Спустя несколько месяцев
В Риме шла поздняя осень. Почти все оранжевые и желтые листья опали на землю, а погода стала заметно холоднее, пусть всё ещё была пригодной для легких кофт. Город потихоньку обретал теплые краски и переживал войну. Медленно, но они смогли поднять Рим на ноги. Разрушенные здания заменили на обычные поляны, куда приходили люди, чтобы сложить цветы в честь тех, кто погиб на этой войне. Тут же стояла Нова, присев на одно колено. В руки были вложены четыре цветка ликориса, которые она подготовила специально для двух людей. — Оникс, куда их положить? Анимаморф подошёл ближе, взяв её за руку. Заглянул в серые, невидящие глаза, и аккуратно повёл за собой.***
В первые недели Ловчая не выходила из квартиры, погружённая в себя. Просыпалась и рыдала от осознания того, что это не ночь такая тёмная, а её зрение, которое больше не способно было видеть абсолютно ничего. Сидела в комнате, ничего не ела, и, если бы не Оникс, который всё это время был рядом, она бы не справилась… Спустя месяц место отрицания занял гнев. Она рыдала, сидя в ванне, кричала сама на себя, проклинала всех и каждого, но находила утешение в объятьях Оникса, который каждым днём винил себя всё больше и больше. Нова говорила ему, что его вины тут никогда не было и не будет. Покрывала поцелуями всё лицо, обводила ямочки на теле и запоминала его запах. Как оказалось, Оникс пах не просто мускусом и амброй, но и едва уловимым фужерным ароматом бергамота. А ещё часто мог попасться на запахе корицы и воздушных оладьев, которые регулярно делал ей раз в неделю. Спустя полтора месяца началась стадия торга. Нова выходила из дома, но совсем недалеко, и почти всегда под присмотром фамильяра, который помогал ей, если она оступалась. В одну из таких ночей ей захотелось почувствовать запах морозной улицы. Разгадать её тайну и осознать, что можно жить и без зрения, зато с более улучшенным запахом и слухом. Она попросила Оникса дать ей попробовать самой дойти до соседней улицы и обратно. Фамильяр долго упирался, но в конечном итоге обречённо вздохнул, прижимая её тело к себе ближе. — Если почувствуешь, что не можешь — сразу давай знак, хорошо? — Хорошо… В ту ночь она сидела на крыльце дома и ревела. Много, долго, но уже от безнадёжности, чем от осознания. Оникс всё чувствовал. Наблюдал за ней из окна, замечая, как она сжимается от боли за своё состояние, но ничего не делал. Он обещал, что она побудет одна. Нова была ему за это благодарна. Спустя два месяца наступила депрессия. Нова звонила всем каждый день, чтобы узнать, как они, и ребята звонили в ответ. Только Кай совсем трубку не брал… После звонков она обычно лежала на кровати, и, как думала, смотрела в потолок, хотя на самом деле вглядывалась в пустоту. Сны переставали быть такими красочными, из памяти улетали маленькие детали её жизни, которые она не успела в точности запомнить. Оникс принимал животную форму и устраивался на её груди, громко мурлыча. Она мягко гладила его по шерсти, успокаивая мысли. Их она видела отчётливо…***
— Осторожно, тут выступ. — аккуратно потянув Нову на себя, Оникс наблюдал за тем, как она уже смелее делала шаги, не боясь упасть. Слишком много раз уже падала. — Спасибо, мой месяц. Теперь она называла Оникса только так. Нова была для него неполной луной, как и её кулон, которую хотелось рассматривать и любить, а он же — месяцем, к которому она тянулась, чтобы слиться в единый, целый спутник. Оба дополняли друг друга, любили, и даже в маленькие конфликты, появившиеся в быту, старались не ругаться сильно, называя друг друга только так. Это помогало. Благодаря фамильяру она вложила четыре цветка в поляну таких же почти мёртвых, которые каждый день заменялись свежими. Погибших никто не забывал. — Люди не умирают — они навеки остаются в нашей памяти. Так же, как останетесь вы. Фамильяр присел рядом, опустив голову в землю. Старик и Итан больше не вернуться в мир живых, война безжалостно забрала их с собой…***
Он почти не спал все два месяца. Изредка покидал Нову, болезненно сжимаясь от слов, которые она говорила: — Я обуза для тебя, мой месяц. — Не говори так… — Но это правда. И он каждый раз отрицательно качал головой, крепко прижимая её к себе. Не считал её обузой, переживал с ней все эти беды, потому что обещал оберегать и быть рядом. И Нова всхлипывала на его плече, сжимая до побелевших костяшек его одежду. Знала, как сильно он любил её, и понимала, что тянет его на дно… — Не правда это, Нова. Не правда. — он целует её в висок и сдерживает собственные слёзы, которые уже собираются выйти наружу. — Никогда правдой не будет. — Почему, Оникс? — Потому что я люблю тебя. Я хочу жить с тобой, хочу пройти весь этот период вместе. Не отталкивай меня, луна моя… — Никогда. Он целует её так нежно, как только может. Губы смешиваются с солёной влагой, а они не отстраняются, потому что не могут. Потому что привязаны не только связью, но и сердцами.***
Оникс поднимает голову и тихо шмыгает. Погода не вписывается в настроение. В который раз.***
Ему не нужно повторять несколько раз собственные мысли — анимаморф и с первого понимает, что произошедшее было ужасным. Он испытывает бесконечное чувство вины, записывается на курсы психотерапевта, которые должны были вот-вот начаться, и каждый раз вздрагивает, слыша фейерверки. Оникс и Нова радовались, что успели увидеть эти цветные огни до начала войны, потому что больше нормально воспринимать они их не могли.***
Глубоко вздыхая, он последний раз молится за двух товарищей, а затем понимает на ноги Нову, которая больше не ревела. Слёзы кончились. — Куда мы сейчас? — К Веспер. Ловчая кивает и идёт за ним, держась за руку. Оникс аккуратно сжимает её ладонь и возвращается в свои воспоминания…***
На балконе холодно. Он смотрит на пачку сигарет в своих руках и криво усмехается. Когда-то анимаморф ругался на Таллиса за то, что тот использовал сигареты, чтобы снять стресс, а теперь сам хочет… Трясёт головой и смотрит на улицу. После войны стало слишком тихо, многие побоялись выходить из своих домов, а те, кто выходил, по привычке часто оборачивались, и домой шли намного быстрее. Всех подкосило как следует. И его тоже. Он закрывает глаза и глубоко вздыхает. Перед глазами проносится смерть Мюриэль, смерть того выродка, которых Оникс убил сам… Их животный страх, их эмоции и последние вздохи. Шен говорил ему: «На войне либо убиваешь ты, либо убивают тебя», а анимаморф думает о том, что просыпаться, видя их лица перед глазами, намного страшнее собственной смерти.***
