Павильон сбывшихся желаний

      Джин скучал по сцене. Скучал по восторженным воплям толпы, по взглядам восхищённым и увлечённым тоже. Он скучал по волнам из тысяч огней. Огней мерцающих и сплетающихся, и волнующихся, как море. Огней, которые казались ему живыми. Он скучал по напряжению в мышцах и чувству лёгкого волнения, которое накатывало каждый раз перед выходом на сцену. Он скучал по тем дням и по всему хорошему, что в них было, но по напористости особенно фанатичных поклонников - точно нет. И по гневным сообщениям в сети. И по невозможности пройти по улице спокойно и открыто. Сейчас у него была своя художественная студия. Точнее он сам так называл это место. В действительности это был небольшой павильон на Декатур-стрит недалеко от площади Джексона. Павильон, где были выставлены его собственные особенно удачные работы и работы тех уличных художников или начинающих дарований, которые он счёл интересными. Время от времени в павильон заходили люди - любители живых пейзажей, маринизма и акварельных росчерков. Они приходили ради искусства и иногда покупали картины. Но чаще они просто смотрели. Смотрели и слушали ненавязчивую музыку. Музыку, которую Джин всегда выключал, если кто-то садился на диван и доставал книгу. Он давно привык, что к нему заходят отдохнуть и провести время в иной атмосфере. Провести время в обществе и вместе с тем остаться наедине с собой. Его студия наполнялась постепенно. Сначала он поставил диваны и пару кресел для тех, кто хотел задержаться подольше. После появились цветы и декоративные разномастные подушки. Для тех, кто приходил почитать в тишине, Джин поставил небольшую полку и сам оставил там первые несколько книг. Книги мог взять любой желающий и положить туда что-то своё. К этому дню полка забилась полностью. Забилась вполне достойной литературой, начиная от творчества классиков прошлых веков, и заканчивая особенно популярными современниками. Когда места на полке перестало хватать, Хван поставил рядом большую плетёную корзину. Уже после по совету тех, кто приходил сюда особенно часто, в его павильоне стали подавать напитки: три вида кофе и два вида чая. И три раза в неделю в павильон привозили десерты. Всего три: вишнёвые кексы, фигурное печенье с корицей и шоколадный брауни. Джин заказывал их в небольшой кондитерской на Бьенвилль-стрит. Кондитерская открылась несколько лет назад, и посетителей там всегда хватало. Она привлекала своим незатейливым уютным интерьером, сладким ароматом свежей выпечки и улыбчивым светловолосым парнем, стоящим за прилавком. Парня звали Феликс, и он работал в этой кондитерской пять дней в неделю, три из которых занимался ещё и тем, что доставлял заказы в павильон на Декатур-стрит. Он всегда вставал ещё до рассвета, чтобы помочь своей бабушке - хозяйке кондитерской - с готовкой. Он сам замешивал тесто и пёк брауни. Он вырезал фигурное печенье, готовил глазурь и делал начинку. Феликс никогда не учился на кондитера. Всему, что умел, он был обязан своей бабушке. Та желала, чтобы он пошёл по её стопам, невзирая на то, что сам Ли мечтал о сцене. Он хотел стать артистом. Хотел исполнять песни и писать музыку. Он мечтал купаться в искусственном свете софитов. Мечтал, чтобы ради него чёрное море загоралось тысячами огней. Он хотел, чтобы его узнавали на улице. Чтобы им восхищались. А ещё хотел, чтобы музыку, которую он писал, любили так же сильно, как приготовленные им десерты. Он мечтал об этом, поэтому время после работы, когда кондитерская закрывалась, проводил в танцевальной студии. В этой же студии он писал свои песни. Сегодня был как раз тот день, когда всё, что ему оставалось,- закрыть дверь кондитерской, закинуть на плечо сумку с заказанными десертами и, сев на велосипед, доехать до Декатур-стрит. Он должен был отдать заказ мужчине по имени Хван Хёнджин и со спокойной душой отправиться в студию, чтобы уже там снова и снова разучивать танцы по видео из интернета. Впереди маячило два выходных. Пятница и суббота. Но прежде