«Их звездный час»

«Рано еще Кристофа выписывать! Не могу поверить… Если он здесь начальник, еще не значит, что он имеет право всё решать» Единственное, чего хотелось сейчас Анне — чтобы у нее была хоть капелька выдержки её старшей сестры. Может быть, благодаря этому у нее оставался хотя бы один шанс из ста, что её не уволят за то, что она собиралась устроить в кабинете доктора Стрэттона. «Всего два дня… Я слегла с гриппом всего на два дня, а тут уже творится чёрт знает что!» Анна пришла в госпиталь, практически сбежав из-под опеки мамы, которая никак не хотела поверить, что её дочь уже в полном порядке. Пусть у нее ещё слегка кружилась голова от слабости после сильнейшей лихорадки (о чем маме совершенно необязательно было знать), пусть температура с натяжкой упала до «конвенциональных» значений, пусть ее бросало в холодный пот при малейшем напряжении усилий, но она не могла дольше оставаться дома. В мае, который казался Анне в этом году еще более прекрасным в тепле золотисто-прозрачных солнечных лучей, пусть в расстрелянном и присыпанном пеплом, ей невыносимо было лежать в постели. Она забежала проведать подопечных в мужской палате. «Себе-то хоть не ври. Ты соскучилась по нему…» И вот пожалуйста! Его кровать около окна в углу большой светлой палаты стояла пустая, с убранным постельным бельем. На её железном скелете осталась только скатка посеревшего и истончившегося от времени матраца и плоская подушка. Анна наверное еще с минуту так и стояла бы, открывая и закрывая рот, если бы к ней не подошла старшая медсестра и не тронула бы её за локоть. — Его выписали вчера. Распоряжение доктора Стрэттона. Теперь, не обращая внимания на утреннею суету больницы, кипя возмущением так, что еще немного и засвистит, она направлялась в кабинет доктора Стрэттона, чеканя шаг и забивая в пол каблуками фразу за фразой. «Пока каждый врач надрывается в госпитале до полного физического истощения, ВЫ (!) ставите нам палки в колеса…» «ВЫ нагрузили нас ненужной документацией сверх всякой меры. Каждое, даже самое ерундовое лекарство нуждается в обосновании» «Просроченные перевязочные пакеты…» «ВЫ саботируете мой самый важный проект, выписывая моего пациента, пока я не в госпитале» Тут она, конечно, преувеличила для драматичности — Кристоф в последнее время поправился настолько, что позволял себе ежедневные часовые прогулки с тростью. Его рентгеновские снимки тоже демонстрировали положительную динамику, хотя Анна называла её положительной только скрестив пальцы — она помнила ту четырехчасовую операцию, во время которой она собирала его ногу по кусочкам, скрепляя живую, подвижную массу кости тонкими стальными пластинами. Но все эти доводы меркли перед бурей её возмущения. Этот бунт зрел в ней уже больше года. Выписка стала всего лишь спусковым крючком. — Доктор Ренделл! Подождите! Секундочку! Она затормозила и повернулась на оклик — на перерез ей почти бежал Свен. Только увидев, что Анна остановилась, он позволил себе немного сбавить ход. — Никак не мог вас догнать. Я вас ненадолго задержу, я вижу, что вы торопитесь. — Извинитесь, пожалуйста, перед Кристофом за эту странную выписку — пока я болела, наш начальник, Стрэттон, кажется, решил, что он здесь самый умный и успел вышвырнуть вашего друга. Может, он решил, что у нас не хватает свободных коек, не знаю. Во всяком случае, я постараюсь всё это уладить. «Если меня не уволят сегодня еще до обеда» — В таком случае, я рад, что поймал вас. Может быть, мне удастся немного очистить имя этого вашего доктора. Дело в том, что на него надавило наше начальство — у нас некомплект, летаем почти без слаживания, а Кристоф был командиром нашей эскадрильи. Собственно, поэтому я пришел… Анна онемела. Глядя в честные, открытые глаза Свена, она пыталась осмыслить сказанное им. — Но Кристофу нельзя летать. Еще слишком рано, — потерянно произнесла она. Весь её запал быстро прошел. Он попросту замерз под колючим дыханием страха, пробежавшим по её плечам и заставившим её едва заметно поежиться. Именно так она ощущала себя прошедшей зимой, кутаясь в совершенно не греющую шаль и дрожа перед обещанным по радио налетом. Но сейчас этот холод проникал ещё глубже. — Сколько по-вашему еще нужно времени? — спросил Свен. — Чтобы кость срослась? Всего месяц прошел. Даже несмотря на то, что до сих пор процесс заживления шел очень хорошо, нужно, по меньшей мере, еще два. И даже после этого я не могу дать стопроцентных гарантий. Кристоф должен постоянно находится под наблюдением врача. — Ну, за последнее можете быть спокойны. Наши костоправы не дают нам ни чихнуть, ни пёрднуть без их участия. Прошу прощения, — поспешил извиниться Свен, увидев расширившиеся от удивления