***
В роскошном холле всё так пропитано пафосом и баснословным благосостоянием, что Амада чувствует себя неуютно здесь в своих простеньких джинсах и старом свитере. А потом Симидзу вспоминает о том, что это организация в первую очередь заинтересована в ней, а не она — в них. Она слегка расслабляется, следуя за Харучиё, перед которым работники расступаются сами собой, не забывая склоняться в низком уважительном поклоне. — Запоминай, мышка, скоро будешь так же меня приветствовать, — усмехается Санзу, и Симидзу хочется залепить ему пощёчину, раздирая кожу на лице до мяса. — Не дождёшься, — шипит она, а потом ойкает, когда Харучиё хватает её за локоть — если сожмёт сильнее, то кости переломает, — и заталкивает в лифт, больно прикладывая спиной о стену. Он сразу же нависает сверху, больше напоминая девушке дикого зверя, что хочет вцепиться ей в шею. Они вновь смотрят друг другу в глаза, но на этот раз нет никакого очарования момента, только бесконечная ярость и жгучая раздражительность — от этой связи нельзя избавиться. — Ты так бесишь меня, маленькая дрянь, что я хочу свернуть тебе шею прямо сейчас, — Харучиё говорит тихо, и Симидзу ощущает теплоту его дыхания на своих губах, отчётливо чувствуя привкус табака. — Уж извини, что не могу оказать тебе эту любезность, но ты всегда можешь сдохнуть первым, — дерзко отвечает Амада, стараясь дышать через раз, потому что от умопомрачительного аромата Санзу внизу живота против воли скапливается тепло. — Дамы вперёд, — галантно предлагает Харучиё, прилагая титанические усилия к тому, чтобы не разложить девчонку прямо здесь, а от её нежного запаха на языке образуется тягучая слюна, и Санзу хочет разбавить её, забравшись языком в рот Амады. — Или хочешь умереть от моей руки? — А сможешь? Или потом получишь нагоняй от хозяина? Дыхание перехватывает, когда сильные длинные пальцы сжимаются на её горле. Вот только Харучиё не перекрывает ей возможность дышать, но от одного его касания кислород выжигается, заменяясь ароматом номер два Бонтен — в нём хочется утонуть. — Я убью тебя, — ненависть в голубых глазах такая чистая и явная, что Симидзу застывает перед Санзу, словно кролик перед удавом, — он не угрожает, а обещает, и Амада знает, что Харучиё способен на это. — Так почему медлишь? «И правда, почему?» — с раздражением думает Санзу, пытаясь не двигать пальцами, сжимающими тонкую шею Симидзу, а так хочется погладить, спуститься ниже и сжать там, притянуть к себе и наконец-то поцеловать девчонку и узнать — вкус её губ такой же сладкий, как аромат? Харучиё раздражается от подобных желаний, чувствуя себя в ловушке, но устоять не может, продолжая издеваться не только над Амадой, но и над собой. Он пытается говорить себе, что это не его желание, а прихоть связи: испытывать неукротимое сексуальное влечение к своей родственной душе, ощущать её чувства и эмоции, усиливающие свои собственные. Всё происходящее — абсолютная ложь. Харучиё не хочет Амаду, ему плевать на её существование и то, с кем она общается, —3. Согласиться нельзя отказать
15 февраля 2024 г. в 19:03
У его губ вкус дорогого табака и медового виски, и Амаде кажется, что она пьянеет всё сильнее, пока Харучиё целует её, тесно прижимая к себе. Так крепко и жадно, что ещё чуть-чуть — и кости треснут, расползаясь мелкими трещинками, в которые непременно заползёт запах Санзу: резкий, холодный, самый вкусный…
Внутри разливается сладкое тепло и чувство абсолютной защищённости. Разве в объятиях соулмейта может быть плохо? Нет, и Симидзу буквально утопает в них, полностью растворяется, доверяя рукам, что по локоть обагрены кровью; а девушке плевать, потому что для неё Харучиё — единственный и неповторимый, самый лучший, самый любимый…
Он поднимает голову, с нежностью смотря в глаза Амаде, а потом наклоняется к девичьему лицу, касаясь губами лба.