Феликс хотел снова попытать удачу. Мужчина с Декатур-стрит был его кумиром. Впервые Ли увидел его год назад, когда тот зашёл в кондитерскую за вишнёвыми кексами. Увидел и узнал в нём бывшего участника некогда популярной группы. Тогда Феликс увидел для себя шанс и решил, что однажды спросит совета у Хвана. Он сделал это через месяц. Причём выпалил что-то такое, что Хёнджин смерил его каким-то очень тяжёлым взглядом из-за стёкол своих тёмных очков, расплатился за заказ и молча ушёл. Ушёл, понадеявшись, что он больше никогда не столкнётся с этим парнем. Он даже попытался найти другого поставщика, но в итоге всё равно вернулся в кондитерскую на Бьенвилль-стрит: шоколадный брауни там был самым лучшим в городе. И он вновь встретился с Феликсом. Впоследствии он виделся с этим парнем три раза в неделю, когда тот доставлял десерты в его павильон, и три раза в неделю слышал одну и ту же просьбу. Она звучала по-разному и подавалась под различными соусами, и в ней больше не было несдержанной напористости, но её суть не менялась: каждый раз Феликс просил его о помощи. Помогать Хёнджин не хотел. Причём не конкретно Феликсу, а вообще никому. Он не хотел возвращаться в то время, не хотел вспоминать вкус былых дней. Он больше не пел свои песни и не танцевал. А если и танцевал, то так, чтобы этого никто не видел. Ему было хорошо и спокойно в своей студии. Хорошо среди картин, среди запаха старых книг, свежей краски и горячего кофе. И он неустанно напоминал себе об этом. Особенно в те дни, когда воспоминания подбирались особенно близко и звали за собой ненавязчивым шёпотом. В такие дни он особенно много времени проводил за мольбертом и писал свои картины с особой тщательностью.       День медленно догорал, и небо над крышами домов было золотисто-алым. И ветер был очень тёплым. Ветер путался в листьях старых узловатых магнолий и нёс вдоль тротуаров пыль. Когда дверь в павильон открылась, Джин поднял взгляд. Вошедший впустил в павильон обрывки мелодии уличных музыкантов, но, когда дверь закрылась, внутри вновь стало тихо. В это время здесь редко бывали посетители, перемещаясь из более культурных заведений в бары и клубы Французского квартала, но Хван всё равно не закрывался. Он ждал свои десерты и ждал очередную просьбу, на которую привычно ответит отказом. За год он к этому даже привык и больше не реагировал так остро. Хёнджин поприветствовал Феликса кивком головы, отложил в сторону кисть и поправил рукава своей рубашки. Он поднялся на ноги и кивнул в сторону стола: - Поставь сумку туда,- сказал он. И обращаться друг к другу без уважительных местоимений было единственным продвижением в их общении. - Хорошо,- кивнул Ли. Он не стал говорить, что знает своё место. Вернее он знал, где нужно оставить сумку. После обычно он получал свои деньги и уходил. Если не считать просьбы, которая следовала после оплаты, их общение ограничивалось именно этим сценарием. Он был привычным, заезженным и уже не имел былого вкуса. Поэтому Феликс ждал, что мужчина вручит ему конверт с деньгами - ровно столько, сколько стоили десерты, плюс чаевые - и укажет на дверь. Ли ждал этого, перекатываясь с пятки на носок и обратно. Он вертел головой по сторонам, рассматривая уже знакомые картины и те, которые он видел впервые. Таких было немного, и Феликс не решался подойти ближе, чтобы потратить на их изучение чуть больше времени. - Скажи, я могу посмотреть то, над чем ты сейчас работаешь?- спросил Ли, пока мужчина искал заветный конверт. Хван поднял на парня взгляд. Взгляд недоверчивый и какой-то тяжёлый. И Феликс уже решил, что тот ему откажет, но Хван прервал поток этих мыслей: - Вполне,- помедлив, согласился Хёнджин. Сегодня настроение у него было хорошим. Он подошёл ближе, протянул парню конверт с деньгами - чаевые, как и всегда, были внутри - и кивнул. - Посетителей больше не будет. Ты можешь остаться и осмотреться. Я заварю тебе чай.