***
Амада понимает, что не сможет провести на этом светском вечере больше ни секунды, поэтому она спешит к выходу, но тут же понимает, что её маленький клатч остался висеть на спинке стула, а Симидзу меньше всего хочется возвращаться обратно и пересекаться с Харучиё. Запасной ключ от квартиры спрятан в щели около дверного проёма, но y Амады даже нет денег, чтобы заплатить за такси, а идти от музея пешком до её дома слишком далеко. Да и наряд для пешей прогулки самый неподходящий, а к вечеру на улице заметно похолодало. Она закусывает губу, понимая, что свои вещи дороже, чем нежелание видеть Санзу. Да, ей безумно больно от одной только мысли о нём, но Симидзу отдаёт себе отчёт в том, что ей всё равно придётся видеться с мужчиной на работе. Значит, надо взять себя в руки и вернуться, чтобы забрать сумочку. Симидзу останавливается и глубоко вздыхает. Она стирает со щёк солёные дорожки слез, радуясь, что нанесла водостойкую тушь. Амада приглаживает волосы и разворачивается, чтобы вернуться в большой зал, но около себя видит Какучё, что держит в руке её клатч. — Я подумал, что ты устала, — спокойно говорит мужчина, делая вид, что не видит заплаканных глаз и следов размазанной помады. Харучиё, видимо, успел избавиться от следов прежде, чем вернуться за стол. — Хочешь домой? — Да, — слишком поспешно отвечает Симидзу, но ей плевать, что подумает Хитто. Все силы были истрачены рядом с Санзу. — Очень. — Пойдём, — Какучё предлагает девушке свою руку, и она берёт его под локоть, вдыхая приятный запах сандала и кожи, исходивший от чёрного пиджака. Вот только глупое сознание упорно противиться этому аромату, вызывая в памяти другой запах — острый и яркий, так идеально подходящий её злобному соулмейту. Они выходят на улицу, снова попадая под прицелы оставшихся фотографов, и Какучё любезно прикрывает Симидзу собой, чтобы никто не смог сделать фото незнакомой девушки, да ещё и с заплаканным лицом. В машине приятно пахнет дорогим кофе и парфюмом Хитто. Амаде хочется свернуться в клубок, как только Какучё любезно усаживает её на пассажирское сидение и закрывает дверь. Он проявляет чудеса такта, не вовлекая Симидзу в разговор ни о чём, пока они добираются до её дома. — Амада, — Хитто нарушает своё вежливое молчание только тогда, когда тормозит около тротуара перед домом девушки. Он без труда находит намётанным взглядом неприметную машину, стоящую на другой стороне улицы, и понимает, что это — люди Санзу. — Да? — девушка поворачивает голову, чтобы посмотреть на Какучё. — Это не моё дело, но лучше не играй с Харучиё. Эта фраза заставляет Симидзу почувствовать жуткую ярость, разъедающую кислотой внутренности. Уж кто из них двоих играет, так этот Санзу, который то отталкивает девушку, то целует так, будто может задохнуться без этого. Амада после таких горок вообще не хочет иметь с ним ничего общего. — Я даже приближаться к нему не хочу, — еле сдерживая злобу, отвечает Симидзу, и Хитто улыбается. — Боюсь, что он захочет этого. Харучиё самый сложный человек из всех, что я знаю, а ещё я вижу, как он смотрит на тебя, — загадочно добавляет Какучё и прощается. — Спокойной ночи, Амада. Симидзу фыркает, смотря вслед уезжающей иномарке, а затем ёжится и заходит в подъезд, потому что ей на глаза снова наворачиваются слёзы от жуткой несправедливости вселенной, что дала ей в соулмейты самого злобного мужчину на свете. Девушка не согласна со словами Хитто, потому что сегодня Харучиё окончательно поставил точку в своих взаимоотношениях с родственной душой. Для него она — блядь. Что же, значит, Амада последует его примеру и тоже начнёт делать вид, что Санзу не существует. Но перед этим Симидзу отчаянно хочет прореветься, потому что это желание горит ярким цветом на подкорке. Девушка заходит в квартиру и закрывает за собой дверь. Она сбрасывает дорогое платье прямо на пол в коридоре, оставляя рядом с туфлями, и идёт в ванную комнату, где встаёт под душ. Горячая вода сливается с едкой солью слёз, и Амада перестаёт себя сдерживать. Грудь сдавливают хлынувшие наружу