— О чем думаешь? После того, как Нова перестала видеть, ей стало гораздо проще ориентироваться по эмоциям фамильяра. Теперь она могла улавливать даже самую маленькую, секундную замешку. И даже сейчас, держав его за руку, она ощущала, что он задумался. Молча долго, руку иногда сжимал сильнее, иногда дергался. Нова даже уловила атмосферу, витавшую в воздухе. — О нас. И о войне. — И как? Что надумал? Оникс хмыкнул, немного нервно тряхнул плечом и посмотрел вдаль. Люди вокруг них ходили тихо, хотя изредка можно было услышать чей-то смех, от которого поднималась зависть. Нет, анимаморф не растерял своих шуток, просто сейчас ему казалось, будто это совсем неуместно. Нова потихоньку начинала жить, а это значит, что ей нужно было время, чтобы прийти в то, более адекватное состояние. Стадия депрессии — самая сложная, но и самая близкая к тому, чтобы всё закончилось. — Я рад, что ты выжила. Что…большая часть из нашей компании осталась жива. Нова не ответила, плотнее сжав губы. Все вокруг знали: Чужие выстояли и продолжают ходить по земле, но какими жертвами? После войны их численность в Риме упала более, чем на 50%. По всем новостям трубили о том, что они перешли отметку, значащую «грань вымирания», а значит власть Обычных стала больше. Конечно, больше никто не посадит на трон… Чужого. В любом его проявлении. Ускорившись, она оказалась у плеча Оникса, мягко обнимая его. Щека уткнулась в бицепс, а пальцы плавно прошлись по руке вверх и вниз. Оникс мягко поцеловал её в макушку и продолжил идти. — Расскажешь, что видишь? — Конечно, — он посмотрел вокруг себя и начал. — Впереди нас идут две женщины лет тридцати. Обе светлокожие, но одна выше другой почти на голову. У той, что поменьше, светлые волосы… Оникс рассказывал про то, что происходило вокруг, пока Нова внимательно слушала и представляла, как это выглядело. В какой-то момент она ощутила лестницы под ногами, и анимаморф осторожно помог ей подняться, следя за тем, чтобы она не упала. Открыл дверь в здание, и в нос Ловчей тут же ударил запах медикаментов. Они пришли в больницу. — Добрый день, вы сегодня рано. Нова знала этот голос — это был врач, который помогал ей и Ониксу после войны. Благодаря нему фамильяр практически оправился и не получил проблему с органами после битвы со Временем. К тому моменту Нова уже не видела, но предполагала, как мог выглядеть врач: среднего роста с залысиной на голове, большими очками и светлой кожей. С морщинами на лице и доброй, немного уставшей улыбкой. Ну и, конечно, в белом халате. — Здравствуйте, мы сначала зайдём к подруге. — К Веспер? Конечно. У неё как раз сейчас осмотр. После войны спали все маски: многие Чужие, что скрывались под Обычных, не смогли держать свой секрет в тайне. Веспер была среди них, но, казалось, даже радовалась, что всё получилось так. Нова решила задать вопрос: — А…как у неё с протезом? — На удивление, всё хорошо. Она быстро к нему привыкла. Ну, по сравнению с предыдущей неделей, когда вы заходили, она научилась держать в руках предметы. Нова улыбнулась, радуясь хотя бы этому. Они поднялись на второй этаж по лифту и зашли в палату, тут же чувствуя запах дезинфицирующих растворов. По привычке вытянув руки, Нова почувствовала на ладонях скользкую, мокрую субстанцию, растирая её по рукам. Антисептик. Веспер сидела на кровати, читая книгу с названием «Похищенное письмо», автором которой был Эдгар Аллан По. Заместо левой руки был протез, начинавшийся от плеча. Руку спасти не удалось, да и едва получилось спасти саму Веспер. Но Верховная не показывала эмоций, хотя все прекрасно видели, как больно далась ей эта потеря. Оникс и Нова прошли вперёд, благодарив врача. Ловчая осторожно села на кровать, помогая себе руками, а Оникс остался стоять. Его глаза зацепились за фотографию на тумбе с маленькой Веспер и её фамильяра. — Добро утро, как ты? — Нова попыталась сделать вид, что смотрит на неё, но, конечно, не получалось. — Доброе, всё хорошо, читаю. — Что читаешь? — О, это интересный рассказ, в котором есть некий господин Д, похитивший письмо с конфиденциальным содержанием одной дамы, из-за которого он шантажирует её. Подробности рассказывать не буду сейчас, а то запутаю вас. Нова улыбается, прикрывая глаза. Так легче понимать, что они всё ещё на месте. Руки мягко нащупывают живую ладонь Веспер, сжимая её. Оникс садится рядом и улыбается двум ведьмам. Обращается к Веспер: — Как твои кошмары? Больше не мучают? — Уже не так часто, но уже меньше. Теперь не просыпаюсь прямо среди ночи. Воспоминания пошатнулись и всё ещё норовят измениться, но я активно не даю им это сделать. Она кивает на фотографию с Исой и грустно улыбается. Слегка качает протезом и накрывает им руку Новы, мягко поглаживая. Ловчая осторожно ощупывает его, чтобы запомнить детали. Хмурится, затем осторожно сплетает их пальцы и улыбается. — Иса бы гордилась тобой. Ты спасла…многих. Никто не ожидал, что Куинн окажется предателем. — Да, мы был слишком увлечены её поиском, что совсем забыли про остальных, и теперь… Глубоко вздохнув, Веспер криво усмехнулась, понимая, что одна из её рук не дрожит, в отличии от другой. Посмотрела на Оникса, а затем отвела взгляд. Её губы плотно сомкнулись, и последующая фраза вылетела уже их уст Новы: — Теперь Ловчих всего двое. Она говорит это прямо, не испытывая при этом никаких эмоций. Лишь лицо немного дергается в какой-то слабой попытке выдавить чувство, но кроме опустошённости не приходит совсем ничего. Нова поднимает голову вверх и вспоминает Кая. Слышит его дикий и громкий плач, а затем тишину. Пустые глаза, которые за секунду обрели страшную тоску, а потом так же быстро перестали что-либо выражать. Вздрагивает, чувствуя крепкие, шершавые ладони на своих, и мягко сплетает пальцы. Оникс пододвигается ближе, утягивая её в свои объятья, и обращается к Веспер: — Как там Кай? Всё ещё не выходит на связь? Верховная качает головой, показывая, что дело всё так же стоит на месте. Они пытаются связаться с Ловчим уже второй месяц. Второй месяц трубку берёт Рамона и коротко говорит о том, что дело плохо. Второй месяц Кай никого не подпускает к себе, кроме девушки, и даже не желает выходить на улицу. — Шен приходил к нему сегодня. Пытался поговорить. — Я так понимаю, неудачно? — анимаморф дернул губой, опуская взгляд на их с Новой ладони. — На удивление, Кай даже пустил его в дом, но молчал. Быть может это даст нам шанс помочь ему. Оба кивнули, соглашаясь со словами Верховной ведьмы. Каю нельзя было переживать всё это в одиночку, но он выбрал быть одним. Решил, что ему не нужна помощь кого-то из команды, закрылся в себе, несмотря на все попытки ребят помочь ему. В палату вошёл врач, и Оникс аккуратно потянул Нову за собой. Перед выходом анимаморф вспомнил кое о чём и остановился, оборачиваясь на сидевшую ведьму через плечо: — Веспер, — она подняла на него голову, показав врачу, чтобы он немного подождал, — я видел её в тот день. Она просила сказать тебе, чтобы ты не винила себя. Старшая замерла, оставив