- Феликс попытался возразить, но Джин заговорил раньше:- Тем, кто приходит сюда, должно быть комфортно. В эти слова он действительно верил и старался сделать так, чтобы здесь всегда царила своя особая атмосфера. Было время, когда он работал тут один. Тогда он сам убирал пустые чашки и готовил кофе. После нанял помощника. Поэтому сейчас, будучи в павильоне, большую часть времени Хван проводил за мольбертом. Он подолгу сидел у окна и писал свои картины. И те, кто приходил сюда, иногда подсаживались к нему. Кто-то молчаливо наблюдал за ним. Кто-то заводил беседу. Если беседа была ненавязчивая и на отвлечённую тему, Хван её поддерживал. И если ему очень нравился собеседник, он рисовал его портрет углем или мягким карандашом. Конкретно сейчас Джин работал с акварелью и рисовал цветы - пышные фиолетовые ирисы. Феликс понял это, только подойдя ближе и взглянув на холст. И в тот момент ему показалось, что Джин прожигает свою жизнь в этом маленьком павильоне. По его мнению, такие картины должны висеть в именитых домах среди шедевров давно ушедших эпох. Сам Феликс тоже умел рисовать. Впрочем, умел было громко сказано, потому что на фоне картин Хвана, среди оживших красок и ласковых теней, его творения на тортах и кексах казались ему совсем простыми. Он бы точно не смог так чувственно передать игру света и тени, и не смог бы изобразить что-то настолько тонкое и хрупкое, как цветок. Ему куда больше нравилось писать песни и, быть может, стихи. Нравилось рассказывать о чувствах словами, ложащимися на написанную им же музыку. Поэтому да, против Хвана у него не было бы ни единого шанса, если бы однажды он захотел бросить Джину вызов на поле, не принадлежащем ему самому. И пока Ли думал об этом, его губ касалась лёгкая усмешка, блёклая и какая-то обречённая. Когда он переместился к другой картине, в поле зрения появился Хван. Феликс перенял из его рук чашку и мягко улыбнулся. - Спасибо,- поблагодарил он и кивнул в сторону незаконченной картины.- Красиво,- сказал Ли и ради приличия всё-таки сделал один глоток.- Сколько брауни мне придётся приготовить, чтобы получить эту картину после того, как ты закончишь? - Зачем она тебе?- резонно полюбопытствовал Джин, поведя бровью. Изредка ему попадались люди, которым он не продавал свои картины. Точнее он не продавал им никакие картины из этого павильона, даже если они вышли не из-под его кисти. Не продавал ни под каким предлогом, и ни за какие деньги. Просто потому что не хотел. Потому что в этих людях было что-то такое, что ему самому не нравилось. Про себя он называл их чёрствыми, разучившимися видеть красоту этого мира, а вслух предлагал чашку кофе и вежливого говорил, что всё это не для продажи. Хван ещё раз окинул Феликса взглядом. Он вспомнил, что в кондитерской, откуда тот привозит десерты, висит несколько похожих картин и на столах всегда стоят живые цветы. И вроде бы всё встало на свои места. Хёнджин подцепил ирис, стоящий в вазе, и провёл пальцем по лепесткам. - Скажи,- о судьбе этой картины Хван ещё размышлял,- ты действительно сам делаешь эту выпечку? - Сам,- помедлив, ответил Феликс.- Моя бабушка хозяйка кондитерской. Это она научила меня готовить, и это для неё я бы хотел приобрести эту картину. В действительности его бабушка обожала цветы. Цветы в любых их проявлениях. Поэтому в их квартире, находящейся над кондитерской, была цветочная скатерть на столе и цветочные шторы на окнах. Живые цветы стояли в каждой комнате и их изображения висели на стене, тянущейся вдоль лестницы, ведущей на второй этаж. Сам Ли не был в восторге от такого количества растений, но он любил свою бабушку и был готов смириться со многим только бы она улыбалась. - Если мои десерты не подойдут, я могу заплатить деньгами. Вернее я надеюсь, что могу. Точной цены Ли не знал, но почему-то ему казалось, что бывших звёзд не бывает. Что они загораются и не гаснут до самой своей смерти, а потому все вещи, принадлежащие им, стоят дорого. Как и эта картина. - Я закончу картину через несколько дней. После ты сможешь её забрать,- произнёс Джин, переведя взгляд своих голубых глаз в сторону холста.