— Ты — помеха, — интонация остаётся ласковой и любовной, но по телу ползёт холод, а трепетные крепкие объятия превращаются в медвежий капкан; в колючую проволоку, что с силой впивается в тонкую кожу, раздирая её до мяса. — Ты мне не нужна!
Амада резко распахивает глаза и садится, чувствуя, как быстро бьётся сердце в груди. Вот-вот выпрыгнет, потому что Симидзу никак не ожидала такого сна: красивой сказки, что неизменно закончится фильмом ужасов — своему соулмейту она не нужна. Девушка удручённо закрывает глаза и опускается обратно на мягкую подушку, пряча лицо в ладонях. Вчерашний день всплывает в сознании так чётко, что всё тело немедленно сковывает боль и злоба — Амаде нужны обезболивающее и подавители.
Утро встречает её красивым нежно-розовым рассветом, что плавно растекается на обоях и мебели, заглядывая в квартиру сквозь большое окно, ведущее на микроскопический балкон. Симидзу поворачивается на бок, и взгляд сразу же натыкается на белый конверт с контрактом от «Бонтен». Стоит признать, что предложение Манджиро было весьма щедрым, и если Амада согласится на него, то сможет навсегда забыть о финансовых проблемах: и себя не обидит, и родители будут жить в безбедности.
Вот только в этой радужной картине есть пара нюансов: во-первых, работа на криминальную группировку, да не абы какую, а самих якудза. Хотя, если уж быть с собой совсем честной, то Симидзу не слишком волнует моральная сторона вопроса. Да, безусловно, ей не хочется иметь проблем с законом, не хочется возвращать с того света и штопать убийц, насильников и прочих отъявленных уродов — хотя за это и платят огромные деньги. Столько, наверное, и половина её захолустного родного городишки за всю свою жизнь не видела, но если уж сама судьба даёт ей шанс жить безбедно, то стоит ли отказываться? Безусловно, нет. И вот здесь наступает то самое — во-вторых.
Если Симидзу согласится, то будет каждый день лицезреть своего соулмейта, которому, как выяснилось, не нужна. Глубоко в груди снова болезненно колет, и Амада сжимает губы, обнимая себя руками в бесполезной попытке не дать этому гадкому чувству обиды расползтись внутри неё. Сколько она будет способна вытерпеть — даже на подавителях — находиться так близко к Санзу и знать — он не хочет её?
Да, она не будет стелиться перед ним собачкой, выпрашивая внимание — хотя оно ей по статусу положено! — но и видеть, как он развлекается с другими девушками тоже не входит в планы Симидзу. А если так, то решение однозначное — согласиться нельзя, отказать.
— Теперь осталось только это озвучить, — но на словах всё легче, чем на деле. Амада была достаточно честной сама с собой, чтобы знать — так просто отказаться от родственной души не получится, и она будет искать встречи с ним; будет думать, даже если усилием воли подавит желание увидеть Санзу. Но куда опаснее другое: лично сказать ему, что предложение Сано её не интересует, и не получить тут же пулю в лоб. — Но я же не нужна ему, правильно? Значит, он точно удовлетворится моим ответом.
Эти мысли крутятся в голове Амады всё то время, что она проводит за утренней рутиной, а потом за одно мгновение уровень адреналина в крови подскакивает до невиданных высот: на телефон приходит сообщение со скрытого номера.
От кого: Неизвестно.
«Я внизу. У тебя три минуты.»