рыдания, а кулаки сжимаются, и девушка воет раненым животным, чувствуя, как острые осколки разбитого сердца впиваются в мышцы и сухожилия. Это не первые сердечные терзания в жизни Симидзу: за плечами есть неудачные отношения с парнем, и тогда Амаде пришлось крепко поднапрячься, чтобы взять себя в руки и больше никогда не давать себя в обиду. После — лишь лёгкие интрижки, без обязательств, потому что не было времени на долгие свидания и выяснение того, что творится в голове у предполагаемого партнера. Но теперь... Душевные страдания приносят какие-то дикие муки, сродни бесконечной пытке. Сейчас Симидзу не властна над своими чувствами и эмоциями, а физическая потребность в контакте с соулмейтом отдаётся больными спазмами во всём теле. Идиотская память то и дело подсовывает ей воспоминания о тёплых сухих губах Харучиё; о том, какие у него горячие руки, и как сильно он сжимал её в своих объятиях. Амада знает, что он, как и она, не может этому противостоять, так может, Санзу прав? Эта связь пагубна для них обоих, потому что они из разных миров и — кажется — никогда не смогут быть вместе. Так, значит, Харучиё прав, что так ведёт себя? Амаду, как молния, пронзает осознание, и она застывает под тёплыми струями воды, что бьют сверху. Зачем лезть из кожи вон, если один из них не принимает связь, а все эти поцелуи и объятия, всего лишь навязанная вселенной удавка? — Мне нужны подавители, — шепчет Симидзу, собираясь завтра же утром позвонить своему приятелю и забрать у него необходимые лекарства, чтобы больше никогда не пасть жертвой связи, которая не нужна второй стороне. Но перед тем, как сделать это, у Амады есть вся ночь впереди, чтобы выплакаться, а после — идти дальше. На следующий же день Симидзу отправляется в аптеку, где работает её давний друг — Дан Сендо, с которым девушка успевает созвониться и обрисовать свою проблему ещё раз. — Неужели твой соулмейт настолько плох? — парень передаёт ей упаковки, запакованные в плотную бумагу. Амада срывает обёртку и достаёт лист с аннотацией, чтобы сразу же ознакомиться с инструкцией и возможными побочными эффектами. «Он хорош, как какой-нибудь демон, склоняющий к греху, пока рот не откроет», — думает про себя Симидзу. — Накинь сверху ещё сотню-другую баллов, — мимоходом отвечает Симидзу, а затем резко кидает взгляд через большое стекло на улицу, потому что её не покидает ощущение того, что за ней следят. — Спасибо, сможешь сразу же достать ещё? — Ты не слишком спешишь? — скептически интересуется Дан и скрещивает руки на груди. — Может, стоит дать ему шанс? — Я его и тебе-то не дала, — хмыкает Амада, и Сендо смешно фыркает, вспоминая, как на последнем курсе безуспешно пытался подкатить к Симидзу. Ему очень повезло, что на одной из вечеринок Амада всё-таки уступила напору симпатичного сокурсника, и они переспали, но никаких романтических отношений не вышло. — А ты очень старался. — Но я — не твой соулмейт. — И очень хорошо. Спасибо, Дан, увидимся. Она уходит, оставляя после себя сладкий запах мёда и кокоса, а вслед за Симидзу от тротуара отъезжает всё та же машина, замеченная до этого Хитто около дома девушки. Санзу узнаёт о каждом её шаге.***
В воскресенье вечером Амада чувствует себя очень двояко. Приём подавителей оказывается как никогда кстати, успокаивая все чувства и желания, и девушка чувствует себя спокойно, уже не так переживая по поводу встречи с Санзу. Да, есть пара побочных эффектов, поскольку ещё ни одной фармацевтической компании не удаётся разработать идеальную — формулу — природу и связь крайне сложно обмануть. У Симидзу слегка ломит всё тело и периодически поднимается небольшая температура, но производитель обещает, что при постоянном приёме все неприятные ощущения исчезнут. Наверное. Но волнение скапливается в теле, потому что с завтрашнего утра девушка официально станет частью преступной организации Манджиро Сано. И хотя ей не придётся держать в руках оружие и убивать других людей, Симидзу нервничает, но старается затолкать свои совесть и мораль куда подальше — они платят