глаза Анны. — Я не говорю, что его прямо завтра посадят в самолет. Но наши командиры просто не могут себе позволить такую роскошь, как оставить его в госпитале на всё это время. Я думаю, его задействуют для обучения молодых пилотов. Анне немного отлегло от сердца. — Так вы пришли, потому что… — Кристоф заставил, — перебил её Свен, засмеявшись. — Просил поблагодарить вас за всё. Я, разумеется, чувствую себя очень глупо в роли посыльного, но я тоже очень вам благодарен, доктор Ренделл. «Просил поблагодарить за всё…», — повторила про себя Анна, чувствуя, как слабеют колени. Вот так просто заканчивается эта история. Простая благодарность, переданная его другом посреди больничного коридора. «А какой еще романтики, спрашивается, ты ожидала во время войны?» Ее мозг судорожно пытался найти повод увидеться с Кристофом хотя бы один раз. Но в голову не приходило ни одного благовидного предлога. Похоже, ей придется смириться… Не может же она вешаться на шею тому, кто даже не нашел в себе сил для того, чтобы лично поблагодарить за спасенную жизнь — прислал друга. — Конечно, Свен. Для меня большая честь помогать тем, кто защищает нас. Свен немного помялся, словно не желая прощаться, но и не находя, что сказать. Вдруг лицо его просияло настолько, будто он только что придумал способ закончить войну сию же секунду. — А, забыл! Доктор Ренделл, у нас есть традиция. Знаете городок Ист-Гринстед? Там в «Корабле» каждую субботу собирается наш клуб, «Морские свинки». — «Морские свинки»? — Анна, не сдержавшись, прыснула от смеха. — Чýдное название. Кстати, зачем вы мне это говорите? — Сам не знаю. Вдруг вам однажды станет настолько скучно, что вы захотите скоротать там вечер. — Это вряд ли, — произнесла Анна и грустно улыбнулась, вспоминая о куче работы, накопившейся за ее недолгий больничный. «Может быть, это даже к лучшему» Какой из двух видов боли в итоге предпочтительней — холодная, сковывающая сердце стылостью одиночества, или ослепляющая боль потери, испепеляющая душу до черноты пожарища? От широты и многообразия выбора, предоставленного ей жизнью, Анна горько усмехнулась. «Пусть будет так», — сказала себе она, в очередной раз, уже привычно, прощаясь с частичкой отмеренного ей внутреннего света, который заставлял её начинать новый день, надеяться на лучшее, спасать людей только для того, чтобы они погибли в следующий раз, возможно более страшной смертью, который давал сил шутить и смеяться, собравшись в комнате отдыха с коллегами, который заставлял её просто продолжать жить. Надолго ли хватит ей этих остатков и что она будет делать, когда они закончатся?

***

Ветер, расчесывающий ослепительно зеленую, высокую, еще некошеную траву полигона, крепчал с каждым часом. «Хорошо, — подумал Кристоф, который, задрав голову, следил за двумя парами спитфайров, — им как раз нужно отработать манёвр в условиях сильного ветра» От фонарей отражалось яркое майское солнце, заставляя жмуриться, а ветер трепал его отросшие не по уставу волосы и не застёгнутые полы кожаной куртки-бомбера. Он стоял уже три четверти часа, опираясь на трость, но практически не ощущал этого, забывшись в хитросплетениях воздушного танца. Молодежь, которую ему поручили тренировать, «наступала на пальцы», влезала без очереди и «скакала козой». Радиоприемник рядом с ним передавал кашу эфира, который то и дело прорезался звонким голосом «Мыша» — совсем еще зеленого летчика из крайнего пополнения. Он ругался, еще совсем неумело, но страстно, из-за того, что номер один из пары условного противника только что крестанул его. Отсмеявшись, Кристоф поднес ко рту передатчик, решив наконец вмешаться в эфирный галдеж: — Отставить, Мышь! Ты думал, мы тут собирались маршировать? Если хочешь выжить в первом бою, должен вертеть головой на 360 градусов. Ты должен был заметить Дикаря и отвернуть. — Есть, сэр! — донесся его звонкий голос из помех. — Теперь ты, Дикарь. Если по твоей вине мы потеряем еще хоть одну машину, я тебе лично голову оторву. Как понял? — Понял, сэр! — пробасил радиопередатчик голосом Дикаря, известного в простонародье как Джон Уайлдер. Кристофа настолько поглотило это «авиашоу», что он не заметил приближения лорда Фрейзера, его временного начальника. Мужчина средних лет, чье породистое лицо было обезображено обширным шрамом от ожога, а выправка отражала достоинство потомственного военного, неотрывно следил за спитфайрами, ведущими условный бой в ярких лучах закатного солнца. — Что тут происходит? Что это за «двойки»? — спросил он строго, даже не взглянув на Кристофа. Тот молча отсалютовал, насколько это было возможно, учитывая трость в его правой руке. — Обычная тренировка. Обучаю пополнение. — С каких пор мы