Девушка застывает на какое-то время посреди комнаты, сжимая в руках футболку с такой силой, что костяшки белеют, а потом осторожно подходит к окну и выглядывает наружу, сразу же находя взглядом чёрную иномарку — она слишком инородно смотрится на фоне серых многоэтажек, — а на капоте, вытянув длинные ноги перед собой, сидит Санзу. В одной руке зажата сигарета, сизый дымок от которой вьётся вверх, а в другой — телефон, и Харучиё что-то увлечённо рассматривает на дисплее.
Сердце пропускает удар, а дыхание спирает, когда он внезапно и резко поднимает голову, и их взгляды пересекаются. Амада сразу же прижимается к стене, прячась и тяжело дыша, пытаясь привести чувства в порядок, не зная, как ехидно улыбается внизу Санзу — он-то прекрасно знает, что сейчас происходит в маленькой квартирке Симидзу.
Знание того, что соулмейт внизу — слишком близко — заставляет нервную систему сходить с ума, а тело перестаёт слушаться: Амаде хочется сорваться на бег и кинуться к Харучиё. Она прижимает руку к лицу, понимая, что только самоубийца сама кинется в объятия смерти, но Вселенная большая шутница, раз выбрала ей в соулмейты — Санзу Харучиё. Их связь совсем слабая, не скреплённая, но даже такого мизера хватает, чтобы рациональная часть сознания отключилась, а тело взяло бразды правления в свои руки, иначе как объяснить это жуткое желание коснуться мужчины? Вновь ощутить его запах, услышать голос?
«… но конкретно мне ты нахуй не сдалась.»
Эта фраза возникает из ниоткуда и действует похлеще прямого удара в лицо — Амада ему не нужна, и девушке придётся приложить максимум усилий к тому, чтобы полностью подавить в себе болезненную тягу к соулмейту. Разве есть повод не доверять словам Санзу? Он-то, в отличие от неё, уже наверняка закинулся хорошими подавителями.
Симидзу приходит в себя — насколько это сейчас возможно — и принимается одеваться, но специально время тянет: то ли нарочно хочет Санзу позлить, проверяя выдержку номер два Бонтен, то ли из-за собственного страха оказаться наедине с ним рядом. На улице она появляется только через пятнадцать минут, и одного взгляда на Харучиё хватает, чтобы понять — зря медлила.
— Что во фразе «у тебя три минуты» было непонятно? — его голос как самый сильный наркотик и яд в одном флаконе. Пускай говорит гадости, но Амада жадно вслушивается, а тело наполняется эйфорией от близкого присутствия соулмейта. — Или ты настолько тупая, что считать не умеешь?
«Какой же ты мудак», — думает Симидзу, а к щекам приливает жар от злых несправедливых оскорблений. Разве она заслуживает такого к себе отношения только потому, что Вселенная выбрала именно её в качестве родственной души для Харучиё?
— Рожу твою видеть не хотела. Такой ответ тебя устроит? — Амада чувствует, как пульс становится запредельным, когда видит, как ледяные глаза темнеют, становясь похожими на тёмно-синее озеро Коцит — вмёрзнешь намертво.
— Мышка, в твоей работе язык не особо нужен, правда же? — он улыбается, но это больше напоминает оскал, и Симидзу буквально прирастает к асфальту, глядя в глаза опаснейшему преступнику Токио, который пропитан безумием насквозь. — Ещё одно такое высказывание, и я отрежу тебе его. Садись в машину, пока я за шкирку не закинул тебя туда.
— А какой смысл? — язык не слушается сигналов мозга, и Амада сама себя не может заткнуть. — Мой ответ «нет», потому что я не хочу находиться с тобой рядом.
Санзу думает, что ещё немного, и даже пресловутая связь соулмейтов не сможет сдержать его безумие и гнев, что рвутся из него, желая крови. Когда он слышит слова Амады — мир окрашивается красным, и Харучиё сжимает руки в кулаки, честно не понимая, что злит его сильнее: отказ предложению Сано, который Санзу воспринимает как личное оскорбление, или слова о том, что ей не хочется находиться конкретно рядом с ним? Ей не хочется!