столько, что можно забыть обо всех проблемах. Она знает, что утром её заберёт машина, присланная Хитто — он, как выясняется совсем недавно, будет её начальником, если точнее, то всего медицинского персонала, нанятого «Бонтен». Это знание Симидзу крайне веселит хотя бы той причине, что вряд ли Какучё хоть немного смыслит в медицине. Зато как человек он просто душка. Что вообще подобный ему делает среди убийц? Однако Амада достаточно умна для того, чтобы не лезть туда, куда её не просят. Её дело — зашивать и оперировать всех сотрудников организации. — Надеюсь, что тебя, дикая псина, никогда не ранят, — думает Симидзу перед тем, как заснуть. А уже утром она оказывается совершенно в ином мире. Для своей личной клиники «Бонтен» отделяет целый этаж, чтобы все, кто находился на нём, чувствовали себя в своей стихии. Амаду впечатляет размах — в который раз, — потому что представить такое оборудование в городской больнице весьма сложно. Но здесь всё сияет новизной: от операционных столов до аккуратных стопочек белоснежных и нежно-зелёных хирургических костюмов. В штате, помимо самой Симидзу, ещё два хирурга. Оба также после ординатуры, и, кажется, оказываются здесь по той же причине, что и Амада. Вообще, весь персонал отличается как раз тем, что всех объединяет крайне молодой возраст для их профессии. Начиная терапевтом и заканчивая процедурной медсестрой. Что Амаде нравится особенно, что места на этаже столько, что хватает и на палаты, и на операционные, и даже на отдельные кабинеты для каждого из врачей: им явно с самого начала намекают, что работы будет много и придётся ночевать на посту. И её мысли оказываются верными, потому что и часа не проходит, как на этаж доставляют парня, что истекает кровью. Выясняется, что у него два пулевых ранения в живот и глубокая резаная рана на бедре, которая, к его счастью, не задевает артерию. — Я займусь, — вызывается темноволосый молодой парень, а за ним уходят закреплённые за хирургом медсестра и анестезиолог. У каждого из врачей, проводящих операции, свой личный набор помощников, и это кажется Амаде очень удобным: всегда легче работать с теми, с кем имеешь дело постоянно, главное выстроить хорошие взаимоотношения. — Привет, — Симидзу вздрагивает и поднимает голову ко второму хирургу, стоящему рядом с ней. — Меня зовут Рео, а тебя? — Амада, — представляется девушка и слегка улыбается, но краем глаза ловит движение в другом конце коридора, и организм реагирует на родственную душу, но не так ярко, как было до этого. Симидзу предусмотрительно встаёт так, чтобы оказаться вне зоны видимости Санзу, прячась за широкоплечим Рео. Но она знает, что Харучиё ищет её. Таблетки ещё не успевают как следует подействовать на организм, так что взгляды Санзу ощущаются горячими терпкими волнами, для которых нет препятствий, но вскоре это проходит, и Амада выдыхает, продолжая вести диалог с новым коллегой. Она сможет всё преодолеть.***
Амада быстро вливается в работу, которая — по сути — ничем не отличается от той, что была у неё в больнице. С двумя другими врачами-хирургами они составляют расписание, кто и когда дежурит по ночам, потому что «Бонтен» всегда готов доставить им новую работу. Симидзу старается особо не заострять внимание на том, кто оказывается на операционном столе. Для неё они все просто пациенты, нуждающиеся в её помощи. Контингент здесь был очень разнообразный: спокойные уравновешенные мужчины, не издающие ни звука даже при сильной боли, и орущие благим матом парни, что обещают адские муки, если им немедленно не окажут помощь. Амада, привыкшая к подобному и в обычной больнице, никак не реагирует, только тихо злится, когда у этих же идиотских мафиози, ещё десять минут назад скулящих, как дети, вдруг прорезывался внутренний альфа-самец. От этого тошнотворного флирта ей хочется сразу же помыться, но она терпит, вежливо улыбается и продолжает делать свою работу, за которую платят огромные деньги. Единственное, что так и остается висеть над ней дамокловым мечом, — её строптивый соулмейт. Симидзу кажется, что