- Я отдам тебе её бесплатно,- добавил он и, протянув руку к парню, заткнул цветок в нагрудный карман его джинсовой куртки.- Но у меня будет к тебе просьба: сделай десерт, похожий на этот цветок. Если получится, я буду заказывать его вместе с прочими. В действительности до этого дня Хван не знал, кто делает эту выпечку. Он считал, что парень просто подрабатывает в кондитерской, выполняет мелкие поручения, оформляет заказы и развозит те, для доставки которых не нужно преодолевать большие расстояния. Картину он решил подарить в знак признательности. В конечном итоге его гостям нравились десерты, которые тот делал. Они создавали атмосферу и настроение в его павильоне. - Сделать такое будет сложно. Я, в отличие от тебя, не художник,- выдохнул Феликс, но после задумался о том, что попробовать он всё-таки может. Тем более Хван готов был подарить ему своё творение, а это многое для него значило. И дело было не в именитости картины, а в самом жесте. Простом жесте человеческой доброты.- Но я попробую,- пообещал Ли. Он так сказал, и его взгляд зацепился за настенные часы. Стрелка подбиралась к восьми вечера, а это означало, что он может вернуться домой, отдать конверт и со спокойною душой отправиться в танцевальную студию. Это осознание заставило Феликса попытаться едва ли не залпом выпить горячий чай. Оставить чашку полной он не мог, потому что это было бы неуважением к хозяину этого места. Ли поморщился, когда язык и горло неприятно обожгло. - Мне нужно бежать,- затараторил он, протягивая чашку. Хван привычно повёл рукой в сторону двери, говоря о том, что Феликса он не задерживает, и потянулся к рукавам своей рубашки. Время работы павильона подошло к концу, но домой он не торопился. Впереди у него была долгая свободная ночь в обществе красок, хорошего кофе, ненавязчивой музыки и своих цветов на холсте. К тому же сегодняшний вечер не омрачали никакие просьбы о помощи. Вернее Джин так подумал, но перед тем, как переступить порог, Ли всё-таки заговорил. Хван ответил уже привычным отказом. Это был их своеобразный способ попрощаться и традиция, длившаяся уже немного больше года. Хван знал, что они больше не встретятся до вечера воскресенья. К тому дню картина с ирисами была завершена и ждала своего владельца. Хван действительно собирался её отдать. Отдать за особенные десерты. За те, которые Феликс не привёз. Тогда он только отдал привычный заказ этого павильона, скомкано извинился и, отведя взгляд, попросил об отсрочке. И Хвану показалось, что настроение у парня паршивое. Отсрочку он ему дал, но вопросов задавать не стал, хотя, быть может, и хотел, потому что, уходя, Феликс впервые не попросил его о помощи. Это натолкнуло Хвана на определённые мысли. Мысли, которые заставили его усмехнуться. Эта усмешка была ностальгической. Хёнджин проводил парня взглядом, перевернул табличку и погасил в павильоне свет.       Как и всегда, Феликс появился через сутки. Он пришёл за несколько минут до закрытия, когда Хван уже решил, что парень забыл о его заказе. Десерты в павильоне закончились, но завтра он вполне мог открыться и без них. Это было бы неприятно, но не катастрофично. Он так думал, когда на пороге возник Феликс. - Прости,- выпалил тот, тяжело дыша.- Сегодня можно без чаевых. Я опоздал. Выглядел Ли растрёпано. Его светлые волосы прилипли к взмокшему лбу. За его плечами болталась большая сумка, которую он брал, когда развозил мелкие заказы. В руках он держал коробку. Под прозрачной плёнкой виднелись цветы. Цветы были объёмными, пышными и фиолетовыми. Цветы были очень похожи на тот ирис, который дал ему Хван несколько дней назад. И ему пришлось нести коробку в руках, чтобы не угробить свои труды. Хёнджин привычно повёл рукой. Феликс переступил порог павильона и направился к столу, где обычно оставлял заказ. Взглядом он зацепился за картину, завёрнутую в тёмную бумагу и стоящую у стены. - Надеюсь, это то, что ты хотел,- начал Феликс,- я... Он хотел как-то презентовать свой