здоровую руку висеть в воздухе. Сначала не поняла, о ком идёт речь, но затем посмотрела на фотографию и вздрогнула. Почувствовала тугой ком в горле и выдавила из себя тихое: «Спасибо», опуская голову. Оникс кивнул и вышел из палаты, аккуратно уводя Нову за собой. Обвил её талию хвостом, двигая на себя в те моменты, когда впереди появлялись мешающие предметы. Они ушли на этаж выше, подходя к рентген кабинету. Нова села на стул около кабинета и потянула Оникса на себя, крепко обнимая: — Всё будет хорошо. — Обязательно. Он нехотя отстранился от неё, проводя ладонью по лицу, и вошёл в кабинет. Нова бесконечное количество раз пересчитывала костяшки пальцев, прикрывая глаза. Она глубоко дышала, пытаясь избавиться от накатившей паники. Знала, что когда-то ей придётся научиться жить самостоятельно, учиться читать по шрифту Брайля. Понимала, что темнота — это не страшно. Но страшно было жить с нею всю жизнь. Сердце немного кольнуло и она глубоко вздохнула: Оникс боялся. Она не осуждала его за это и никогда бы не стала. Понимала абсолютно всё, что его волновало, принимала его «от» и «до». Обещала быть вместе, чтобы он не думал, что Таллис прав. Забота и переживание Оникса были не попытками привязываться к человеку. Он просто был такой сам по себе: любил помогать, старался быть тем, кто всегда увидит только хорошее. Поддерживал и не просил ничего взамен. Иногда мог вспылить, но всегда молча и вдалеке от дома, чтобы не выплеснуть свою злость на других. Был рядом даже тогда, когда его просили не делать этого, потому что не мог оставить человека одного. Нова знала: Таллис хотел для него лучшего. Но по итогу сделал ему больно и даже не заставил ненавидеть себя. Оникс просто не смог возненавидеть его, потому что он был единственным человеком и анимаморфом, который был рядом. А теперь вместо него была Нова. Но анимаморф всегда говорил, что никогда не заменял её Таллисом. Она была другим человеком. Его человеком, которого он очень сильно любил. Оникс вышел спустя пять минут со снимком в руках. Сел около Новы и мягко поднял её подбородок на себя. — Никс? — Я тут. Она улыбнулась, руками проводя по его плечам, поднимаясь к лицу. Погладила щеки, задевая слегка отросшую щетину. Почувствовала, как улыбнулся Оникс. — Ну как всё прошло? — Всё хорошо, — он положил снимок ей на колени и подвинулся ближе. Коснулся своим носом её. — Рёбра зажили, магия почти растворилась. Ещё неделя-две и буду как свеженький. — Я рада, мой месяц, — она осторожно подалась вперёд, находя его губы. Поцеловала медленно, но почти невинно. Затем нехотя отстранилась. — очень рада. Оникс поднял её на руки и покружил на месте, заставив Нову схватиться за шею анимаморфа. Затем поставил на место, и уже теперь глубоко поцеловал её, заставляя Нову растворятся в нём. В их поцелуях, в действиях, привычках, ругани, близости… Во всём. — Дурак, — она улыбнулась, утыкаясь в его грудь, едва ли не попадая мимо, — я тяжелая. — Неправда. — он мягко огладил её талию. — Самая лёгкая колдунья. Самая любимая маленькая луна. Она крепко обняла его и прикрыла глаза. Поймала себя на мысли, что никогда не сможет отпустить его, как бы не хотела. Потому что уже привыкла к нему, такому родному и замечательному коту, который таял от одних её ласк. Оникс чувствовал её эмоции и улыбался сам. Он был готов всю жизнь ловить её и не давать падать, чтобы она знала, что даже в самое тёмное время суток анимаморф будет рядом. Положив голову ей на макушку, Оникс глубоко вздохнул: — Ты точно готова ехать к ним вечером? — Да. Надо поставить точку. — она аккуратно отодвинулась от него, нащупав ладони. — А пока к Хорхе и Люсьену? Оникс кивнул и они направились к выходу, по дороге встречая и тех, кто бился с ними на одной стороне, и тех, кто был с врагом. Оба усмехались иронии: по итогу все оказались в одной больнице. Не было никаких «высших» и «низших», были только те, кто выжил. Это пугало. Мотив Эттиморта всё это время лежал на поверхности и был до иронии простым: месть. Он не принял тот факт, что Доминиона была сильнее и могущественнее его. Не понял, что, убив её, он не обретёт должную власть. Он хотел править. Хотел уничтожить всех Чужих, чтобы показать Обычным, насколько он могуществен. Время желал страха и хотел, чтобы все маги погибли, потому что единственный из рода, который должен был существовать на этой планете — он. И так завелось с детства, когда Сонники ожидали, что он будет их спасением. Надежда на месть привела его к необдуманным последствиям. К тому, что получилось по итогу. Нова вздрогнула, в сотый раз прокручивая в голове повторяющуюся мысль: Доминиона знала всё «от» и «до». Нова встрепенулась, почувствовав прохладный ветер, пробравшийся под тёплый бежевый свитер. Подставила лицо, ощущая, как светлые локоны начали мелко покачиваться, щекоча ей кожу. Как кожа покрылась мурашками, а кончик носа постепенно замерзал. Оникс едва заметно повёл плечами, чувствуя холод девушки. Посмотрел в сторону компании людей, среди которых был лишь один Чужой, и напрягся. Качнул кошачьими ушами, прислушиваясь к разговору, и немного замедлился. Нова тут же замедлилась в ответ, ничего не говоря. Обычные тихо переговаривались с Чужим и он не выглядел напряжённым. Значит, просто знакомые? Один из них положил руку на плечо мага, слегка сжимая его, и проговорил: — Мы думали, что не выживем там, но ты спас нас. Спасибо. Оникс облегчённо выдохнул: он уже привык видеть везде подвох. Даже в самых…обычных вещах. Нова слегка сжала его ладонь, обращая на себя внимание. Анимаморф провёл большим пальцем по её ладони и они отправились дальше. — Что-то видел, да? — Думал, хотят побить одного из наших. Обознался. — Никс, некоторые Обычные ведь за нас всегда были. Как и некоторые «наши», которые на самом деле друзьями никогда и не были… Оникс кивнул, соглашаясь с Новой, но зажмурил глаза, когда понял, что она не увидит. — Да, ты права. Прости. Ловчая остановилась, потянув его на себя. Нахмурила брови и строго посмотрела на, как думала, лицо Оникса: — Я не ругала тебя, месяц мой. Не извиняйся просто так, хорошо? Никакой тут вины нет. — Знаю, изви… То есть, понял. Она глубоко выдохнула и крепко обняла его, поглаживая по спине. Чувствовала, как переживал Оникс за всё происходящее, и боялась, что он мог надумать себе всякого. — Я верю в тебя, Никс. Я буду рядом. Именно в этот тяжёлый период они должны были говорить друг другу эти важные слова. Показывать, что действительно рядом, что никто не отворачивался от другого. На этом строится их крепкое доверие и любовь. Оникс улыбнулся, поглаживая ловчую по спине. Повернул голову назад и увидел, как тот Чужой уходил под рук с одним из Обычных, широко улыбаясь чему-то. Вспомнил Куинн и сморщился, а затем вспомнил Рамону