из других дежурных врачей. Я вернусь после обеда. — Хорошо, доктор Ренделл. Не без труда отпросившись у доктора Стрэттона, Анна ненадолго покинула свой маленький мир, переполненный болью и человеческим страданием, и отправилась домой за машиной. Эльза, её старшая сестра, почти не пользовалась стареньким понтиаком, доставшимся им в наследство от отца, мать тоже, с тех пор, как их шофера мобилизовали, но Анна, чья неуемная энергия не позволяла ей усидеть на месте, выучилась водить, и сейчас это пришлось как нельзя кстати. Ей предстояло небольшое путешествие на северо-запад. Проезжая мимо очереди в столовую общественного вспомоществования, из которой её взгляд выхватил высокую стройную женщину аристократичного вида со строгой, прямой осанкой, держащую за руку маленького мальчика, Анна острее привычного испытала присутствие своего неотступного спутника — стыда. Да, их семья тоже столкнулась с ужасами войны, они, также, как и все в городе, прятались в метро во время бомбежек, они также хоронили друзей и знакомых, они также падали с ног от недосыпания и усталости, они тоже забыли вкус сливочного масла и свежего пшеничного хлеба, но по сравнению с теми, кто буквально лишился всего, как например эта женщина, их потери казались до смеха пустяковыми. Анна тряхнула головой, возвращая взгляд на дорогу, чьи обочины, заваленные битым кирпичом, были заставлены уцелевшей мебелью, какими-то мешками и чемоданами, вязанками обгоревших книг — всеми этими осколками чьих-то разрушенных жизней. Еще недавно этот квартал жил, шумел и работал. Сейчас же над ним царствовала тишина и витал запах пожарища. Сжав зубы в надежде усилием воли загнать назад отчаянные слезы, навернувшиеся на глаза, Анна вцепилась в рулевое колесо и прибавила газу. Ей нужно было поспешить, если она действительно хочет спасти жизнь того летчика, имени которого она сейчас даже не могла вспомнить.