десерт, рассказать, как и из чего он сделан, чтобы обосновать цену, если Хван решит подавать это в своём павильоне, но осёкся. Феликс видел, как Хёнджин снимает плёнку и, практически не глядя на цветы, проводит по ним длинными пальцами, смазывая крем, превращая лепестки в однородное месиво, а после достаёт платок и вытирает руку. У Феликса перехватило дыхание. От злости, от досады и от обиды тоже. На эти десерты он потратил практически всё своё свободное время, пытаясь добиться идеального результата. Такого, который бы устроил хозяина этого павильона. Это было сложно. У Феликса возникло много проблем, начиная от плотности крема и его консистенции и заканчивая выбором цвета. Он не хотел облажаться, поэтому искал нужный оттенок, вспоминая чужую картину. Ему было важно, чтобы переход между тонами был правильным. Чтобы тени ложились на его творение так, как надо. Он потратил так много сил и заканчивал готовить в спешке, поэтому опоздал. И если десерт Хвану не понравился, тот мог об этом просто сказать. Да, было бы неприятно, и, быть может, Феликс бы попробовал приготовить что-то другое, а это съел бы сам или продал бы в кондитерской тем, кто заходил к ним за сладостями и кофе. Однако Хёнджин ничего не сказал и молча испортил всю его работу. Феликс метнулся взглядом к его лицу. - Единожды не повезло, и ты уже сдался?- спросил Хван. Вопрос был внезапным и говорил тот не о десерте. По крайней мере, Феликсу так показалось, пока он проглатывал все слова, которые хотел сказать. Все злые и возмущённые слова, после которых Хёнджин, наверное, отказался бы от товара их кондитерской. Феликс сдержался, а Хван снисходительно улыбнулся. Он знал, что на днях в городе проходило прослушивание. Что-то вроде шоу талантов, где юные дарования при должном везении могли быть замечены и, может, даже куда-то продвинуты. А ещё знал, что Феликс будет участвовать. По крайней мере, он видел рекламную брошюрку, торчащую из его кармана во время их встречи в четверг. И, судя по угасшему энтузиазму, на прослушивании парень провалился. Эта рана была ещё совсем свежей. Она кровоточила и болела, и заставляла Феликса бессильно сжимать кулаки. В действительности он гордился своим выступлением. Он долго готовился, часто недосыпал, разрывался между кондитерской и студией и, обнимая микрофон пальцами, он пел так откровенно и чувственно, но в итоге всё равно не прошёл. Жюри высоко оценило его голос и внешность, но под конец, когда он практически уверовал в свой успех, заявило, что ему не хватает гибкости, раскрепощённости, артистизма и чёрт пойми чего ещё (после артистизма Ли уже не слушал). Для себя он понял одно: сцена ему не светит. Ни большая, ни маленькая. Вообще никакая. Для того чтобы куда-то пробиться, простого энтузиазма было катастрофически мало. Он практически смирился со своей участью и надеялся, что хотя бы его десерты кто-то оценит. Те самые, которые Хван испортил. Есть их, конечно, было можно, но красивыми они уже не были. - Сдался?- повторил Хёнджин, когда молчание начало затягиваться. - Если ты о желании врезать тебе, то да, я сдался,- сделав глубокий вдох и медленный выдох, ответил Ли. Он понимал, что, возможно, перегибает палку, говоря с Хваном так грубо, но тот задел его, и мягко улыбаться в ответ было сложно. Ещё сложнее было сдержаться и не сделать то, о чём говорил. Мысленно досчитав до пяти, Феликс разжал кулаки. - Я жду свою оплату, и встретимся в четверг. Обещаю, сделаю такой десерт, который ты поставишь в рамку и будешь им любоваться. Тогда у тебя в голове не возникнет даже мысли его испортить. Феликс усмехнулся. Его слова звучали, как вызов. Вызовом они были и для него самого. Он хотел, чтобы Хван признал его творение. Чтобы оно было достойной платой за картину. Ту самую, которую он должен был получить за свой идеальный десерт. - В этом нет необходимости,- покачал головой Хван, подходя ближе. В какой-то момент Феликсу показалось, что тот сейчас пройдёт мимо него, укажет на дверь и, возможно, даже не заплатит. Но