и её родителей, и его лицо стало спокойнее. Каждый из них делал выбор относительно тому, как он должен жить. И Оникс свой давно сделал, потому что стоял сейчас со своей колдуньей посреди улицы, чувствуя её дыхание на своей груди. Его решение было поистине замечательным. — Мне кажется, Хорхе и Люсьен уедут, так и не дождавшись нас… — Намёк понял, больше не нежимся. — Потом понежимся. Он тихо рассмеялся и согласно кивнул самому себе. У них впереди ещё много времени, чтобы побыть вместе. Примерно…вся жизнь. Если не считая тех десяти лет, что у неё забрали. Анимаморф долго прокручивал в голове эту информацию. Сначала он много злился и проклинал всех и вся. Затем ему рассказали про то, что десять — не так много, однако никто не знал, сколько ей и Каю в действительности было уготовано лет. Нова могла погибнуть в 30 лет, когда ей изначально было дано 40. Кай мог погибнуть в 18, если ему было уготовано 28. Именно эти моменты пугали. Никто не знал, сколько им осталось на самом деле, и не узнают даже. Они дошли до такси, махнув рукой. Фамильяр придержал голову Новы, чтобы она не ударилась, и следом залез на заднее сиденье. Сказал водителю маршрут и они двинулись с места. По дороге все молчали. Только из магнитолы исходила немного скрежащая мелодия какой-то американской песни о любви. Оникс почесал своё кошачье ухо, немного напрягаясь от песни, и посмотрел на Нову, что едва касалась сиденья, оглаживая его ткань, а затем медленно перемещалась к окну, совсем немного и тихо постукивая по нему. Анимаморф понял: адаптируется. Он посмотрел в окно и смахнул кудрявый волос с лица. Всё постепенно становилось обычным. Улицы перестраивали, сдавливая новыми домами останки тех, кто погиб здесь. Тех, кого не удалось собрать и увести в морг, и теперь они были захоронены в закрытых гробах. Улицы постепенно наполнялись смехом людей, их какими-то радостными моментами, но это были лишь попытки скрыть истину, спрятавшуюся глубоко под землю этого старого города. Оникс следил за людьми: каждый второй ходил со шрамом или того хуже — без какой-либо части тела. Он тяжело сглатывал каждый раз, когда видел детей, которые дергались от любого шороха. Прикрывал глаза, когда замечал молодых людей, которые разговаривали гораздо тише, дабы не начать какую-то новую волну неизвестных последствий. Мысли погрузили его в тот день, когда всё закончилось.***
Оникс сидел у травников, мучаясь от жуткой боли. Он слышал крики Кая, который пришел в себя спустя пару часов, слышал всхлипы Новы, что больше не могла видеть, смотрел на Веспер, чья рука уже больше никогда бы не приросла на место, ощущал чернокнижника, который успокаивал Белль, и думал о Люсьене, который помогал Хорхе с его сломанными рёбрами. Он тяжело выдохнул и схватился за сердце: больно. Больше ему нельзя было вставать, иначе любое движение разорвало бы связки. Даже лечь составило больше труда, чем обычно. К нему подошли, ощупывая с ног до головы. Что-то тихо говорили друг другу, пока Оникс медленно терял сознание. Проснулся он уже в больнице спустя неделю. «Кома, — говорили врачи, — недолгая, но кома.» В первые дни Оникс даже не мог сам взяться за лист бумаги, потому что руки даже на весу не стояли. Он не мог даже повернуть голову — настолько всё было плохо. Врачи приходили к нему и делали массаж, пытаясь разрабатывать ноги, пока Оникс едва ли не учился заново жить. Все дни он переживал по поводу ребят и Ловчей, о которой ему намеренно не сообщали, чтобы не вызвать новый приступ комы или чего хуже. На четвёртый день врачи всё же сказали Ониксу горькую, но правду — Нова ослепла навсегда. В тот день он почувствовал, что вся боль, витавшая в этом мире, скопилась в его сердце. Ему начало казаться, будто он перестал ощущать Нову, и каждый раз, когда это происходило, Оникс не находил себе место. На пятый его пустили к Ловчей, но совсем ненадолго. Медленно передвигаясь, он дошёл до её палаты. Нова сидела на краю кровати, обхватив себя руками. Она смотрела в окно, но Оникс знал, что ничего в её глазах видно не было… Анимаморф, прихрамывая на ногу, подошёл к ней. Обошёл и сел около коленей, взяв её за руки. Заглянул в пустые, безжизненные глаза, на осунувшееся серое лицо, которое совсем не реагировало ни на что. Тихо позвал её: — Нова? Ловчая слегка дернула головой, но больше никак не отреагировала. Продолжала смотреть в окно. Сквозь него. Оникс поджал губы и приподнялся, утягивая её в свои объятья. Сдерживал поступившие слёзы, поглаживая её по голове, и шептал, что всё будет хорошо. Хвост аккуратно поглаживал её по руке, показывая, что фамильяр рядом. Нова несмело заговорила, и голос её был хриплым от истерик: — Оникс, ты живой… Она осторожно подняла руки, боясь сделать больно. Не видела, не могла понять, куда нужно положить ладони, чтобы не доставлять ему дискомфорт, но он сам помог, поймав пальцы своими, сплетая их в одно. Осторожно поцеловал каждую костяшку. — Я тут. Я рядом, слышишь? — Оникс… Я больше…не вижу тебя. Он сжал её крепче, не сдерживая бегущих слёз. Она так же поглаживала его по спине и прикрывала глаза, полностью отдавшись ощущениям. Теперь только им.***
Почувствовав, как его пальцы мягко поглаживают, анимаморф повернул голову на Нову, которая сидела с закрытыми глазами, отклонившись на сиденье. Он осторожно перехватил её указательный палец своим и сжал. Прямо как тогда. — Приехали. Водитель остановился у обочины, и, заплатив, Оникс вышел из машины, помогая Нове выбраться вслед за ним. Ловчая тут же прильнула к его руке, слыша гудки и движение машин. Боялась их… — Моя колдунья, — он убрал локон с её лица, оставляя на лбу едва заметный поцелуй, — моя сильная луна, не бойся, я рядом. Слабо улыбнувшись, Нова сильнее сжала руку и медленно шагнула вперёд. Большое скопление людей ходило по вокзалу Термини, желая уехать из Рима. Лишь малая часть осталась тут, а другие решили стереть этот город из памяти, чтобы не видеть перед глазами развалины и опасность, которая всё ещё могла поджидать. Жизнь не стояла на месте, все это знали, но страх за то, что произошло, вскрыл незажившие когда-то раны, из-за чего те Чужие, что жили в Риме, решили выделяться по минимуму. Сейчас, после войны, на деление «магов» и «людей» не было времени. Все силы были кинуты на восстановления равновесия не только города, сколько духовного. Многие Обычные, что воевали против Чужих, молча ступали на этой земле, одаривая их взглядом сальным и опасным, но не решались нападать, потому что знали, что проиграли. Оникс знал: это дело времени. Война между ними когда-то возобновится снова, но будет это уже через много-много лет, и, возможно, инициатором станет тот, кого он когда-то знал… Нова так же больше не числилась в розыске — ирония была в том, что на них просто