он специально старается как можно чаще попадаться ей на глаза, потому что злосчастную розовую макушку Амада видит по нескольку раз в день, но всегда успевает спрятаться, ловко уходя от встречи. Подавители работают, и, хотя побочка ещё остаётся, Симидзу готова это стерпеть, лишь бы избавиться от пугающей тяги к Санзу. Но у вселенной — как и всегда — свои планы. Поэтому она сталкивает Амаду и Харучиё раз за разом, и в один из дней девушке не удаётся избежать нежеланной встречи. Симидзу хочется начать материться, когда Санзу выныривает из-за угла, стирая с ладони кровь салфеткой. Вся правая сторона рубашки заляпана алыми разводами, и Амада душит в себе острое желание броситься ему на помощь, чтобы удостовериться, что с Харучие всё в порядке. Она успевает понять за эти дни, что влияние и авторитет Санзу в организации огромны. Не зря же он является заместителем Майки, поэтому перед ним расступаются, не считая руководящего состава, и ходят на цыпочках, лишь бы не взбесить вспыльчивого палача. Амаде хочется провалиться сквозь землю, но она отдаёт себе отчёт, что рано или поздно они всё равно столкнулись бы. Он поднимает глаза от своих рук, и Симидзу чувствует острый взгляд ледяных глаз, что оглядывают её. Хочется мотнуть головой, чтобы сбросить это с себя, потому что внизу живота против воли скапливается тепло, а подавители рассчитаны на то, что с родственной душой не имеется никаких контактов. А Харучиё слишком близко, и Амада знает, что если поднимет голову выше, то потеряется в своём желании любоваться им — этот поганец слишком красивый. Она крепче прижимает к груди карты пациентов, словно щит, и вежливо склоняет голову, решая, что просто пройдёт мимо. В конце концов, Санзу чётко обозначает границу меж ними, и Симидзу не будет её нарушать. Они равняются, и на девушку обрушивается сногсшибательный аромат Харучиё, так что Амаде хочется зарыться носом в жилистую шею, чтобы постараться хоть немного насытиться им. — Ты язык проглотила? — Симидзу на мгновение закрывает глаза, потому что звук его голоса как молния: пронзает до самых кончиков пальцев. — Или стёрла его, пока любезничала с новыми коллегами? «А тебе вообще какая разница?» — думает Амада, вообще не понимая, при чём здесь её общение с другими врачами. Она вынуждена с ними контактировать, разве может быть иначе? Вот только оба понимают, что Харучиё в этот вопрос вкладывает совсем другой смысл, и девушка снова наполняется горечью. — Вам виднее, — она останавливается и поворачивает к нему голову, закусывая изнутри щёку — почему он такой красивый и желанный? — Хорошего дня, господин Санзу. Амада спешит покинуть узкий коридор, душа в себе порыв начать огрызаться. И очень хорошо, потому что взгляд Санзу наполняется чернотой, а Симидзу и не подозревает, как сильно ему хочется схватить её и разложить на виду у всех, чтобы больше никакие ублюдские хирурги не смели расточать глупые улыбки. Харучие находится на грани своих душевных сил.***
Кто бы ему сказал, что с того самого вечера, как он поцелует Амаду, всё станет ещё хуже? Харучие хотелось проучить её, но вместо этого мужчина сам начинает сходить с ума, желая только одного — чтобы Симидзу была рядом с ним, а он мог бы долго касаться её, сделать полностью своей. Эта блядская удавка давит на шею, и Санзу злится, но продолжает упорствовать в том, чтобы начать принимать подавители. Он сильнее этого и сможет сам побороть это пагубное влечение, а пока все его мысли заняты воспоминаниями о вкусе её губ. Хочется ещё. И Санзу пытается избавиться от этого наваждения, оказываясь на выходных в одном из лучших клубов Токио, что держат братья Хайтани. Там он проводит долгие часы, купаясь в пьяном угаре, а на его коленях в какой-то момент оказывается эффектная длинноволосая брюнетка. Но стоит накрашенным губам прикоснуться к коже Харучиё, как он испытывает жуткое отвращение, потому что это — не Амада. И пахнет от девушки слишком приторно, химозной клубникой, что липкой плёнкой ложится на кожу. — Свали, — шипит Санзу и сбрасывает девушку со своих