Останься

      У Кавеха и аль-Хайтама обычно не бывает гостей. Даже своих друзей Тигнари и Сайно они не приглашают, предпочитая собираться вместе где-нибудь в городе, например, в таверне, а домой к ним последний раз заходили Люмин и Паймон — весьма давний визит.       Поэтому когда аль-Хайтам ставит Кавеха перед фактом, что у них будет двойное свидание с Дэхьей и Нилу, тот не сразу верит своим ушам. На все его возмущения и сопротивление аль-Хайтам лишь терпеливо вздыхает: ему и самому идея Дэхьи не пришлась по вкусу, но она умудрилась изящно надавить на него. А он, в свою очередь, без всякого удовольствия надавил на Кавеха, так что теперь его сосед, бурча под нос, стоит на кухне и аккуратно выкладывает мясное рагу на красивую тарелку, пока аль-Хайтам дочитывает последние страницы книги в гостиной.       Глаза бегают по строчкам, но текст не видят — аналитический ум пытается высчитать, чего ожидать от предстоящего вечера. Хорошая развилка возможна, только если он сможет не открывать рот. То есть невозможна.       — Как думаешь, доставать вино? — Кавех, встав в дверном проёме, поднимает бутылку на уровень глаз, разглядывая содержимое.       Ответить аль-Хайтам не успевает, его опережает лёгкий стук в дверь. Две пары глаз приклеиваются к силуэтам, виднеющимся сквозь витражи, Кавех мрачно оглядывается и молча уходит обратно на кухню. Разбирайся, мол, сам. Вздохнув, аль-Хайтам откладывает книгу, неспешно встаёт, чтобы идти встречать гостей.       Кавех вздрагивает, когда слышит за спиной звонкий чмок Дэхьи в щёку аль-Хайтама и щебечущий голос Нилу. Вся эта затея, ещё и у них дома, заставляет его выпить вина сразу на кухне, пока ещё не вышел к остальным. Запрокинув голову и прикрыв глаза, он даёт себе минуту, чтобы собраться духом, натянуть хоть какую-то улыбку и выйти в свой персональный ад.       — Привет, — Нилу, стоящая в проёме, смущённо улыбается. У неё в руках на вид тяжёлая глубокая тарелка с едой под крышкой. — А мы таджин принесли. Дэхья не простит, если вы не попробуете её любимое блюдо.       — Привет, — стараясь не думать, видела ли она его состояние за секунду до того, как Кавех обернулся, он спешит забрать у неё таджин. — Отлично, много еды не бывает! Главное, чтобы на десерт силы остались, я приготовил падисаровый пудинг.       — О, я его очень люблю, — глаза Нилу сияют от радости и напряжение Кавеха спадает при взгляде на неё. Может, всё будет не так уж и плохо сегодня. — Ну, идём? Лучше не оставлять их там вдвоём, — или не будет.       Хихикнув, она подхватывает со стола тарелки полегче и тут же сталкивается в проёме с заглянувшим аль-Хайтамом, который великодушно пропускает её мимо, пока Нилу пытается вжаться в косяк, лишь бы не коснуться его случайно.       — Помощь нужна? — спрашивает у Кавеха, стоит им остаться на кухне вдвоём.       — Когда всё уже готово? Вот спасибо, — закатив глаза, Кавех качает головой и косится на вскрытую бутылку вина. Ещё что ли выпить…       — Каве, — между ним и желанной бутылкой встаёт аль-Хайтам, заставляя теперь смотреть на себя. Как всегда. Он принюхивается и выгибает удивлённо бровь: — Ты что, уже выпил?       — Не надо только делать вид, что тебе не всё равно, — шипит Кавех, хотя от пронзительного взгляда аль-Хайтама у него мурашки бегут по коже. Под этим взглядом, таким знакомым, мозги совсем плавятся. — Тебе же не привыкать делать вид, что чего-то нет.       Он выпаливает последние слова быстрее, чем успевает обдумать. Вообще-то, он имел в виду их отношения с Дэхьей, которые аль-Хайтам так упорно отрицал, но в зелёных глазах напротив мелькает мысль о другом, как и Кавех теперь не уверен, что на самом деле подразумевал. Всего глоток вина и язык уже не подчиняется. Легко оттолкнув опешившего аль-Хайтама в грудь, он не глядя хватает что-то со стола и сбегает в гостиную.       