наплевали. Среди Рима бродили не только обычные выжившие, но и убийцы, мошенники. И пока что отлов на ни совсем не планировали начинать. — Нова, — Оникс отодвинул её в бок, когда заметил несущихся в их сторону людей, — тебе нужно будет собрать что-то ещё перед отъездом? — Наверное, всё собрала. — она услышала гул поездов и подвинулась к фамильяру ближе. — Ты заберешь с собой гитару? — Да. Оникс уже давно рассказал Нове о том, что его любовь к музыке пошла от Таллиса, который и подарил ему гитару при первом же знакомстве. Ворон говорил, что Оникс просто обязан был научиться играть одну из его любимых песен, чтобы они вместе напевали её, сидя на крыше. Анимаморф научился. Только вот пел её уже один. — Пусть к музыке меня привёл Таллис, но я всё равно хочу продолжать. Нова успела кивнуть ему перед тем, как они подошли к станции. Хорхе и Люсьен ужас стояли с небольшими чемоданами, глядя на них. Люсьена теперь тошнило каждый раз, когда он использовал Присутствие, чтобы переместить даже небольшие предметы на какое-то расстояние. Именно поэтому обратно домой они уезжают на поезде, чтобы не тревожить мага просто так. А вот травник восстанавливался почти два месяца. Из-за того, что на рёбра было невозможно наложить гипс, они срастались сами, что приносили ему дискомфорт и боль, однако сегодня он уже выглядел гораздо лучше, чем до этого, пусть теперь витал мыслями в другом месте. Они поприветствовали Нову и Оникса, помогая ведьме аккуратно обнять обоих. Каждый ненароком заглядывал в её глаза, чтобы окончательно убедиться, что те больше не выглядели такими яркими, как было положено Ловчим. О её Присутствии говорила только метка на запястье. — Как вы? — Оникс оглядел друзей, обнимая девушку со спины. Заметил хитрый прищур Хорхе и закатил глаза. — Готовы ехать? — Безусловно. Мы тут уже задержались, да? — Это точно. Дома ждут дела. Мне ещё нужно выяснить, что теперь делать с цветком. Они говорили обо всём, стараясь не затрагивать тему пройденной войны. Обсуждали погоду в Риме и сравнивали её с почти такой же погодой в Тренто. Говорили о том, как интересно было бы слетать в другую страну, чтобы посмотреть, что происходит у них, на что Оникс закатывал глаза и тяжело вздыхал, заставляя всех смеяться. Через пятнадцать минут к станции подъехал поезд травника и мага, и они взяли чемоданы, крепко обнимая ребят. — Я думаю, у вас всё будет хорошо, Оникс. — травник хлопнул анимаморфа по плечу и ласково погладил Ловчую по спине. — Нова, разрешаю тебе бить его, если не будет слушаться. Оникс несильно толкнул его в плечо и улыбнулся. Нова тихо рассмеялась. — Спасибо за разрешение, Хорхе. — Эй! Я послушный котик. Теперь уже рассмеялись все. Нова осторожно дотронулась до кошачьего уха анимаморфа, поглаживая его, и Оникс предательски замурчал, наклоняясь к ней ближе. Успокоившись, Люсьен так же подошёл к ним и пожал руки. — Нова, надеюсь, теперь тебя не преследуют кошмары? — Нет, теперь нет. Как и предполагали: после смерти Времени всё закончилось. Он кивнул сам себе и снова пожелал им удачи. Затем забрал свой багаж и ушёл вслед за Хорхе, по дороге крича им о том, чтобы у них всё было хорошо. Ловчая и анимаморф ждали, пока отъедет поезд, и только после того, как транспорт зашумел, Нова повернулась к Ониксу, утыкаясь в его грудь. Встреча была ещё ближе… Фамильяр мягко погладил её по спине и повёл за собой. Недалеко отсюда был временный дом Кая, а именно — квартира Рамоны. Там их так же ожидал Шен. После разрушения приюта для Чужих и смерти Итана Кай не пришёл в себя и закрылся ото всех. От весёлого и жизнерадостного парня осталась только оболочка. Нова помнила, как пыталась дозвониться до него, и как он только один раз снял трубку.***
Ловчая кусала губы и держала у уха телефон, в сотый раз пытаясь связаться с младшим. Он полностью игнорировал, а иногда даже сбрасывал её звонки, из-за чего ведьма не находила себе место. Она шагала из одного конца комнаты в другой уже по седьмому кругу, обходя те место, об которые ударялась чаще всего. Когда Оникс уходил в магазин за продуктами, она всё ещё пыталась дозвониться. И во, кажется, спустя ещё столько же попыток, трубку на том конце провода сняли: — Алло? Нова замерла и даже перестала дышать, вслушиваясь в осипший, до боли тихий голос Кая. Младший тяжело и громко сглотнул, словно поднять эту трубку ему стоило больших усилий. На заднем фоне капала вода и шумел больничный перонал. Отлично, он хотя бы занимался какими-то делами… Не зная, как начать разговор, Нова помолчала долгие пять секунд, и лишь затем проговорила: — Привет? Приветствие вышло больше похожим на вопрос, однако, кажется, Кай даже не обратил на это внимание. Он скорее судорожно вздохнул от того, что услышал Нову. Тоже помолчал… — Здравствуй… — кажется, он подошёл к капельнице. Послышались двигающиеся, скрипящие колёсики. — Как ты? — Я…хотела спросить у тебя то же самое. Оба замолчали, не зная, как продолжить разговор. Они не были знакомы сильно долго, однако всё равно скучали, пусть и не говорили этого. — Я в норме. Спасибо, что спросила. Нова знала, что он врал. Знала, чего ему стоило, чтобы не бросить эту трубку, но всё равно тихо прошептала: — Кай, мы все рядом… — Не все. Теперь не все. А затем он отключил звонок, словно каждое слово, сказанное им, резало душу. Вот так просто: без прощания. Когда Оникс пришёл, Нова стояла у окна, вдыхая морозный воздух. Она держалась за плечи, а телефон лежал на постели. Трубку Кай больше не брал.***
Над небом парили птицы, часто чирикая. На них падали золотые лучи, согревая своим теплом, несмотря на холодную погоду. Прокашлявшись, Нова неуверенно заговорила: — Как ты думаешь, он справится с потерей Итана? Незачем было говорить, о ком идет речь. Все и так всё прекрасно понимали. — Не знаю, Нова… Кому-то могут потребоваться года на то, чтобы реабилитироваться после гибели родного человека, а кто-то встаёт на ноги уже через месяц. Зависит, наверное, от того, насколько психика человека устойчива. Насколько быстро он может…отпускать прошлое. Они остановились у трехэтажного дома. Он был одним из тех, который не задело при взрывах, а таких было совсем не много. Нова слышала, как с приоткрытого этажа на первом этаже раздавалась чья-то ругань. Кто-то на повышенных тонах разбирался с обидчиком по телефону. После того, как ситуация накалилась и в ход пошли оскорбления, Нова перестала слушать. Глубоко вздохнула. Вместе с Ониксом зашла внутрь и остановилась. Лестницы. — Попробуешь подняться сама, луна моя? — Да. Давай. Опустив руку анимаморфа, Ловчая неуверенно сделала шаг вперёд, утыкаясь носом ботинка в бетон. Затем подняла вторую ногу и осторожно встала на первую ступеньку, взявшись за перила. Проделала ту же схему ещё с тремя, но на четвёртой