используем тактику Люфтваффе? Не хотите ли вы сказать, что я пропустил какую-то директиву? — Никак нет. Но разрешите поделиться своими соображениями на этот счет. — Разрешаю. — Я считаю, что будущее именно за техникой полета «ведущий-ведомый». — О, так вы знаете больше нашего штаба? Не слишком ли самонадеянно с вашей стороны, лейтенант Бьоргман? — Я уже излагал свои наблюдения по этому поводу в рапортах. Я не подвергаю сомнению решения начальства, но считаю, что было бы неплохо, если бы наши летчики освоили технику противника — это помогает предугадывать его действия в бою. Кроме того, я считаю, что война рано или поздно заставит нас перейти к этой тактике. — Каким же образом? — В нашей эскадрилье четыре тройки, так? Следовательно, только четыре единицы могут непосредственно вести бой. Сопровождающие, в лучшем случае, обеспечивают прикрытие, на практике же они просто висят на хвосте. Если бы мы летали по принципу «ведущий-ведомый», таких единиц в эскадрилье стало бы шесть. У немцев цель — сразу же выбить сопровождающих, и тем самым оставить командующего звеном практически голым. Если бы не более высокая маневренность и скорость наших самолетов, по сравнению с мессершмиттами, нам вообще пришлось бы туго. Знаете, как немцы нас называют? Рядами идиотов! Лорд Фрейзер нахмурился, серьезно задумавшись. — Я не хочу сказать, что ваши рассуждения совершенно лишены смысла, — произнес он после длительной паузы. — Но все же не могу позволить, чтобы во вверенном мне учебном центре буйствовало вольнодумство. Это вам не какой-нибудь Кэмбридж. Что будет, если каждый инструктор будет обучать молодых летчиков как попало? — Позвольте вас успокоить, капитан Фрейзер. То, что вы сейчас наблюдаете, это факультативные занятия. Основную учебную программу на сегодня они уже отлетали. — Это как раз то, что я хотел услышать. За спиной лорда Фрейзера замаячила знакомая фигура и Кристоф на секунду отвлекся от разговора с начальством. Свен возбужденно жестикулировал, изо всех сил изображая сигнальщика. Заметив застывший, недоумевающий взгляд подчиненного, направленный куда-то ему за спину, лорд Фрейзер обернулся и едва слышно хмыкнул. — Сажайте свои пары, лейтенант, — сказал он, повернувшись обратно к Кристофу. — Хватит на сегодня. — Есть, сэр. Пока Кристоф отдавал соответствующие распоряжения своим подопечным по радиосвязи, к нему подошел Свен. По его лицу расползлась настолько хитрая улыбка, что Кристоф внутренне напрягся, готовясь к отражению штурма. — Старик не дает спуску? — кивнул Свен в сторону уходящего командира. — Да в общем не всё так плохо, я думал будет хуже. Наши лампасы не любят перемен. Свен выжидающе замолчал. Кристоф практически чувствовал на себе его пристальный взгляд, но из какого-то странного упрямства предпочел игнорировать его. — Кстати, за тобой должок, Крисси! — не выдержал наконец-то его друг. — За что это? — Как за что? Разве не я только что бегал к твоему очаровательному доктору по твоему поручению? Кристоф едва не задохнулся от этого заявления, чувствуя, как уши наливаются жаром, и принялся, заикаясь, опровергать его: — Она не мой очаровательный доктор… ну, то есть она доктор… и она очаровательная, конечно… — он простонал, пряча пылающее лицо в ладонях. — Черт бы тебя побрал, Свен! Кристоф хотел, безумно хотел узнать, не просила ли Анна что-то ему передать, но, после всех этих намеков и хитрых взглядов, которыми одаривал его Свен, он просто не смог заставить себя. Пусть так и остаётся. Пусть Анна, её сияющие, серьезные глаза, её милая, чуть грустная улыбка, её мужество и доброта останется в его памяти светлым пятном среди всей этой грязи и мрака. Свен посмотрел на внезапно замолчавшего друга. Все заготовленные подколы и шутки застряли в горле от вида его сведенных на переносице бровей и искривившихся отчаянием губ, а упрямо выставленный подбородок заставил отложить попытку серьезного разговора. Они еще немного постояли, провожая взглядом идущие на посадку спитфайры, пока адъютант молча собирал радиооборудование. — Как насчет выпить пива? — произнес с многозначительным вздохом Свен, похлопав Кристофа по плечу. — Может быть, даже чего-нибудь покрепче. На лицо Свена мгновенно вернулась озорная улыбка. — Ай, ладно, уговорил! Готов уйти в штопор? — сказал он, наглядно демонстрируя ладонью этот самый штопор. — Отставить уйти в штопор. На губу захотел? — Эх, ну просто никакого веселья, когда твой друг — комэск! Они засмеялись и оставили полигон за спиной, уходя в сторону казарм. Как ни парадоксально, ощущение обреченности одаривало их несравненной свободой и легкостью. Что ни говори, а летается гораздо лучше и азартней, когда ничто не связывает тебя с землей.