С одной стороны, это логично: ему тоже не хочется её видеть — схватить и разложить прямо здесь, доказывая, что отныне в её мире есть только один господин, — а с другой — правила здесь диктует Санзу, а не эта пигалица, доставшаяся ему в соулмейты.
— А может, дело в том, маленькая блядь, что ты решила отдать предпочтение Кейташи Мегура? — голос остаётся спокойным, но даже Симидзу улавливает тревожные звоночки — Харучиё на грани. — Садись в ёбаную машину, пока я не сломал тебе ноги и не запихнул в багажник.
Добровольно войти в клетку со взбешённым хищником, который откуда-то знает о том, что глава самой знаменитой организации для онкобольных, которая всего лишь прикрытие для изымания органов для продажи на чёрном рынке, предложил ей сотрудничество? Только после дождичка в четверг, но почему ноги уже несут Симидзу вперёд, и девушка буквально утопает в запахе Харучиё. Идиотская связь заставляет Амаду не бояться, а хотеть коснуться своего соулмейта: обнять, дотронуться до губ, переплести пальцы в замок — они же одно целое.
— Надо же, — лениво тянет Санзу, смотря, как Симидзу послушно идёт к нему — от этого внутри против воли поднимается жаркая волна удовлетворения. — Есть всё-таки в тебе зачатки разума.
Амаде тут же хочется плюнуть ему в лицо. Ну почему Харучие просто не может промолчать? Стоит Санзу открыть рот, и любое очарование момента пропадает. Да, Симидзу ужасно страшно, тем более теперь надо ещё и объяснять, откуда она знает Кейташи, но в душе девушка продолжает лелеять надежду на то, что Харучиё на самом деле не такой уж ужасный, каким хочет казаться.
— Садись, — цедит он, и девушка занимает пассажирское сиденье, сразу же буквально задыхаясь от умопомрачительного аромата Санзу, разлитого в замкнутом пространстве — так и тянет себе в кожу втереть.
Стоит мужчине занять место рядом, как в салоне повисает напряжение, и оно такое густое и крепкое, что мешает Симидзу нормально соображать: если в ближайшее время она не начнёт принимать подавители, то всё её самообладание полетит к чертям, и Амада сама начнёт преследовать Харучиё. Он, кстати, в отличие от девушки, выглядит абсолютно спокойным — даже безучастным, — хотя ещё секунду назад весь бурлил от злобы и гнева.
«Может, если ты с самого начала осознаёшь, что соулмейт тебе не нужен, то и отказаться от него легче?» — с тоской думает Симидзу. Ей кажется совершенно несправедливым происходящее: почему она так мучается, а Санзу и бровью не ведёт, словно не испытывает и малейшего дискомфорта?
— Чего от тебя хочет Мегура? — при одной только мысли, что Амада может иметь хоть какие-то отношения с этим субъектом, у Харучиё внутри всё вскипает от ярости; мужчине хочется в пух и прах разнести всё окружающее, до последней капли крови иссушить этого ублюдка Кейташи, что и так был костью в горле у «Бонтен», так теперь ещё и вьётся вокруг Симидзу, которую Майки выбрал для организации. — И не смей мне врать.
— А сам-то как думаешь? — тяжело вздыхает Амада. — То же самое, что и Сано: им нужен хирург.
— Ты знаешь, чем занимается компания Кейташи?
Амада молчит пару секунд, потому что прекрасно знает, чем занимается Мегура, а ещё она знает, что никогда в жизни не согласится на его предложение: изымать органы у детей слишком бесчеловечно, и Симидзу никогда не станет принимать в этом участия.
— Знаю.
Санзу ухмыляется, ведя машину в сторону офиса «Бонтен», чтобы лично показать Майки — девчонка теперь в штате.
— Такая хорошая девочка, — от тона его голоса, которым он произносит это «хорошая девочка», у Симидзу между ног становится горячо, и она прикусывает губу, чтобы с помощью боли заглушить этот идиотский импульс. — И будет резать умирающих деток, чтобы продавать их органы на чёрном рынке?