запнулась, почти падая на колени. Оникс быстро оказался рядом, но она вскинула руку, останавливая его. Медленно поднялась и выпрямилась, продолжая шаги. Считала про себя: пять ступеней, семь, девять. На десятую лестница закончилась, и Оникс, облегчённо выдохнув, встал рядом. — Умничка моя. — он протянул к ней пальцы, невесомо касаясь щеки. — До квартиры…сама? Она кивнула, и Оникс снова отошёл в сторону, но был рядом. Следил за тем, как она осторожно подходит к следующему перелёту, снова взявшись за перила. Он терпеливо наблюдал за тем, как она поднимается, ощущая ни то своё волнение, ни то волнение девушки. Когда она поднялась на второй этаж и остановилась, чтобы понять, куда идти дальше, Оникс понял — потерялась. Теперь ей казалось, будто лестница вверх находилась с левой стороны, когда на самом деле была справа. Хотела шагнуть туда, но анимаморф преградил ей путь своей грудью, из-за чего её рука нащупала только майку кота. — Оникс? Не туда, да? — Верно. Она поджала губы, но кивнула, разворачиваясь теперь в правильную сторону. Оставшаяся дорога прошла без происшествий, не считая того, что Нова чуть не постучалась к соседям, но фамильяр аккуратно направил её к другой двери. Спустя несколько секунд дверь начала открываться, и на пороге показалась знакомая розовая кудрявая копна волос, собранная в высокий пучок. Затем Оникс увидел Рамону, чьё лицо будто стало намного взрослее, чем до этого. Она молча пропустила их внутрь, но, увидев ведьму, мягко, пусть и тихо поздоровалась. Нова немного улыбнулась, здороваясь в ответ. Они прошли в гостиную, где уже сидели все: Шен, родители Рамоны, Кай и… Белль. Оникс на ухо перечислил Ловчей всех, и она удивлённо округлила глаза, но ничего не сказала. Осторожно сев в кресло, Нова чувствовала на себе все взгляды, но, как бы ни старалась, не смогла смотреть в ответ. Шен начал: — Слышал про то, что вы уезжаете вечером. Окончательно? — Пока что да. Ведьма и фамильяр действительно решили покинуть Рим, чтобы на время прийти в себя. Решение было на удивление простым: отправиться в Тренто. Спокойная обстановка со знакомыми. Не далеко от Рима, но и не близко. Эгоистичен ли этот поступок по отношению к другим? Да. Но пока им всем нужна реабилитация, не было смысла думать о ком-то другом. — Хорошо. — Шен, кажется, поджал губы, но ответил ровно. — Как Веспер? — Уже лучше. Может держать книгу. Выглядит даже…бодро. И снова они оттягивали разговор с Каем, который сидел в кресле, прижатый к его спинке. Рамона сидела рядом и мягко поглаживала его по коротким волосам, которые он успел отстричь за эти несколько месяцев. Чернокнижник повернулся в бок и тут же шикнул от боли в бедре. Белль дернулась к нему, но он вскинул руку. После войны на теле Шена оставалось множество шрамов, которые никак не заживали. Он получил одни из самых минимальных увечий по сравнению с другими товарищами благодаря своим способностям и военным навыкам ранее. Однако это не означала, что он не испытывал на себе всю горечь войны. Битва напомнила ему про Юлиуса и Фидо. Дала шанс спасти Белль и отомстить за них всех. И он воспользовался им, но на душе была какая-то странная пустота, будто эта гибель не дала абсолютно ничего. Она просто…совершилась. Не забрала с собой всю боль, не дала право вздохнуть полной грудью. Просто была. Бедро, где была самая глубокая рана, болело, но не вызывало настолько сильного дискомфорта. Только немного ныло при каждом неправильном шаге. Белль тоже получила глубокий шрам на запястье, потеряв достаточно много крови, но на сегодняшний день была так же здорова, как и Шен. Только ментально — не совсем. — Ладно, с этим разобрались. — чернокнижник подошёл к Ловчему, потрепав его по голове. Младший наметил что-то на подобии слабой улыбки. — Кай, мы поехали. Нам ещё нужно к Веспер. — Пожелайте ей от меня поправиться. — Обязательно. Кай кивнул, и чернокнижник нехотя отстранился от него, подходя к Ониксу. Пожал ему руку, желая удачи, и наклонился над ухом Новы, заставляя её вздрагивать: — Будь осторожна. Оникс не даст тебя в обиду, но и ты не допускай того, чтобы что-то случалось. А затем он и Белль молча попрощались с остальными и вышли из квартиры. В гостиной остались только Оникс, Нова и Кай. В комнате почти мгновенно появилась давящая, дискомфортная атмосфера. Ловчая сложила руки на коленях и опустила голову вниз, чувствуя, как напрягся анимаморф. Младший метался глазами по комнате, держась за бок. Он всё ещё восстанавливался после операции, которая была намного сложнее, чем могло показаться на первый взгляд. Кроме морального истощения, он получил травму, которая едва ли не забрала его жизнь. Все два месяца он провёл в больницах и только буквально пару дней назад его выписали под домашний осмотр. Всё это время Кай даже не мог нормально ходить, и именно поэтому сейчас сидел в кресле, ни разу не поднявшись на ноги. Нову и Оникса предупредили — никаких телесных взаимодействий, которые заставят его сильно двигаться. Максимум: поглаживание по голове или по рукам. Оникс видел, как дрожали руки младшего, как он поджимал губы, дабы не провалиться в ещё один глубокий сон. Как его оранжевые, яркие глаза были тусклыми, похожими теперь на взгляд незрячей Ловчей. Кай слегка пошевелился, стараясь поднять на них взгляд. Зажмурился от боли, но не отвёл глаза. — Оникс, можешь, пожалуйста, оставить нас? Фамильяр кивнул и осторожно провёл рукой по плечу Новы, выходя из комнаты. Мгновенно появившаяся тишина начала давить ещё больше, пока младший вдруг не заговорил: — Нова, как ты? — Не знаю, Кай, — она подняла на него голову и почувствовала, как Ловчий немного дернулся. Это было слышно по резко сбившемуся дыханию, по слегка шаркающей ткани. — Я ещё ничего не понимаю. Это не «хорошо», но и не «плохо». Уже лучше, а вот на каком уровне… — Хотя бы так… — Да… Они снова замолчали, и Нова почувствовала, как пересохло её горло. Она потянулась за бутылкой, которая стояла на чайном столике специально для неё, и едва ли не опрокинула, успев поймать её второй рукой. Младший было дернулся к ней, но остановился, втянув воздух зубами. — Сильно больно? — взволнованно прошептала Ловчая, стараясь смотреть в его сторону. — Позвать кого-то? — Нет. — он резко прервал её, отчего Нова опешила. Прокашлялся и продолжил. — Я хочу поговорить с тобой. Судя по тому, что вы уезжаете, и не знаете, когда вернётесь, времени у нас не так много, как хотелось бы… Он постарался глубоко вздохнуть, но получалось плохо. Оставив все попытки, Кай только сильнее развалился на диване, потирая глаза. Нова молча стала ждать от него продолжения. — Мне нужно кому-то выговориться, и, так как ты была первая, кто узнал от меня о…выборе, я захотел обсудить всё с тобой. — Как ты пришёл к этому выбору, Кай? Младший