коленей, так что она больно ударяется ладонями об пол и с явным раздражением и обидой смотрит на номер два Бонтен. — Тупая или очень хочешь умереть? Она уходит, спеша сохранить свою жизнь, а Харучиё хочется завыть волком и сорваться к дому Амады, чтобы сгрести её в крепкие объятия и начать целоваться прямо на пороге, повторяя, что она принадлежит только ему. — Я тебя ненавижу, — раз за разом повторяет Санзу, пытаясь сделать эти слова истинной, но стоит выходным пройти, как он стремится скорее оказаться на работе, чтобы лично убедиться, что с Симидзу всё в порядке. Хотя его люди следят за ней двадцать четыре часа в сутки. Он видит Амаду мельком утром понедельника, но эта маленькая стерва становится за плечо какого-то придурка, и Санзу испытывает почти непреодолимое желание снести парню голову, а после увести отсюда Симидзу, чтобы больше никто не смел говорить с ней. Вот только девушка и самого Харучиё не хочет видеть, и он быстро понимает это, потому что легко разгадывает намерения Амады, что намеренно избегает мужчину. А Санзу ломает, рвёт на части от нехватки контакта с родственной душой, и он не понимает, почему должен так страдать от этого? Ну, подумаешь, оскорбил! Хотел же как лучше для них двоих, но, когда Симидзу стала его игнорировать, удовлетворения не появляется. Только гнев и лютая злоба. Когда они сталкиваются в коридоре, то Харучиё радуется, как ребёнок, потому что успевает слишком сильно изголодаться по присутствию Амады. Ему хочется просто услышать её голос, а после… Слишком много желаний, которые вступают в резонанс с решением Санзу не иметь никаких амурных дел со своим соулмейтом. Он хочет сломать её — безумно хочет сделать своей, — хочет причинить, как можно больше боли, вот только всё это выливается в то, что Харучиё сам начинает страдать. И виной этому — Амада Симидзу, у которой самые сладкие губы на свете, и Санзу успевает крепко подсесть на поцелуи с родственной душой, которую сам же и оттолкивает раз за разом. Однако что-то происходит, и Харучиё не может найти этому объяснения, но Амада, до этого всегда ярко и остро реагирующая на него, вдруг становится тихой и вялой. И это бесит Санзу, потому он не верит, что девушка может так легко забить на его присутствие, учитывая, что он сам буквально изнывает. Харучиё настолько вязнет в мыслях о Симидзу, что ему везде мерещится её запах, и мужчина начинает вправду ощущать себя псиной. Кобелём в гоне. — Ты что-то прячешь от меня, — Санзу вертит в руках нож, касаясь пальцами острого лезвия, что сияло отполированным металлом. Харучиё вызывает к себе парней, приставленных к Амаде, и требует детальный отчёт о том, где она была, и когда видит, что девушка посещала в выходные аптеку, то внутри зарождается нехорошая догадка. — Только рискни, мышка, я из тебя душу выну. В эту аптеку Харучиё заявляется лично, уже под вечер, перед самым закрытием. За прилавком скучает молодой провизор, что выпрямляется сразу же, как видит посетителя. — Добрый вечер, — он улыбается, и Санзу хочется повыбивать ему все зубы, но он сдерживает себя. Пока. — Чем могу вам помочь? — Что купила эта девушка в субботу? — Харучиё показывает фото Симидзу и, как гончая, моментально выхватывает взглядом выражение лица парня, что на миг бледнеет. Значит, узнал Амаду. — Вы думаете, я запоминаю каждого покупателя? — включает он дурачка, не осознавая, что ходит по острию ножа. — Ну, может, обезболивающие? Их разделяет широкий прилавок и кусок защитного пластика, но Санзу змеёй выкидывает руку вперёд и хватает парня за халат, больно прикладывая лицом о преграду. Тот воет, пытаясь отцепить от себя руку Харучиё. Мужчина ухмыляется — зло и саркастично, — а затем заставляет паренька вытянуть конечность, и в неё сразу же втыкается острый клинок. В помещении звучит вопль боли и ужаса. — Вспомнил? — вкрадчиво интересуется Харучиё, и провизор, через скулёж и слёзы, кивает. — Подавители. Санзу охватывает не то что ярость — безумие, и голубой хрусталик исчезает за чёрным зрачком. — Маленькая сука, ты мне за это заплатишь.