Сжав кулаки и стиснув челюсти, аль-Хайтам выходит вслед за ним, чтобы тут же столкнуться с заинтересованным взглядом. Кавех и Нилу уже суетливо расставляют всё на столике между диванами, пытаясь развеять напряжённую атмосферу болтовнёй ни о чём, Дэхья же, закинув ногу на ногу, смотрит прямо на аль-Хайтама. С подозрением? В ожидании? Он невозмутимо ставит по центру взятую на кухне бутылку вина и пару кубков, садится рядом с Дэхьей и краем глаза замечает алые щёки Кавеха. Это ведь был сон, ему просто приснилось, он ведь о другом говорил.       Да?       — Давайте выпьем, — Дэхья перехватывает инициативу, взявшись налить каждому. Когда все берут по кубку, она сталкивается взглядами с Кавехом, чтобы улыбнуться ему. — За встречу.       — За встречу, — эхом повторяет он, удерживаясь от того, чтобы взглянуть на аль-Хайтама, которому на колено ложится ладонь Дэхьи. За какую из их сомнительных встреч?       — За встречу! — подхватывает Нилу и, привстав, первая чокается со всеми, но вино только пробует, не делая даже полного глотка.       В тишине, нарушаемой редкой болтовнёй о погоде и делах Сумеру, они принимаются за рагу и таджин, попутно подливая друг другу вина, пока вместе с основными блюдами не заканчивается третья бутылка.       — Кавех, ты прекрасно готовишь, — замечает Дэхья и откладывает салфетку, стреляя в него глазами.       — Да, рагу просто идеальное, — соглашается и Нилу.       — Спасибо. Твой таджин также заслуживает всех похвал, — засмущавшись, Кавех встаёт, чтобы убрать пустые тарелки и сходить за десертом.       — Брось, с твоей кулинарией не сравнится. И повезло же аль-Хайтаму, — продолжает Дэхья, толкая того локтем в бок. — Надеюсь, ты всегда хвалишь его еду? Я бы с утра до ночи нахваливала.       Кавех замирает с тарелкой в руке и, поджав губы на мгновение, всё же бормочет раздражённо:       — От него слова доброго не дождёшься…       — Я высоко оцениваю таланты Кавеха, — как ни в чём не бывало прерывает его недовольство аль-Хайтам. Откинувшись на диване, он ловит недоверчивый взгляд агатовых глаз.       — Да что ты, — Кавех и не думает промолчать, как бы выразительно своим невыразительным лицом ни смотрел на него аль-Хайтам. — Впервые слышу.       — Это неправда. Я достаточно часто отмечаю твои заслуги, — ему бы не продолжать самому, но спорить с Кавехом, кажется, прописано прямо в ДНК: — Разве я виноват, что ты пропускаешь мои комплименты мимо ушей?       Пальцы Кавеха стискивают края тарелки, ещё немного и она треснет. Несмотря на своё желание провести вечер спокойно, он не может вытерпеть и секунды в обществе аль-Хайтама: невыносимая пытка быть вынужденным наблюдать как его рука приобнимает Дэхью за плечи, пока он вновь заводит с Нилу разговор о финансировании театра Академией. Весь с этой своей расслабленной позой, холодными глазами, подчёркнутым равнодушием ко всему, такой… такой…       — Т-ты! — взрывается Кавех, прерывая Нилу на полуслове, из-за чего она переводит на него удивлённый взгляд, но он не замечает. Всё его внимание, а иногда кажется — вся жизнь, посвящены аль-Хайтаму. — Знаешь, что я не пропускаю мимо ушей?       — Каве… — его предупреждающий тон не способен остановить приближающийся взрыв, зато произнесённое на выдохе имя привлекает Дэхью, которая складывает руки под грудью, уже догадываясь, к чему всё ведёт.       