— Не буду! — Амада настолько возмущена подобному предположению, что напрочь забывает обо всём, что её волновало, пока она находится в замкнутом пространстве со своим соулмейтом. Она всем корпусом поворачивается к Харучиё, а он резко тормозит на светофоре и выставляет свободную руку в сторону Симидзу, чтобы она не столкнулась с приборной панелью.
Стоит ледяным глазам поймать взгляд серебристых, как оба застывают, легко улавливая магию момента. Что стоит слегка податься вперёд и начать поцелуй, который обязательно перейдёт в скрепление связи? Прямо на заднем сидении машины. Харучиё проводит языком по губам, и Амада жадно прослеживает этот жест, даже не подозревая, каких демонов пробуждает в душе Санзу.
— Значит, твоё «нет» всего лишь тупой каприз, чтобы меня побесить лишний раз?
От его слов Амада чувствует, помимо возмущения и детского желания доказать обратное, стыд, потому что Санзу всё изворачивает так, будто это девушка плевать хотела на их связь.
— Моё «нет» — целиком и полностью соответствует твоему желанию не иметь со мной никаких дел и вообще не пересекаться ни при каких обстоятельствах.
Харучиё отстраняется от Симидзу, возвращая своё внимание к дороге, но внутри него противно скребётся явный протест, и Санзу легко подстраивает факты под себя: нельзя дать Амаде связаться с Кейташи, потому что добром это не кончится. Стоит Симидзу дать понять, что она согласна на условия Мегуры, как он легко может сделать из девчонки подставную куклу, или ещё лучше — личную потаскуху. А Харучиё будет весьма огорчён, если над Амадой будет издеваться кто-то, кроме него.
— Мои и твои желания не имеют значения, если дело касается «Бонтен». Ты нужна Майки, и ты дашь своё согласие, мышка, — он усмехается, краем глаза улавливая, как девушка отстраняется от него. — Или я убью твоих родителей.
Санзу произносит это так спокойно, что Симидзу в первые мгновения кажется, что она ослышалась. Разве можно так спокойно рассуждать и говорить о подобных вещах? Амада снова поворачивает голову к Харучиё, силясь найти в его профиле хотя бы малейший намёк на то, что он шутит, но интуиция подсказывает девушке — нет. Он действительно их убьёт, если Симидзу не согласится на предложение Сано.
Девушка молчит всё то время, что они едут до здания «Бонтен», чувствуя себя не в своей тарелке. С одной стороны, двойственность собственных чувств пугает Амаду, потому что она продолжает отчаянно желать скрепления связи с Харучиё, а с другой — боится его и хочет сбежать как можно дальше. Однако же, если на кону теперь и жизнь её родителей, которые последние деньги отдали на образование дочери, Симидзу не может их подвергнуть такой опасности.
Согласиться, нельзя отказать.
он вырвал бы с корнем их глаза, чтобы не могли смотреть на ту, что теперь принадлежит ему!
— Я люблю растягивать удовольствие, мышка, — от его слов по коже идёт вибрация, и Симидзу шумно сглатывает, чем только сильнее распаляет Харучиё. — Ты не умрёшь быстро, а будешь молить меня о смерти.
— Не помешаю? — незнакомый мужской голос так неожиданно разбивает их единение, что Амада вздрагивает, а Санзу неосознанно закрывает её собой, слегка поворачивая голову и глядя на Какучё, застывшего в дверях с документами. — А то вы тут так увлечены беседой.
— Так хули ты тут забыл? — шипит Харучиё и, обхватив запястье Симидзу пальцами, выходит из лифта, таща девчонку за собой.
— О, это госпожа Симидзу? — Хитто вежливо улыбается и слегка склоняет голову, выражая гостье своё уважение. — Оставь её мне, Санзу. Твоя часть работы выполнена.
— А ты заставь.