отвёл взгляд и тяжело сглотнул. Перед глазами вихрем проносились воспоминания, которые он не мог в себе подавить. Он прикрыл глаза и попытался сдержать появившиеся слёзы. В следующую секунду голос его обрёл чёрствое, сильное безразличие: — Выбора, как такового, не было. — руки сжали подлокотники кресла. — Либо мои чувства, либо вся жизнь. Жалею ли я, что сделал такой выбор? Да. Хотел бы я, чтобы всё было по другому? Нет. Он посмотрел в потолок и иронично усмехнулся сам себе. — Я так хотел защитить Итана, что был готов умереть сам. Я думал, — нет, даже не так, — я надеялся, что он встанет на ноги, когда увидит, какой у него храбрый брат. А по итогу…вышло именно так, как вышло. — Почему ты не хотел бы, чтобы всё было по другому? — Потому что Итан бы всё равно умер. В последние года он не жил, а доживал. Без таблеток не мог никуда выйти, не мог ни с кем поговорить, кроме меня. А за пару месяцев до смерти сказал мне одну странную фразу из книги: «Есть ли жизнь с мёртвой душой?» — Кай тяжело выдохнул, потому что длинные фразы всё ещё давались с трудом. — Я тогда не понял, к чему это. Точнее, понял, но не осознавал, что под мёртвой душой он имел ввиду себя. Какая ирония. — Итан…желал смерти? — Он мечтал о ней, Нова. А я не хотел опускать его. Я хотел вылечить то, что уже было невозможно. Работал, пахал как лошадь ради этого с четырнадцати лет! Вместо нормальных подарков дарил ему курсы психологов. Ради чего? Ради того, чтобы сказать самому себе, что я хороший брат. Что Итан…справится. Он замолчал. Нова тоже. Каждый обдумывал сказанное, словно сейчас это имело значение. Кай всхлипнул совсем тихо, но и этого было достаточно, чтобы Нова услышала. — Я ведь…ради него хотел победить. Сидел часами и думал, как мне поступить. Убить всех ради него одного? Что бы что? Чтобы он и без этого винил себя больше положенного? — Ты…сделал правильный выбор, Кай. — Нет! — он повысил голос, но тут же стих. — Я сделал нужный выбор, Нова. Они снова замолчали. Больше никто не хотел говорить, и Ловчая тяжело вздохнула, поднимаясь с кресла. Она осторожно нащупала стол и поставила туда бутылку, из которой по итогу ничего не выпила. Медленно направилась к выходу, но голос Кая заставил её замереть: — Мы все погибли в этой войне. Сплошь и полностью, морально и физически. Это не счастливый конец, это ужасное начало. Нова сдержала слёзы и нащупала ручку двери, открывая её. Тут же попала в объятья Оникса, который мягко поглаживал её, шепча утешающие слова. Рамона прикрыла дверь в гостиную и повернулась к ним, проводя ладонью по лицу. Мешки под глазами показывали, насколько сильно она устала. — Рамона? — Я в норме, ребят. Это…усталость. Скоро всё пройдет. — резко развернувшись в сторону кухни, она быстрым шагом направилась туда. Налила в стакан воды и залпом осушила. Родителей в квартире не было. — Кай совсем плох, да? — Он…стал смотреть на мир пессимистично. — Скорее, реалистично, — громко поставив стакан на стол, она облизнула губы и распустила свои волосы, чтобы собрать их в низкий хвост. — и это пугает меня. Я люблю его, честно. Все мы любим. Но мне страшно. Нова осторожно протянула ей руку, и девушка нырнула в её объятья, крепко сжимая руки на талии. Ей нужна была минутная передышка между всем происходящим. Хотя бы такая. — Мы все хотим, чтобы стало лучше. Чтобы поправился Кай, чтобы Рим вернул свои привычные краски, но это…не быстро, сама понимаешь. — Понимаю, но легче не становится… Рамона отодвинулась от ведьмы, стирая дорожку слёз, и заглянула ей в глаза. Призналась честно, без промедления: — Мне жаль, что так вышло, Нова. Со зрение. — Мне тоже, но я учусь жить. — она протянула руку к Ониксу, который мягко обхватил её ладонь. — И у меня есть тот, ради которого можно бороться. Улыбнувшись их взаимодействиям, Рамона кивнула, принимая её слова. Посмотрела в сторону гостиной и тяжело сглотнула: — Я тоже буду той, кто поможет Каю преодолеть трудности. Обещаю. И не было понятно, кому девушка обещала это: себе или им. Она сложила руки в карманы и указала в сторону выхода головой. Улыбнулась совсем незаметно, но тепло: — Вам пора. Надеюсь, вы сможете пережить этот период. Не забывайте только звонить или писать, хорошо? Я и Кай всегда вам рады, пусть теперь он это и не показывает… — Обязательно. Они молча обнялись и вышли из квартиры. Оникс в последний раз обернулся на гостиную, из которой издавались тихие всхлипы, что мог слышать только он, и, поджав губы, направился за Новой. Ловчая ждала его около лестницы, боясь спускаться сама. Вместе они вышли из дома, окончательно прощаясь с Каем и его близкими. «Оставшимися близкими, — пронеслось в голове Новы, — к сожалению» Они снова сели в такси, в этот раз направляясь в сторону дома. Теперь оставалось забрать вещи и закончить одно дело. Машина фамильяра стояла у дома. Они не видели смысла брать её, потому что прекрасно знали, что им нужно было бы вернуться обратно. Теперь уже окончательно. Нова уснула на его плече. Сны больше не пугали.***
Она сидела на скамье, провожая взглядом улетавших птиц. Наслаждалась тем, что могла видеть. Чувствовала, что могла ощущать всё в этом месте. Морской бриз бился о камни, слегка задевая ей голые стопы. Щекотал и звал за собой, словно подразнивая её ступить в эту красивую, но ледяную воду. А Нова продолжала сидеть и смотреть на эту красоту, словно видела её в последний раз. Черный кот перепрыгнул пару волн, словно парил над землёй. Быстро приземлился ей на колени и уткнулся мокрой мордочкой в её холодную ладонь. Нова почесала его за ухом и мягко улыбнулась, возвращая взгляд на море. — Красиво, да, Оникс? — Мяу… Она считает, что он соглашается с ней, и улыбается шире. Вздыхает так глубоко, словно в последний раз. Одинокая слеза скатывается по щеке. Все цвета постепенно меркнут.***
Когда они подъезжают к дому, Оникс аккуратно трясёт её за плечи, вынуждая проснуться. Уже привыкшая к тому, что её глаза всегда видят темноту, она потягивается и лениво выходит из машины. Анимаморф подходит к уже своему транспорту и аккуратно усаживает Ловчую туда, целуя в щеку. — Пойду за вещами, а потом поедем, хорошо? — Хорошо. Она услышала, как хлопнула дверца, и удобнее устроилась на сиденье, нащупывая ремень безопасности. Быстро пристегнулась, слегка оттягивая его от шеи, и провела рукой по волосам. Некоторые локоны спутались от ветра, и Нова быстро привела их в порядок, ощупывая всю голову на наличие небольших колтунов. Убедившись, что всё в порядке, она глубоко вздохнула. Оникс уже был у багажника, убирая туда их сумки. На кого-то нашипел, а потом и выругался, заставляя её улыбнуться. Затем он сел в машину, заводя её. Неожиданно быстро поцеловал Ловчую в щёку, заставляя её распахнуть глаза, и еле слышно рассмеялся: — Улыбаешься, значит, когда я там лапками ударяюсь? Она нащупала его майку и притянула на себя. Ремень мешал, но Нова всё равно дотянулась до его лица, целуя, как она думала, в щеку, но это оказались губы. В прочем, такой расклад им тоже нравился. Поцелуй вышел смазанным, зато очень долгожданным. Нехотя отстранившись от него, Нова разгладила майку одной рукой, надеясь на то, что это помогло. Оникс же ухмыльнулся, пристёгиваясь, и ловко двинулся с места. — Готова, луна моя? Встреча с родителями будет…неприятной. — Готова, мой месяц. Машина плавно съехала на дорогу, ведущую из города. Нова боялась. Оникс боялся сильнее.***