тот, поравнявшись с ним, остановился. Они стояли плечом к плечу. Хёнджин смотрел на картины на стенах - сейчас тех, которые написал лично он, здесь было меньшинство. Феликс смотрел на свой испорченный десерт и ждал. Ждал слов, действий, какого-то знака. Хоть чего-нибудь. Хван заговорил не сразу. - Ты должен понять одну важную вещь,- скрестив руки на груди, начал он,- сколько бы времени и сил ты не потратил на свой десерт, всегда найдётся тот, кому он не придётся по вкусу. Или тот, кому не понравишься ты сам. То, как ты смотришь, как говоришь, как сидишь и даже то, как ты спишь. Ты не сможешь быть удобным для всех так же, как и не сможешь создать десерт, который бы полюбился каждому. Путь, по которому ты хочешь пройти, сложен. Тебе придётся научиться быть выше этого. Выше обид, критики и собственных разочарований. Придётся научиться улыбаться, даже если кто-то обесценит или даже уничтожит то, над чем ты так долго трудился. После где-то в другом месте за закрытой дверью, когда ты будешь уверен, что тебя точно никто не увидит, ты сможешь дать волю эмоциям, но в обществе ты должен держать лицо. Помедлив, Хван достал из кармана брюк сложенную вдвое записку и протянул её Феликсу. - Если тебе всё ещё нужна моя помощь, в субботу вечером я буду ждать тебя по этому адресу. Постарайся не опоздать.- Он усмехнулся и добавил:- А десерт, к слову, получился действительно достойным. Выше всяких похвал. Буду признателен, если ты сможешь готовить его для моего павильона. Джин так сказал, но ответа от Ли не последовало. Тот обернулся и окинул взглядом записку. В голове всё перемешалось. То, что говорил Хван раньше, и то, что сказал сейчас, разительно отличалось друг от друга, и Феликс неосознанно больно ущипнул себя за щёку, не понимая, спит ли он или всё это происходит на самом деле. - Что? Ты передумал?- спросил Джин, собираясь опустить руку с запиской, но Ли, усмехнувшись, отрицательно покачал головой. Он забрал из бледных тёплых пальцев клочок бумаги и поспешил спрятать его в карман своих джинсов. - Я приду. Обязательно приду. Только произнеся это вслух, Ли ощутил, как предательски сердце забилось в груди. Он ощутил себя ребёнком, которому на день рождения подарили желанную гитару. Тогда ему было всего тринадцать, и бабушке пришлось много работать, чтобы позволить себе такую трату. Конечно, гитара была не самой лучшей, но Феликс всё равно радовался ей так, как ничему и никогда в жизни. Так было до этого дня. До шанса, который выпадает один на миллион. - И спасибо... За слова и за похвалу. Мне приятно всё это слышать. Усмешка сменилась улыбкой. В этот раз Ли улыбнулся светло и искренне. Так же, как улыбался, стоя за прилавком и продавая сахарные булочки и черничные кексы, свои любимые брауни и фигурное печенье. Он кивнул в сторону десерта: - Стоит обсудить начинку и цену. А так же то, сколько я буду должен за твою помощь. - Что касается десерта,- Джин обернулся и бросил взгляд на коробку,- я хочу, чтобы это было нечто особенное. Нечто такое, к чему хотелось бы возвращаться снова и снова. Сделай так, как посчитаешь нужным. Это я доверю тебе. А о моей помощи, о том, какой она будет и будет ли вообще, мы поговорим в субботу. Ли помедлил, и снова окинул взглядом своё испорченное творение. Ему было жаль, что Джин не попробовал его, прежде чем просить нечто особенное. Для Феликса было важно знать мнение заказчика и его пожелания, но если тот хотел, чтобы он сам выбирал начинку, то настаивать на обратном Ли не стал. - Хорошо,- кивнул он.- Я постараюсь. И в субботу... в субботу я приду к тебе с новым десертом. Джин согласился со сказанным. Феликса задерживать он не стал и стал высчитывать чаевые. Он отдал ему конверт и картину. После они попрощались. Хёнджин вернулся к испорченному десерту. Его тонкие пальцы снова коснулись искажённых лепестков, и вкус крема, осевший на языке, был нежным и, как показалось самому Хвану, цветочным. Он словно пробовал цветы на вкус, и он, этот вкус, пришёлся ему по душе.