Кавех оборачивается к Нилу и она видит в его глазах немое отчаяние, поэтому даже не вздрагивает, когда он говорит:       — Аль-Хайтам никогда не упустит возможности сказать мне своё очень ценное мнение о том, что ты не такая, какой кажешься. Иногда он так много о тебе говорит, что я начинаю сомневаться, — его взгляд мечется к Дэхье, с достоинством слушающей гневную тираду, — что ему интересна ты.       — Вот как? Хах, это определённо не то, что я рассчитывала услышать, — Дэхья только усмехается, но Кавех не обращает внимания, потому что его глаза уже прикованы к аль-Хайтаму, хранящему невозмутимое молчание.       — Что, даже не скажешь ничего?!       — Не хочу портить твой звёздный час, — не поднимая взгляд, он отпивает вино из кубка.       — Прекрасно! — Кавех с грохотом ставит тарелку обратно на стол. — Тогда я ухожу!       — Кавех, куда, там же уже ночь… — пытается образумить его Нилу, но бесполезно.       — Иди, — равнодушно бросает аль-Хайтам, наконец-то встречаясь с ним взглядами и чувствуя, как что-то в его чёрствой душе рвётся при виде Кавеха в таком состоянии: глаза, блестящие от подступивших эмоциональных слёз, рдеющие щёки и дрожащая нижняя губа.       И, словно почуяв его сомнения, Кавех подходит ближе и решает добить, зло оскаливаясь:       — Месяц назад ты говорил совсем другое.       Застигнутый врасплох аль-Хайтам растерянно хмурится, Кавех же разворачивается и уходит в сторону своей комнаты. Конечно, ему некуда уйти оттуда, но одиночество нужно срочно, прямо сейчас, иначе последствия могут быть ещё хуже, чем он уже наговорил.       — Оу, — слышится со стороны Дэхьи. Подруги переглядываются, пока аль-Хайтам лихорадочно обдумывает слова Кавеха и всё же поднимается на ноги.       — Простите, — его голос звучит отстранённо, на девушек он и вовсе не смотрит. — Пойду скажу, что он ушёл не в ту дверь.       — Ага, — Дэхья проводит аль-Хайтама насмешливым взглядом и, когда дверь в комнату Кавеха за ним захлопывается, закатывает глаза. Кто же знал, что ей даже не придётся ничего делать и достаточно крошечной искорки?       — Может, нам стоит уйти? — переходит на взволнованный шёпот Нилу.       — Да, уйдём. На кухню, — встав, Дэхья с усмешкой протягивает удивлённой подруге руку. Сама она, кажется, ничему не удивлена. — Нас ведь ещё ждёт десерт. Кавех вроде сделал падисаровый пудинг, м?              Аль-Хайтам застаёт Кавеха у противоположного от двери окна. Задумчиво обняв себя, тот даже головы не поворачивает, когда слышит за спиной размеренные шаги. Видно в вечерних сумерках не очень, но взгляд всё же выцепляет снятые заколки в светлых волосах, треугольник голой кожи в вырезе белой рубашки и агрессивно сияющий Глаз Бога на бедре.       На языке вертится сказать очередную ироничную колкость, но аль-Хайтам всё же заходит издалека, скучающе поясняет:       — Необязательно было портить всем настроение. Впрочем, полагаю, что Нилу тебя простит за такую выходку, если ты извинишься. Дэхью, так и быть, беру на себя.       — Отстань, — бубнит Кавех, продолжая глядеть перед собой. После вспышки злости у него до сих пор кровь стучит в висках, а каждое слово аль-Хайтама будто утраивает боль.       Его хватает ненадолго и, противореча своим же желаниям, он воинственно оборачивается, складывая руки на груди в защитном жесте. До аль-Хайтама рукой подать, стоит напротив, и сумеречный мягкий свет подчёркивает его и так эстетичные черты. Из этого лица и линии шеи скульптуры лепить, а не прятать за книгами, пока их обладатель делает вид, что ничего интереснее пыльных знаний в мире не существует.       Задумавшись, он молча сверлит его пьяным взглядом и аль-Хайтам продолжает, упираясь руками в бока:       — И меня вовсе не интересует Нилу, надеюсь, ты также объяснишь ей это недоразумение.       — Меня тоже, — вдруг тихо выдыхает Кавех, отводя глаза. Прежде чем аль-Хайтам успевает уточнить, он поясняет едва слышно: — Меня тоже не интересует Нилу на самом деле, — напряжённое молчание Кавех принимает за возможность высказаться, снять давний груз с души. — Это всё из-за тебя.       — Из-за… меня? — голос у аль-Хайтама хриплый, скрывающий растерянность.       — Из-за тебя и Дэхьи, — Кавех устало вздыхает, трёт глаза указательным и большим пальцами. — Помнишь, я вернулся раньше, а дома были вы и мы поругались… И я просто не хотел возвращаться домой лишний раз, стал ходить в театр Зубаир, познакомился с Нилу, а она такая добрая и так участливо слушала, но… — его речь, до того быстрая, резко замедляется, слова дальше даются с трудом: — Но всего этого вообще бы не было, если бы не… Если бы я не напился… И… И мне не привиделось бы…       Он пьян так сильно, что после выхода из таверны всё превращается в смазанные вспышки: качающаяся перед глазами дорога домой, потерянные ключи (лежат в другом кармане), как оказался внутри — понятия не имеет, но рад. Запутавшись в ногах, падает на кровать и чувствует под руками что-то большое и твёрдое, хихикая забирается ладонями под одеяло, нащупывая горячее тело, и ему даже в голову не приходит мысль «а что аль-Хайтам делает в моей постели».       Он думает, что у него просто разыгрывается воображение, когда мускулистые руки утаскивают его в крепкие объятия, прижимают к широкой груди, от которой исходит осязаемый жар, распаляя самые потаённые желания. Он утыкается носом в голую кожу, бессознательно ведёт выше к шее и, прикрыв глаза, коротко целует линию челюсти, а потом чувствует, как его губы накрывают чужие. Ощущения похожи на реальность, но быть ей определённо не могут.       Не может же быть, чтобы аль-Хайтам подминал его под себя, обволакивал своим теплом, не давая сбежать. Чтобы его руки трогали так нежно, а губы целовали так жадно. Чтобы тело совсем не слушалось под его напором, капитулировало перед требовательностью и ответным желанием. Чтобы обычно грубый голос шептал в беспамятстве КавеКавеКаве.       Чтобы когда Кавех всё же вырвался из тумана и поднялся на дрожащие ноги, его запястье оплели лозой пальцы аль-Хайтама, не давая уйти, и он услышал в спину тихое:       — Останься.       Потому что аль-Хайтам думает, что видит свой первый сон с момента спасения малой властительницы Кусанали. Что сны и должны быть такими — нереалистичными, невозможными, вытряхивающими наружу всё давно скрытое и запертое в самых потайных уголках сознания, и странный сон пробирается аль-Хайтаму в сердце, чтобы напомнить ему о старой зарубцевавшейся ране студенческой влюблённости.       Несмотря даже на алкоголь в крови, Кавех всё равно не может произнести вслух, что его тревожит. Ему и спустя месяц неловко вспоминать, как он проснулся на диване в гостиной, а в голове — огромная дыра о произошедшем накануне, сплошные яркие мазки, в которых ничего не разобрать. Он не мог вспомнить, как оказался дома, куда там обсуждать с аль-Хайтамом ночь, больше похожую на плод пьяной фантазии. Если бы оказалось, что ему всё лишь привиделось, то Кавех бы просто не выдержал терпеть насмешки аль-Хайтама.       Хотя единственный, над кем хочет сейчас насмехаться аль-Хайтам, это он сам. Пока они стоят молча в густой тишине, пока осознание мучительно медленно ядом растекается по венам, он смотрит на Кавеха и думает, как бессознательное всегда побеждает.       Дэхья была словно противоположностью Кавеха: у неё тёмные волосы и смуглая кожа, у него светлые, а кожа бледная, у неё яркие голубые глаза, у него — цвета багровых агатов, у неё крепкое натренированное тело с железными мускулами, у него — тонкокостное и жилистое с длинными ногами и изящными пальцами. Она — дитя пустыни, он — светоч Кшахревара.       