Спустя три часа они выезжают на знакомую тропу, которая не изменилась за десять лет от слова «совсем». Ловчая чувствует волнение своего фамильяра и дышит глубже, стараясь успокоить бушующие мысли. Она даже не знает, живы ли родители. Не знает, что их там ждёт, и уже надеется, что они просто развернутся и уедут обратно, словно и не было никогда этой чёртовой дороги. В голове кошмарами всплывает вся история её детства, от которой хотелось спрятаться. Начиная от почти заброшенной маленькой деревни, и заканчивая ещё более мрачной комнатой. Оникс проезжает мимо пшеничного поля и тяжело сглатывает. Убавляет газ, чувствуя кочки, и по инерции заворачивает именно в тот двор, где они с Новой выросли. Дышит тяжело и глубоко. Впереди показывается знакомая хижина с до сих пор частично разрушенной крышей. Цветы под окнами, крест над входом в дом — от нечисти. Всё точно такое же, да вот только постарело. И от этой старости хотелось сбегать и прятаться. Забыть, словно не было её никогда. Но они уже тут. Бежать некуда. Оникс плавно останавливает машину с другой стороны от дома и глушит мотор. Поворачивается на Нову, которая сидит напряжённее струны, и гладит её по щеке. Одной рукой отстёгивает свой и её ремень, двигая кресло назад, и ловко, пусть и не без замедления, пересаживает её к себе на колени. Нова держится за его плечи и дышит тяжело. Боится. — Я буду рядом. Теперь точно. Он ничего нам не сделает, моя луна. — анимаморф проводит по торчавшему на шее шраму и кривит лицо. — Если попробует — я ему глаза выколю. — Оникс, я люблю тебя. Фамильяр хлопает ресницами, явно опешив от такого резкого заявления, но не успевает сказать ни слова, как Нова прижимается к его плечу, глубоко вздыхая. Неловко бьет головой об его подбородок, но Оникс не шикает и не ругается. Напротив: шепчет ей мягкие одобряющие слова. — Я люблю тебя, моя колдунья. Моя Нова. Она медленно успокаивается и отстраняется от него. Улыбается и кивает. — Пора поставить точку в этом месте. — Пора. Они осторожно выходят из машины, держась за руки. Оникс смотрит на дом, откуда медленно выходят двое людей, и вздрагивает, различая в них родителей Новы. Они живы и теперь смотрят на них так, словно не верят. Точнее, смотрят на Нову. Анимаморф сильнее стискивает её ладонь и ведёт вперёд. Ведьма, кажется, почти перестаёт дышать, пока они не подходят ещё ближе. Чувствует чужой, совсем забытый запах. А между ним различает и тот, что давно не ощущала. Дом. Двое пожилых людей смотрят на неё невидяще, но в их взгляде не видно никакой любви. Только узнаваемость и страх. — Нова… — Здравствуй, пап. Здравствуй, мам. Они смотрят на то, как их дочь сжимает руку фамильяра, и заглядывают в его глаза. Осознают почти сразу же: — Оникс… — Здравствуйте. Напряжение скользит по лицу каждого. Фамильяр смотрит на них с пренебрежение, пока они, — точно так же, — на дочь. Все намеренно игнорируют, как оказалось, не совсем обычного кота. Отец начинает: — Зачем ты здесь? Тебе было сказано всё ещё тогда. Нова ожидает такой реакции. Улыбается смело, будто бросая вызов. Только сейчас они замечают её глаза и вздрагивают: ослепла. Ричард в отвращении водит плечами, пока его супруга отходит на шаг назад, боясь, что они приехали навредить. — Не переживай. Я приехала, чтобы сказать вам «спасибо». Мужчина смеётся как-то слишком нервно, но отвечает: — «Спасибо» за что, Нова? За то, то стала бельмом в наших глазах в своё время? Оникс дергается к ним, но Нова мягко останавливает его, показывая, что всё нормально. Вместо этого продолжает улыбаться, чувствуя, как внутри груди разливается злость. Прячет её до лучшего времени. — Спасибо за то, что показали мне, какими родителями я никогда не захочу стать для своих детей. — улыбается мягко, но голос становится острее, колючее. — Спасибо за то, что позволили мне жить без вашего существования. Оникс хмыкает и позволяет ей высказаться. Нова неспешно, почти тянуче продолжает: — Спасибо, что показали, какого это: ненавидеть за то, что ты просто существуешь. За то, что избавили меня от всех потенциальных друзей и заставили чувствовать себя обузой просто за тот факт, что я родилась. Ловчая говорит, глядя вперёд. Не видит лиц родителей, но чувствует, как они сжимают губы. — Спасибо за то, что заставили усомниться в себе и своих силах. За то, что дали мне худшее детство. — Ещё что-то? Отец сплёвывает на землю у её ног, и Нова, не дернувшись, продолжает: — Да. — она сильнее сжимает руку Оникса, глядя уже на него. — И спасибо за то, что ты принес кота в дом много лет назад. Это моё единственное настоящее искреннее «спасибо» за сегодня. Оникс смотрит на неё с теплотой, пока Ричард презрительно хмыкает. Его супруга только молча уходит в дом, не желая больше этого слушать. — Ты как была бестолковой, так и осталась. — Ты как был чудовищем, так и остался, отец. И никакие молитвы никогда не искупят твоих грехов передо мной, поверь. Я позабочусь о том, что моё слово исполнилось. Прости за то, что я доставила столько хлопот и за то, что ты не видишь настоящую истину. И прощай. Теперь уже навсегда. Она быстро разворачивается, чувствуя, как в уголках глаз начинают скапливаться слёзы. Под руку с Ониксом почти бежит в машину, слушая ругательства отца, и уже не боится. Теперь становится легче. Теперь хочется дышать спокойнее. Оникс быстро заводит мотор и они уезжают из деревни, переводя тяжелое дыхание. Спустя тридцать минут Нова начинает смеяться, и Оникс подхватывает этот смех, полностью заполняя им всю машину. Они вытирают слёзы и смеются-смеются, словно наконец-то решили одну из самых главных своих тайн. Нова чувствует, как по груди разливается тепло, прикрывая глаза. Смотрит на Оникса и тихо, почти неслышно шепчет: — Спасибо тебе за то, что ты появился в моей жизни и помог спастись из этого ада. Спасибо, что помогаешь до сих пор. Спасибо, что ты со мной и мой, Оникс. Спасибо за то, что помог разгадать самую главную тайну, покрытую таким бесконечным временем.***
Доминиона смотрит на своих детей и плачет от тоски и счастья. Теперь точно конец.«Нельзя остановить время, но ради любви оно иногда останавливается»
— Перл Бак