И Дэхья была на него похожа. Не только красной накидкой, в чьих раздвоенных концах они оба то и дело путались, парой крупных серёжек, из-за которых оба тёрли уставшие мочки, и изобретательным владением двуручным мечом, но и своим взрывным характером, неподкупной честностью и непоколебимыми принципами. Способностью бескорыстно заботиться о других и искренней добротой, о которую жёсткость аль-Хайтама вечно обламывает зубы.       Наивно было считать себя самым умным.       — Пойдём обратно, они наверное гадают, куда мы пропали… — вздыхает Кавех в очередной раз, устав ждать какой-либо реакции. Пройдя мимо, он оборачивается на аль-Хайтама, который не сдвигается с места. Кавех непонимающе хмурится, ловя спокойный взгляд. — Ты чего?       — Каве, это был не сон.       Вместе Пиро и Дендро дают реакцию Горение, Дендро и Гидро — Бутонизацию, любая из них несёт с собой разрушение. Дендро и Дендро же вместе становятся сильнее.       — Что?..       Аль-Хайтам настигает его в два шага, горячая ладонь зарывается в волосы на затылке, притягивая, и их губы встречаются, чтобы сердце Кавеха остановилось. Никакой жадности и грубости, одна лишь затапливающая всё вокруг нежность, осторожность, словно Кавех птичка, которую можно спугнуть неудачным движением. Второй рукой аль-Хайтам приобнимает его, кончики пальцев касаются выреза на спине, проскальзывают под ткань, заставляя Кавеха покрываться мурашками, вздрагивать в его руках.       Да, ощущения определённо настоящие. Самые настоящие. Решившись, Кавех кладёт ладони на плечи аль-Хайтама, но голова кружится, ему нужна опора, и он, помедлив, обнимает его за шею. Объятия становятся ближе, крепче, в них жарко, а без них, кажется, невозможно. Они оба и не подозревали, как сильно нуждались друг в друге. В том, чтобы покрывать поцелуями лицо напротив от уголка улыбающихся губ до подрагивающих ресниц и обратно, свободно касаться и чувствовать, как тело отзывается на жаркие прикосновения дрожью.       — Аль-Хайтам… — Кавех зовёт его шёпотом из последних сил, когда зубы того смыкаются на шее до лёгкой отрезвляющей боли. — Аль-Хайтам!       — М? — он явно не собирается прерывать своё увлечённое занятие.       — Девочки… там. Надо им что-то сказать, попрощаться… — несмотря на попытку призвать к разумности, Кавех с трудом представляет, как в таком виде он сможет выйти за порог комнаты и показаться Нилу. А Дэхье! Она, вероятно, убьёт его на месте.       Отстранившись, аль-Хайтам с усмешкой смотрит в его осоловелые глаза, сияющие даже в темноте.       — Я уверен, они уже ушли.       — Ушли? — глупо повторяет Кавех и аль-Хайтаму нестерпимо хочется заткнуть его поцелуем, чтобы не тратить больше время, но он всё же стоически отвечает.       — Да, потому что Дэхья уже обо всём догадалась. Поэтому всё и устроила.       — О-о-о, м-м! — аль-Хайтам немедленно пользуется возможностью вновь проникнуть языком в открывшийся от понимания рот.       Как-нибудь он непременно расскажет Кавеху, как тот влез в его комнату, перепутав окна, но точно никогда не признается, что мечтал об этом ещё со времён обучения в Академии. А Кавех обязательно обдумает своё замаскированное под вечное недовольство влечение к аль-Хайтаму с момента, как их пути вновь пересеклись после всех его бед. Им ещё придётся поговорить с девушками и стойко вытерпеть все подколы Дэхьи, а потом остаться друзьями и позвать их играть в Священный призыв семерых вместе с Тигнари и Сайно.       Но это потом, а пока весь мир подождёт.